Досмотр

Руки слегка дрожат. Доктор Деворак усмехается, пытаясь показать всем своим видом, что он не испытывает неловкости от своего же предложения, но в глаза сразу же бросаются слегка подрагивающие руки, обтянутые толстым слоем кожи тёмных перчаток. А ещё на некое волнение ярко указывают его кончики ушей, которые явно покраснели, хотя сложно было это заметить из-за не слишком яркого освещения. Джулиан усмехается, остро, даже можно сказать плотоядно, скидывая свой плащ с ярким подкладом, а затем деланно расстёгивает большие пуговицы на двубортном пиджаке. Оставшись лишь в свободной рубахе, открывающей грудную клетку, доктор оборачивается, раскрывая свои руки словно бы для объятия. — Не стесняйся, — проговаривает он с усмешкой, которая растягивает его тонкие губы в еле заметную линию, однако открытый глаз пронизан сталью и взор его словно бы прожигает душу. — Ни в чём себе не отказывай. Ну, раз он настаивает, ничего не остаётся, кроме как провести своеобразный досмотр, который явно должен был смутить лишь одного участника сего мероприятия. Однако, в отличие от ожиданий, смущён был тот, кто предложил его. Пальцы проходятся по толстой, чёрной коже перчаток, едва касаясь, однако у Джулиана краснеют скулы от этого лёгкого прикосновения. Доктор словно бы старается не замечать своей реакции, продолжая тянуть усмешку, которая стала натянутой, а вовсе не надменной. Он пытается игнорировать дрожь в своём теле, как и реакцию своего организма на внезапную близость с Учеником своего бывшего любовника. А близость эта почти интимная, и двух шагов нет между ними, а тонкие, но неожиданно сильные пальцы его «досмотрщика», всё продолжают свой путь. Ощупывают запястья, внутреннюю сторону локтя, идут по плечам и плечевому поясу. Вынуждают выдохнуть горячий воздух, тихо взвыть, призывая приятные мурашки, которые пробегают от шеи по позвоночнику вниз. — Не дёргайся, — советует разомлевшему доктору его беспристрастный «досмотрщик», продолжая безжалостно и отстранённо касаться его тела, которое скрывала сейчас лишь тонкая ткань рубахи. Джулиан невольно ведёт плечом, ощущая жар от чужих прикосновений к своей спине. Ткань рубахи не способна была скрыть жара чужого тела, лишь сильнее распаляя и будоража сознание. Он едва заметно прикусывает губу изнутри, стараясь подавить тяжёлый вздох. Вздох вожделения, которое оказалось для него сюрпризом. И, наверняка, окажется таковым для этого безжалостного Чародея, который в упор не замечал его мук. — Ты можешь не шевелиться? — Чужое дыхание ощущается совсем внезапно, касается нежной кожи на тыльной стороне шеи, проходит по лопаткам и вызывает сладкую истому внизу живота. Джулиан вздрагивает всем телом, кое-как шевеля языком, прося прощения. Прося не замечать, прося продолжить. Когда чужие руки касаются низа его спины, словно бы лаская поясницу, доктору кажется, что он сошёл с ума. Желание развернуться слишком сильно, и он поддаётся ему, упираясь тут же колким взглядом в лицо Ученика. Попытка натянуть на себя маску бравады — тут же срывается. Флирт, натяжной и слишком неуместный тут же прерывается лишь от одной фразы его мучителя: — Я, разве, разрешил тебе двигаться? Доктор ощущает, как его лицо полыхает яркой краской, заполняя почти всю плоть от шеи до корней волос. Он ощущает, как от этого небрежного, но одновременно приказного тона, внутри всё задрожало, затрепетало, готовое вырваться через уста тихим стоном. Но он сдерживает себя, успокаивая своё сердцебиение, которое барабанами звучало внутри, отдаваясь гулким звуком в ушах. Наверняка, его «досмотрщик» уже услышал тоже, почувствовал его волнение. Но, что поделать? Необходимо держать марку до конца. — Нет, не разрешал, прости, — кое-как проговаривает Джулиан, тут же оборачиваясь спиной к своему собеседнику. Громко сглатывает накопившуюся слюну и приказывает своему телу успокоиться. Но какие приказы? Разве он способен подчинить свою реакцию и пробудившуюся страсть, когда чужие руки так властно обхватывают его бёдра, без стеснения ощупывая каждый миллиметр… Джулиан чувствует, как руки Чародея почти что касаются его по внутренней стороне бедра, он хоть и перевозбуждён и с радостью отдался бы плотским утехам, затащив этого невнимательного к чужому пылу «досмотрщика» внутрь