Под разным небом пепел одинаков

      Эндшпиль — финальный этап шахматной игры.              – Да быстрее ты можешь ехать или нет?!       – Можешь сама сесть за руль… мне вообще нельзя водить так-то…       – Если я сяду, мы врежемся в ближайшее дерево! – вновь закричала Хана. – Так что сделай уже что-то полезное, Ламбо!       Ее раздраженный дерганный тон вынудил молодого хранителя Грозы только насупиться, но он проглотил недовольство и исполнил приказ девушки. Машину слегка тряхнуло на повороте, и от этого пришлось несладко Хаято, который громко застонал и, скривившись, плюнул кровью. Несмотря на то, что Рёхей отчаянно пытался стабилизировать его состояние пламенем Солнца, хранитель Урагана становился бледнее с каждой минутой.       Они мчали по горному шоссе, нарушая все допустимые скоростные ограничения. У них осталось три с половиной рабочие машины, две из которых Хана в приказном порядке велела подогнать к главному входу тюрьмы. К счастью для нее Реборн был мастером на все руки, а избалованная жизнь, которой наслаждался Ламбо, подарила ему навык управления автомобилем. Хоть какая-то польза от тупой коровы.       Девушка до последнего надеялась, что их с Киоко атака остановит Тсунаеши и Бьякурана. И случилось чудо. Да такое, что они слегка перестарались: ожидали погасить пламя парней, а в итоге выстрелили в них, словно по воробьям из пушки. Они оказались настолько увлечены боем, что в последний миг заметили нападение со стороны, и если Тсунаеши посчастливилось хоть немного уклониться, то Бьякурана отправило к чертям собачьим.       В тот миг они не верили своим глазам. В тот миг они с Киоко лишь переглянулись, растягивая обрушившуюся тишину. Им не потребовалось слов, чтобы понять дальнейший план действий. Кротко улыбнувшись и кивнув друг другу, они бросились кто к кому: Хана сразу побежала к Тсунаеши, которого отбросило на вытоптанную поляну перед входом, Киоко же затерялась в лесу, помчавшись на поиски Бьякурана.       Тсунаеши оказался жутко истощен, подавляющая энергия оставила ему силы только для того, чтобы на дрожащих ногах подняться на колени. Единственное, что тогда сделала Хана, это с отчаянным криком влепила ему болезненную жгучую пощечину, повалив обратно на землю. Она его видеть не желала, даже себе удивилась, откуда в ней взялось столь злости, ненавистной ярости.       Хаято она нашла относительно быстро, ему хватило сил выползти из газовой камеры, в которую обратился коридор. Парень практически никак не реагировал на ее попытки привести его в чувства, лишь благодаря усилению девушке удалось не дать его внутренней энергии угаснуть до тех пор, пока не прибыло подкрепление.       Две машины, и Хана бы хотела поехать с Тсунаеши, чтобы проследить, дабы он опять какую глупость не учудил. Но пока до них добрался Рёхей, да и Занзас почтил своей персоной, девушка не постеснялась уточнить у Реборна чуть ли не с претензией, какого черта он позволил Тсунаеши устроить дичь с охотой на тринисетте? Ответ, как ни странно, оказался простым – позволил, потому что понятия не имел о планах своего ученика. Об этом Хане поведала растерянность, которой киллер позволил промелькнуть во взгляде.       «Понятно», – лишь сдержано отозвался Реборн, но по его виду девушка поняла, что им овладела не меньшая злость, чем ею. Поэтому, попросив его затолкать Тсунаеши в машину, а заодно и Занзаса, она приняла командование на себя.       Ей было плевать на удивленные вопросе, почему она отдавала приказы, а не босс. Хана из последней капли самообладания сдерживалась, чтобы не орать в ответ благим матом. Мол, делайте, что хотите. Но так нельзя. Не для нее. Она не только жена босса, в данный момент она исполняла роль хранителя Дождя, а также внешнего советника. Реборн поддержал ее позицию, сообщив по рации, что Тсунаеши не в состоянии отдавать приказы.       А если бы и хотел, мы бы ему не позволили.       