Лелеет лето лучший свой цветок

Цветочный магазин открывается в восемь. Его владелец встаёт в пять. Чёткий, почти военный распорядок: подъём, зарядка, душ, завтрак. К шести приедет доставка свежих цветов, до семи тридцати будет время сформировать свежие букеты и заполнить холодильную камеру, до восьми полить растения в магазине и выложить на прилавок обёрточную бумагу и ленты, чтобы не пришлось потом ходить за ними в кладовую. Ровно в восемь будут подняты железные жалюзи и перевёрнута декоративная табличка на двери. Магазинчик работает, как отлаженный часовой механизм. А вот владелец магазина Гвенаэль Роу — нет. Утро начинается с боли, отдающей в руку — обширная травма спины, принёсшая уход со службы по состоянию здоровья, не даёт о себе забыть. Разминка, больше напоминающая марионеточное дёрганье, и горячий душ хоть как-то поправляют ситуацию, так что утреннюю доставку бывший лейтенант Роу встречает немного хмурым, но в целом живым. Вазоны с лизиантусами, люпинами, гортензиями, подсолнухами, королевскими пионами он заносит в подсобные помещения без помощи позёвывающего курьера — уж на это способен. На лепестках ещё видны капли росы, а срезы мироточат соком. Хорошо, свежие.  Июль — месяц розового и алого. Роу опирает книжку по языку цветов на один из вазонов на столе и начинает формировать букеты. В первые недели после сотрясения было трудновато подолгу смотреть в небольшой экран планшета, так что он прикупил бумажное издание. То уже изрядно покоробилось от воды, обсыпано пыльцой и заляпано землёй, но всё же служит хорошую службу. Букет за букетом идут в небольшую холодильную камеру. Вначале Роу опасался трогать хрупкие стебли и лепестки, апрельские робкие цветы казались в его руках ещё меньше и слабее, он даже думал нанять помощника или помощницу, кого-нибудь с ловкими пальцами и ясными глазами, но не смог представить, как пустит кого-то на свою территорию и позволит тут распоряжаться. Пришлось приучиться самому. Месяца через два контроль начал отпускать, стало легче и проще, и появилась Софи — пять с лишним футов терпения и скрытой усталости от того, какие все вокруг тупые и упрямые, и график расширился на шесть дней недели. Магазин был раньше небольшой кофейней, закрывшейся потому, что на другом конце квартала утвердил свою власть и мощь Старбакс. Когда Роу вышел из больницы и пришёл в себя без регулярной работы, но с неплохими цифрами на счетах и приятными отчислениями пенсии за службу, ему захотелось чего-то мирного. Без погон, муштры, оружия и приказного тона, без шанса попасть под взрыв, после которого спину придётся собирать, как паззл. Цветами уж точно не покомандуешь, сказала сестра, какой там риск — уколоться шипом? Получить аллергию на пыльцу? Вероятно, мелкая немного шутила, представляя бывшего военного трепетно перебирающим цветочки, но Роу идея понравилась. И уже через неделю он заключал договор аренды на помещение, так удачно освободившееся на первом этаже его дома. Тут был водопровод, два выхода, место под «уголок флориста» и возможность подключения холодильной камеры — Роу посчитал фортификацию подходящей. Курсы юного флориста он вспоминает до сих пор со смесью нежности и смущения. Среди юных дев, желающих открыть цветочный бизнес, и эффективных топ-менеджеров, отправленных на обучение, он казался чёрной вороной. О цветах он знал на уровне «красное, белое, жёлтое», вот эти любит мама, вот эти — сестра, вот на эти аллергия у отца. Пришлось вспомнить школьные годы и начать вести конспект — сестра рассматривала его схематичные изображения бутонов, как нечто удивительное, и спрашивала, почему лилия у него выглядит как разрывной патрон, а зарисованный кактус смутно напоминает гранату с чекой. Спустя десять недель интенсивного обучения он приблизительно мог отличить сорт орхидеи, знал, как ухаживать за суккулентами, как вести учёт поставок цветов и как освежить увядшие от жары листья. А так же был наслышан о новинках кино, разнице в уходовых кремах, программе вилледорского университета