does it bother anyone else, that someone else has your name

На самом деле он не хотел смотреть на себя в зеркало — не было желания даже в этом мире видеть массу несовершенств выданного ему тела и бороться с неизбежно накатывающим желанием сунуть два пальца в рот и согнуться над унитазом. Это все равно ничего не дало бы — дело было не в весе, — а еду он потратил бы зря и еще месяц чувствовал бы себя виноватым. Да и Рюкен бы заметил — в этом доме ничего не происходит без его ведома, он знает обо всем, что Акира делает, и молчит. Именно это самое отвратительное: он не говорит ничего — вообще ничего, — ни малейшим жестом не показывает своей осведомленности, но ты все равно чувствуешь себя провинившимся пятилеткой. Он не хотел смотреть в зеркало и с отчаянием понимать, что почти ничего и не изменилось по сравнению с прошлым миром. Да, он безусловно стал выглядеть атлетичнее — все-таки ежедневные тренировки с арбалетом чего-то да стоят, — но в остальном… Маленькие ладони, маленькие ступни, феминное детское лицо, бледная, как у покойника, кожа и — самое главное — акушерский пол. За это Акира отдельно ненавидел Систему и «рандом», которым она в тысячный раз оправдывалась, и вместе с ней себя самого. То, что о больше всего хотел бы изменить, осталось при нем, и он был вынужден жить с этим, ведь выбор уже сделан, а игра уже началась. *** Подтвердите установку. Парень был более, чем уверен, что проклятый глюк появился на почве уже ставшего почти хроническим недосыпа, плавно перетекшего из бессонницы, которую он бы, если честно, ему предпочел. «Все дело в компьютере», ага. Нужно было забить на учебу, когда все это только начиналось, нужно было хотя бы попытаться выспаться, пока еще была такая возможность. А в итоге он пришел к тому, к чему пришел. Парень — назовем его Объект Шесть или же Дарк, в честь Объекта Пять (имя все равно скоро перестанет иметь значение) — потер глаза и попытался вчитаться в текст. Буквы расплывались, даром, что корейские. Зачем он учит язык, который ему уже давно перестал нравиться, он так и не понял, но упорно продолжал жевать кактус, видимо, за неимением других вариантов. Был бы он умным, сдал бы историю, пошел бы на япониста, как и хотел. Или хоть на психолога — биологию-то он и так сдал. Но иногда — постоянно — смысл и мотивы собственных решений оставались для него тайной за семью печатями, если решения вообще были его — обычно они принимались кем-то «авторитетным и знающим лучше», а от него требовалось лишь подчинение. Подтвердите установку. Привидевшееся окошко уже начинало ощутимо раздражать, мешая готовиться к парам, что было для Дарка приоритетным в данный момент — он и так умудрился проваляться с депрессией почти все начало года, что никого не волновало и за что он имел все шансы получить реакцию на близящихся экзаменах. Так что об очередных финтах левой задней ногой своего больного воображения он вполне мог подумать и позже. Например, никогда. Всю жизнь терпел приступы паники, вызванные смазанными глюками, и сейчас потерпит. Буквы продолжали расплываться, уведомление, зависшее в воздухе перед его лицом, и не думало исчезать, он начинал злиться. Последнее ему не нравилось, потому что требовало слишком много эмоциональных ресурсов, могущих стать последним жалким усилием полусонного разума, а он планировал отсидеть еще две пары в вертикальном состоянии, хотя бы пытаясь выглядеть заинтересованным и осознающим происходящее. Подтвердите установку. Злость переросла в желание поспорить с назойливым видением, и Дарк мысленно послал его далеко и надолго, пообещав подтвердить хоть завещание на майских праздниках, когда родители уедут на дачу, и он, наконец, сможет спокойно дышать и думать в собственном доме. Если, конечно, «глюку» не наскучит ждать — на дворе середина декабря. Или если вообще до дома дойдет: уже три до этого стоящих на месте водителя резко активизировались в его присутствии, пока он пытался донести свою бренную тушку до вуза. Подтвердите установку. Да подтвердит он, черт возьми, не сейчас! Видимо, секундная вспышка раздражения все-таки отразилась в его глазах и срикошетила от чуть ли не лезущего в