***
В коридоре верхнего этажа главного здания Портовой Мафии стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь стуком каблуков молодого юноши облачённого в чёрный плащ. На вид ему нельзя дать и двадцати лет, он явно был младше. Волосы каштанового оттенка практически доросли до той длины, что спадают на плечи придавая хозяину ещё более прекрасный вид, напоминающий идеал многих девушек. Высокое тело покрывало множество слоёв бинтов, придающих таинственности обладателю. Что находится под ними? Ответа никто не знал. Многие хотели бы увидеть тело этого парня без этих лент белоснежной ткани. Однако, находились и такие, что предпочли бы остаться в неведении. По обыкновению, его окружала жуткая, леденящая душу аура, придающая пугающий вид, человеку, чьим именем и так можно было запросто напугать кого угодно, хоть сколько-то шарящего за преступный мир. Глаза выглядели странно, такие обычно называют «мёртвыми» и излучали холод северных краев. Дазай Осаму, так звали подростка, шедшего по коридорам столь пугающего места. Он прославился, тем, что вошёл в историю преступности, как человек, являющийся самым молодым руководителем Исполнительного Комитета Портовой Мафии за всю историю существования организации. Несмотря на столь ранний возраст он не уступает ни одному из других глав, даже наоборот, во многом превосходит их. Ум молодого исполнителя был неимоверно проницательным и расчётливым, прямо как у его наставника, что взял того на свое попечение. Человек, прозванный Демоническим вундеркиндом, не имеющий провальных миссий. Человек, который одним лишь своим присутствием вселял животный страх во множество людей, что не обладали слишком уж большой удачей, раз смогли повстречать на своём пути этого демона. Человек, которому в пытках, казалось не было равных. Даже специально обученные для этого люди, уступали ему. Юноша мог выпытать любую информацию из пленника, зачастую даже не прибегая к насилию. Он шёл не торопясь, ведь явно не хотел видеть босса, к которому собственно и направлялся, рассматривая столь знакомый пол и виднеющеюся на нем лужу засохшей крови – видимо оставленную одним из пленников, которому не посчастливилось оказаться в злосчастных лапах Мафии. У двери его встречает охрана, что по одному лишь приказу босса, убьёт его без лишних слов и эмоций. Но пока такого не было, они лишь смиренно пропускают исполнителя во внутрь, в место где не каждому суждено побывать хотя бы раз в жизни; в место, куда многие хотят заглянуть, порой даже не задумываясь о том, что может произойти с ними в этих стенах. Не удостоив босса даже обычным стуком в дверь и уж тем более разрешения войти, Осаму бесцеремонно заходит в мрачный кабинет, будто в собственный дом. Ступив через порог и, попадя в просторный кабинет, он сразу обращает своё внимание на большое панорамное окно, свет из которого освещает фигуру, сидящую в кресле и моментально приковывает к ней взгляд любого пришедшего. По очертаниям, можно было понять, что это мужчина средних лет. Лунный свет не давал рассмотреть черты его лица. Однако, отчётливо виднелись глаза, отдававшие таким же цветом, как и шарф, перекинутый через шею и спадающий на плечи, а именно кроваво-красным, придавая мужчине зловещий вид. Поистине ужасающая картина. За столом сидел Мори Огай - нынешний босс Портовой Mафии, занявший своё место при помощи убийства предыдущего босса. По совместительству, тот самый наставник Дазая, которого он взял для исполнения роли свидетеля той роковой для всей Мафии и возможно, всей Йокогамы, ночи. По его изначальной задумке суицидальный подросток должен был как бы "исполнить своё главное желание" через несколько дней после кончины прошлого босса. Вышел бы идеальный вариант, не вызвавший ни у кого подозрения. Через несколько мгновений за дверью послышались удаляющиеся шаги нескольких людей. Видимо босс заранее отозвал охрану, что делал крайне редко, ведь боялся за свою никчемную жизнь, как никто другой, из всех кого только Дазай знал. — Вызывали? — лениво спросил подросток, ближе подойдя к лакированному столу. — Да, — сухо ответил Мори, посмотрев на скучающего мальчишку. — Ты мог бы быть и повежливее. Моё терпение, знаешь ли, не бесконечно. Кто