Часть 1
21 июня 2022 г. в 21:37
Красный, синий, голубой...
Вся жизнь Джокера состояла из красок. Ему нравилась их комбинация, вся роскошная палитра самых разнообразных оттенков — от светлых, до самых тёмных, мрачных. Окружающие его люди, казалось, не особо обращали внимание на цвета вокруг себя, даже не задумывались о их важности и не пугались той серости, что осталась бы без них. Он же видел, подмечал их уникальность и игрался с ними, сочетая самыми невообразимыми способами, ведь так было весело, так Джей выражался и был отличен от всех остальных тусклых личностей, недостойных и цента в его кармане.
Зелёный, фиолетовый и белый...
Они истошно кричали, говорили, что он — безумец, указывая на многочисленные его жертвы с вырезанными на их лицах улыбками, страстно желали его смерти или вечного заключения в Аркхеме, но ведь Джокер просто хотел разбавить скуку чем-то весёлым.
Оранжевый, розовый, коричневый...
Пожалуй, единственным цветом, за исключением тусклого серого, который он не любил, был чёрный: тот был слишком пустым и неживым, напоминал ему о грядущей собственной смерти, о мрачной комнате без окон и дверей, и, к тому же, напрягал, ведь ведь разглядеть в нём хоть что-то было невозможно — любой мог спрятаться там и остаться невидимым для его глаз, воспользоваться этим преимуществом.
Жёлтый, бирюзовый, малиновый...
Единственным чёрным пятном в его жизни, исключая броские круги вокруг глаз, конечно же, которое Джей не хотел раскрасить в яркие тона, был занудный, скучный Бэтмен — гроза всех преступников Готэма, огромная мускулистая мышь в тёмном одеянии, пояляющаяся исключительно под покровом ночи. Такой скромняшка, не правда ли?
Это было сложно объяснить даже такой экстравагантной личности, как Джокер. Бэтси, сам того не подозревая, сумел пробраться в его мозги, надёжно укрывшись во мраке его подсознания. Они все думали, что он говорил сам с собой, но летучая мышка в его голове определённо не согласилась бы с ними.
Остальные наивно считали, что Джей хочет убить его, что они оба хотят уничтожить друг друга, но как же они ошибались. Джокер — дирижёр, за чьим взмахом руки пойдёт весь оркестр, шпрехшталмейстер с собственным цирком, мастер своего дела, превосходнейший игрок, игру которого не раскусить даже малышу Бэтси, и незыблемый король Готэма, под чью дудку будут плясать все, желая того или нет. Они называли королевой его верного арлекина. Это было правдой: Харли — тот самый ферзь, воинственно оберегающий своего короля, которому суждено пасть во имя его, но даже так она меркнет по сравнению с ним.
Бэтмен — его руки, ведущие оркестр в верном направлении, акробатка, придающая шоу особую красу, его главная карта, козырь в его кармане, без которой невозможно выиграть хорошую игру, и его тёмный рыцарь, спасающий нуждающихся, принц, который может как и восстать против короля, так и возлечь в одну с ним постель, разделив не только ложе, но и негласную власть. Король сможет прожить без своей королевы, став вдовцом, но не потеряв при этом своего могущества, но мастерство дирижёра без рук бесполезно, с отсутствием хотя бы одного акробата шоу померкнет и количество довольных зрителей будет меньше, а плохой расклад приведёт лишь к проигрышу. Это константа этого мира, константа только их двоих. Без одного существование другого невозможно, как бы маленькая мышка и не отрицала это, не видела или предпочитала не замечать.
Они были слепцами или глупцами, если не видели этого.
Квинн тоже оказалась полной дурой: он до сих пор помнил ярость, охватившую его, когда узнал о её «сюрпризе», плоть под своими кулаками, её крики и непонимание, а главное — его Бэтси, подвешенного над аквариумом с пираньями, словно тот был зарезанной свиньёй. Это взбесило его ещё больше, возможно, в тот день город лишился бы своей бесполезной королевы, если бы не тихая просьба Бэтмена, отказать которому Джей почему-то не смог: он отпустил Харли, пусть, быть может, и не в том смысле, в котором требовал его пирожочек, но та осталась живой, как тот и хотел.
