Ты любишь меня, папа?

Утро. Я не спал этой ночью. Снова. Ну просто никак не могу уснуть. Мне не даëт покоя какой-то большой поток тревожных мыслей, который, как назло, появляется именно ночью. Большинство из этих мыслей были забиты моим отцом, Габриэлем Агрестом. Он так холоден ко мне, и я искренне желал это исправить. Но что бы я не делал – всë шло насмарку. Так как мне в последнее время плохо спалось, то у меня родился план: буду приходить каждую бессонную ночь к отцу в кабинет и засыпать вместе с ним! И сейчас – самое идеальное время, потому что Натали была в отпуске и мы с папой остались дома вдвоëм. По-моему это гениальная идея. И я так и сделал.

Ночь.1:40. Как и ожидалось, я не спал, а более получаса пытался осмелиться, встать с кровати и пойти к папе. И вот, наконец, я почувствовал, что готов. Встал, бесшумно открыл дверь своей комнаты и зашагал к другой двери, за которой, наверное, уже мирно спит мой отец и возлюбленный. Я, еле шумя, постучал пару раз и открыл дверь, прошептав: – Пап, н-не спишь? В ответ мне показался Габриэль в пижаме, которая мало отличалась от его повседневной одежды. Он стоял у шкафа с одеждой, вздохнул и, скрестив руки на груди, подошëл ко мне. – Нет, не сплю. А ты? Лунатишь или не спишь? – малость съязвил мне Агрест-старший. – Не хотелось бы мне лунатить... Я н-не сплю. Можно я... Н-ну, это... К т-тебе лягу?.. – Взгляд мой тут же упал в пол. Несмотря на некую темноту в кабинете, я не хотел, чтобы отец видел его красные щëки. В ответ Габриэль шумно вздохнул и в полголоса приказал, указав на свою постель: – В кровать. У меня зашевелились бабочки в животе. Я не хотел себя выдавать, потому и послушался папу, еле слышно добавив: – С-спасибо, папа... Оба легли в постель. Габриэль укрыл меня почти всем одеялом, хотя я в нëм не нуждался. Мне нужен был только мой папочка. И вот, Габриэль уже снял свои очки, положил их на полку и повернулся на бок, спиной ко мне. Но я не хотел оставаться без внимания, поэтому обнял родителя со спины. Я подумал, что всë-таки отец на это никак не отреагирует, но Габриэль повернулся на другой бок и прижал меня ближе к себе, тихонько поглаживая мои золотистые волосы. – П-пап, всë нормально? – Я уж было подумал, что тот болен или у него какие-то глюки в голове, ведь мы практически никогда не обнимались! – Вполне себе, а что? – То ли Габриэль говорил это без сарказма, то ли он опять съязвил. – П-просто мы редко обнимаемся и... Фразу я не закончил. Лишь уткнулся в грудь любимому папочке, которого только и желал видеть в этом мире. Мы недолго помолчали, и это оказалось для меня очень неловко. Чтобы отогнать это чувство, я спросил: – Пап, а ты меня любишь? Я даже сам не знал, что сказал. От того мне захотелось провалиться сквозь землю. Габриэль, будучи уже в достаточно сонном состоянии, промычал: – Конечно люблю, ты же мой сын. Я предугадал, что он скажет «я твой отец» или «ты мой сын». Но мне нужно было не это. Я сделал неглубокий вдох и на выдохе задал папе вопрос: – А если не по-родительски? Ну, знаешь... И снова молчание. Габриэль, поняв о чём я говорю, с лежачего положения переменился на сидячее. – Ты на что это намекаешь, а? – строго спросил он, посмотрев мне прямо в глаза. Я тоже сел и, разводя руками в разные стороны, робко начал: – Н-нет, нет! Я ни на что не намекаю, ч-честно!.. П-просто я, н-ну... – Несколькосекундное молчание. – Просто ты... Продолжай, я слушаю. – Просто я... Л-люблю тебя, и очень хочу п-показать тебе эту любовь. Но п-постоянно у меня возникает чувство, б-будто ты м-меня каждый раз отталкиваешь или н-не даëшь приблизиться... – Какую именно любовь ты хочешь мне показать? – Как бы т-тебе объяснить... Н-ну... Настоящую, чистую... – Ты что, влюбился что-ли в кого-то? «В КОГО-ТО?! ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ?! РЕЧЬ СЕЙЧАС ИДËТ КОНКРЕТНО О ТЕБЕ, ПРИДУРОК!..» – невольно подумал я, считая, что он хочет вывести меня на чистую воду и услышать от меня всю правду. – Д-да, влюбился... – И кто же это? – Это т-ты. Лунный свет дал мне увидеть его лицо в этот момент. Видно было, что Габриэль нахмурился. Он переспросил: – Прости, что? – П-папа, это ты. Я влюблëн в т-тебя. Отец взял свои очки с полки и надел их, дабы разглядеть моë лицо. Из-за лунного света были видны мои вишнëвые щëки. – Хах... Не на того ты запал, я скажу. Ты же ведь знаешь, я женат. Между нами и быть ничего не может, особенно смотря на наши возраста. Я опустил голову и потерял всякий шанс на победу. И тут я снова ляпнул то, чего вообще не планировал у него спрашивать: – М-может, ты хотя бы научишь меня целоваться? Я уж было подумал, что в этот момент отец просто выгонит меня из комнаты, но этого не произошло. Он лишь молча поцеловал меня в губы. Его поцелуй был холодным, совсем не горячим и не страстным, без желания. Я же попытался ему ответить, но, видимо, у меня плохо получалось. Папа уложил меня в удобную для него позу и я оказался снизу. Я прижался к нему всем телом, давая понять, что