лавки. Разложил бы на дубовом столе в небольшой коморке, названной по ошибке будуаром для гаданий. Касался бы с остервенением чужой шеи, груди, лица, своими ставшими сухими губами, оставляя яркие следы-напоминания… Но он не мог себе позволить этой вольности. А уж тем более позволить другому обнаружить его возбуждения. Ткань штанов довольно плотная, но недостаточно, чтобы он не ощутил волнующие прикосновения. Как кстати, что в кармане у него был припрятан кинжал. Ведь если бы Чародей сместил свою ладонь чуть правее, то наверняка бы ощутил под своими пальцами явное подтверждение того, что Джулиан завёлся от данного занятия. И, вряд ли бы, как думает сам доктор, был приятно удивлён. — Не обращай внимания на это, — с хриплым смешком произносит Джулиан, самостоятельно вытаскивая кинжал и протягивая его назад, демонстрируя. Он не решается обернуться. Ведь даже если ткань штанов достаточно плотная и тёмная, один лишь взгляд покажет его мучителю истинное положение дел. Со стороны Ученика слышится непонятный хмык, и Джулиан упорно отговаривает себя не приписывать чужой интонации разочарованные нотки. Разочарован на данный момент он, испытывая сладкую истому и желание, которое невозможно было обуздать. Которое придётся прятать до самого конца их встречи, а после с упоением решать. Возможно, он заглянет по дороге в своё пристанище туда, где есть всегда решение его проблемы. Хотя, на данный миг, он был заинтересован лишь в том, кто стоял позади него, меньше чем в двух шагах. Обернись — сможешь накрыть руками чужие плечи, сделай пол шага вперёд — тела сольются в жарком танце. Но Джулиан запрещает себе подобные действия, кусает нижнюю губу изнутри фактически до крови. Тихо выдыхает, когда его «досмотрщик» качает головой и продолжает своё занятье, опускаясь на колени позади него и касаясь своими жаркими руками его ног. Бёдра, икры, голени, тщательно ощупывает каждый сапог. Как хорошо, что он позади, а не спереди. Иначе бы Джулиан не справился бы с собой и точно бы повалил Чародея на пол. — А ты…очень дотошный, — слегка хрипло посмеивается доктор, позволяя себе небольшую вольность, когда откидывает голову чуть назад. Всё равно Чародей вряд ли обратить внимание на столь лёгкое движение, вряд ли он вновь отругает его или же сделает замечание. А так, дав себе слегка свободы, Деворак чувствует, что может вновь дышать. Пускай и не полной грудью, однако теперь он не чувствует той тяжести, которая тянула его вниз. Его комментарий словно бы не замечают, игнорируют. Проводят пальцами от ступни вверх, заставляя Джулиана вновь испытать ту горечь, что минутой ранее ему удалось обуздать. Внизу живота вновь образуется плотно завязанный узел, распаляя не утихшее вожделение, заставляя кровь пылать огнём. «Что ты творишь, несносный мальчишка?» — проносится паническая мысль в голове доктора, когда вновь ощущает пряные касания к своим бёдрам. И не понятно, обращается он к самому себе, или же к тому, кто продолжает его трогать, проверяя. Джулиан почти что сходит с ума, ругая себя. Ему не понятна столь бурная реакция на чужие прикосновения и обусловленную близость. Да, он давно не позволял кому бы то ни было касаться своего тела таким образом. Пускай его образ был всегда весьма фривольным, он всё же предпочитал томительные часы приданию любви с желанным любовником или любовницей, чем кратковременную связь по нужде. Он предпочитал романтику и долгие часы взаимной страсти, нежели сиюминутное помутнение, вызванное выбросом химических элементов в кровь. Предпочитал, не всегда мог устоять и не поддаться, однако стойко переносил чужие притязания. Но сейчас… Сейчас всё его существо словно бы пульсировало от страсти, заполняя его сознание изнутри желанием и похотью. Может быть, вся эта химия была призвана тем фактом, что человек, который продолжал изучать его, имел непосредственную близость с тем, кого доктор упорно пытался забыть? А может быть, всё связанно с той непревзойдённой атмосферой опасности? Ведь ничего так не будоражит кровь, как лёгкий привкус страха… Но стоило Чародею коснуться руками его талии, провести пальцами вверх по торсу, как Джулиан сладострастно выдыхает, издавая еле слышный стон. И тут же пристыжено прикусывает кончик языка, почувствовав во рту вкус