Мы – это Реборн и она. Сейчас, когда мужчина, наконец, стал выглядеть, как полноценный взрослый человек, Хана ощущала давление характера, которым он заставил своего ученика без разговоров залезть в машину. Занзас не испытывал удовольствия ехать с Тсунаеши, на что Реборн лишь предложил ему добираться до больницы пешком.       По дороге они должны были подобрать раненных бойцов Варии. Остальные члены Вонголы получили персональные указания.       Небольшая больница в столь же небольшом городке оказалась полностью оккупирована людьми Вонголы. Благодаря связям Шамала и помощи Такеши все было заранее подготовлено, и Хана даже не знала – радоваться или грустить. Они ожидали потерь. Ожидали раненных. Суета и крики людей. Медперсонал, который под руководством главврача боялся всех, кто сегодня переходил порог здания. Это напомнило девушке тот проклятый день, когда она впервые попала в перестрелку.       Но в тот день Хана была беспомощным птенцом, способным лишь хлопать крыльями, да в ужасе озираться по сторонам. Сейчас же она стала той грозной птицей, что могла выклевать глаза любому, кто посмел бы косо посмотреть на нее.       Всех нуждающихся отправили на операцию, Занзаса в том числе. Если бы он не потерял сознание от кровопотери, то, возможно, и сдох бы, отказываясь подпускать к себе врачей. Гордость бы его и убила. Возможно, и к лучшему. Независимость Варии бесила Хану все сильнее. Но что раздражало куда больше, это Тсунаеши, который, напротив, после боя будто растерял всю свою волю и целеустремленность. Он лишь мрачной тенью проследовал в палату, где разместили Мукуро.       – Да, это я, – обзванивая всех, кто входил в состав Вонголы и был в курсе минувшей операции, Хана выговаривала одну и ту же фразу: – распространяем информацию об объединении Вонголы и Мильфиоре. Да, как и планировали, освобождение хранителя Тумана и возвращение пустышек, что должны быть в руках босса аркобалено… Да мне плевать, что проклятье аркобалено давно снято!.. И что? Это изначальный план! Мне двадцать раз насрать, что эта мелкая пигалица в заложниках у него, мне насрать на всех Джинглио Неро! Да, часть пустышек у них, часть – у нас. Господи, Бьянки, делай уже свою работу, хватит отыгрывать святую невинность, твой брат помирает, и я делаю все, чтобы его спасли! Мне нет дела до других семей. Да. Да это… так бы сразу. Давай.       Для нее это уже было невыносимо.       Насколько же грязен этот мир. Насколько же грязной стала она.       Сжав телефон в кулаке и упрямо постучав им по лбу, как если бы это помогло отогнать тревогу, Хана шумно выдохнула. Бог знает, сколько уже прошло времени, за чередой людей, которые прибегали к ней с расспросами, да терроризировали звонками, она полностью потерялась в событиях. Не меньше репутации Вонголы и ее дальнейшей судьбы девушку беспокоило, что Киоко так и не позвонила ей. Она искренне надеялась, что с ней все в порядке.       Позвонить ей сейчас?       Нет, еще рано. Пока ничего не понятно. Возможно, Хана пыталась себя успокоить хоть какой-то неизвестностью и надеждой, но вряд ли подруга может сообщить ей что-то полезное. Мильфиоре, как и сам Бьякуран, сейчас не в том состоянии, чтобы нападать на них исподтишка.       Телефон оповестил о входящем сообщении.       – Да боже правый…       Однако, беглого взгляда, пробежавшегося по словам «я приехал», хватило Хане для того, чтобы сорваться с места и вихрем пронестись по коридору, собирая на себя осуждающее внимание медперсонала.       На улице сгустились облака, затмевая солнце, вероятно, мог пойти дождь. Атмосфера не из благоприятных. Едва увидев Кёю, выходящего из машины, девушка бросилась ему навстречу, переполненная бьющими по голове эмоциями. И стоило ей понять, что он приехал один, как сердце словно пробило металлическим колом.       В ужасе оцепенев и чуть не упав прямо перед хранителем Облака, Хана переводила тяжелое дыхание и с мольбой смотрела на него, на его сдержанный взгляд, холодное в выражении лицо. Тихо вздохнув, парень покачал головой.       – Я не нашел ее. В лесу рядом с пещерой ее не было, ни живой, ни мертвой. Внутрь тюрьмы я смог запустить несколько ежей, но никого, кто подавал бы признаки жизни, они не нашли.       – Нет… – от его слов у Ханы сердце в пятки упало. Она надеялась хоть на одну хорошую новость, но слова Кёи чуть не лишили ее сил. – Нет… Хром…       Согнувшись в три погибели и вынужденно ухватившись за плечи парня, девушка едва сдержала ударившие в глаза слезы. Она не могла назвать их с хранительницей Тумана лучшими подругами, но за минувшее время они хорошо сблизились. Хром часто помогала ей, выручала в трудный миг, подбадривала своей теплой улыбкой и умела выслушать. Скромная, сдержанная, но невероятно сильная девушка.       И Хибари говорит, что ее нет?.. Что она… что мертва? Что это я… я же…       – Это я виновата, – нервно сжав плечи хранителя Облака, прошептала Хана.       Она не могла позволить себе плакать, но горечь утраты сдавила ее горло невидимой петлей, заставив рвано засмеяться. От напряжения у Ханы пошла голова кругом, вслед за страхом к ней подоспела злость, которая помогла ей выпрямить спину и взять себя в руки.       Выпрямившись и отпустив Кёю, девушка шумно выдохнула и, выждав мгновение, сухо произнесла:       – Спасибо тебе. Отправляйся в больницу, пусть врачи осмотрят твои раны.       – Я не ранен.       – Тогда сходи умойся, приведи себя в порядок, – подняла на него мрачный взгляд Хана. – И оставайся поблизости. Отыщи пока Рёхея и Ламбо, будь готов подойти, как только попрошу. Такеши тоже где-то здесь.       Ее приказной тон не сильно порадовал парня, о чем свидетельствовал его колючий взгляд, который Хана не просто выдержала, а приняла, словно вызов.       – Хорошо.       Дождавшись, когда Кёя покинет ее компанию, Хана с раздражением сжала кулак и ударила по машине. Боль вонзила острые когти в костяшки, особенно сильно схватило палец, на котором сидело кольцо Вонголы. Зашипев и прижав руку к груди, девушка нащупала нагревшийся металл кольца, прикосновение к которому подействовало на не менее отрезвляющей пощечиной. Но это, скорее, вернуло ей спокойствие.       Ямамото доверил мне это кольцо. Пока оно в моих руках, я должна быть Дождем, что смоет все печали, что успокоит бушующее пламя… Как же сложно это, конечно, будет сделать. Но я должна. Хватит. Успокойся… Хром знала, на что шла… Знала, черт. Черт…       Хром…       Хотя бы ради хранительницы Тумана она должна оставаться сильной.       Подсчитывать потери, как человеческие, так и репутационные, Хана предпочла бы чуть позже. На данный момент ее куда сильнее волновала персона, что предпочла скрыться с глаз долой, спрятаться за дверьми одной из палат, в которую девушка вошла без предупреждения.       Писк приборов жизнеобеспечения лишний раз напомнил Хане, как много времени уже прошло с момента их прибытия. Рокудо Мукуро находился без сознания, лежал, будто оживший мертвец, с исхудавшим телом и бледной кожей. Рядом с его койкой сидел Тсунаеши, даже не шелохнулся при появлении девушки, смотрел будто не на иллюзиониста, а сквозь него. В разодранной одежде, с кровоподтеками и ссадинами босс Вонголы больше напоминал побитого школьника, угодившего после уроков в передрягу. Его вид вызывал жалость, и вместе с тем раздражение, которое, к счастью, не задержалось долго на душе у Ханы.       – Надеюсь, ты доволен? – спросила без эмоций девушка, встав напротив койки и оперевшись спиной о стену. Не получив никакой реакции, она добавила: – Хибари вернулся. Он так и не нашел Хром. Скорее всего, она мертва.       Услышанные слова заставили Тсунаеши болезненно нахмуриться, но он продолжал молчать. Тут действительно ничего не скажешь.       – Променял одного иллюзиониста на другого, да еще лишился кольца Вонголы. Молодец, ничего не скажешь.       – Как ты можешь так говорить? – сдавленно прошептал парень.       – О, это я-то? – без особого выражения поинтересовалась Хана. – Я ведь просто говорю о том, что ты сделал.       – Если бы ты не вмешалась…       – Тогда бы и тебя хоронить пришлось, – осторожно перебила его девушка.       – Вот уж не думаю.       – Это я поняла, что ты не думаешь, Тсуна, – сбив спесь токсичности со слов, Хана придала им больше требовательности. – Почему ты мне ничего не сказал о тринисетте? О том, что собираешься сделать?       – А ты бы одобрила?       – Нет, но хотя бы это не было бы для меня сюрпризом. Что ты, что Бьякуран… Зачем тебе вообще понадобились пустышки?       – Чтобы они не попали к нему в руки.       – Блин, так на этом мы и договорились – уничтожаем тринисетте, делим пустышки и…       – И что? – нетерпеливо бросил парень, вдруг адресовав ей пламенный взгляд. – Он хотел следовать нашей договоренности? Ни черта. Он просто воспользовался нами. Без нас ему не удалось бы вломиться в Виндиче!       – А нам без него не удалось бы освободить Мукуро, разве нет?       – Не переводи стрелки.       – Констатирую факты.       – Тогда как насчет того факта, что Киоко, похоже, тоже обо всем знала?       – Не знала.       – Почему ты в этом так уверена? Ее словам поверила?       – О, прости, это ты мне сейчас вопросы о доверии задаешь? – не постеснялась добавить нотку сарказма Хана, не без упрека глянув на парня. – Вы как два идиота-ребенка, решившие, что родители ничего не узнают о разбитой вазе. Ох… нц.       Честно говоря, даже спорить пропало всякое желание, какой смысл кидать друг в друга какашками, находясь по горло в дерьме? Сколько ссор и неприятных разговоров они пережили за минувшие два… нет, даже больше лет – не счесть. Она изменяла ему, он обманывал ее. Недоверие между ними в какой-то момент достигло потолка, и либо ему было суждено пробить этот потолок, либо вновь ослабнуть.       Хана больше не хотела ругаться. Честно говоря, оборачиваясь на все то, что произошло с ней за минувшие десять лет, она сожалела о многом. Хотела бы исправить многое. Но ей лишь оставалось жить с последствиями. Такими, как Рокудо Мукуро, например. Такими, как минувшая утренняя операция. Такими, как разрушенная личная жизнь. Что-то она уже была не в силах исправить, но что-то…       – Я обзвонила глав совета семьи, а также связалась с союзниками, которые были в курсе нашей операции, – спустя долгое мгновение утомительной тишины обмолвилась Хана. – Официальная повестка такая – мы объединились с Мильфиоре, вместе освободили Рокудо и забрали пустышки, разделив их между собой. После такого, как ты понимаешь, ссориться и разбегаться с Мильфиоре будет себе дороже.       – Принудительный союз, – невесело подметил Тсунаеши. Слабо усмехнулся. – Молодец. Это действительно… умно.       – Это необходимо, – не спуская взгляда с Мукуро, Хана невольно задумалась, действительно ли он пребывал без сознания. Хоть приборы диагностики и говорили о ровном медленном пульсе, ничему нельзя доверять. – И, насчет пустышек. Бьякуран был неправ, пустышки опасны для того, кто захочет их использовать. Пустышка Грозы фактически истощила Гамму, когда мы сражались с Бермудой.       – Он умер?       – Да. Но только его застрелил Занзас. По моему приказу.       Хана посчитала необходимым добавить это уточнение и понаблюдать за реакцией парня, которую она предвидела: тот с недоумением и легкой растерянностью обернулся к ней. В его глазах не было ни намека на порицание или осуждение, лишь чистое негодование.       Сложив руки на груди, она сказала:       – Гамма довольно влиятельный член семьи Джинглио Неро, за ним пошли бы остальные, чтобы освободить Юни. А он был настроен серьезно. Если бы он выжил, то наверняка бы спровоцировал раскол между Блэк Спелл и Уайт Спелл, чем ослабил бы Мильфиоре. А в данной ситуации нам нужен сильный союзник, а не раздробленная семья.       – И ты… только поэтому приказала его убить? – в недоумении уточнил Тсунаеши.       