Это всего лишь твоя грязная кровь

      Далемар замер, нахмурился и уставился на ключ, торчавший в замке. Стук повторился. Блюсти образ возвышенного создания в одиночестве было без надобности, и он пьяно срыгнул. Потом поднялся и побрёл к двери.              Всполох призванных им радужных чар явил высокий женский силуэт. Недовольно пробурчав ругательство, Далемар отпер дверь. Его помощница, бережно держа в руках чистую выглаженную талморскую форму, вскинула взгляд на своего начальника и приветливо улыбнулась.              — Ваш мундир готов, эмиссар.              — Я же просил не беспокоить меня сегодня, — недовольно протянул Далемар, явно стараясь казаться трезвее, чем был на самом деле. — Это могло подождать и до утра.              — Вы не уточнили сроки, — тут же нашла оправдание талморка, и Далемару ничего не оставалось, как это признать.              Он отступил в сторону и жестом пригласил подчинённую войти, чем та охотно воспользовалась. Вот только внутри покоев даже ароматные россыпи лаванды не помогли скрыть крепкий запах бренди. Дойдя до кровати, девушка обернулась.              — Вы пили?              — Вечер. — Далемар размашисто указал рукой на окно, за которым опускались неспешные северные сумерки. — Устав не возбраняет расслабляться во внеслужебное время.              — А оно у нас может быть «внеслужебным»?              — Не может, — признал Далемар после короткой паузы и посмотрел на небосвод, всё ещё раскрашенный яркими переливами отгоревшего заката. — Но формальности — понятие многогранное, и при желании их можно трактовать весьма вольно.              Талморка рассмеялась. Подойдя к шкафу у изголовья кровати, она начала аккуратно развешивать новый мундир на одну из вешалок. А Далемар, вернувшись к столу, щёлкнул ногтем по пустой бутыли. Та зазвенела.              — Не подумайте, я не осуждаю. — Ладони девушки прошлись по ремням на форме, расправляя невидимые глазу складки. — Просто не знала, что вы пьёте. В смысле, вообще.              — Не пью, — угрюмо подтвердил Далемар, усаживаясь за стол.              — Что-то случилось? — Талморка оглянулась на него через плечо. Отрезанные до плеч волосы у неё были тёмными и вьющимися, а профиль очень тонким и изящным. При этом форма ей совершенно не шла. Грубая ткань напрочь скрывала достоинства фигуры. Скрадывала плавность движений. Но всё равно эльфийка оставалась красавицей. Ровный и золотистый тон кожи придавал ей сходство со статуэткой Дибеллы, которая обзавелась парой острых ушек. — В утренней корреспонденции я видела письмо от вашей матери.              — Матушка в полном здравии.              — Рада слышать, — кивнула девушка и, тут же погасив улыбку, качнула головой. На волнах её кудрей заиграли тусклые зайчики последних лучей. — А моя мама только и делает, что пишет мне бесконечные письма, полные тревог и опасений. Не может обрести покой с тех пор, как я перевелась сюда из Алинора. Страшится, что я сгину, как мой старший брат. — Сделав паузу, талморка словно бы удостоверилась, что собеседник её слушает. И, верно, решив, что это так, продолжила: — Я ведь вступила на службу помимо её воли. Хотела так почтить память Элерила. Ведь он тоже принёс присяги и был верен им. До конца. И вот теперь я здесь. Но не потому, что бегу от утраты. Просто…              Талморка сбилась, и Далемар договорил за неё:              — Да, без протекции на островах карьеру не сделаешь.              В его тоне не звучало и следа низких ноток, которые обычно появлялись, когда он флиртовал. Да и всё тело, судя по позе, явно наполняло опустошение без намёка на возбуждение.              Закончив с мундиром, талморка осмотрелась, словно ища себе занятие, которое могло бы оправдать её дальнейшее присутствие здесь. Вот только дотошность Далемара её задумке не способствовала: всё лежало на своих местах. Тогда она просто подошла к горшку с драконьим языком и стала выискивать увядшие бутоны.              — Я не говорила, но когда меня назначили под ваше начало… — Девушка улыбнулась и, согнувшись над горшками, понюхала цветы. — Признаюсь, я была растеряна. Один из старослужащих поведал, что вы ещё суровее покойного эмиссара Рулиндила. Я не знала прошлого главу отделения лично, но слухи о нём ходили мрачные.              — Слухи недалеки от истины. — Далемар сцепил пальцы перед губами домиком и уставился на портрет, прикрытый от собеседницы бутылкой. — В обоих случаях.              — Вы явно на себя наговариваете, — немного манерно возмутилась талморка.              — Нет, констатирую сухие факты. Кстати, что там со списком претендентов на пробуждение? Начали? Я хочу ознакомиться с ним раньше Эленвен. И внести свои коррективы при необходимости.              Если талморка и поняла намёк, то нарочно сделала вид, что это не так. Подошвы её сапог скрипнули на каменном полу, и она приблизилась к столу.              — Да, я начала. Можно и так сказать. Все имена хранятся в моей памяти, так что я успею составить перечень ещё до завтрака, — уверила она. — Но… я хотела обсудить с вами кое-что.              — И что же?              — Я подумала и решила предложить более радикальные изменения, коль так близок переломный момент в местной гражданской войне, — с энтузиазмом продолжила талморка. — Думаю, что пробуждение новых агентов нужно провести не только в землях Братьев Бури, но и в тех, которые находятся под контролем Империи. Особенно в таких стратегически важных местах, как Вайтран и… Маркарт. Как вы считаете?              — «Вайтран»? Возможно, — почти сразу подтвердил Далемар. — Но наши позиции в Пределе и без того сильны. Так что пробуждение дополнительных агентов там — это лишь напрасная трата ресурсов.              — «Сильны»? — внезапно усомнилась талморка. Далемар не ответил, и тогда, прочистив горло, она продолжила, перейдя почти на шёпот, слегка подавшись вперёд и буквально нависнув над столешницей. — Тогда почему на последнем собрании командования поднялся вопрос об эвакуации нашего отделения в Маркарте? Я слышала, что спор вокруг этой темы был очень жарким.              — «Жаркий спор» происходил между высшим командным составом без присутствия адъютантов, — тут же отметил Далемар.              — Хороший адъютант должен быть в курсе многих вещей, касающихся позиции своего командира.              — Умный адъютант должен держать рот на замке, коль получил доступ к информации выше своего уровня допуска.              — Даже перед своим командиром?              — В особенности перед своим командиром. — Он поднял взгляд на подчинённую и посмотрел на неё исподлобья.              И Мэв прекрасно знала, что взор этот был очень неприятным. Но талморка выдержала его. Что-то в ней было. Необычное. Стойкое. И оттого некоторая вульгарность, мимолётно проскальзывавшая в поведении девушки, дико ей не шла и казалась чужеродной.              — Кто из командиров разболтал о «жарком споре»?              — Я бы не хотела, чтобы…              — У командующего Анкариона были проблемы?              Брови талморки изумлённо взлетели.              — Поздно. У Анкариона уже неприятности из-за своего длинного языка, — как ни в чём не бывало продолжил Далемар. — Эленвен отправила его с миссией на остров к северу от Скайрима. Некий Солстейм, кажется.              — Почему же сразу проблемы? — поинтересовалась талморка, потирая затёкшую шею и ненароком демонстрируя её. — Солстейм — потенциально важный опорный пункт, который пока не находится под нашим влиянием. Анкарион со своей предприимчивостью может это исправить. Наладить торговлю, связи.              — Запомните, адъютант: если командование сажает вас на корабль и отправляет на задворки цивилизации, то у вас уже большие проблемы.              Взяв со стола бокал с недопитым бренди, Далемар сделал глоток.              — Так мне не разрабатывать план относительно Маркарта? — поинтересовалась талморка.              — Вам точно не следует больше упоминать о своей осведомлённости относительно возможной эвакуации отделения в Маркарте. Что до плана… Разрабатывайте. Если останется время, конечно. Но приоритет установите на те территории, которые я обозначил. И Вайтран. Это тоже неплохая идея. Братьев Бури там поддерживает едва ли не половина города.              — А ещё жрец лже-бога Талоса открыто вещает на главной городской площади, — жарко возмутилась девушка. — С этим наглецом нужно что-нибудь сделать!              — Зачем?               — Как зачем? — изумилась она. — Позволяя публично себя оскорблять, мы начинаем казаться слабыми. А этот жрец только и делает, что ведёт активную пропаганду против нас!              — И против Империи. Против других нордов, которые поддерживают идею единства даже путём уступок. — Далемар прокрутил бокал в пальцах, смотря будто сквозь талморку. — Ради поддержания раскола в Скайриме порой приходится мириться с буйными речами еретиков. Не всем крикунам стоит закрывать рот, пока их крики полезны. Особенно если польза для нас столь неочевидна для противника.              — Мне точно есть чему у вас поучиться, эмиссар, — после короткой паузы признала девушка.              — Да, некоторые вещи из моего опыта могут быть вам полезны. Главное — блюсти чувство меры и субординацию.              — Субординация порой дико скучна. — Девушка упёрлась руками о стол. Натянувшаяся форма обрисовала высокую грудь. Мэв чувствовала, как раздражение в Далемаре дополняется толикой удивления. Верно, прежде она себя так не вела. — Вы же сами сказали, что во внеслужебное время можно… ненадолго пренебречь формальностями.              В ответ на замечание Далемар просто промолчал и сделал ещё один глоток бренди. Улыбка девушки стала ярче.              — А у вас есть ещё один бокал… Далемар?              — Здесь не держу, — возразил он, касаясь подушечками пальцев висков.              Мэв почувствовала слабую боль, кожу защипало, словно от удара очень маленькой молнии. Перед глазами всё резко прояснилось.              Теперь Далемар смотрел не сквозь, а прямо на талморку, будто оценивая или решая что-то. И Мэв поняла, что уж точно она не хочет наблюдать, как он в очередной раз развлекается с другой женщиной. Первобытное, собственническое чувство так и рвануло наружу, когда тонкие пальчики девушки коснулись узкого горлышка графина с вином. И фривольно скользнули по нему.              — Как неосмотрительно. Ведь для того, чтобы поведать вам план, мне точно нужно смочить горло, — произнесла талморка и тут же потянулась к бокалу, на дне которого всё ещё оставалось бренди. — Тогда воспользуюсь вашим.              — Нет. — Далемар накрыл бокал ладонью, прежде чем её пальцы успели дотянуться до тонкой ножки. — Я не люблю, когда трогают мои вещи. Забыли особые инструкции, юстициар?              — Просто подумала, что за время нашего знакомства вы сделаете послабление для меня.              — С чего это вдруг? — В этот раз Далемар не скрыл раздражения и, к огромному облегчению Мэв, перестал рассматривать девушку, вернув свой взгляд к портрету. — Если я запрещаю прикасаться к моим вещам, то на это есть веская причина.              И почти сразу Мэв поняла, что он имел в виду: чахотка в острой стадии была заразна. Так что это была… почти забота. Хоть и небрежная с виду, в духе её мужа.              — Далемар, я же не просто адъютант, но и хранительница ваших секретов. — Рука девушки замерла, но лишь на миг. Поколебавшись, она накрыла его кисть поверх бокала своей и скользнула пальцами к запястью. — Я знаю, что скоро вы уедете в Хаммерфелл. А я останусь. Многие эмиссары прикрепляют к себе постоянных адъютантов, но только не вы. Хотя я была бы совсем не против продолжить наше сотрудничество. И, кстати, уже прямо говорила вам об этом.              — И не менее прямо я ответил, что Скайрим подходит вам больше, чем Хаммерфелл, — отчеканил Далемар. — Я даю вам шанс продемонстрировать эмиссару Эленвен свою полезность. Проявите упорство, осмотрительность — и место, на котором сижу я, достанется вам.              — Не достанется, — тоскливо вздохнула девушка. — Ведь я простой юстициар, а не эмиссар.              — А вокруг имперская провинция на военном положении — лучшего поля для бурного карьерного роста просто не существует. Тот же Рулиндил выпускал кишки, но получил ранг третьего эмиссара, просто провернув парочку удачных вербовок. При этом ухитрился даже не вылезти ради этого из Нарталя, — поучительно произнёс Далемар. — Если разбуженные вами агенты принесут заметную пользу Доминиону, то Эленвен даст вам шанс. Она довольно непредвзята в этом смысле. Тем более что вы обладаете не просто талантом, но и достойным происхождением, графиня Тромиан.              — Я не приняла титул. — Рука девушки замерла, но она упорно не убирала её. Её кожа казалась прохладной и удивительно мягкой. Мэв это даже немного бесило, и она надеялась, что в этом чувстве есть отблеск эмоций и самого Далемара. — Да, мой брат признан погибшим, но точных доказательств тому нет.              — Океан — самый коварный из убийц и редко оставляет улики.              — И всё же… — В голосе девушки зазвучало волнение. — Это сложно объяснить, но мама нашла на пороге нашего дома его шеврон.              — Элерил и шевроны подписывал своим именем? — Брови Далемара изумлённо взлетели вверх.              — Нет, подписи не было, но…              — Но тогда точно такой же шеврон сейчас прикреплён и к моей форме. — Свободной рукой Далемар коснулся плеча. — Ко всем моим формам, к слову. А ещё к форме эмиссара Ондолемара из Маркарта. В Сиродиле четверо эмиссаров второго ранга. А в Алиноре и того больше. Шевроны нашего высшего командного состава — вещь редкая, но не уникальная. Не подумали, что кто-то просто мог сыграть с вами злую шутку?              — Нет, — упрямо заявила девушка. — Я верю, что это был знак. После того случая я и приняла окончательное решение поступить на службу. Мама предположила, что, возможно, брат… исполняет какую-то тайную и долгосрочную миссию. И я хотела получить доступ и узнать об этом. Но оказалось, что дослужиться до нужного ранга не так просто и быстро.              — Вы как-то спрашивали меня, был ли я знаком с вашим братом. — Далемар скривил губы. — В тот раз я признал это, но не стал вдаваться в подробности. Так вот, однажды меня ставили дознавателем в его отряд. Как и многие чистокровные, Элерил предвзято относился к моему неидеальному происхождению. Правда, прикрывал это тем, что ему якобы просто не нравились мои «методы». Будто его собственные чем-то радикально отличались. Отношения между нами всегда были натянутыми. И это мягко сказано. Но суть не в этом, а в том, что при всех своих недостатках: непомерном снобизме, высокомерии, вспыльчивости, доходящей порой до рукоприкладства, — одно мне всё же в нём импонировало: Элерил чтил свою семью. Заботился о вас. Писал письма. Делал это даже не отмывшись как следует от крови пиратов-маормеров, с которыми мы боролись. — Далемар сделал паузу. — Я не верю, что он мог вот просто оставить шеврон на пороге, разбередить вашу рану и уйти. И, к слову, вряд ли он был бы рад, если бы узнал, что вы тоже надели форму, Рианнон.              — Почему вы так думаете? — едва слышно поинтересовалась девушка.              — Никто из тех, кто воевал, не желает своим близким такой же судьбы, — глухо произнёс Далемар, расфокусировав взгляд.              Талморка медленно убрала руку, но не отступила.              — Вы всё же уважали моего брата?              — Ни капли.              — Но не возразили, когда меня назначили к вам адъютантом?              — У вас есть неоспоримое преимущество перед Элерилом: сдержанность. По крайней мере, вы пока не пытались наброситься на меня и придушить. А ещё не пополняли список моих прозвищ. Хотя, признаюсь, то, которое безуспешно пытался навязать ваш брат, нравилось мне всё же больше того, что прижилось в итоге.              — Свежеватель? — после недолгой паузы спросила девушка. — Не думала, что вы знаете, ведь так вас называют только за глаза. Хотя как вы можете быть не в курсе? Даже я читала тот одноимённый цикл стихов Алого Барда.              Девушка явно желала сменить тягостную для себя тему, но выбрала для того не лучший вариант. Далемар хмыкнул, а по его сознанию прошлась новая волна раздражения.              — Вирши моего дражайшего кузена? — скептично поинтересовался он. — А я-то думал, что у вас более изысканный вкус, леди Рианнон.              — Если не брать в расчёт содержимое, то сам стиль сложения неплох. Хотя, конечно, тамриэлик мало подходит для языка поэзии, — отметила она, вернув улыбку. — Но наглые наговоры на вас так и не дали мне насладиться талантом поэта.              — Кузен склонен к сгущению красок. — Далемар склонил голову ниже. — Но «Двенадцать крюков» и «Удушенную невесту» он писал на основе реальных событий. Этого я никогда не скрывал.              Повисло неловкое молчание, и талморка всё же отступила от стола. Прошлась по комнате. Но не к двери, как Мэв того ожидала. Она направилась к кровати. Уселась на край.              — Даже если и так. Мы все совершаем ошибки. Порой столь жуткие, что, кажется, им нет оправдания. Но так может говорить только тот, кто не знает, в какой угол могут загнать обстоятельства, — произнесла девушка. — Я служу под вашим командованием уже год, Далемар. И, мне кажется, неплохо вас изучила. Не знаю, что сподвигло вас поступить так в то время, но я не верю, что это последствия одной лишь врождённой жестокости, как утверждает ваш кузен.              Далемар промолчал, но скосил на талморку взгляд. Потом, посмотрев на графин, чертыхнулся, откупорил его и плеснул в бокал густого красного вина.              — Вы же пили бренди, — осуждающе произнесла девушка.              — Я знаю, что совершаю ошибку, понижая градус, адъютант. Но это мой осознанный выбор.              — Быть может, хотя бы принести вам закуску?              — Здравая идея, но я воздержусь. Предпочитаю блевать чистым алкоголем, без примеси остатков пищи. Так куда эстетичней.              Грубое замечание заставило девушку заливисто рассмеяться. Отсалютовав ей бокалом, Далемар сделал глоток и скривился, качнув головой. Вино было не лучшим на вкус и заметно вязало язык.              — К слову, о закуске, — произнесла Рианнон, начав покачиваться на кровати. — Я тут вспомнила сегодня кое-что занимательное. Несколько недель назад в штаб приходила девочка-нордка лет семи, а то и шести. Она принесла корзину яблок, едва ли не больше себя. Хотела отдать её «высокому дяденьке талморцу», который достал некоего Тана Пушистика из сточной канавы за кузницей.              Замерев, Далемар одними губами прошептал ругательство, заведомо прикрыв те рукой с бокалом.              — Естественно, никто из штаба, кто был здесь в то время, не принял на себя ответственность. Всё же целый скайримский тан! Но я взяла яблоки и обещала передать их адресату, чтобы не расстраивать малютку, — обманчиво беззаботным тоном продолжила девушка, мотая теперь и ногами. — Этот разговор вылетел у меня из головы, пока сегодня я не спустилась в прачечную, чтобы распорядиться относительно внеочередного мундира для вас. Бин’Джа тут же скривился и спросил: «И что там на сей раз? Опять дерьмо?»              Вместо ответа Далемар осушил бокал до дна и отставил его. Теперь он упорно взирал в сторону. И Мэв ощущала, как пустота внутри мужа отчего-то становилась ещё больше. Ведь тогда, наедине с нею, он сказал, что даже такую гнусность, как домогательства к ребёнку, талморцу проще объяснить, чем банальное проявление доброты.              Он искоса посмотрел на талморку. Та в ответ сверлила его взглядом, в котором, вопреки ожиданиям Мэв, было мало тепла. Скорее, наружу вылезло что-то иное. Потаённое. Но вот Рианнон словно напомнила себе о чём-то и улыбнулась, скрестив ноги и максимально подавшись вперёд. Всё же даже в мундире она могла принять соблазнительную позу.              — Одно неоспоримое качество преданного адъютанта — это умение хранить секреты своего командира. Вы согласны? — Он не ответил, и тогда девушка позвала его. — Далемар, раньше я бы никогда и не подумала даже заговорить с вами о том, что тревожит меня на самом деле. И уж паче я не решилась бы признаться в своих истинных чувствах к вам. Но, осознав, что той девочке помогли именно вы, я поняла, что должна рискнуть. Иначе буду жалеть о бездействии до конца своих дней. Ведь другого шанса может и не быть. Мне казалось, вы оградились от всего мира такой высокой стеной, что не подступиться. Но вот малышка чуть выше вашего колена взяла и переступила её! Ну так что же сподвигло вас ей помочь?              