Принцесса и драконы

Люси и Нацу

Их отношения с самого начала были необычны. И было видно, что волшебников необъяснимой силой тянет друг к другу. Он был готов ради неё испепелить все вокруг, совершенно не раздумывая использовать свой огонь и изничтожить этот чертов мир, если хотя бы на долю секунды, этот самый мир, угрожал заклинательнице. Она была готова пожертвовать собой, совершенно не думая о последствиях, сколдовать самое опасное заклинание, забирающее и силу, и душу, и жизнь; спуститься в самое пекло ада, если ему грозила малейшая опасность; отдать всю себя в обмен на его жизнь. Чувства дитя дракона и заклинательницы были похожи на пламя: разгорались они медленно, с маленькой искры, случайно вспыхнувшей в суете дней, и тонкой струйки дыма, которую практически невозможно было заметить в войнах и сражениях, настигающих их гильдию с регулярной периодичностью. Не было ни возможности, ни желания понять откуда взялось едва осязаемое чувство, растущее с каждым днем. Вскоре искра превратилась в костерок, согревающий лишь когда находишься к нему ближе и подкидываешь дрова, чтобы тот не потух. Дровами была вся их жизнь, ведь они находились рядом практически 24 часа в сутки: на задания — вместе, в гильдии — вместе и даже спали они, периодически, вместе. Необъяснимы были порывы Драгнила упорно идти через весь город, ночью, когда сон накатывал тяжелыми волнами, заставляя измученное заданием тело застывать на месте, а мозг приказывал завалиться прям здесь, посреди улицы, освещаемой лишь вывесками редких круглосуточных магазинов, чтобы влезть в окно квартиры Люси, обнять её и провалиться в глубокий, но такой спокойный сон, который никогда не настигал Нацу, когда он ночевал у себя дома. Необъяснимо было поведение Хартфилии, когда та, упорно ругала Нацу за очередной ночной визит, но так же упорно не закрывала окно: летом и весной окно было открыто на распашку, зимой и осенью оставалась маленькая щель, пропускающая холодный, а иногда и вовсе пронзающий ветер в квартиру, заставляя девушку кутаться в несколько одеял. Никогда окно не было закрытым, а спалось девушке еще спокойнее, ведь знала, что Нацу придет. Согреет, когда ей холодно, а одеяло в очередной раз сбилось бесформенной кучей на другой стороне кровати. Успокоит, когда ей в очередной раз приснится кошмар, напоминающей ей об одной из страшных битв, которых на ее памяти, к несчастью девушки, было неприлично много. На все вопросы друзей они отвечали спокойно, убеждая окружающих и убежденные сами в том, что между ними ничего нет и быть не может, ведь они Нацу и Люси, те самые взбалмошные друзья, столько прошедшие вместе, что могли спокойно быть названными братом с сестрой. Как между ними может быть что-то еще, кроме этой крепкой дружбы? На все недвусмысленные намеки, летающие в гильдии изо дня в день, парочка отшучивалась, сетуя на несерьезность товарищей. На прямые же вопросы о происходящем между ними, Люси обижалась и просила не предполагать таких глупостей, а Нацу злился, искренне не понимая, как все они могут считать, что их дружба с Люси фальшь и между ними может быть что-то большее по чувствам, чем их дружба. Что может быть сильнее их дружбы? Переломным моментом той самой дружбы стал внезапный отъезд Нацу. Это событие повлекло за собой кучу таких же событий, который никто не был в состоянии остановить. Война с Тартаросом нанесла сильный удар всем волшебникам Фиора, оставляя за собой разбитые души, покрытые трещинами. И, к сожалению, эти трещины не смогли зарасти так быстро. В этот раз по волшебству не получилось. Сломленные и искалеченные маги упустили момент, когда всё можно было остановить, вернуть как было до: отговорить Макарова от роспуска гильдии, уговорить Нацу повременить с тренировками, молить судьбу вернуть всё в прежнее русло. Не вышло. Всё рухнуло. Костерок потух. Вместе с костерком