на факультете маркетинга, ценах на аренду в центре и многом другом, о чём говорили его сокурсницы — мирная жизнь ворвалась и немилосердно затапливала его. Внутренний интерьер получился чем-то средним между архивом в военной части и оранжереей со слишком педантичным садовником, но Роу отказался от модных в этом сезоне оттенков персикового и драпировок. Световой режим растениям он и так подберёт, а представить себя среди персикового и газовой ткани был не в состоянии. В конце концов, его магазин — его правила. Сменщицу вообще устраивает всё, что не имеет на себе анархистских символов и не играет панк-рок. Свет пробивается через тонкие полоски в жалюзи, когда Роу моет руки и берёт лейку. Июль жаркий и душный, дверь в магазин приходится держать закрытой, чтобы жара не втекала внутрь и не атаковала его растения, и так пришлось изменить режим полива на более интенсивный. Суккуленты разрослись, можно рассаживать, а кустовая роза действительно кремового цвета, с удовольствием отмечает Роу. Поставщик не наебал. До открытия магазина остаётся пятнадцать минут. Самое время вынести наружу часть горшков и стенд для внешней рекламы. *** Последняя сегодня доставка — в здание VNC, кто-то из редакторов забыл какие-то документы, или что, Эйдену не важно, его работа — дойти до нужно офиса, найти там приёмную — она обычно при входе и оснащена благословенным кулером — и отдать пакет документов. В телебашню доставлять всегда неудачно — запутанная система лифтов и лестниц раздражает многих курьеров и сильно затягивает срок, а Эйдену сегодня ещё и едва не повезло застрять в лифте, в районе тридцатого этажа, с каким-то воняющим потом офисным клерком и нервной дамой, опаздывающей на заседание. В офис он отрапортовал о завершении дня и теперь волен ехать куда угодно — а точнее, домой, чтобы залезть под ледяной душ и хоть немного почувствовать себя человеком без полусинтетической формы срочной курьерской доставки писем и посылок. Но — деньги на последний курс университета сами себя не заработают, ему и так повезло с программой для одарённых студентов, льготными условиями кредита на обучение для сирот и местом в общежитии. Летом удаётся менять общежитие на съёмную квартирку в Старом городе. Холодный душ, холодная баночка пива и новый сезон Доктора видятся ему в мечтаниях, когда под переднее колесо попадается выбитый кусок бордюра — кто, блять, разъебал бордюр в центре города — и он летит с велосипеда, а потом велосипед летит на него, а вместе они летят в тот самый бордюр. Годы в паркуре не проходят даром, так что всех повреждений — гордость, царапина на раме и рассечённый об асфальт голый локоть — у летней формы короткие рукава. Но ссадина кровит, замазана пылью и ещё неизвестно чем — мэр может во всех репортажах гордиться чистотой Вилледора, но улицы точно не стерильны. Эйден озирается. Сейчас бы подошёл какой-нибудь Макдональдс, или кофейня, или аптека, или хоть фонтанчик с питьевой водой, чтобы промыть уже начинающую щипать ссадину, но Эйден находится как раз посреди одного из тех условно-тихих жилых кварталов, где по стенам вьётся тщательно-подрезанная виноградная лоза, окна сплошь высокие и со старинными металлическими переплётами, тротуары с брусчаткой, а на каждом третьем здании скромная табличка об исторической ценности. Занесло так занесло. Кажется, в начале квартала он видел логотип Старбакса. Он поднимает велосипед и с тоской оценивает расстояние — ушибленное бедро болит и настойчиво предлагает не тащиться так далеко — когда на глаза попадается проблеск насыщенной тёмной зелени. Чуть дальше по улице, в тени дерева, вход в цветочный магазин. Во всяком, Эйден предполагает это цветочным магазином — наружу выставлены простые тёмные стеллажи с цветочными горшками, едва ли ему по колено. А где цветочный магазин, там вода, прохлада и какая-нибудь милосердная девушка-цветочница.  