На вопрос Далемар ожидаемо не ответил. Рианнон вновь улыбнулась, но скорее криво.              — Молчите? Стыдитесь. Иного я и не ожидала. Проблеснуло что-то хорошее и погасло. А знаете, я и представить не могу, как невыносимо одиноко вам в иллюзорной тюрьме, которую вы сами же и выстроили для своей души.              Покои наполнились такой тишиной, что из-за окна стал слышен стрекот сверчков и уханье совы, радостно приветствовавшей наступление ночи. Всё вокруг погружалось в полумрак, потому Далемар, призвав чары огня, начал зажигать свечи в канделябре на столе перед собой. Девушка безмолвно наблюдала за ним. Согнувшись ещё больше, она напоминала теперь хищницу, замершую в засаде. Поза и выражение лица настолько не вязались со словами о чувствах, насколько это было возможно. Правда, если под «чувствами» она подразумевала вовсе не любовь или симпатию, а что-то иное, то…              — Мудрецы говорят, что одиночество приносит просветление, помогает отрешиться от эмоций. Того, что делает нас живыми и отличает от автоматонов-двемеров и порождений Заводного города, — нарушила тишину Рианнон. — Я ношу эту форму не так долго, но уже ловлю себя на том, что для выражения сочувствия мне всё чаще приходится думать. В моменты, когда это осознаю, становлюсь сама себе противна. И тогда мне хочется бежать. Мчаться вперёд, не разбирая дороги. Пока не упаду без сил. Но такое не везде можно провернуть, согласитесь. Нужно пространство и отсутствие любопытных глаз. Столько проблем и условностей. Но, благо, есть и иные способы почувствовать себя живой.              Сев прямее, Рианон начала расстёгивать пряжки на груди.              — Кстати, я понимаю, что несколько… не соответствую вашим вкусам, — рутинным тоном признала она. — Осознала это после вечера в посольстве, когда вы отобрали у Эстромо ту нордку. Ни на меня, ни на кого-то ещё одной с вами расы вы так не смотрели. Ответьте, могу ли я, мерка, рассчитывать, что всё не так критично, и я тоже смогу вас заинтересовать?              — И правда интригующий вопрос. Думаю, если бы меня возбуждали козы, мужчины, трупы или те же двемерские механизмы, было бы куда печальней, — без энтузиазма признал Далемар, гася огонь в руке и поднимаясь со стула. — Например, в Алиноре моё пристрастие к круглоухим девочкам осудили бы не менее сурово. Нарекли извращенцем и как минимум отправили бы на лечение.              — К счастью, мы не в Алиноре, — улыбнулась талморка, наблюдая за приближавшимся Далемаром. Распахнув верхний мундир, она слегка откинулась. Движением головы разбросала волосы по плечам.              — Вот только законы Алинора скоро распространятся на весь Тамриэль. Ну, за исключением Чернотопья и части Морровинда. — Он остановился у столба, поддерживавшего полог над кроватью, и привалился к нему плечом. — Кстати, что вы сделали с теми яблоками?              — Когда поняла, что не найду истинного владельца? Съела, — призналась талморка с беззаботной улыбкой. — Они были очень вкусными, к слову. И свежими, что редкость, когда служишь вне островов.              — Ты дура, Рианнон? — грубо одёрнул её Далемар, скрестив руки на груди. — Там мог быть яд! Даже из ребёнка при должной сноровке можно натаскать шпиона и ассасина.              — Но яда не было, — возразила она, не гася улыбки. — Добро в ответ приносит добро. Как правило.              Далемар лишь фыркнул. Девушка подалась к нему, почти улёгшись на кровать.              — Никогда не думали о том, как было бы замечательно, если бы мы не боялись покупать свежие фрукты и овощи на местных рынках? Не стыдились бы признаваться, что спасаем из канав Танов Пушистиков? Или открыто любили тех, кто… несколько отличается от тех норм, которые навязывает нам современный Алинор?              — Странно, пил здесь сегодня вроде я, а непотребную крамолу несёшь ты.              — В мире лжи и вывернутой наизнанку правды даже здравый смысл наречён крамолой, — выдохнула девушка, развалившись на кровати ещё вольготнее. — Но почему всё так изменилось? Наша раса всегда была источником культуры для остальных. Светочем, а не образцом военной мощи или источником страха. Маги, философы, поэты, художники, танцоры — почти весь цвет тех, кто составлял нашу гордость, бежали с островов от Талмора, словно от чумы. Те же, кто остался, не творят, а жаждут какого-то особого величия. Но ведь альтмерам куда проще достичь высот, делая то, что куда естественнее для нас, чем демонстрация жестокости. Мы могли бы наставлять младшие народы. Учить их. Подавать пример.              — Люди — это скоты, которые понимают лишь язык силы, — изрыгнул Далемар любимую присказку и сгорбился, чтобы скрыть дрожь, которая охватила руки. — Выйди к ним с книгой и милосердием, а не с клинком, Рианнон, и тебя изнасилуют, убьют, а голову насадят на острую пику у посольства.              «Даналия…» — с грустью вспомнила Мэв.              — И она тоже скот? — Девушка кивком указала на стол. Сначала Мэв не смогла понять, что имеет в виду талморка, но та быстро развеяла сомнения. — Та девушка, портрет которой стоит у бутылки.              — Она? Редкое исключение. Впрочем, во многом, но не во всём, — сухо ответил Далемар, сжав кулаки сильнее. — Рассмотреть рисунок сегодня ты не могла. Рыскала по моим вещам?              — Если и рыскала, то с твоего же дозволения, Далемар. — Девушка и капли не смутилась. — Помнишь, как пару недель назад ты велел мне принести инспекционный отчёт из Нарталя? Он лежал как раз под этим портретом. Думаю, это была не столько ошибка, сколько подсознательная попытка сознаться в том, что видится тебе преступлением. А она красивая. Бретонка?              — Верно, я ошибся, когда решил, что работа на Талмор тебе подходит, Рианнон. Нежные кусочки мяса под сортом «мечтатели» наша машина перемалывает первыми. — В голосе Далемара зазвучала неприятная спесь.              — Да, я никогда не считала службу на благо Талмора своим призванием, скрывать не стану, — печально признала девушка. — Но если я отступлю, то ручка мясодробилки раскрутится лишь сильнее. А если мечтателей станет больше, то… мы сможем повернуть всё вспять. Найти иной путь, который не предполагает медленный путь к бездне для всех рас Тамриэля. И для нас самих в первую очередь.              — Вот только фарш обратно коровой не станет.              — Но в наших силах остановить этот губительный процесс, — горячо произнесла девушка, приподнимаясь. В её золотистых глазах заиграли особые искорки. Бунтарства, силы, непокорности. — Многие из тех, кто уже исковеркан ненавистью, не смогут вновь обрести себя. Точно не до конца. Но в наших силах спасти тех, кого ещё возможно. Кто ещё не перемолот. Не отравлен. Помочь им восстановить нашу культуру! Встать обратно на путь просвещения. Вспомнить, кто мы сами. А потом показать и людям, что есть путь, не предполагающий истребление «иных». Не для того ли боги дали нам столько времени?              — Утопия.              — Тебе так кажется потому, что ты не видел ничего иного, Далемар, — жарко заверила она. — Лишь грязь, боль и насилие.              — И это всё принесли нам люди! Мы не продвигали экспансию и хотели лишь независимости. Но проклятый Тайбер Септим явился на острова и залил их кровью за один грёбаный час! И не взглянул на ценность нашей культуры и мораль, ибо Нумидиум сокрушал равно как грешников, так и праведников. Уборщиков и мудрецов. Стариков и детей. Ещё живы те, кто помнит то время. Например, генерал Сельдурин. Он рассказал нам всё! Как искал своих жену и ребёнка, но на руинах дома нашёл лишь запястье с обломком браслета и окровавленный обрывок пелёнки, сжатый в синих пальцах. Сельдурин рассказал про тела, обращённые в куски мяса. Фарш, втоптанный в кровавую грязь ногами гигантского голема, которого обратили против нас люди. Не было могил, Рианнон. Не было опознаний. Те, кто выжил, просто ходили по улицам с лопатами и сгребали всё в общие ямы, чтобы избежать эпидемии. А воздух был наполнен смрадом и мухами. И фейерверками, которые под вечер Тайбер Септим запустил со своих кораблей, празднуя присоединение новой провинции. И после этого мы должны мириться с теми, кто поклоняется этой мрази Талосу? А может, тоже почитать его как бога?              Сердце Далемара стучало как бешеное. Этот набат буквально глушил Мэв. Наполнял всё тело вибрацией. Разрывал его на части болью и яростью.              — Мы не должны были становиться такими же мразями. Как минимум, — глухо отозвалась девушка, — насилие порождает лишь насилие. Зло порождает лишь зло. Весь без малого совет состоит из стариков, которые помнят лишь тот ужас. Помнят унижение и страх. А страх порождает лишь жестокость.              — А ты права насчёт жестокости. Страх — её источник. Да, — горячо признал Далемар. — Мы принесли людям много бед и вселили в их души липкий ужас. Породили жажду мести. Потому, если мы остановимся, эти же люди почувствуют слабину! И тогда они сотрут нас в порошок. Ровно поэтому, Рианнон, твои мечты и мечты всей вашей шайки Саммерсетских стрелков — это лишь блажь тех, кто не видел в своей жизни и крупицы того дерьма, что видели мы! Те, кто нёс воздаяние за смерти и позор высоких эльфов.              — Мы не называем себя Саммерсетскими стрелками больше, — аккуратно поправила девушка, смотря на него исподлобья, но без намёка на страх. — Это название сохранили лишь ячейки, образовавшиеся независимо. Вне островов.              — Ах да, «Свобода». Вроде бы так?              — Так, — кивнула она. — И это название нравится мне больше. Не вызывает отторжения среди тех альтмеров, кто по-прежнему отравлен пропагандой ненависти и блюётся от одного упоминания «Провинции Саммерсет».              — Чушь! «Свобода» бесит не меньше. Это говорю тебе я, рьяный распространитель той самой «пропаганды ненависти». Ведь Талмор тоже предлагает свободу. И куда более осязаемую, чем вы — кучка подпольных крысок. К тому же потерпевших сокрушительное поражение, полагаю. Начало Второй Великой Войны — это дело пары дней. Может быть, недели. Ты же знаешь это? — Он посмотрел на неё и растянул губы в злобной усмешке. — Да, знаешь. Как и то, что надежды нет, Рианнон.              — Многие из нас так и считают, Далемар, — с печалью признала она. — После того, как диверсантам не удалось остановить армаду, оставшиеся в живых опустили руки. Но сегодня, после слов Бин’Джа и осознания того, что даже в столь отравленной душе, как душа Свежевателя, всё ещё осталось что-то живое, я подумала, что чудеса тоже случаются. Причём там, где этого совсем не ждёшь.              — Так это вера в чудо заставила тебя раскрыться перед шавкой Сельдурина?              — Это не менее азартно, чем есть те яблоки и гадать, окупится ли моя вера в добро и в этот раз. Кстати, они и правда были очень вкусные. Надо было подкинуть тебе немного. Естественно, после того, как убедилась, что яда в них нет. Но я даже и предположить не могла, что это мог быть ты.              — Слава Аури-Элю. — Далемар вскинул руку в театральном жесте. — А то я бы ужасно разочаровался в своём таланте лицедея.              — Те яблоки… Ты бескорыстно совершил доброе дело, и оно вернулось таким же добром. Дети ещё не отравлены нашей ненавистью. Они и есть надежда! Та девочка, она ведь просто не понимала, за что должна нас презирать!              — Родители скоро это исправят, — отмахнулся Далемар. — Если переживут штурм, конечно. Про пиандонейцев ты, полагаю, тоже слышала?              Девушка лишь кивнула.              — После союза Наарифина с даэдра мне грешно удивляться, но, признаю, такой задницы от наших я не ожидал. Элерил бы в гробу перевернулся. Если бы гроб у него конечно был. — Далемар присел, чтобы лучше видеть её лицо. — Ты, кстати, из-за него примкнула к Свободе?              — Нет, ещё раньше, — глухо созналась девушка, вновь начав качать ногами. — То, как совет поступил с братом, отправив его на самоубийственную миссию… Это лишь укрепило мою решимость уничтожить этот конвейер изломанных судеб. И теперь… Столько моих друзей!              Склонившись так, словно у неё заболел живот, Рианнон заговорила глухо, и каждый звук в её голосе был наполнен болью:              — Они пытались взорвать корабли. Выиграть время. Ещё бы год. Два… Чтобы попытаться достигнуть баланса! Многие проносили взрывчатку на себе, активировали её ценой своей жизни и… всё напрасно!              Наверное, в душе она рыдала, хоть глаза и оставались сухими. Мэв хотелось коснуться её. Утешить. Но Далемар такой потребности не испытывал. Хотя, скорее, просто не знал, как поступить. Жалость оставалась для него неизведанным чувством. Всё ещё немного чужеродным, Мэв это ощущала.              — Знаешь, что совет отдал выживших диверсантов на потеху островитянам? — глухо спросила девушка. Далемар отрицательно мотнул головой. — Да, а те скормили их своим морским змеям. Наглядный урок для непокорных: смотрите, предатели перевариваются заживо. Умирают в невыносимых муках.              — На деле змеи душат жертву внутри себя. Переваривать кого-то брыкающегося куда энергозатратнее, чем просто кусок мяса, — протянул Далемар, но, увидев, как девушка побледнела ещё больше, всё же спохватился. — Прости. Профессиональная деформация. Я много размышляю о смерти и способах её достижения. Так что их кончина была относительно быстрой. Если бы пиандонейцы сняли с них кожу и оставили на дыбе, как они часто делают, то было бы… мучительней. Ну да ладно, хватит болтать об ужасах. Ответь, ты что, правда хотела меня соблазнить? И, главное, зачем?!              — Я хотела стать ближе, чтобы понять, есть ли надежда на спасение для подобных тебе. Да и утром… корреспонденцию с островов получил не только ты, — созналась Рианон, посмотрев в пустоту. — Я просто хотела забыться. Даже не столько для миссии, сколько для себя. Но признаюсь честно, если бы не Тан Пушистик, то ты, Далемар, был бы последним живым существом, которое я бы рассмотрела для этой цели. Чтобы ты понимал, даже… э-э-э, козлы на ближайшей ферме имели пару часов назад более высокий приоритет сексуального интереса, чем ты. И я имею в виду настоящих, с рогами.              В ответ Далемар заржал, закинув голову. И Мэв ощущала, что смех этот был искренним. Причём настолько, что закончился закономерным приступом кашля. Спешно достав платок и прижав его ко рту, поднялся и отступил от девушки подальше. Рианнон встревоженно нахмурилась.              — Слава Аури-Элю, что ты не повелась на меня, — вытирая растянутые в улыбке губы, произнёс он, когда спазм отступил. — Трудно даже передать то разочарование, которое меня постигло, когда я увидел за дверью тебя с чистым мундиром. «Графиня Тромиан. Эх! И вы тоже решили стать спасительницей моей гибнущей души?» О, как же бесят подобные дуры! Ты бы знала!              — Успокойся, Далемар, спасать тех, кто спасения не жаждет, желанием не горю. Да, я в крайнем отчаянии, но не настолько обезумела, чтобы всерьёз увлечься кем-то столь… — Вместо того, чтобы сказать нечто, вероятно, унизительное она жестом указала на него с головы до пят и улыбнулась. Тоже искренне. Он кивнул в ответ, признавая, что понял, что именно она имеет в виду. — Хотя, отдам должное, ты можешь быть очаровательным. Особенно когда не стараешься понравиться.              — А кто сказал, что сейчас я не стараюсь?              Рианнон лишь отмахнулась.              — Что с тобой? Не похоже на обычную простуду, — спросила она, когда он наконец отнял платок ото рта.              В ответ Далемар показал кровь на батисте.              — Туберкулёз. Так что страстные лобзания отменяются. Равно как и прочие забавы. Увы, откажусь. Графиня Тромиан внушает мне слишком сильное уважение, чтобы я посмел опохабить столь… возвышенное чувство банальным трахом. Хотя ты бы не пожалела. Можешь поверить, в постели я дивно хорош.              — Одна моя подруга говорила, что чем хуже мужчина в отношениях, тем лучше в сексе. Закон компенсации в чистом виде. — Её замечание заставило Далемара хмыкнуть. Он запихнул платок в рукав и одёрнул мундир, принимая любимую стойку с заложенными за спину руками. Рианон продолжила: — Ты лечишься?              Далемар отрицательно мотнул головой.              — Думаешь, это искупит былые грехи?              — Какое уж искупление в бездействии? — спросил он в ответ. — Скорее возмездие. Я специализируюсь именно на нём, не забыла?              — Да, искупление предполагает под собой созидание и долгий самоотверженный труд. Бескорыстный и не облагаемый никаким поощрением. Это выбор сильных. Слабаки выбирают более лёгкий путь мести. Особенно самим себе. Нет ничего более ленивого и эгоистичного, на мой взгляд.              — Оскорбляешь ты тоже куда изящнее, чем твой брат. — Далемар склонил голову в поклоне. — Не боишься, что я сдам тебя?              — Я не знаю, как ты поступишь, — призналась девушка. — Может быть, с лживо-добродушной улыбкой отправишь меня на эшафот. Или отпустишь, осыпая искренними проклятиями. Трудно рассчитать поступки того, кто и сам не знает, как поступит в следующий момент.               — Ты определённо нечто, графиня! — с преувеличенно ярким восхищением признал Далемар. — И как я могу дать такой проницательной и коварной мухоловке увянуть в душном застенке? О нет!              Далемар отступил к столу и уселся на него. Задумался или сделал вид. Изнутри его наполняла настоящая эйфория, Мэв её чувствовала. Равно как и печаль, но уже свою собственную. Рианнон он и правда искренне восхищался. А ею? Ведь сама она, по сути, была той самой «дурой», что бросилась спасать его душу, не потрудившись даже спросить, а нужно ли оно ему самому.              — А знаешь что? — воодушевлённо начал Далемар. — Приготовь предложение о пробуждении агентов. Война войной, но после того, как я уеду в Хаммерфелл, ты встанешь на моё место!              — Зачем тебе это? — настороженно спросила Рианнон.              Кажется, она искренне не понимала мотивы его поступка. Да и сама Мэв тоже.              — Нужна причина? — выпятив губу, спросил Далемар. — Хорошо. Это будет забавно! А пакостить ближним мне нравилось всегда. Так что вперёд, графиня!              Он потёр руки и усмехнулся. Почти безумно.              — Ты просто подумай! Отдел талморской пропаганды — это идеальное место для тебя. Оружие и магия — ничто перед вредоносной идеей, поселившейся в сознании тех, кто ими владеет. — Далемар коснулся виска. — Примени мозги правильно, и можешь сражать в одиночку целые армии. Помнишь того жреца из Вайтрана? Будь как он: кричи громко, срывая голос. Честно проповедуй идеи Великой Цели. Но непременно вылизанные до кристальной чистоты. В таком виде они будут подсознательно отвергаться теми, кто их слышит. Работать от обратного. Главное, чтобы истинные мотивы твоих поступков оставались для противника неочевидны. Ровно до той поры, пока семена раздора не дадут урожай. Но непременно буйный и разом, чтобы у совета не хватило сил его подавить. И бам! — Он раскинул руки, имитируя голосом взрывы фейерверков. Наверное, со стороны он и правда походил на безумца. Рианнон взирала на него с опаской. Заметив это, Далемар несколько приглушил свой пыл. — Думаю, ты справишься. Удавалось же тебе наёбывать меня целый год! А это ох как непросто, можешь поверить.              — Я не могу понять… — протянула Рианнон. — Ты сейчас серьёзно?              — Вполне. Очень даже. Совершенно точно! Или ты решила опустить руки?              — Ну уж нет. Я буду бороться. До конца, — кивнула она. — Просто я не могу понять, как мер, столь отравленный ненавистью Сельдурина, может просто взять и допустить вред для системы. Более того, инициировать его.              — Да ответ же лежит на поверхности, графиня! — возмутился Далемар. — Я — самое непредвзятое разумное существо в Нирне. Талмор, «Свобода», люди, меры… Я ненавижу вас всех абсолютно одинаково и хочу узреть воочию, как вы медленно будете поджаривать друг друга! Для меня это… как партия в шахматы. Гандикап. Сейчас белые критически проигрывают, и я дарую им новую весомую фигуру. Возвращаю относительный баланс. Так ведь куда интереснее, согласна?              — Лишь с тем, что ты самый травмированный из слепцов, которые мне встречались, — грустно улыбнулась Рианнон, поднимаясь с кровати. — О Предки, той девушке с портрета повезло, что ты оставил себе лишь её образ, как трофей. Что до меня, то я, пожалуй, поищу утешения в другом месте. У того, кто знает, что это такое. А ещё лучше — составлю тот бесполезный список. Надо же как-то убить время до начала войны.              У самой двери она обернулась.              — Знаешь, теперь я охотно верю в то, что ты ненавидишь Талмор столь же сильно, как и себя самого. Потому и хочешь видеть его в руинах. Хоть в чём-то наши интересы совпадают.              Соскочив со стола, Далемар отвесил Рианнон глубокий поясной поклон, словно перед титулованной особой, которой она пока номинально не являлась.              — Доброй ночи, графиня.              — Доброй ночи, эмиссар.              Рианнон ушла. Далемар закрыл за ней дверь и вернулся за стол. Посмотрел на её портрет.              — Слышала, Мэв? Она думает, что тебе повезло перестать быть моей! Ишь какая спесивая сучка! Так ведь у вас в деревне говорят? — Взяв бокал, он наполнил его вином. — Она думает, чем-то лучше нас с тобой. А на деле-то ничерта подобного. Захотел, показал бы, как я умею «стараться понравиться». И поверь, она бы охренела от результата. Нина Каран тоже из себя много что строила, но в итоге бегала за мной, как девчонка. А тогда у меня не было и десятой доли того опыта раскалывания крепких орешков, какой есть сейчас.              Осушив бокал залпом, он распластался грудью по столешнице.              — Но я не стану. Потому что у меня есть ты. — Пальцы Далемара скользнули к рисунку, прошлись по очертанию плеча до шеи. — Образ, который я сам воссоздал и подстроил под себя. И утешаюсь, думая, что ты настоящая живёшь одна, потому что я запал тебе в сердце так же сильно, как и ты мне. Что ты просто… не хочешь видеть рядом никого иного. Поняла, что я наврал про сестрицу и ждёшь меня. С нашей девочкой на руках.              Голос его дрогнул. Мэв хотела сказать, что это правда, но не могла. Сияние в её иллюзорном теле стало куда тусклее. И жутко хотелось спать.              «Спать во сне? Я так и правда растворюсь. Будто краска, которую капнули в воду. В чашу его души. Но как вернуться? Как докричаться до него настоящего? Попросить… разбудить меня?»              — А я вот не такой. Выбрал не вас, а мундир. Тряпку, — продолжил он. — Хотя Солстейм ещё не под нами. Да и нахрен он кому сдался — обитель пепла и снега. А я мог бы сбежать. Взять вас и прожить там те три года, что мне остались на севере. Но ведь даже поцеловать тебя не смогу. И девочку. К тому же я много знаю. Выследят. И отыграются на вас. Запытают у меня на глазах в назидание остальным.              Уткнувшись лбом в стол, он затих. Не заснул, а просто оцепенел. Провалился в странную пустоту, лишённую каких-либо ощущений, кроме слабости и приглушённой боли, растекавшейся по всему телу.              Мэв надеялась, что оковы вновь спадут, но они держали её на месте. Темнота, окружающая её, безмолвствовала, словно выжидала чего-то.              Стук в дверь заставил Далемара очнуться. Но он и не подумал отзываться на настойчивый звук. Не двигался, пока в запертые створки не стали уже барабанить. Недовольно рыкнув, Далемар поднялся с места.              Когда он открыл дверь, за ней вновь стояла Рианнон. Сказать, что на мерке не было лица, значило не сказать ничего.              — Эмиссар, вас срочно вызывают в посольство, — встревоженно доложила она. — На экстренное собрание командного штаба.              — К Дагону их всех, — прорычал Далемар. Покачнувшись, он преградил собой вход, когда Рианнон шагнула вперёд, намереваясь прошмыгнуть в его покои. — В кои-то веки я хочу остаться один и просто нажраться.              — Далемар, Ульфрик Буревестник взял Маркарт, — прошептала Рианнон. — В депеше тайного агента говорится, что всё наше отделение в Пределе уничтожено, а эмиссар Ондолемар обезглавлен. Вы понимаете, что это значит?              — Да, — кивнул он, свесив голову. — Значит, началось. Впрочем, чему здесь удивляться? Говорил же, не сегодня — так завтра…              Косо глянув на караульных, стоявших по стойке смирно в начале коридора, Рианнон надавила Далемару на плечи и, навалившись, буквально затолкала его внутрь покоев. Закрыв за собой дверь, она вцепилась Далемару в грудки.              — Мы должны что-нибудь сделать! — на миг повысила голос Рианнон и тут же прикусила губу, вспомнив об осторожности.              — А что мы можем? Выступить вдвоём против армады? Встать спина к спине? — невесело хмыкнул Далемар. — Увы, запущенную череду событий уже невозможно остановить. Этот план разрабатывался годами, графиня. Разыгрывался, как виртуозная партия. Шажок за шажком. Размен за разменом. И вот, фигуры наконец приняли ровно то положение, при котором мат людей неизбежен. Светлейшие умы Талмо…              — Мы можем предупредить их, — нервно оборвала его Рианнон.              — Кого? Светлейшие умы Талмора?              — Туллия и Ульфрика, — прошептала она. — Если объединятся сейчас, то смогут сообща отбить атаку армады! Нас как раз двое. Ульфрика я возьму на себя. А ты… Я многого не прошу, просто поговори с Туллием! Ты ведь частый гость в его компании. Ты знаешь его, а он — тебя. Да и язык у тебя подвешен… Да хватит смеяться, Далемар. Ну или хотя бы не так громко.              — А что мне ещё делать? — спросил Далемар и прижал ладонь ко рту, чтобы сдержать очередной приступ кашля. Но помог ему лишь всполох целительной магии, усмиривший назойливое першение. — Даже если я обопьюсь зельями красноречия до точки интоксикации, Туллий слушать меня не станет. Ровно потому, что знает кто я. А то, что Ульфрик — марионетка Эленвен, в посольстве не знает только ленивый. Дракон и Медведь не объединятся. Отпусти меня, графиня. Ненавижу, когда ко мне прикасаются.              Рианнон исполнила его просьбу. Далемар отступил к столу и уселся на него, скрестив руки на груди. И хоть внешне он казался почти бесстрастным, внутри него бурлил целый океан противоречий, который Мэв ощущала ярко и чётко. На её иллюзорное тело накатывали волны то холода, то жара. Бросало из стороны в сторону, словно в тёмном трюме во время качки. Верно, Далемар хотел что-нибудь сделать, но или не знал, что… Или боялся, что своим вмешательством сделает только хуже. Ведь сам сказал, что если ради них он предаст Талмор, то расплата будет ужасной. И показательной.              — Ульфрик собирается предать Доминион, — произнесла Рианнон, начав нервно теребить волосы. — Я знаю это. «Свобода» получила эти сведения ещё в самом начале Гражданской Войны в Скайриме. Медведь перестал выходить на связь и исполнять инструкции командования.              — И именно поэтому два года назад меня посадили на «Гнев Алинора», вручили компромат против него и отправили напомнить о последствиях разоблачения. Вот только Ульфрик потопил тот наш корабль ещё на подступах к своим подконтрольным водам. Маршрут ему сдали.              — Компромат тоже пошёл на дно? — поинтересовалась Рианнон.              — Нет, он был со мной, а я выжил.              — Тогда почему его не пустили в ход?              — Уточни: ты хочешь знать, почему его не пустили в ход официально или на самом деле?              — На самом деле, естественно.              — Потому что это и было частью плана, — развёл руками Далемар. — Возомнивший себя свободным Ульфрик продолжал делать то, что нужно, но уже находясь под более тонким управлением. Самым опасным видом контроля, который не осознаёшь. Подобный заставляет действовать смелее, позволяет не бояться последствий. И вот он нанёс первый удар, который позволит нам покончить с Империей. Овации генералу Сельдурину. Никто другой не умеет так умело воевать чужими руками, как он.              — Так вот почему хотели эвакуировать отделение в Маркарте, — прошептала Рианнон. — Вы всё знали заранее.              — Да, — лениво признал Далемар. — Как и говорил: любая партия в шахматах предполагает размен. Ты позволяешь сожрать свою фигуру, чтобы заманить противника в нужное место. Хотя… с эмиссаром Ондолемаром был важен скорее эффект… — Виски Далемара стянуло болью. Мэв ощущала её острее, чем когда-либо прежде, и это даже отогнало её сонливость. Шторм противоречий внутри него набирал силу. Грозился выплеснуться наружу. — Чёрт, графиня. От пустой болтовни с тобой уже голова гудит. И во рту пересохло. Будь добра, подай бутыль в оплётке. Она стоит в тумбочке слева от изголовья.              — Не набрался ещё? — сварливо спросила Рианнон, даже не двинувшись с места. — Ну давай, нажрись до конца, завались и спи. После такой выходки ранг первого эмиссара тебе точно не дадут.              — Пусть Сельдурин его себе в зад засунет, — нахохлившись, пробурчал Далемар, сильнее сжав руки на груди. — Вместе с мундиром и полной амуницией.              — Не вовремя ты раскис, — мрачно констатировала Рианнон, а потом всё-таки отправилась к тумбочке. Вскоре она уже протягивала Далемару знакомую бутыль с бодрящим напитком, которым он часто заменял вино. — Нам нужно поехать на это собрание. Помнишь, что я говорила про чудо? Иногда оно случается там, где его совсем не ждёшь. Может, разыграется буря и армаду разметает. Внезапно нападут драконы. Или вообще какая-нибудь ещё новая погань объявится. А может статься, Ульфрик упадёт с крутой лестницы в Маркарте и бунтовщики пойдут на попятную. Примкнут к Туллию, когда начнётся высадка десанта Доминиона.              Приняв бутыль, Далемар осмотрел её, а затем поставил на стол и развернулся обратно к мерке. Довольно резко.              — Какое тебе дело до нордов, Рианнон? — наконец спросил он.              — Я не хочу множить зло. А бессмысленные смерти невинных лишь сделают мир хуже. Беднее, — горячо отозвалась она. — Скажи ещё, что тебе самому наплевать. Я же вижу, что это не так, Далемар. Ты терзаешься! Не можешь смириться с тем, что видится тебе неизбежным.              «Да, это так, — признала Мэв. — Она права во всём!»              Слова мерки отзывались яркими всполохами в его душе, подтверждая догадку самой Мэв о скрытых порывах, которые не могли найти пути наружу. Вот только вместе с внутренним штормом в нём росла и злость.              «Страх — порождает лишь жестокость», — вспомнила Мэв и осознала, что Далемар и правда боится. Причём, скорее всего, даже не за себя, так как с собственной смертью он к этому моменту уже смирился. А вот с тем, что его «деревенская девочка» и ребёнок могут погибнуть во время войны, как видно, нет. И это чувство бурей сметало всё на своём пути, подминая под собой его прежние эмоции и желания, делая его… опасным.              Был бы у Мэв голос, она бы искренне посоветовала Рианнон сейчас же уйти. Хотя бы пока он не вернёт себе самообладание. Уж она-то помнила, каким Далемар может быть в моменты, когда в нём преобладает злоба. Но сделать этого Мэв не имела и малейшей возможности.              Рианнон этого не знала и не видела. Она начала нервно топать ногой. Не выдержав затянувшегося молчания, мерка шагнула и упорно попыталась заглянуть ему в глаза. Хоть Далемар и избегал этого, размыто взирая в район её шеи. Что-то звериное в нём протестовало против того, что некто чужой подкрался так близко. Стал ещё более опасным.              — Ты же, мать его, второй эмиссар в Скайриме! Твоё слово идёт сразу за словом Эленвен! — Рианнон перешла на жаркий шепот. — Подумай о малышке, для которой ты спас котёнка. О той девушке, с порт…              В её шею он вцепился так резко, что это походило скорее на бросок ядовитой змеи, чем на движение, доступное меру или человеку. Рианнон, выпучив глаза, попыталась было наполнить руку молниями, но Далемар сжал пальцы сильнее, и она захрипела, утратив концентрацию для заклятия.              — Не стоит переходить черту, графиня, — буквально прошипел Далемар. Шторм внутри него достиг своего пика. Поднялся грозным девятым валом, а потом резко затих. Рухнул вниз. Внутри него воцарилась такая мёртвая тишина, что Мэв буквально взмолилась о былой качке. И когда он заговорил, голос его звучал сухо и неприятно. По-талморски. — Девушка с портрета — это всего-навсего та самая шлюха с посольства, не более. А соплячка напомнила мне младшую сестрёнку, которую я некогда обожал. Так что это только проблеск во тьме, как ты и сказала. Но, если ты ещё раз решишь, что я сентиментальный дурак, которым можно манипулировать во имя своей дурацкой миссии, я просто придушу тебя. И даже получу от этого удовольствие, усекла?              Он отпустил её так же резко, как и схватил. Пошатываясь и метая глазами молнии, Рианнон зло потёрла шею.              — Всё же ты такой же подонок, как и все они, — прохрипела она, отступая. — А я-то…              — Пока меня не будет, подготовьте список агентов, адъютант, — резко прочеканил Далемар, не дав ей договорить. — Сделайте выборку побольше. Наверняка половина из них пойдёт под нож во время наступления. Рядовые пиандонейцы тамриэликом не владеют, так что будут резать всех подряд, невзирая на крики: «Я из ваших». А теперь выйдите, мне нужно сменить мундир.              Взирая на него с неприкрытой ненавистью, Рианнон перечить не стала. Разве что хлопнула за собой дверью куда громче, чем требовал проклятый устав.