железа. Что делать? А если его «досмотрщик» заметил? Так сложно отшутиться, когда вся кожа полыхает от чужих касаний. Так сложно предать голосу лёгкость и беспечность, когда внутри всё адово пылает… — Я тебе верю, — внезапно звучит над самым ухом чужой голос, словно не впопад. Джулиан нервно отворачивает лицо, боясь, что его мучитель всё заметит, пытаясь вновь придать себе аристократическую бледность. — Ты чист и можешь больше не стоять как истукан, хотя… Тебе явно было сложно с этим справиться. «На что он намекает?» — тут же вспыхивает Джулиан, а все попытки успокоиться рушатся в секунду. Руки Чародея, в отличие от его слов, всё продолжают находиться на его спине, в районе лопаток, так, словно бы невзначай касаются разгорячённой кожи через тонкий слой рубахи. — Веришь?.. — Невольно вырывается у доктора, который уже извёл себя, и был готов ругаться и скандалить. Ему хотелось бы спросить: тогда к чему всё это представление? Зачем проводить досмотр, если ему верили с самого начала? Или?.. От внезапной мысли всё лицо окутывает жаром. И голос вовсе не желает подчиниться своему хозяину. Это лишь догадка, секундная мысль, не более. Но, разве Чародей сам не хотел коснуться его тела? А может быть, он специально довёл его до такого состояния, когда дрожат колени, а внутри царит ужасный шторм? Джулиан испытывает тупое удовлетворение, ощущая как чужие руки ласково проводят вниз, едва касаясь. Но эта мысль, о том, что его мука была специально сотворена другим не для благого дела, заставляет его испытывать противоречивые чувства. И сладость, и надежду, и томление внутри. И ярость, злость, насмешку от судьбы. Поэтому доктор, больше не позволяя себе млеть, отходит от Чародея ровным шагом, отдаляясь. На шаг, на два, на пять. Натягивает порывистым движением пиджак и плащ, хотелось бы заодно и маску нацепить, чтобы его визави не мог заметить румянец на острых скулах, который совершенно не желал сходить. Но этикет, привитый многими годами, попросту не позволял Джулиану так поступить. — А ты умеешь удивлять, не ожидал что ты способен на такое. — Вновь с очередной усмешкой тянет доктор, смотря в упор на спокойное лицо своего «досмотрщика». — Не боялся, что кто-то может увидеть тебя в столь интересном положение? Но Ученик Азры не поддаётся на уловки и словно бы не покупается на дерзкий тон своего собеседника. Лишь вскидывает бровь, а после смотрит на Джулиана нечитаемым взором, окидывая того с головы до ног. — А ты? Не боялся, что кто-то может заметить тебя? И Джулиан выпадает, теряет способность говорить на несколько мгновений, поджимая искусанные губы и стыдливо пряча взор. Страх? Было что-то на подобие этого чувства, но вовсе не от того, что случайный прохожий или забредший страж могли обнаружить беглого преступника. Отнюдь, он не испытывал страха за это. Он даже мысли подобной не допускал. Ему было страшно из-за другого. К примеру, его охватывал настоящий ужас от мысли, что он не сдержался бы. И кто знает… К чему бы его привела его пылкость, в очередной раз. Когда-то он уже наступал на эти грабли, поддавшись, возжелав, и проявив настойчивость. И это обернулось для него настоящей трагедией. Кто знает, что случилось бы, если бы он поддался инстинктам? Повалил на пол этого парня, который в упор игнорировал сигналы его тела до последнего. Впился жадным поцелуем-укусом в губы, затем в шею. Подмял и прижался своим телом к чужому. Вдруг это разрушило бы его жизнь? Снова. — … твоя правда. — Спустя какое-то время, всё же выдаёт Джулиан, поправляя собственные перчатки, стараясь изобразить искреннюю заинтересованность в данном занятие. А после вновь вскидывает голову, нахально усмехаясь. — Но, это было неплохо. Может быть, нам стоит повторить как-то раз? Только в более…интимной обстановке. Ох, чёрт, сам Дьявол! Кто тянул его за язык? Конечно, ничего такого в данном предложение не было — Чародей, хоть и не был с ним знаком давно, но точно понял, что из себя представляет Деворак. И, наверняка, сейчас сочтёт эту фразу не более чем фарсом и пошлым флиртом. Однако, когда Джулиан поднимает взор, который обуял легкой толикой сомнения и надежды, он натыкается на лёгкую ухмылку Чародея. А в глазах напротив, внезапно, ему видится интерес. Интерес, который не мог ему привидеться.