Тёмные панели внешней отделки впитывают солнце. Эйден приковывает велосипед к фонарному столбу, с интересом смотрит на горшочки — листья такие насыщенно зелёные и упругие, что кажутся искусственными. Какие-то сезонные цветы с белыми мелкими бутончиками, он не разбирается, но выглядит красиво. Возможно, Мие тоже понравится — её день рождения через пару недель, уже пора подбирать подарок. Эйден толкает тяжёлую дверь и окунается в тень.  После раскалённой улицы по коже бегут мурашки от прохлады магазина. Высокие окна изнутри затенены придвинутыми кадками с декоративными деревцами и какими-то букетами сухостоя в вазах. Потолок очень высокий, а по всему помещению идут строгие тёмные стеллажи с растениями. Справа слабо сияет холодным белым цветом витрина с букетами, Эйден оборачивается на взрыв алого и розового. Крупные, с кулак, бутоны пионов смотрят на него через стекло.  — Хей, здесь кто-нибудь есть? — эту фразу в незнакомых местах любит произносить сестра, подражая Бэлль из старого мультика. А Эйден подражает Мие.  Вроде, на двери не висело таблички об обеде или техническом перерыве. Так что он пожимает плечами и идёт к прилавку, придерживая локоть пальцами, чтобы не капать кровью на пол. У прилавка становится слышно тихую музыку — что-то из RnB, и это разбивает строгую атмосферу магазинчика. На стойке разбросаны обрезки ярких упаковочных лент и бумаги, как будто хозяйка только отошла.  — Добрый вечер. Чем могу помочь? — глубокий мужской голос раздаётся сбоку, и рука Эйдена замирает над бронзовым звоночком-вызовом.  — Добрый вечер… Мужчина стоит у дверей подсобки, и Эйден пытается за раз впитать весь образ. Вытянутое строгое лицо, забранные в хвостик волосы, закатанные рукава светлой рубашки — горло резко пересыхает, погода слишком жаркая — и чёрный фартук, обхватывающий бёдра. И фиолетовые ленты, стекающие по пальцам. На милую цветочницу это похоже меньше всего, возможно, Эйдена хватил тепловой удар. Или хватит сейчас.  — Чем я могу помочь? — мужчина неожиданно приветливо улыбается — становятся заметны мелкие шрамы на лице, когда он выходит к освещённому центру стойки.  — Букет для девушки? Для родителей на праздник? Что-то для себя? Или за заказом? Эйден пытается собрать слова обратно в рот и составить в предложение. Ему нужна вода. Точно. Ссадина всё ещё жжётся под пальцами. Он зашёл сюда промыть рану, а не залипать на красивых высоких мужиков с военной выправкой и охуительными крупными ладонями. Даже если эти ладони быстро скручивают и убирают отрезы лент.  — Я хотел попросить воспользоваться туалетом. У меня тут… Вот, — он выше поднимает руку — с пальцев срывается капля крови и падает на пол. От этого становится неожиданно стыдно, особенно под прямым открытым взглядом и посреди этого строго-выверенного магазина цветов.  — Да, сюда. Я принесу аптечку, — ему указывают на ещё одну дверь, затенённую кадкой с пальмой.  Маленькая туалетная комната выложена кофейного цвета плиткой. У стены огромная лейка и брошенный сверху шланг, но в остальном помещение совершенно безлико и чисто, даже кран блестит. Оставшись один, он бросает короткий взгляд в зеркало — встрёпанные волосы, помятый воротник, блестящая от пота кожа лица. Моет руки, вытаскивает из аптечки антисептик и вату, обрабатывает наконец ссадину — струйка крови успевает дотечь до рукава. Ещё и это замывать. Ссадину удаётся прикрыть пластырем. Эйден умывается и вытирает ладони о брюки — вода на чёрном не видна, в отличие от промоченного и липнущего к коже рукава рубашки, но можно сделать вид, что так и надо. А ещё надо выйти из туалета и перестать тупить на каждом шагу. Владелец находится снова за стойкой, среди маленьких горшков с суккулентами, сувениров и декоративных свечек в упаковках — протирает столешницу ярко-розовой тряпочкой. Плафоны ламп качаются над головой — человек привычно немного пригибается, чтобы не задевать макушкой стальные конусы. Он выше Эйдена и старше лет на десять, и выправка, и тон — командные нотки проскакивают даже в вопросе о букете — не оставляют сомнений в прошлой профессии. Тяжеловесная фигура среди декоративных мелочей выглядит странно. Когда Колдуэлл со смущённым «спасибо» возвращает аптечку, владелец магазина снова улыбается  — изгибаются тонкие, перерезанные шрамом, губы, Эйден смотрит выше, куда-нибудь в переносицу.  — Лимонада? Сегодня жаркий день, — голос глубокий и низкий, акцент едва пробивается, смягчая звуки.  — Да, спасибо. Не откажусь, — находится причина остаться в прохладном затенённом зале ещё ненадолго. Он пытается вспомнить, когда в последний раз пил лимонад, и совсем немного смотрит на то, как движется за стойкой мужчина. Поэтому, наверное, и замечает скованность в движениях — тот держится слишком прямо даже для военного. Из-под стойки поднимается стеклянный фужер лимонада и два блестящих стакана на маленьком подносе. Лимонад — идеальная смесь сладкого и кислого, приятная прохлада, Эйден едва сдерживается, чтобы не выпить его одним глотком. — Вкусно. Это какой? — Сам делаю, — Колдуэлл недоверчиво вскидывает голову, натыкается на серьёзный взгляд и поворачивается налево, следуя жесту. Лимонное деревце в горшке издевательски блестит жёсткими листьями. И никаких плодов. Владелец магазина коротко низко смеётся, видя ошарашенное лицо Эйдена. — Шучу. Сестра покупала на вечеринку, но заказала слишком много ящиков. Отдала мне лишнее. Сейчас запишу название, — мужчина, все ещё посмеиваясь, вытаскивает ручку и белую картонную карточку. Эйден топит ответную улыбку в бокале. Ему нравится лимонад — и звук чужого смеха. Когда дверь магазина распахивается, впуская волну жаркого воздуха и двух подростков, Эйден соображает, что ему пора бы убираться. Дом, душ и вот это всё. Так что приветливо кивает владельцу, отвлёкшемуся на новых посетителей, получает ответный резкий — точно, военный — кивок и сбегает мимо алых пионов на солнечную улицу. Раскалённый воздух обхватывает, как одеяло. Эйден вертит отданную карточку в пальцах, думая, где бы купить эту марку напитка — не видел такого в 7/11 у дома, и не сразу замечает, что на обратной стороне тоже текст. Белый прямоугольник, чёрная рамка, лишённый любой фантазии текст — «Fleur de lys. Букеты на заказ, украшения на празднества». Внизу мелким шрифтом имя — «Г. Роу», городской телефон и ссылка на инстаграм. *** Утренний прогноз обещает облачную погоду, двадцать семь выше ноля по цельсию и грозу ближе к вечеру. Роу сбрызгивает листья увядающего от духоты спатифиллума и мрачно думает о том, что кондиционеры опять начали подтекать — придётся вызывать ремонт. Небо сегодня сумрачное, тяжёлое и низкое, как будто кто-то промочил пуховое одеяло и подвесил над городом — верхушка VNC скрывается в облаках, когда Роу уносит в помещение уличные растения — не хватало, чтобы горшки размыло; после обеда, судя по всему, разверзнутся хляби небесные.  День тянется, такой же медленный и душный, как погода. Сегодня посетителей едва ли пара десятков человек, но несколько заказов на свежие букеты ближе к вечеру. Роу подкручивает лампы над стойкой — магазинчик тонет в сумрачной полутьме, а ему нужен свет — и открывает условия заказа. Букет для женщины на день рождения, что-нибудь розовое, нежное и пышное — лизиантусы, пионовидные розы и писташ на украшения. Подготовить к пяти вечера.  Он ещё раз протирает стол флориста — дерево мягко и успокаивающе блестит под ярко-зелёной микрофиброй, почему-то производители средств предпочитают именно такие яркие цвета. Можно начинать работу. Когда он перебирает веточки писташа, снаружи раздаётся грохот — это не взрыв, лейтенант, стоять, это громовой раскат — и стена дождя одномоментно обрушивается на стёкла, отнимая остатки света. Роу с минуту слушает шорох капель, пока пульс не перестанет отбивать в виске, и возвращается к букету. Никакого взрыва нет, больше нет, ты мирный флорист, у тебя цветы, букеты, отчётность по продажам, заказ на партию цветочных горшков, таблетки от ПТСР и психотерапия по субботам. И отставка по состоянию здоровья. И заказ. Смятую и сломанную веточку приходится выбросить. Дверь открывается, когда он обрезает стебли роз — тонкая и неудобная из-за перчаток работа, зато методичная — попробуй такими руками не сломать ни листика. Роу поднимает голову и щурится — от освещённого прилавка плохо видно, что происходит в зале — когда навстречу выныривает уже знакомый парень. Тот, что дней восемь назад пришёл с ссадиной, точно. Только сейчас он выглядит так, словно его смыло волной и выплюнуло на порог магазина — мокрые волосы липнут ко лбу, а светло-синяя рубашка с курьерскими нашивками промокла насквозь и обтягивает второй кожей. Роу машинально отмечает, что парень неплохо сложен.  — Добрый вечер, чем могу помочь? — стандартная вежливая фраза. Парень выглядит так, как будто ему больше всего поможет горячий душ и смена одежды, но такой услуги магазин не предоставляет.  — Зд-дравствуйте, я за заказом на пять вечера, букет на имя В. Райан, — курьер тянется к сумке, чтобы вынуть бланк заказа. Роу смотрит на часы — то ли металлический цветок астры, то ли странное многолучевое солнце, но в интерьер вписалось. Без пятнадцати пять, успевает доделать букет.  — Посиди, согрейся, заказ ещё не готов, — он вытягивает из-под стойки высокий стул, на котором сидит сам, когда нет посетителей, и передаёт через столешницу. Парень принимает его с плохо скрываемой благодарностью — с протянутых рук срываются мелкие капли и падают на лепестки и обёрточную плёнку. Мышцы очевидно напрягаются под промокшей формой. Роу подкручивает кондиционер за спиной на режим обогрева — от двадцати минут цветы не схуёвит.   — Чай хочешь?  — Его вы тоже сами делаете? — Роу коротко усмехается от такой дерзости. Запомнил, надо же. Парень сидит на высоком стуле, нахохлившись, и напоминает мокрую птицу на проводе. Только глаза цепкие и улыбчивые.  — Иногда. Ращу траву на подоконнике и заливаю кипятком, — он собирает жёсткие стебли в букет и перехватывает первой тонкой лентой. Без обёрточной бумаги это пока напоминает стог бутонов или кучу лепестков, но таков заказ. Крупные соцветия пионовидных роз пахнут оглушающей сладостью, как старый джем.  — Тогда давайте. Спасибо. Чайник, как заварочный, так и электрический, у него в кабинете-дробь-подсобке-дробь-мастерской-дробь-складе — в кофейне это когда-то было кухней. Роу разливает по двум простым белым кружкам — Софи не обидится — чай и повышает голос: «Сахар?»  — Нет, спасибо, — с паузой доносится от двери в зал. Значит, два без сахара. Чёрный чай с мятой сам по себе немного сладок. Он коротко хмыкает от того, что на бывшей кухне снова готовятся напитки.  — Ваш заказ, сэр, — парень не понимает шутки, но смотрит с благодарностью — от такого сияющего взгляда даже неловко. Кружку обхватывает двумя ладонями, сцепляя пальцы. Уже перестал откровенно дрожать от холода, но в мокрой одежде ему вряд ли удобно. Роу делает большой глоток из своей кружки — волна жара прокатывается по глотке, хо-ро-шо — и укладывает первый ломкий слой обёрточной бумаги вокруг букета. Бумага, лента, плёнка, лента, бумага — как сэндвич из декоративной мишуры.  — Как доставлять будешь в такой ливень? — поверх букета он сооружает купол из целлофана, чтобы нежные лепестки не побило дождём. Ответ — метро и пешком — ему не нравится. — Возьмёшь зонт, вернёшь при случае. У меня чей-то забытый месяц лежит, а я услуг бюро потерянных вещей не оказываю. Отказа он, конечно, не предусматривает. Так что парень смиренно соглашается и одним глотком допивает чай — на высокой загорелой шее дёргается кадык, Роу невольно прослеживает стекающую за воротник каплю и отворачивается.  — Эйден Колдуэлл, значит… Приятно познакомиться, — он рассеянно пробегает глазами типовые строчки бланка, расписывается — размашистый символ едва умещается в графу.  — Да, мистер Роу, мне тоже. Хорошего вам вечера! И парень исчезает со всей скоростью задерживающего заказ курьера. Зонтик в розово-фиолетовые анютины глазки не слишком сочетается с формой, но зато подходит к букету. Роу пару секунд смотрит на край двери, видимый над стеллажами, и идёт за шваброй — натёкшие лужицы тускло поблёскивают в свете ламп.  