Спасать летучую мышку оказалось приятно, чувствовать под собой его связанное тело, видеть поразительную невозмутимость его глаз. О, он ценил каждое мгновение, что позволило ему потрогать Бэтси, получше рассмотреть его и ощупать костюмчик. Жаль, что Бэтмен не оценил столь широкий его жест и потом поколотил его, как боксёрскую грушу, но ему одному подобное отношение прощалось и разрешалось. Такова их маленькая игра, их страстный танец на двоих.
И пусть эта встреча закончится не так хорошо, другая пройдёт куда лучше...
В следующий раз Джокер застанет мышонка в таком же щекотливом положении благодаря Айви — убегая, она буквально пригвоздит его к стене длинными стеблями. Поблизости не будет ни кошки, ни назойливого мальчугана-Робина, лишь чёрный силуэт ёрзал в зелёных кандалах, выглядя настолько беззащитно, что у Джея невольно перехватило дыхание. Он знал, что это ощущение обманчиво, что даже в таком положении Бэтмен представляет серьёзную угрозу, но всё же не мог унять свой детский восторг — тот самый, который испытывал при виде беспомощных людишек Готэма, тщетно молящих о пощаде.
На сей раз Джокер не спешил освобождать Бэтси, ведомый сильнейшим трепетом в груди. Он лишь подошёл ближе, с жадностью вглядываясь в фигуру перед ним, запоминая каждую мельчайшую деталь костюма, каждую его царапинку и блеск, и каждый... синяк. Джей с трудом сдержал гортанный рык, когда заметил маленькое лиловое пятнышко на щеке его героя, частично скрытое маской.
Никто не смел трогать то, что принадлежит ему.
Он невольно начал прокручивать в голове все воспоминания о Памеле, исходя из рассказов своего ближнего круга, в поисках её слабых мест, готовый устроить ей выдающуюся пакость. Клоун мог простить удары по телу Бэтмена, надёжно защищённым бронёй, но лицо никто не должен был трогать, портить... Никто, кроме него.
Он подходит совсем близко, не обращая внимания на предупреждающее рычание летучей мышки, и с подозрением нюхает ближайшее к нему растение, надеясь, что то не несёт в себе никаких токсинов. Джокер предупреждал, что серьёзный вред, причинённый Бэтси, будет расценен им, как особо мерзкий и смачный плевок в его сторону, и что отвечать придётся перед ним одним.
— Как себя чувствует моя детка-пу? Лезть к Плющу было неразумно и глупо даже для тебя, — нежно, как он надеялся, мурлычет, прижимаясь к напряжённому телу, вдыхает привычный запах рыцаря, различая пот и едва различимые нотки какого-то одеколона. Тот молчит и ускоряет свои странные дёрганья, и Джей понимает, что тот, вероятно, пытается освободить себя от нежелательных пут. Понимает, но не препятствует, позволяя мышонку возиться с толстыми стеблями.
— Ну что ты такой серьёзный? — он изображает печаль на своём лице, поджимая накрашенные губы и хмуря неразличимые из-за краски брови, но взгляд Бэтси, конечно, ни на йоту не теплеет, лишь сильнее стреляет арктическим холодом. И это клоуну нравится: без этого его малышка-мышка не была бы интересной, тогда бы их противостоянию не суждено было начаться, а вместе с ним — и главной цели их существования. Они — две половинки одного целого, противоположные, но тем не менее крепко связанные друг с другом.