знает, что произойдёт когда оно иссякнет, — Несколько загадочно произнёс Огай. — Ну, Мори-сааан, — жалобно, может даже в какой-то степени умоляюще протянул Дазай. — Как прошла твоя последняя миссия? — Всё как всегда. Зачистка прошла слишком уж гладко и мне стало скучно. Меня даже убить не пытались, лишь только умоляли сохранить им жизни, взамен на то, что до самой смерти будут молчать, — ответил руководитель, садясь напротив наставника. Увидев стакан коньяка, тот взял и выпил, отметив про себя не совсем обычный привкус. По идеи, босс должен был хотя бы предупреждающе взглянуть на него, но этого не последовало, а Мори лишь победно усмехнулся, причину чего, подросток не совсем понял. — Может будешь поскромнее наконец себя вести? — вновь спросил босс, скрещяя пальцы в своей любимой позе, ледяные глаза пристально посмотрели на ученика. — Эх, раз вы узнали, что хотели, думаю я могу уходить, — оповестил о своём решении Дазай и направился к выходу, но, уже держась за ручку двери всё ещё чувствовал прожигающий спину взгляд алых, зловещих глаз и решил добавить: — Ладно, так уж и быть, постараюсь сдерживать себя почаще. Теперь ты доволен? Я могу идти? — Я тебя ещё не отпускал. Подойди сюда, — такие слова насторожили Дазая, ведь их произнёс тот, кто практически никогда не подпускал кого-то к себе близко. За исключением, конечно, Элизы-чан, способности Огая, которой последний благовел. Иногда, при ней он начинал вести себя, будто не босс организации, вселяющей ужас, а мальчишка, играющий с младшей, любимой сестричкой. Поразмыслив, Осаму лишь быстро отмахнулся от всех мыслей. Он часто доставлял проблем Мори и был с ним не почтительным, но это всегда заканчивалось обычными лекциями о его неправильном поведении, или же завалом новых заданий и отчётами по ним, которые подросток нелюбил больше всего в своей работе. — Я по-моему тебя уже предупреждал, — хитрый оскал проскользнул на лицо Мори, что заставило задуматься, "а всё ли закончится, как обычно?" Несмотря на все свои опасения, Дазай послушался приказа и пошёл обратно к Мори. Во время размышлений подростка, босс уже сам успел встать со своего места и перейти на другую сторону стола, ближе к Дазаю. — Тебе не кажется, что в последнее время ты слишком нагло себя ведёшь? — спросил Мори рассматривая Дазая. — И что вы мне сделаете, даже если это и так? — удивился Дазай, не воспринимая слова наставника всерьёз, и ещё не понимая в какой он оказался ловушке. Мори лишь в сотый раз за ночь усмехнулся на его слова. — Сейчас здесь только мы вдвоём, охраны давно нет, а остальные на ближайших этажах уже закончили со своими делали и разъехались по домам, — голос звучал холодно, во взгляде же будто закипала лава. Не успел Дазай и слова промолвить, как ему одним быстрым движением сковали запястья и завернули за спину, а самого опрокинули на стол. Всё же, несмотря на свой возраст, что был не маленьким, Мори обладал отличной физической подготовкой, которой многие, уже давно работающие мафиози, сильно позавидовали бы. Тогда Дазай понял, насколько он влип и его охватила некая паника, но он старался ни в коем случае её не показывать, дабы не дать понять боссу, что мальчишка признаёт его превосходство. Мори сдирает с его локтя один из бинтов и туго фиксирует его на запястьях мёртвым узлом, но уже над головой. Стоило подростку дёрнуться, как его вновь захватили, и, вновь прижали к столу. Ситуация стала ещё хуже, запястья вывернули под таким углом, что Дазай завопил от боли, как-будто его кто-нибудь услышит и поможет. Да, даже если бы его услышали, либо подумали что это кто-то в пыточной пришёл в сознание. Либо, если бы догадались об источнике шума, просто проигнорировали его, боясь, что в случае вмешательства с ними сделает босс. Дазай ещё пытался уладить всё словами, хотя понимал, что это бесполезно. Любые попытки выбраться из пут, только веселили Мори, который прижимает тело ученика к столу и спускается руками к ягодицам, обводя талию и замечая, то, насколько она узка. Огай с наигранной грустью в голосе произносит: — Видимо мой дорогой ученик совсем не следит за здоровьем. Дазай чуствует себя осквернённым...