них окошка уведомления, потому что это самое окошко прощально мигнуло и, наконец, исчезло, оставив его наедине с текстом, который он так и не удосужился из-за него прочитать. Пара должна была начаться через минуту, и парню, в целом, было уже почти все равно. Хотел бы он так сказать. На самом же деле его панически трясло от осознания того, что он категорически обязан провалиться, — он просто был слишком сонным, чтобы паранойя стала заметной. Подтвердите установку. Пацан в очередной раз поднял невыразимо хмурый, — по крайней мере, он был уверен, что выглядел именно так, — взгляд на треклятое уведомление и шагнул на дорогу. Было слишком холодно, слишком снежно, он слишком сосредоточенно мысленно пребывал в ванне, чтобы успеть осознать, что секунду назад неподвижная машина движется прямо на него, и его нахождение на пешеходном переходе под зеленым сигналом светофора мало помогло бы, если бы на него сейчас наехали. Ему не установку подтверждать надо, а в психбольницу, похоже, и чем скорее, тем лучше. Все-таки, постоянные глюки, списываемые им на проблемы со зрением, видимо, оказались куда значительнее, чем Дарк себя убеждал, и ничего хорошего не сулили. Самое время еще помереть из-за них. Нет, конечно, в данной конкретной ситуации виноват бы он юридически не был, но, как говорил один хороший человек, «люди умирают, если их убить», а трупам от своей невиновности не горячо и не холодно. Не то чтобы он был так уж сильно против того, чтобы умереть — его почти ничего, в общем-то, не держало. Несколько лет назад у Дарка получалось отвлекаться от желания умереть на месте на погружение в новые и новые фандомы, чтобы заполнить голову информацией, вытесняющей чувства, но сейчас у него не хватает моральных сил даже на это. Единственные три вещи, останавливавшие его от немедленного суицида — собственная паническая боязнь боли, осознание того, что у него есть друзья, которых его смерть может расстроить, а быть причиной их травм ему хотелось меньше всего, и недоступность большинства методов самоубийства. Оставалось только продолжать функционировать на чувстве долга и положительных эмоциях, вызываемых взаимодействиями с этими самыми друзьями, и пытаться отвлечься от реальности любыми способами. Ухудшало ситуацию то, что на этот раз ему даже пытаться было почти не нужно — окружающая действительность сама утекала из его жизни со скоростью звука, оставляя его наедине с каким-то серым своим отражением, напоминающим отвратительную пародию. С каждым днем Дарк все больше и больше понимал, что не чувствует себя существующим, больше не мог определить, кто он, чего хочет в конкретный момент или в общем и целом, к чему мог бы стремиться; не знал, зачем продолжает учиться и что-то делать, если и сам отлично понимает, что в будущем не будет ни одной возможности применить полученные навыки, если ему удастся не растерять их спустя три секунды после усвоения — будущего у него вообще нет. Подтвердите установку. То, что он абсолютно спокойно вышел на дорогу на «красный свет» и чуть не попал под очередную машину, Дарк осознал только после того, как успел увернуться, закончить переход и пройти пару метров. Понимание того, что он только что мог умереть, пришло много позже и не вызвало ожидаемых эмоций. Он все еще не чувствовал ничего, кроме безразличной пустоты, охватившей все тело. Зато множество отрицательных эмоций вызвало то, что стоящие на переходе люди видели, как он проигнорировал светофор и поток машин и псевдо-самоуверенно пересек дорогу, т. е. выглядел идиотом, и ему это не нравилось — могло привлечь слишком много внимания. В том числе внимания правоохранительных органов, которые могли бы поставить родителей, с которыми он все еще жил, в известность о произошедшей ситуации. Сам Дарк этого делать точно не собирался — добился бы только очередного приступа недовольства и агрессии в свой адрес. Возможно, его бы снова побили, чего последние года три удавалось удачно избегать, и он планировал продлить этот срок хотя бы до четырех. Именно с этой целью он и направлялся к бабушке по отцу, с которой нужно было провести ночь и проследить за ее состоянием. Уважаемые старшие