я хочу ещё. Я как будто потерял страх и робость и начал покачивать бëдрами вверх-вниз, чтобы отец понял, что я по-настоящему его люблю и то, чего я хочу. И он это понял. Продолжая целовать меня, папа взял обе мои руки и скрепил их своей над моей головой. Это меня возбудило чуть больше и я начал двигаться быстрее. Но стоило мне только ускориться, как я тут же начал задыхаться. Мы отстранились друг от друга и я остановился. Мы смотрели друг другу в глаза и никто из нас не опускал головы. И тут отец упрекнул меня: – Ты плохо целуешься. – Я знаю, папа... Но я очень хочу научиться, чтобы целовать тебя. Из его уст вырвался короткий смешок. «Вот бы называть этого человека папочкой... Позволь же, позволь мне так тебя называть!» – Я полностью убедился, что не сказал этого вслух. И тут папа будто прочитал мои мысли: – Как ты хочешь называть меня? Папочка? Я не стал скрываться от него и сказал со страстью в голосе: – Д-да... Я хочу тебя так называть! Папа ухмыльнулся и сказал: – Можно. Давай же, назови меня так. – Сказав это, он приблизился к моему лицу. Я же был безмерно рад тому, что он хоть что-нибудь мне разрешил. Но это уже было не важно. Я сделал так, как он сказал: – П-папочка. После этого мы снова слились в поцелуе, но только уже более страстном, жаждающем. Папочка держал мои руки над головой, да и вообще был вполне властным надо мной. Он начал снимать с меня одежду. Пытаясь меня не напугать, это делалось медленно. Но я совершенно этого не боялся, даже наоборот, я очень хотел, чтобы это случилось. Я стал постанывать ему в губы, чтобы возбудить нас обоих. – Давай-давай, продолжай стонать... – шепнул Габриэль и прикусил мочку моего уха. Я послушался своего папочку и, постанывая, стал двигаться больше. Вскоре он разорвал наш поцелуй и сам разделся. Я никогда не видел его без одежды, и это был самый рай. Раздевшись, он взял свой и мой пиджачки. Одним связал мои руки, а другим – привязал их к кровати. «Верëвками» послужили рукава. – Ну всë, теперь ты полностью в моëм распоряжении, я полагаю. – Папочка, неужели ты хочешь поиметь меня? – Это ты этого хочешь. А я лишь хочу показать тебе реальность. Он раздвинул мои ноги и резко вошëл в меня. Раздался мой громкий стон. – Не бойся стонать, мы же здесь одни. Честно говоря, я и сам про это забыл. Теперь я могу во весь голос стонать и доставлять папочке удовольствие! Он начал двигаться внутри меня и это придавало мне только боль. Пока что, я надеюсь. Отец тоже иногда рычал от удовольствия, а я стонал всë громче и отчëтливее. С каждым его ускорением я чувствовал всë большую горечь, жжение. А ещё я старался двигаться сам помогать ему и, видимо, папочка был этим доволен. Я двигал тазом по кругу, что помогало моему партнëру находить и задевать мои слабые места. Когда он нашëл одно из них и упëрся в него, я простонал несколько секунд, как девчонка. Папочка лишь усмехнулся и быстрыми движениями упирался туда. От этого я начинал дëргаться, ведь было невыносимо щекотно и приятно. – Ого, ты уже дëргаешься... Сам же хотел это, так получай. Я тебя не отпущу, пока не кончишь. – П-папочка... Ах!.. Т-только не там, п-прошу... Он меня не слушал. А лишь глубже входил в меня на этом месте. Я всë громче стонал и всë сильнее дëргался. Теперь это место стало чувствительным, и мне было больно. Я брыкался, как мог, но, видимо, отца это только возбуждало. – Хочешь это закончить? Тогда позволь мне уже кончить в тебя! Он стал трахать меня, как выбежавший из клетки зверь. С такой скоростью, я думаю, любой бы кончил. Я застонал очень громко и начал сильно дëргаться и кричать: – Папочка, прошу, отпусти меня... Сжалься, папочка! Умоляю! – Увы, даже мольбами меня не заставишь выйти из тебя. Ты же сам этого хотел, вот теперь и кончай. И тут я понял одну фишку: чем больше я сопротивляюсь, чем сильнее дëргаюсь и чем громче мой стон, тем больше он возбуждается, и тем быстрее он или я кончим... Я начал исполнение своего плана. Я стонал, как последняя шлюха и дëргался так, словно во мне не один, а три человека. Также я принял в действие мои пошлые фразочки, которые тоже помогали. – Ого, неужели ты настолько опьянел за это время? – Папочка... – Это только мне на пользу. И вот, последняя, невообразимо большая скорость. Мои стоны стали похожи на крики помощи, что возбуждало до невозможности. А дëргался я тщетно, чтобы папочка осознал, как долго я ждал этой ночи. Наконец, я почувствовал влажность внутри, а за ней – самое приятное из чувств, что я ощущал. И оно продолжалось, потому что Габриэль безбашенно шлëпал меня снаружи и внутри. Я громко закричал, или застонал, что уже не важно. И дëрнулся так, как входит и выходит из меня мой милый папочка. Божественное ощущение прекратилось, как и наши движения. Я лежал на кровати, полуобездвиженный и усталый. Внутри меня всë болело и пульсировало. Мне вдруг сильно захотелось спать. Успев произнести лишь слово «папочка», я забылся в своих снах. А что было после всего этого я не помню, да и впрочем не знаю.