— Ты же знаешь, откуда эти шрамы? — он достаёт свой любимый складной нож, сверкает его лезвием и нарочито медленно подносит его к вмиг искажённому от злобы лицу. Мягко, даже нежно проводит по гладкой щеке, пробираясь к тонким губам и надавливая на заветную пухлость на столь хмуром личике в немом требовании впустить его в глубины рта. В ответ, ожидаемо, получает лишь весьма красноречивое дёрганье плечом, не без труда дающее понять, что если бы не проблема Бэтти, то прямо сейчас его разукрашенная физиономия «поцеловалась» бы с кулаком, обтянутым чёрной перчаткой. Тогда Джокер двигает остриё предмета к уголку губ, останавливаясь лишь при виде маленьких капелек крови.
— После смерти моего отца мать привела в дом нового мужчину, — он причмокивает, довольно поглядывая на разрярённого героя, уже предвкушая своё «наказание» за всё это. — Он был мерзким, ленивым мужланом, алкоголиком, любившим бутылку больше моей несчастной матушки. О, в моменты своего опьянения он просто обожал причинять ей боль. Один раз отчим снова напился, однако мамы не было дома — она ушла плакаться к подружке, оставив меня одного с этим психом, как тебе такое, Бэтс? Тогда он взял большой кухонный нож, подошёл ко мне и спросил: «А что это ты такой серьёзный, а?».
Клоун смотрит прямо в глазки своего наваждения, пытаясь увидеть в них именно то, что ему нужно. И замечает лишь неверие к его словам. Полное, безграничное оно приводит его в восхищение. Обычно он видел долю сомнения во взгляде тех несчастных, кому посчастливилось услышать его сладостную историю, но Бэтси вновь доказал, что он не такой, как все эти людишки, и что знает его гораздо лучше их. О, осознавать это было сущим блаженством, понимать, что его маленькая мышь так хорошо чувствует его.
Джей хихикает, всё ещё пребывая в эйфории, и притискивается ещё ближе, вжимаясь в тело героя своим. Тот выглядит всё также невозмутимо, совсем как бесчувственная статуя на главной площади. Близость с ним кажется такой мучительной. Казалось бы, всего лишь протянуть руку и можно дотронуться до него, можно сделать с ним практически всё, что угодно, в том числе и причинить ему серьёзный вред, но Джокер должен помнить, что нельзя. Он повторяет это себе вновь и вновь, как священную мантру, силой заставляя себя остановиться, не поддаваться убийственному искушению сотворить со своим любимым рыцарем хоть что-то, обезобразить, навсегда оставить на нём свой след, ведь это палка о двух концах. Клоун знает, что испортит всю игру, если не будет терпеливым.
— Что с тобой? — наконец Бэтси говорит, его голос всё такой же хриплый и грубый, как и раньше, и от него по телу проходят мурашки, а в паху становится томно и жарко. Лишь спустя несколько мгновений Джей понимает, в чём заключалась причина такого беспокойства его маленькой мышки — он весь дрожал. Ладони трястись, не желая удерживать нож, а ноги были готовы подкоситься, уронив своего хозяина на грязный асфальт.
Ему хочется кричать, смеяться, ткнуть в Бэтси пальцем и задать всего единственный вопрос: «Видишь, что ты со мной делаешь?». О, как бы Джокер хотел, чтобы Бэтмен понял эту простую истину своей толстой башкой — всё, чем он занимается, происходит по его вине.
В голове проносятся мысли. Их так много, что Джей не в состоянии распознать их все. Только желание, сильное, безнадёжное, как-то связанное с героем.
— Бэтси, Бэтси, Бэтси... — шепчет то ли наяву, то ли исключительно в своей голове. Пальцы покалывает от предвкушения, хочется впиться ими в туловище мыши, хорошенько исколотить, причинить сильнейшую боль, но вопреки этому его руки ложатся на грудь героя не для того, чтобы покрыть её ударами, а сам он делает нечто совершенно другое, ещё более безумное, чем банальное избиение — впивается в рот тёмного рыцаря своими измазаными губами в намёке на поцелуй, на деле же — вновь затягивая Бэтси в борьбу, на сей раз языками.