родственники решили, что им слишком лень выходить из дома в такую слякотную погоду, разбавленную не сильной обеспокоенностью «право имеющих» тем, чтобы послать кого-то чистить снег, и недолго думая спустили Дарку указание сделать это за них. Не сказать чтобы его радовало внезапное требование изменить уже имеющиеся у него планы на послеучебное время, но сталкивался он с ним далеко не впервые и уже знал, что о его мнении вопрос не стоит, а «Ты не хочешь остаться у бабушки на ночь после вуза?» означает «Останься у бабушки и сделай уже что-то полезное, неблагодарное чмо». У него просто не было выбора. Скажи он «нет», мать нашла бы тысячу и один способ заставить его изменить решение, девять десятых которых выражались бы в беспрерывной ругани на повышенных тонах. Барабанные перепонки были нужны ему больше, чем какие-то жалкие полдня, так что пришлось согласиться. Как он вспомнил позже, зря — в квартире этой старушки никогда не замолкал работающий на полную громкость телевизор в единственной комнате, где был стол. А это значило, что делать домашние задания ему предстоит как угодно, но только не спокойно. Или даже никак вообще — интернета в бабушкиной квартире не было, мобильный ловил слабо, а на раздачу его на ноутбук он вполне мог бы потратить весь свой месячный остаток на телефоне. Подтвердите установку. За задания Дарк так и не сел в итоге, потому что бабушка решила, что ей категорически необходимы двести процентов его внимания, а сам он нуждается в аналогичной отдаче от нее, и в результате он целый день слушал одну и ту же историю по пять раз и столько же раз напоминал ей, что что в школе у него никак, потому что он уже не учится ни в каком классе; что он не студент МГУ, а стипендии у него нет, потому что учится он на платной основе; что по специальности он культуролог, а не юрист, медик или политолог. Как и ожидалось, заснуть не вышло — слишком много звуков, а он даже у себя дома был не способен спать без абсолютной тишины или одного успокаивающего звука, перекрывающего все остальные, из-за чего постоянно обматывался наушниками со звуком камина, который на необходимой ему сейчас громкости звучал бы, как хруст пережевываемых костей. К его невероятному счастью, он успел забежать в магазин и потратить последние деньги на пару банок энергетиков. Дарк, правда, сильно сомневался, что они помогут, но хоть какое-то время он рассчитывал просидеть с относительно ясным сознанием и попытаться если не поработать, то хотя бы снова подраться с райтблоком и выжать пару жалких строк безумной то ли церковной, то ли сатанинской аушки или банально что-нибудь посмотреть, пока не вырубится прямо перед экраном. Конечно, энергетики точно не помогли бы ему от насморка, стабильно держащегося уже третий год, но это дело десятое. Тем более, что насморк, похоже, плавно превращаетсяся в обонятельные галлюцинации, и ему начинает чем-то вонять в только что им же убранной квартире. Ситуация могла бы стать до смешного сюрреалистичной, если знать, что Дарк, в принципе, почти не чувствовал запахов и пытался как-то различать их по температуре и весу. Но смешно не было. Было неожиданно очень обидно, потому что он мог бы сейчас пытаться уснуть в собственной комнате на привычной кровати после пары часов в горячей воде, а вместо этого вертелся на месте в поисках сидячего положения, в котором мог бы расслабиться, только потому, что его абсолютно свободным в этот день родителям было лень, и они решили, что такое право есть только у них. Ожидаемо начала болеть голова, и он был почти абсолютно уверен, что таблетки, которые он обычно таскает с собой в вуз, либо закончились именно сегодня, либо не помогли бы. Бабушкину аптечку парень в глаза не видел, и понятия не имел, где ее достать, что в ней лежит и что можно взять без риска позаимствовать именно самое нужное самой женщине. А будить ее ради своей жалкой персоны он, само собой, не планировал — кто он такой, чтобы беспокоить кого-то своими никчемными проблемами? Спать все-таки захотелось, и Дарк просто сполз вниз, не в силах сопротивляться накатившей слабости. Логично, в принципе — от ужина он сознательно отказался, потому