Снова. Накатывают отрывки прошлого. Его мать была психически неуравновешенной, из-за чего либо била сына в внезапно накатывающих порывах злости, либо, делала вид, будто ничего не происходит и спокойно готовила ужин, думая о том, какая прекрасная и дружная у них семья. Такие отношения и послужили причиной, по которой суицидальный подросток начал носить бинты, дабы отстрагироваться от этого мира. А раз Мори разорвал бинты, он оставил Дазая без своеобразной защиты, что повлияло и на его моральное состояние. Осаму всего лишь несколько лет назад избавился от ночных кошмарах связанных с прошлым, в надежде, что подобное больше никогда не повториться, но судьба решила иначе. Дазай дрожит, но всё же ещё раз пытается оттолкнуть Мори, но замечает, что...стал слабее. В голову ударяет осознание того, что в бокале был не просто странного вкуса коньяк, а коньяк с лекарством или наркотиком, забравшим все силы и затуманивая разум ещё сильнее. Подросток со всей искренностью надеялся, что это лишь один из его ночных кошмаров, от которых он в очередной раз проснётся весь в холодном поту, но всё больше убеждается, что увы, но это реальность. Жестокая, но реальность. Дазай пытался перестать дрожать, но выходило мягко говоря, не очень, что заводило Мори ещё больше. Осаму не заметил, в какой промежуток времени с него стянули ремень, брюки и бельё. Босс сразу грубо входит, не давая привыкнуть, толкается, принося больше боли. Кабинет стали заполнять стоны Мори от наслаждения и стоны Дазая от боли. Сколько это продолжалось, никто не знает, казалось, что Дазаю уже всё равно, что с ним делают сейчас, и что с ним будет после. Но собрав последние силы он попробовал подставить подсечку и вырваться, дабы закончить эту мучительную пытку, но вдруг почувствовал внезапную боль в шее. Чуть повернув голову, исполнитель увидел тонкую иглу. Это был укол, который Огай в него воткнул, но зачем, Дазай уже узнать не мог, так как провалился в бессознательное состояние. Последнее, что узрели его глаза, — это победный оскал, играющий на лице другого.***
Очнулся подросток уже, судя по виду из окна, на следующее утро. Оглянувшись, он понял, что находится в медицинском кабинете своего наставника. Как только он это понял, перед ним заиграли картинки прошлого, и он еле смог сдержать рвотный позыв. Рядом с кроватью, на которой он лежал, была тумбочка, на которой он заприметил стакан воды, и уж было схватил стакан, но побоялся пить эту воду, вспомнив вчерашний коньяк. Встав с кровати, он как можно быстрее решил удалиться отсюда, что получалось с трудом, ведь всё несказанно болело.***
Из заволоченного грозовыми тучами неба, беспрестанно лился дождь. Все люди спешили поскорее вернутся домой или укрыться в ближайшем здании. На фоне такой пустой улице выделялся рыжеволосый юноша, сидевший у новой могилы. По его лицу скатывались капли, но не было понятно, от дождя они или же от слёз. Чуя повернулся к могиле на короторй было выгравено имя — Дазай Осаму, умерший пару дней назад по причине самоубийства. — Интересно, почему все дорогие мне люди умирают так рано, оставляя меня одного, — с грустной усмешкой проговорил Накахара. — Даже не показывая этого, я считал тебя... действительно дорогим мне человеком. Ты не представляешь, какое счастье я испытал в тот момент, когда понял, что твои попытки уйти из жизни, которые я никогда не понимал, стали происходить реже. Что же сподвигло тебя на такой поступок? Ещё и сбросился прямо под окнами босса. Хоть бы объяснения, хотя бы предсмертную записку оставил. Но нет, ничего, — юноша слегка дрожа, тихонько встал, наклонившись, он положил несколько гвоздик на намоченную дождём, могильную плиту. Разогнувшись, Накахара посмотрел на небо, из которого до сих пор лились мелкие капли, с привкусом солёности воды. Ещё раз кинув взгляд на могилу, последний взгляд, он направился домой, в место, где без лишних глаз сможет дать волю эмоциям. О смерти одного из исполнителей он узнал на собрании. Тогда он вихрем вылетел из здания, тем самым показав слабость, за что долго будет себя корить, но на тот момент это встало на второй план. На первом стояла лишь смерть напарника, в которую он не мог поверить. Не мог поверить, что эта скумбрия могла умереть. Не мог, просто не мог.