Бэтмен медлит несколько секунд, а затем отвечает с такой яростью, что клоун не может не захихикать в это жалкое подобие поцелуя, не ухватиться за мускулистый торс руками и не потереться коленом о пах, откровенно поддразнивая блюстителя закона. Он знает, что с каждой секундой мышка всё эффективнее прогрызает себе путь к свободе, но отстраниться уже не может. Страсть, охватившая его, настолько сильная, что даже многочисленные голоса в его голове притупились, оставив место блаженной пустоте. Джокер не может сдержать шипение, когда перед глазами вновь мелькает этот злосчастный синяк, прокладывает себе путь к нему и начинает посасывать, надеясь сделать его своим, перекрыть его собой, скрыть неприятное пятно хоть как-то.
Он отстраняется, оставляя на скуле Бэтси слюнявую дорожку, и замирает в восхищении, когда видит следы своего макияжа: лёгкие белые — на чёрной гладкой поверхности маски и красные, более жирные — на губах и щеке героя. Ему так нравится своё творение, что в голове сразу же образуется манящее видение бледного Бэтмена с яркими губами и вечной улыбкой. Клоун хихикает, и шальная мысль требует сделать это с рыцарем, разукрасить его, даровав ему красивую улыбку, но он почти сразу отгоняет её, не успевая начать воплощать эти фантазии в реальность, ведь тогда его мышка потеряет всякую индивидуальность, перестанет быть собой, и это убьёт Джокера раз и навсегда.
— И что это было? — ему не нужно видеть лицо Бэтси, чтобы понять, что тот хмурится. О, он даже почувствовал бы себя виноватым, если б мог, и ему не было так весело, а из его же глотки не вырывался новый поток смеха.
Самые разнообразные эмоции одолевают его, и Джей не может сдержать себя: то злится, то внезапно хнычет в намёке на плач. Он не знает, что это, почему такое маленькое действие внезапно пробудило в нём всю эту насыщенную палитру чувств. О, сейчас его просто тянет к Бэтмену. Это — слабость, мерзкая, непонятная ему же самому, которую могут использовать его враги, но от усилий противостоять этому раскалывается голова, а по спине начинает течь пот. Клоун понимает: любая кульминация шоу рано или поздно потребует развязки, но что тогда его ждёт дальше — неужели конец этого прекрасного взаимного танца?
Он был так занят своими мыслями, что даже не сразу заметил, как мышка вырвалась из заточения — только почувствовал, когда чей-то кулак грубо прошёлся по его физиономии, вызывая привычную вспышку боли, вмиг перекрывшей всё остальное. Отскакивает, предотвращая последующий удар и довольно смеётся, счастливый, что Бэтти продолжает их маленькую игру.
Джокер использует практически все свои навыки, чтобы затянуть этот сладкий момент на подольше, но результат всё тот же — наручники на его бледных запястьях и последующее заточение в Аркхеме, из которого он, конечно же, снова сбежит. Джей всегда следует собственным правилам.
Уже сидя в тёмной и мрачной машине, он поймал себя на мысли, что чёрный, пожалуй, не такой уж и скучный. Скорее по-своему элегантный, строгий, жёсткий, совсем, как Бэтси. Да и пугающим он больше не был: пусть в нём и могли прятаться всякие твари, но теперь, среди этой безграничной тьмы, у него был спаситель — тот, кто кто всегда придёт ему на помощь. О, клоун убедился это ещё тогда, в тот первый их раз, когда Бэтмен спас его, не позволив ему упасть с крыши небоскрёба. И он никогда не забудет этого, ведь это — ещё одно маленькое доказательство того, что его герой совсем другой, безумец среди этого грязного, прогнившего мира, даже больший, чем сам Джей. Нужно было всего лишь показать ему, раскрыть его потенциал.
