Вези такси домой

Петя закуривает в такси. Шофер косится на него но молчит. Видимо, чувствует, что с таким лучше не связываться. Взгляд у Хазина тот еще… Мертвый взгляд. Как у трупа, которого откопали и оживили путем каких-то гребаных ритуалов. Вуду, кажется. Там покойнички бегают и все делают, что хозяин прикажет. У Хазина нет хозяина. Никого у него нет. Он - один на всем свете. «Интересно, мосты уже разводят»? – промелькнуло в голове. Он забыл следить за временем, отрываясь в клубе Пятна света, басы, стучащие в голове, лица, лица… Коктейли, айкосы, таблетки… Последние незаметны, но они есть, Петя знает точно. В этом клубе он был когда-то, еще до рехаба. А теперь все результаты долгого и дорогостоящего лечения смыл в унитаз в туалете пропахшем чистящими средствами       Гречкин… кажется так его звали. Точно, Кирилл Гречкин. Петя сосался с ним в туалете, потом расстегнул ширинку. Мажор весело смеялся, блестя грилзами. Отсасывать ему определенно, нравилось. А Петя представлял, зажмурив глаза, что ему отсасывает Игорь Гром. Этот Гречкин – забавный, на ключицах татуировка в виде молнии. На миг у Пети аж лицо перекосило, когда он это увидел. «Молния…Гром… Игорь Гром». - Откуда это у тебя? – хрипло спросил он Кирилла. Тот пожал плечами – мальчишка был уже в таком состоянии, что его не интересовало окружающее. - Не ебу, - он хихикнул, как пьяная шлюха.       На улице дурман слегка выветрился. Ночь выдалась холодная для конца лета. Ветер швырял листья, носил бумажки и другой мусор, заставлял ежиться под его порывами. Петя совсем продрог, пока ждал такси. Я оденусь шикарно, но не для него Сегодня я поняла, ему все равно, Я запиваю обиды ночи напролет, Ну почему же в любви так не везет? Снова номер в блок твой отправляю, Но как жить без тебя не представляю. «Позвони, позвони» - шептал он, глядя на молчащий телефон. Потом вспомнил, что сам заблокировал номер Игоря. Чтобы не рвать себе нервы в клочья – их и так уже не осталось. Вези, такси, домой, виски допито, Он уже не мой, сердце разбито, Дави сильней на газ, грустный бит играет В последний раз память с ним угасает. Петя поймал себя на мысли, что совершенно по-идиотски подпевает песне. А ведь когда-то ему даже нравилось… Им нравилось. Тогда они ехали вдвоем в такси – только не из клуба, а из ресторана, где отмечали тридцатипятилетие Грома. И неистово целовались на заднем сиденье. Когда Игорь вел сам машину, а Петя сидел рядом, они пели вдвоем – то, что нравилось Грому, конечно. Петя порой дразнил Грома, что он любит старый песни. Но находил свою особую прелесть и в них. Хотя бы потому, что они нравились Игорь. А он его любил… любил… Любит. Петя то признавался в любви Игорю нежно страстно, подтверждая свои слова сногсшибательным сексом. Они трахались до изнеможения, до потери пульса, падая рядом и засыпая в обнимку. Сплетение рук и ног, сплетение душ. А потом Пете резко надоедало. Он срывался, уходил, хлопая дверью. Рвался куда-то. Неважно – куда, важно – зачем. Чтобы Игорь искал, беспокоился. Чтобы вызванивать его среди ночи: - Але, я в хлам, забери меня… И Гром срывался, ехал, порой за город, затаскивал тушку Хазина в машину – порой голого, обкуренного, пьяного. Вез домой, отогревал под душем, поил крепким чаем. Пока однажды… - Я Дуб… Дима Дубин, - блестя очками, сказал совсем юный белобрысый стажер. Петя фыркнул и с тех пор иначе, как «Дубом» Диму не называл. Без конца подкалывал за очки, за низкий рост, хотя сам был ненамного выше. Бессовестно гонял за кофе в «Старбакс» и за гамбургерами в «Бургер-кинг». Порой высмеивал его идеи, говоря, что в академии только теории, а в отделе теоретикам не место. Жестко обстебал, когда Дима блевал в первый раз, когда увидел труп с опарышами. Мол, кисейная барышня. Игорь заступался за напарника, и сам незаметно превратился в наставника для стажера. Объяснял, рассказывал, учил… Теперь Хазин понял, что сам разрушил все, своими руками. И мозгами своими, насквозь пропитанными наркотой и алкоголем. Они поговорили с Громом – долго, всю ночь почти. Мутило от кофе и бессонницы. А может, от веществ? Игорь сам нашел клинику, пристроил Петю, пообещал наведываться почаще. «Почаще» не получилось, работа такая. Хазин сбежал, кантовался у кого-то из приятелей. Потом