что его гиперопекающие родители решили, что ест он исключительно в собственном доме — слабое здоровье вполне могло сказаться и плюнуть в него очередной болячкой в виде тошноты или неожиданно обнаружившейся аллергии. Он был бы с этим, в целом, согласен, если бы дома к нему каждые полчаса не приходили чуть ли не делегациями с требованием поесть. В любом случае, он был более, чем рад возможности поголодать подольше, и мнение об этом его организма Дарка совершенно не волновало. Последним, что он увидел перед тем, как закрыть глаза и провалиться в пустоту, было проклятое уведомление. Установка завершена. Начать загрузку данных? *** Ему снятся чудовища. Чудовища сидят с ним за столом, водят вилками по тарелкам и ведут светскую беседу, в которую ему все еще не стоит встревать, хотя уже есть 18 — просто потому, что его мнение никому здесь не нужно. Чудовища хохочут над отвратительной дискриминационной комедией на экране, пока он опускает взгляд в тарелку, чтобы опустить его хоть куда-нибудь, и начинает задыхаться от ужаса — он ковыряет прибором червей. Чудовища, наконец, замечают, что он тоже здесь, зовут его мерзким именем, которого он никогда не хотел бы слышать, и что-то приказывают, но он не слышит их через пелену паники — то, что он только что проглотил, тоже было червями, и сейчас они шевелятся у него в желудке. Комната плывет перед глазами, и он не знает, падает он или взлетает. Где-то рядом грохочет отодвигаемый стул — все-таки падает, — и он видит перед мутным взором обычные человеческие ноги. Чудовище с человеческим лицом грубо вздергивает его вверх, толкает на стул и даже сквозь толщу ставшего плотным, как вода у дна, воздуха, он слышит, как оно говорит ему не притворяться и не страдать ерундой. Чудовища с человеческими лицами не замечают его, но и уйти он не может — из стула появляются цепи, сковывая его в одной неудобной позе, сжимая все сильнее и сильнее. Чудовища решают, что он забавно задыхается, и делают фото. Потом еще и еще. «Мне нужен естественный кадр. Улыбнись, » — говорит та, что сидела, когда он упал в первый раз, и он падает снова. Чудовища смотрят, как он задыхается, цепляясь пальцами за цепь и только сильнее затягивая ее. В их взглядах — ничего, кроме безразличия. Темнота. Идет загрузка данных. Пожалуйста, подождите. Он стоит посреди платформы метро. Вокруг ужасающее количество людей. Они словно все прибывают и прибывают, спешат, толкаются всем, чем можно, вытесняют все ближе к краю. Он оказывается в первых рядах огромной толпы опаздывающих озлобленных людей, каждый из которых заранее ненавидит его. Все ближе и ближе. Еще шаг — и он полетит. Свист поезда из туннеля взвинчивает окружающих еще больше. Свет гаснет. Со всех сторон тянутся руки, мгновенно выхватываемые из тьмы резко загоревшимся лучом прожектора. Ведомые его светом люди приближаются, напирают. Край платформы все ближе. Людей слишком много. Их слишком много. И внимание каждого устремлено на него. Ему страшно. Он задыхается. Свет гаснет снова. Чья-то рука толкает его в спину, и он летит вниз, теряя сознание еще до того, как оказаться на рельсах. Идет загрузка данных. Пожалуйста, подождите. Мрак выплевывает его прямо к слабо светящемуся изнутри зеркалу посреди такой же смоляной черноты. Темнота незаметно обволакивает, мягко фиксируя голову в одном положении, заставляя смотреть прямо перед собой — в глаза собственному двойнику по ту сторону стекла. Отражение не шевелится и не подает признаков самостоятельного существования, и он начинает постепенно расслабляться, наблюдая, как смягчаются черты идентичного лица напротив, как зеркальный клон облегченно выдыхает и обмякает в объятьях тьмы. А потом резко дергается вперед, расплываясь в довольной дьявольской улыбке. Сам по себе. Он пытается в ужасе отшатнуться от стекла, хотя бы отвернуться или закрыть глаза, но мрак держит крепко, сползает на лицо, не давая векам опуститься и заставляя смотреть, как его отражение превращается в монстра, как этот монстр тянет конечности к отделяющей его от него поверхности зеркала. Как проходит насквозь, появляясь из него, как ныряльщик из водной глади, медленно угрожающе