— Что, даже не попрощаемся? — Джокер показушно дуется, когда его маленькая летучая мышка собирается оставить его в лапах санитаров, такого беззащитного, в нелепой смирительной рубашке. — Эх, а я-то думал, что ты не бросаешь даму после проведённой с ней страстной ночи, а ты оказался... — очередной удар по лицу грубо прерывает его речь. Он сдавленно хихикает, не способный дотянуться до болезненного места; рядом с ним санитары молчат, в своих мыслишках определённо одобряя подобный жест — всё, как в старые добрые времена.
— Пока-пока, Бэтси! — кричит, когда целая группа рослых мужчин ведёт его к камере, будто бы количество и мускулы смогли бы их спасти, а затем оборачивается, чересчур пристально глядя прямо в разрезы всё уменьшающейся маски, и произносит одними губами, предварительно облизнув их, зная, что Бэтмен проследит за языком и прочитает. — До скорой встречи, Брюси!
Вот и открылась ещё одна карта.
Клоун ухмыляется, когда перед тем, как завернуть за угол, видит выражение чистого шока на гладком личике Бэтси, не скрываемое даже нелицеприятным предметом одежды. Конечно же тот понял. Не могло быть иначе.
Затем, лёжа на дрянном матрасе, он будет с нетерпением ждать следующего дня, свою мышку, которая просто обязана была заявиться после такого. О, несомненно, сначала её будут одолевать сомнения, но затем она не сможет больше отсиживаться в норке и придёт выяснять отношения. И вот тогда... Тогда начнётся новый виток их славной игры.
Побитые места до сих пор болят, но вопреки всему это доставляет Джокеру лишь удовольствие. Он даже частично выпутывается из комбинезона, дабы получше рассмотреть следы, оставленные Бэтсом. Джей будет носить эти лиловые пятна с особой гордостью, водить по ним руками, представляя прикосновения его милого рыцаря. Он не выдерживает: касается их прямо здесь и сейчас, надавливает, вызывая новую порцию боли, и не может сдержать тихого стона, сорвавшегося с его губ.
— Бэ-э-тси! — шепчет, перемещая ладони чуть ниже, забираясь под белую ткань и дотрагиваясь до ноющего бугорка под нижним бельём. Самые разные образы Бэтмена тотчас же начинают вертеться в его голове, мешая ухватиться за что-то помимо банального желания.
Впивается в рот тёмного рыцаря своими измазанными губами в намёке на поцелуй...
Клоун всё ещё помнит вкус этих губ: такой приторно-сладкий, винный и какой-то особенно пикантный за счёт какой-то, несомненно, дорогой закуски. А может это был сыр?
Резкий удар об асфальт, и вот тёмный рыцарь нависает над ним, являясь воплощением самой ночи, мрачного ужаса и справедливости...
Он обхватывает член рукой, грубо сжимая его и вовлекая в омерзительно грязный танец.
Чувствует дыхание героя на своём лице, когда тот поднимает его за лацканы пиджака...
Джокер смеётся, когда думает о том, в каком виде его мог бы застать Бэтси прямо сейчас — жалкого, дрочущего на размытые чёрные силуэты и сюрреалистичные касания. Это действительно смешно.
Его швыряют о стену грубо, совсем, как тряпичную куклу...
Другой рукой он обхватывает горошину левого соска, скручивая её до сильной боли.
Бэтмен совершенно случайно вжимается в него пахом, когда вжимает его в кирпич...
Джея одолевает невольный интерес к позициям, в которых они оказались бы при таком развитии событий. Он полагает, что смог бы взять своего мышонка.
Стонет, когда Бэтс тянет его за волосы к Бэтмобилю...
Представляя своего любимого Бэтти, втрахивающего его прямо в этот дрянной матрас, клоун также думает, что с удовольствием отдался бы ему сам. Он и без того всегда принадлежал одной маленькой чёрной мышке.
А затем всё заканчивается, и тёмный рыцарь остаётся лишь весомой скалой на соседнем сидении. Слишком тихо для Джокера, скучно и невыносимо. Он пытается заставить Бэта поговорить с ним, но тот всё такой же холодный...