Задумавшись, Хана опустила взгляд к кольцу Дождя, которое все же было чуть велико для ее тонких пальцев.       – На самом деле, я приказала это, потому что думала, он захочет убить меня и забрать остальные пустышки. Несмотря на то, что пустышка Неба у Киоко… другие пустышки тоже много стоят.       – Пустышка Неба… у Бьякурана, значит.       – И Тумана, – добавила девушка, обернувшись к окну, за которым царствовала пасмурная погода. – Мы лишились хранительницы Тумана, хранитель Урагана висит на волоске от смерти, половина Варии в реанимации, включая Занзаса. Нас серьезно потрепало, но смешное в том, что самое сложное еще впереди.       – На нас ополчится весь мир…       Тихо выдохнув, Хана подошла со спины к Тсунаеши и накрыла его плечи ладонями. Сколь бы они теперь ни ругались, ни спорили, они до конца останутся вместе вне зависимости от своих желаний. Забавно, но уходить девушка и не хотела. Поддалась порыву, конечно, недавно, бежав в поисках Киоко, но понимала, что это ненадолго. Ее место всегда было рядом с Небом Вонголы, которое она любила.       И любовь – это не про бабочек в животе и тупые розовые сопли, бла-бла-бла. Любовь – это относиться к кому-то, как к себе. С тем же обожанием, с той же ненавистью и покаянием. А брак скрепляет это обязательством. Сколь глубоко мы бы ни ранили друг друга, мы не сможем отпустить друг друга, не имеем права.       Быть вместе, поддерживать друг друга против внешней угрозы…       Крепче сжав плечи Тсунаеши, Хана измученно закрыла глаза и ощутила внезапный прилив ненависти. Ненависти к себе. Ведь она любила парня, чувствовала тех гребанных бабочек, которые ползали по разбитой душе, сбросив прекрасные крылья, обратились уродливыми насекомыми. Искреннее, но израненное чувство – это все, что осталось при ней, и она не могла отпустить мысль, что Тсунаеши не достоин такого оскорбления. Он достоин большего.       – Это же… кольцо Дождя, – аккуратно сняв ее ладонь со своего плеча, Тсунаеши с легким замешательством обернулся и перевел взгляд с артефакта на девушку.       – А, да… – растерянно пробормотала Хана, отгоняя давящие грустью мысли. – Ямамото дал мне его на время боя… надо вернуть.       – Ямамото-кун… – упоминание друга заставил парня заметно омрачиться. – Не думаю, что… не думаю, что он когда-нибудь сможет вновь сражаться.       – Но это не значит, что он не может продолжать быть твоим хранителем, Тсуна. Он…       – Я знаю, – перебил ее Тсунаеши, крепче сжав в ладони хрупкие пальцы девушки. – Я знаю, что ты хочешь сказать. Но, послушай, ты ведь тоже хорошо знаешь Ямамото-куна… Думаешь, для него будет лучше знать, что его оставили хранителем из жалости?       – Что? Да не из жалости!..       – Но ты сможешь ему это объяснить? – подняв на собеседницу уверенный, отчасти холодный и грустный взгляд, Тсунаши вынудил ее моментально умолкнуть. – Сможешь объяснить, почему потерявший возможность сражаться мечник лучше подходит на роль хранителя, чем сильнейший на моей памяти сенсор?       – Я не воин, Тсуна… – с отчаянием пробормотала Хана.       – Хочу заметить, что ты, в отличие от многих хранителей и бойцов, выбралась из бойни целой и невредимой… – пробормотал парень, болезненно прикрыв глаза на мгновение и прикоснувшись к кольцу Дождя, что сидело на среднем пальце девушки. – Я босс. И это мое решение. Я хочу, чтобы ты была хранителем Дождя, Хана.       – Но я твой внешний советник.       – Ты просто мой советник, – сдержано подметил парень, а затем мягко ухмыльнулся, – странно, когда жена босса – его внешний советник.       – Но ведь есть и другие талантливые пользователи пламени Дождя.       – Но я хочу тебя.       Фраза прозвучала не только двусмысленно, но и упрямо, что особо ярко подчеркнулось, когда Тсунаеши, обернувшись, притянул к себе девушку. Застыв между его раздвинутых коленей, опираясь о плечи, Хана с растерянностью и давно забытой неловкостью смотрела в спокойные карие глаза парня. Чувствовала, как притягивал ее все ближе, давя на заднюю поверхность бедер.       – Я повторял это множество раз, повторю снова: я никуда тебя не отпущу. Я допускаю, что ты более меня не любишь, однако мне плевать, я тебе не позволю уйти от меня. Ты будешь моей женой, ты будешь моим хранителем… А если и этого окажется мало, мне придется уже избавляться от преград на нашем пути. Как новых… так и старых. Ты ведь понимаешь, о чем я?       Несмотря на ровный тон голоса, его слова испугали Хану. Она напряглась, и почувствовав ее реакцию, Тсунаеши крепче сжал ее бедра до болезненного жжения. Недвусмысленный намек, что ради того, чтобы она оставалась всегда с ним, парень готов хоть прямо сейчас пойти и пристрелить Занзаса, девушке стало не по себе. К боссу Варии она не испытывала беспокойства, пусть Тсунаеши хоть сейчас идет и убивает его. Но подобный настрой означал, что больше парень не спустит ей с рук ни одного просчета. И речь не только о том, чтобы положить на кого-то глаз.       Если в какой-то гипотетической ситуации я решу… ну, организовать переворот в Вонголе или на радостях просить Киоко предоставить мне укрытие… Он убьет всех. Сделает все, чтобы вернуть меня.       Настрой парня и пугал, и в то же время пробуждал волнительный трепет в груди. От его пристального жгучего взгляда у девушки быстрее забилось сердце. Она не смогла удержать зрительный контакт и закрыла глаза, тихо выдохнув.       – С этого момента, Хана, – прошептал Тсунаеши, притянув ее еще ближе и уткнувшись лбом в ее живот, – ты не сможешь делать то, что вздумается. Может, ты и создала меня, сделала тем, кто я есть сейчас, однако сыт по горло твоими манипуляциями. Но я благодарен… ты сделала меня сильнее.       – Тсуна…       – Позови хранителей сюда, – прервал ее парень и отстранился, расправил плечи и с непоколебимой уверенностью взглянул в глаза собеседницы.       Хотела Хана вставить слово, но поняла, что Тсунаеши не станет ее слушать. Однако что-то заставило ее призадуматься, не спешить расстраиваться, его взгляд загипнотизировал ее и будто передал искру горящей уверенности.       Понятно…       – Что ты намерен сказать им?       – Три вещи, – отпустив девушку и поднявшись с места, Тсунаеши подошел к окну, на котором по ту сторону начали оседать мелкие капли. – Во-первых, я объявлю тебя хранителем Дождя, откладывать этот вопрос уже бесполезно. Во-вторых, нам нужно усерднее организовать поиски Хром и кольца Вонголы… хотя я уверен, что туда уже мчат на всех парах военные. Будем, значит, пытаться договориться.       – С военными? – скептично уточнила Хана.       – Это оставь мне. Ну и главное, – обернувшись, парень долгий миг держал на ней сосредоточенный взгляд, прежде чем озвучить финальную мысль: – Теперь нам нужно как-то отыгрывать союз с Мильфиоре. Вероятно, многие из совета захотят пойти против нас за то, что мы сделали. Пока мы ослаблены… А мы не имеем права этого допустить. Я не допущу, чтобы Вонгола раскололась. Хотят этого члены совета или нет, они примут наше решение… мое решение.       Не только Хана опасалась, что Вонголу после столь фееричного действа ожидают внутренние междуусобицы. В какой-то степени Мильфиоре повезло больше, Бьякуран посредству шантажа мог крутить-вертеть Юни, а убийство Гаммы лишь развяжет ему руки – хороший она ему подарок преподнесла. Но что сейчас творилось в рядах семьи Бьякурана Хану мало интересовало, они найдут время для обсуждения дальнейшей политики, но сейчас для них важнее подавить любые попытки мятежей внутри семей.       Поэтому стратегия была просто и понятна.       – Бей или будь убитым?       – Бей или будь убитым, – тихо пробормотал в ответ Тсунаеши.       Ничего иного Хана и не ожидала, что невольно радовало и в то же время пугало.       – Вас поняла, босс, – проглотив ненужные слова, девушка крепко сжала руку, прочувствовав, как кольцо Дождя Вонголы впилось в мягкую ладонь теплым металлом. – Будет исполнено.