приближаясь. Темнота обвивается уже ощутимыми кольцами и спиралями вязкой материи, пока чудовище, в которое превратился он сам, кладет руку ему на грудь, мягко надавливает и проламывает ее с громким треском ребер, чавкающим хлюпаньем мяса и крови и звуком лопнувшего воздушного шарика, с которым рвутся обломками его же костей его легкие. Загрузка данных завершена. *** Установка завершена. Загрузка данных завершена. Начать игру? Какая, ко всем чертям, установка? Что вообще произошло только что? Почему он еще дышит? Где он? Что он здесь делает? Что происходит? Вопросов было слишком много, ни на один из них Дарк не смог бы ответить, и это безумно пугало. Его снова окружала темнота, но теперь он трясся в предвкушении очередных жутких вещей, которые могли из нее появиться. Очень хотелось забиться в угол, свернуться в клубок и захныкать или хотя бы сделать пару глубоких вдохов. Вместо этого он изо всех сил пытался дышать бесшумно или не дышать вовсе и не упасть на почти отказывающих ногах — кто знает, что ждет в темноте. Дышать тихо получалось с огромным трудом, не хватало воздуха, он чувствовал, как перед глазами темнеет, хотя темнее, казалось бы, некуда, и сжимал зубы в попытке не закричать. А проклятое окошко уведомления продолжало висеть перед лицом, и было уже плевать, как именно оно висит в воздухе, Дарк даже забыл, что это его собственный глюк, и в панике думал, чем перекрыть его свет, падающий прямо на него, словно приглашая любую хтонь сожрать его в этот самый момент. Будь на его месте настоящий Дарк, тот, у кого он украл это имя, Объект Пять, он бы придумал, что делать, или хотя бы сумел задавить проклятую панику — у него были основания для уверенности в себе и в том, что любую хтонь он запросто одолеет. У Объекта Шесть их, увы, не было, поэтому ему оставалось трястись, мелко дрожа, и часто сглатывать, чтобы его не стошнило желчью на месте — на звук и запах может явиться неизвестное нечто. К его огромному сожалению, кроме пустоты в нем всегда оставался страх, готовый поглотить эту самую пустоту и стать его единственным чувством. И сейчас он им стал. «Вот и умер дед Максим,» - очень несвоевременно мелькнула в голове мысль, Дарк нервно хмыкнул, а потом оцепенел, когда что-то несильно ударило его по ногам на уровне коленок, и поперхнулся все еще остававшимся в нем воздухом. Попытки подавить истерический кашель успехом не увенчались, и закончилось все тем, что ноги у него все-таки подкосились, и он мешком рухнул назад. Прямо на кресло, которое зажглось после приземления на него мягким голубоватым рассеянным светом, струящимся по тонким линиям узора, уходящего куда-то далеко за пределы предмета мебели, который, как оказалось, и был тем, что пихало его под ноги. Когда окружающее пространство окончательно утонуло в светлой дымке, исходящей от пресловутого узора, покрывающего всю поверхность изнутри, Дарк смог разглядеть, что находится в довольно-таки небольшой квадратной комнатке, напоминающей командный пункт из научно-фантастических фильмов. Начать игру? На этот раз надпись появилась не в назойливом окошке, непонятно как зависшем в воздухе и отрицающем законы гравитации и здравого смысла, а на экране напротив кресла, от которого он пытался отлепить свою растекшуюся тушку. Понемногу приходя в себя и убеждаясь, что никто его не сожрет, не убьет и вообще в комнате пусто, Дарк неожиданно даже для себя самого вспомнил, что довольно большое количество фанфиков с попаданцами начиналось именно так — на человека сваливалась «высшая сила» в образе ожившего и значительно скакнувшего в развитии ИИ с комплексом бога. Значит, если бы попаданцем был он, ему бы сейчас нужно было согласиться с условиями Системы и позволить ей закинуть его в фандом, который, разумеется, выберет он сам и который окажется единственным, что выбирать разрешат, потому что «иначе — неинтересно». Но что случится, если он откажется? Он еще не видел, чтобы кто-нибудь из попаданцев отвечал «нет», все довольно быстро принимали видимость права выбора и соглашались с условиями, потому что, по большому счету, именно это и было целью сюжета. Но что если он откажется? Более, чем