вернулся к Игорю. Приехал днем, думая, как встретит Грома после работы. Но ключи к замку не подошли. Сердцевину замка поменяли, и не просто так. Он рванул в отделение – ни Грома, ни Дубина на месте не оказалось. Дежурный сказал, что оба «на выезде». Пришлось вернуться в свою квартиру – безликую, как гостиничный номер. Что может быть хорошего в квартире, даже в элитном жилом комплексе, если там нет того, кого любишь. А через день курьер привез вещи – те, что были в квартире Грома. Тогда Петя понял – всё кончено. Его там не ждут. Выбросили, как ненужную игрушку. Сам Игорь старался не встречаться с Хазиным, даже по работе. Дима, порой пересекаясь в коридоре, отводил взгляд, торопливо здоровался и убегал. Им было хорошо вдвоем. Без него       Порой Хазин приезжал в знакомый двор на Ваське, стоял под окнами, стараясь увидеть ту, чужую жизнь за чужими окнами. У Грома появились занавески на кухне. А еще, Петя помнит точно -половичок перед дверью. С надписью «Добро пожаловать» Он усмехнулся – его-то уж точно не поприветствуют там теперь. «Абонент временно недоступен» - твердил автоматический голос. А Петя удивлялся, что помнит знакомый набор цифр наизусть. - Приехали, - сказал таксист. Машина затормозила у арки во двор. Туда не въехать – развернуться невозможно, все плотно заставлено автомобилями. Среди них и старенький «Ситроен» Игоря. Года примерно десятого. Пока Петя жил тут, ездили на его машине. Дорогой «Порш кайен», подарок отца. Им он и попрекал в свое время, еще до того, как Петя уехал из Москвы на том самом кайене. Сейчас тачка на штрафстоянке – пару дней назад по пьяни подрезал какого-то чмошника на «девятке», попутно зацепил еще пару тачек. "Ты катишься на дно, Хазин. Одумайся» - сказал внутренний голос. Чьим голосом? Хазина-старшего? Или Игоря Грома? - Молодой человек, вы уснули? – раздалось над ухом. - А, сейчас-сейчас. Петя торопливо расплатился и вышел.       Домофон был выключен. Но на его счастье, кто-то вышел из подъезда с собакой. Старый лифт везет медленно-медленно. Раньше они с Игорем успевали чуть ли не раздеть друг друга в тесной кабинке лифта. Вот и знакомый этаж. - Игорь. Открой, Игорь! Пару стуков по обивке двери. Звонок так и не работает. Гром открыл сразу же, словно ждал за дверью. - Что надо? Вещи я тебе все отправил. Больше ничего нет. И закрыл двери. Хазин заколотил по ним, крича на весь дом: - Игорь! Игорь, выслушай меня. Выслушай, прошу! Накинув знакомую кожанку, тот вышел, закрыв дверь на замок. Руки сжались в кулаки. - Давай спустимся, раз тебе так надо поговорить. Во дворе они сели на скамейку. Знакомую, ту самую, где целовались год назад. - Чего тебе, Хазин? Ты сам сказал, что все кончено у нас. - Это Дубин? - А не все ли равно? Дубин, Пчелкина… да хотя бы и так. Петя взглянул на Игоря сквозь пелену слез. Нет, это просто от ветра в глаза надуло, ничего особенного. Тот поежился, было холодно даже в кожанке. Или дело не в холоде? - Прости, Петь, но я устал. Устал тянуть тебя из болота, когда ты сам этого не хочешь. Устал от твоих истерик и закидонов. От постоянного вранья. Ты сам в нем запутался. То ты признаешься в любви, то сбегаешь к кому-то просто потому, что тебе стало скучно со мной. Ты искал новых ощущений? Ищи дальше. Петя закурил. Игорь тоже достал пачку, но курить не стал, убрал сигареты подальше. Сцепил руки в замок. - Лучше не приезжай сюда больше. Между нами все кончено. - Значит… ты никогда меня не любил? - Любил, не любил. Теперь уже никакой разницы. Знаешь, я, наверное, и правда, слишком старый для тебя. Люблю проводить ночи дома, а не в клубах. Люблю тишину и покой. Мы чересчур разные. - Я давно это понял. Огонек сигареты прыгает. Пальцы трясутся. - Мне так холодно, Горь. Это последнее «Горь», будто призыв о помощи. Но Гром покачал головой. - Езжай домой. Мосты уже свели.

***

Слезы от обиды, видно свет едва Замирает в лицах душная Москва Полуночной дымкой город занесло Завтра новый день – но уже без него…       Такси везет домой, в ту безликую квартиру. Петя дремлет сзади. В душе – пепелище, чувства и последняя надежда сгорели. И пепел залило дождем. Вези, такси, домой, виски допито, Он уже не мой, сердце разбито, Дави сильней на газ, грустный бит играет В последний раз память с ним угасает.