потухла и Люси. Она, как никто другой, переживала из-за произошедшего. Кошмары снились регулярно, никого рядом не оказывалось и казалось, будто, всё то, что она пережила в Хвосте Феи за эти года, оказалось её фантазией. Ведь не могло всё закончиться так, как закончилось? Не могло же? Окно оставалось открытым каждый день, вне зависимости от времени года и суток, но, увы, больше никто не залезал в него и от кошмаров никто не спасал. Она варилась в происходящем, барахталась, хлебала горечь одиночества. И тосковала. Каждый чертов день она тосковала, скучала и снова тосковала. Ни новая работа, о которой Люси мечтала, ни новые знакомства не помогали залатать те трещины, появившиеся год назад. У неё было лекарство, способное помочь, но это лекарство находилось неизвестно где. Тот день стал началом чего-то нового и раннее неизвестного юным волшебникам, новым витком в их дружбе. Он появился так же неожиданно, как и исчез. Так же эффектно, как и всегда. Так же потревожив её сердце, как и в прошлом. Казалось, будто сердце действительно остановилось и не на миг, как привычно описывается в тех романах, стоящих на полках в квартире держательницы, а на целую вечность. Вдохнуть не получалось, как и не получилось позвать его, убедиться в том, что это реальность, а не её очередное видение, приходящее в моменты особо сильной тоски. Взглянув в его глаза она горела заживо, со всеми своими мыслями и переживаниями, обидами и слезами. Она горела, горела, горела и не хотела, чтобы этот огонь затихал. Вместе с ней горел и он. Тот костерок, казалось бы затухший год назад, разгорался сильнее, превращаясь в неконтролируемое, вечно горящее пламя. Пламя их дружбы и любви. Между ними не было молчания, как и не было серьезных разговоров о событиях прошлого. Были разговоры о будущем, настоящем и о том, что было так важно для них. Спустя пару часов волшебники расположились на кровати друг напротив друга, свет луны освещал опирающуюся спиной на изголовье кровати девушку и сидящего по турецки парня. Они над чем-то посмеивались, как вдруг Драгнил наклонился чуть ближе к заклинателю духов, чем не только застал девушку врасплох, но и засмущал. Хартфилия не понимала, что с ней происходит, стало жарко и неловко, в горле пересохло, а сердце, казалось, стучало в горле, грозясь выпрыгнуть в ту же секунду. — Знаешь, Люси, я каждый день думал о тебе. Где бы мы с Хэппи не оказывались, я давал обещание звездам, что я вернусь к тебе. Ведь звезды так сильно напоминают о тебе. А когда сегодня я увидел тебя на трибунах, то мне показалось, что моё сердце остановилось. Мне было так тяжело дышать, а потом, вдруг, стало невыносимо жарко. Представляешь, Люська! Мне и невыносимо жарко? Как думаешь, что это может означать? — сколько бы времени не прошло, какие события не происходили Нацу всегда оставался собой. — Не знаю, Нацу, может быть, это любовь? — в шутку, совсем не задумываясь прошептала Люси, не смотря на парня. — Мне кажется, что ты права, — так же шепотом, еле слышно ответил он. — Чего? Ты о чем? — Люси, я думаю, что люблю тебя. А ты? Ты любишь меня? — серьезный тон парня застал блондинку врасплох. Слова о любви вызвали странные ощущения, будто кто-то забрался ей в живот и запустил там хлопушку с конфетти, а эти самые бумажки крутились, крутились внутри, щекоча и не желая останавливаться. Сердце забилось так быстро, что она не успевала за его бешеным ритмом. А сказанные следом слова вырвались настолько неожиданно, что она не успела обдумать то, что же с ней в конце концов происходит. — Думаю, что и я тебя люблю, Нацу. Свет луны пробивался сквозь развивающиеся на ветру шторы и осторожной поступью скользил по лицам волшебников, сидящих друг на против друга. Нежный свет, который дарил спутник был сравним лишь с теми нежными касаниями, которые они дарили друг другу в ту особенную для них ночь.