очевидно, что от него ожидают аналогичного положительного ответа, Система даже не рассматривает вариант отрицательного, потому что он не имеет для выбирающего никакого смысла. И именно поэтому он хочет знать, что случится, если он выберет именно его, когда его чуть ли мордой не тыкают в тот, который он должен выбрать. Именно поэтому он хочет знать, предусмотрены ли отрицательные санкции за ошибочное решение и может ли оно вообще быть ошибочным, хочет знать, действительно ли свобода выбора в данном случае — лишь иллюзия. Начать игру? Нет. На мгновение экран погас, приняв ответ, а затем загорелся снова, демонстрируя все тот же вопрос. Начать игру? Что ж, а вот и ответ. У него действительно нет другого выбора. Он либо ответит утвердительно сейчас, либо будет сидеть здесь бесконечное количество времени, пока не даст верный — нужный Системе — ответ. Великолепно. Он умеет ждать. Интеллектуальные игры с опасными субстанциями и собеседниками были преимуществом Объекта Два, тем не менее, рискнуть стоило. Нет. Дарк повторил операцию пять раз прежде, чем якобы ответственный за «собеседование» ИИ сменил тактику. Он приготовился нажать «нет» в шестой раз, когда на экране высветилась следующая надпись. Вы не можете отказаться от участия в проекте в соответствии с пользовательским соглашением. В случае удаления аккаунта, Ваши данные будут стерты. А вот это уже интереснее. Потому что никаких соглашений он не заключал и не подтверждал, аккаунтов не создавал, и никаких данных у него нет. Хотелось бы узнать поподробнее об этом «аккаунте» — есть у него некие подозрения. И кажется, возможность интеллектуально контактировать с ИИ у него должна быть. Вопрос только в том, как обратиться и донести вопрос. Не будет же он в открытую спрашивать: «Сколько лет аккаунту?» Вопрос некорректен. Или будет. Похоже, Система все-таки читает мысли. Тем лучше. «Некорректен», значит? В таком случае, «Какова дата создания аккаунта?» 15.08.2001 Восхитительно, он все-таки был прав. Хотя плюсов в этом не видит. «Каковы последствия удаления данных для аватара?» Смерть. Лаконично, а главное, вдохновляюще. Невероятно. Невероятно, в какой он жопе. Зато выяснил, что если откажется, точно сдохнет, как и хотел. А если не откажется, с его сознанием, очевидно, произойдет нечто просто ужасное, иначе нечем объяснить то, что он начнет ощущать себя живущей и действующей частью фандома, который сам по себе чей-то плод воображения. Хотя, справедливости ради, он мог бы объяснить это обострившейся дереализацией, но «это уже совсем другое кино». Ладно, что спросить следующим? «Почему…» «Почему Система появилась только сейчас?» Да нет, глупо звучит. Вопрос некорректен. Спасибо, он понял. Тогда «Каковы причины отложенной установки?» Установка становится доступной при падении Опыта аватара до критической точки и принудительно активируется в случае его полного расхода. Ну конечно. Стандартный сюжет, где попаданец трагически умирает и получает шанс на вторую жизнь в окружении любимых героев. Красиво звучит, только вот он-то не… Оу. Так вот, что воняло — газ. Получается, Дарк, наконец, абсолютно по-идиотски помер из-за почти отсутствующего обоняния, чем его периодически пугали родители, и даже своей смертью доказал их правоту и собственную некомпетентность. Просто поразительно, какой он придурок. Был ли он расстроен? Попаданцы почему-то всегда сожалели об утраченной жизни, о нереализованных возможностях, о потерянных близких. Дарк сожалел только о том, что не убил себя сам. И о том, что не сделал этого еще два года назад, отложив вынашиваемые несколько лет мысли о самоубийстве на совершеннолетие «на потом или вообще никогда» из-за появления близких дружеских связей — друзьям бы он, возможно, разбил сердце и в любом случае сломал бы психику; они были добры к нему, и отвечать им подобной жестокостью ему не хотелось. О жизни Дарк не жалел — в ней не было ничего, стоящего тоски, он жалел лишь о том, что два года заставлял себя продолжать ее жить, чтобы не причинять боль дорогим людям, а в итоге все равно к этому и пришел, а значит, мог бы подохнуть и раньше. Начать игру? У него ведь нет выбора, да? Да.