Джей представляет себя, лежащего под мрачным героем Готэма, отчаянно жаждущего прикосновений к себе и умоляющего его двигаться быстрее. В следующий момент — Бэтси сам склоняется к нему, ласкает его возбуждённый пенис всё теми же жёсткими и властными губами с привкусом вина. В другой — они оба играются, дразнят друг друга намеренными касаниями к особенно чувствительным зонам. Это слишком много даже для него.
Член уже побаливает от столь интенсивных изнываний над ним, не помогает даже предэякулят, размазанный по всему его основанию, но клоуну плевать. Если он сорвался хоть раз, остановить его невозможно.
— Брю-у-ус, — стонет имя миллиадера, пытаясь привыкнуть к новому имечку врага. К его удивлению, называть его так оказывается вполне легко, ведь клоун всё ещё помнит, что это — Бэтси, и никто другой.
Наконец он кончает, задыхаясь от всех этих насыщенных эмоций, пронзивших его в тот же момент. Джей вновь звонко смеётся, представляя реакцию санитаров, когда они найдут его таким — с полуспущенным комбинензоном, грязной рукой и нескрываемым одеждой вялым членом. О, эти глупые людишки подумают, что король Готэма представлял свою королеву, ласкаясь с собой, как мальчонка в пубертате, а может и их коллегу — пышногрудую русоволосую девушку, вызвавшуюся быть его психотерапевтом, но правду им никогда не лицезреть, никогда не распознать своими тупыми безмозглыми головками.
Эта ночь закончится быстро, ещё быстрее пройдёт день.
Теперь Джокер знал, что оказывается всё это было лишь продолжением завязки, настоящая же кульминация настала сегодня, когда очередной виток их долгой и захватывающей игры привёл их к новому открытию. Мышка может не обманывать его, ему тоже понравилось, Джей был в этом уверен. Не могло не понравиться, ведь он, несомненно, являлся хорошим любовником и мастером в поцелуях. Харли, по крайней мере, никогда не жаловалась.
Теперь ему было интересно, куда их заведут новые правила.
Конечно, Бэтмен был не таким, как Квинн, совсем противоположным ей, но ведь он тоже не сможет противостоять его обаянию. Да, у него была подобранная ободранная кошка, но сам Джокер не видел в той достойную конкуренцию. В конце концов, кто ещё может похвастаться непревзойдённым чувством стиля и юмором? Никто!
И тут он понимает, что Селина нужна герою исключительно для того, чтобы сам Джей приревновал. Конечно! Зачем же ещё?
Эта мысль так понравилась ему, что он хлопает в ладоши, счастливый и радостный, восхваляющий свой чудесный ум. Клоуну и не приходит в голову ни капельки сомнения в этом выводе, наоборот, он цепляется за него поразительной хваткой, уже обдумывая, как отреагировать на этот откровенный вызов, и решает вычеркнуть Харли из своей жизни в любой удобный момент, показывая тем самым тёмному рыцарю, что ему не нужно беспокоиться, что Квинн не имеет и доли того, что принадлежит герою.
Ведь они друг для друга — сладкий яд.
Когда-нибудь Джокер поглотит слишком много сладостной, манящей отравы, и кто знает, сможет ли он выработать иммунитет к тому моменту. Хотя Джей и не хотел: да, Бэтмен — его яд, но он также и его созидание. Герой сможет и погубить, и сотворить его вновь. И что-то клоуну подсказывало, что к тому моменту тёмный рыцарь предпочтёт второе первому, ведь и сам он уже отравлен им. Такова их участь — нести в себе частичку другого и быть его продолжением.
Это — их жизнь и их игра.
Они — половинки одного целого, не способные существовать по-раздельности.
Засыпая, Джокер был уверен в своих силах.
Бэтси принадлежал, принадлежит и будет принадлежать ему.
И пусть этот сладкий яд всегда течёт в их венах.