Через два дня зонтик ему вернут с благодарностью и коробочкой мятного шоколада — бывший лейтенант не ест сладкого, но знак оценит. Как и ещё одну небольшую беседу. *** Горячий душ по степени наслаждения сравним только с утром выходного дня, думает Эйден. После троекратного попадания под ливень — и зонтик у него был только в последние два раза, и ноги это не уберегло —  в душевую кабинку он залезает едва ли не в одежде, спеша отогреться. Форма свалена комом на сушилке, к послезавтрашней смене придётся привести в порядок и отгладить, но сейчас он и думать не хочет о том, чтобы трогать скользкую мокрую ткань.  Из душевой кабины его выставляет только мысль о счетах за воду. Он шлёпает мокрыми босыми ногами в кухню, собирает вчерашнюю пиццу и задумчиво втыкает в глубины холодильника — оттуда лениво смотрят в ответ увядающая зелень и бутылки лимонада, но ничего охлаждённого не хочется, не тогда, когда в окно бьётся штормовое предупреждение. В результате компромиссом становится кружка растворимого кофе — фантомный недовольный голос Мии бонусом. Старенький ноут гудит, как идущий на взлёт джет, когда Эйден его включает. В одну руку мышку, во вторую горячий кусок пиццы — счастье есть, и он готов свидетельствовать об этом в суде.  Ленивый заплыв по соцсетям не даёт ничего ценного — рифы новых сторис от товарищей по факультету, шквал мемов с котами от Мии, широковолновая рассылка рекламы и уведомления о доставках на рабочий аккаунт — это Эйден смахивает быстрее, чем хоть мельком прочитает — и бесконечная лента инстаграма. Вспоминается весь сегодняшний день — немного кривоватая из-за шрама улыбка и горячая рука, которую он тронул, пока забирал кружку — и закинутая на холодильник визитка. Эйден убеждает себя, что он взрослый разумный двадцатидвухлетний парень, который совершенно не заинтересовался харизматичным и загадочным владельцем цветочного магазина, у которого чай в подсобке, охуенный разворот плеч и умение завязывать крошечные бантики на ленте упаковки. А в процессе убеждения успевает найти карточку, накинуть на плечи плед — остывающему после душа телу становится снова холодно — и вернуться к нотбуку. Профиль такой же выверенный и строгий, как весь магазин. Никаких эффектов, никаких сторис с анимациями, несколько сотен подписчиков и публикации дважды в неделю.  Эйден лениво просматривает фотографии букетов — пионы, розы, пионы, никакой фантазии у заказчиков, когда натыкается на фотографию — маленький аквариум с суккулентами на фоне хорошо знакомой ему стойки. Это выглядит то ли как толстые каменные розы, то ли как странная крошечная капуста зелёных и фиолетовых оттенков, но красиво — надо подумать о таком подарке для Мии, праздник всё ближе, а идей по-прежнему нет. Эйден разглядывает картинку внимательнее и натыкается на знакомую белую кружку у края кадра. Обрезок ленты на фоне, брошенную на краю стола ручку — непрофессиональная фотография становится глубже и понятнее. Букеты он всё так же проматывает, останавливаясь на менее рекламных постах — залитое утренним светом крыльцо магазина, блестящие от воды огромные изрезанные листья монстеры, крупно снятый цветок амариллиса — бело-красный полосатый бутон придерживают пальцы с коротко обрезанными, почти квадратными ногтями.  На фотографиях цветов всегда есть как минимум один человек — тот, что по другую сторону объектива. Так что Эйден начинает игру сам с собой и пытается найти на картинках присутствие мистера Роу — крошечный виртуальный hide-and-seek. Немного рук в кадре, немного отражений в зеркальной стенке за стойкой — ему кажется, или он смутно различил ярко-синий рабочий фартук. Судя по профилю, мистер Роу любит суккуленты и утреннее освещение.  Публикации обрываются на середине апреля, последняя (или первая) — дверь магазина с белой лентой на ручке и табличка «мы открылись». Он сравнивает прошлый внешний вид с нынешним — нет подвесного горшка у двери, уличных стеллажей, а изнутри сквозь окна не проглядывают вазы с камышом. Но фирменная строгость уже на месте. Эйден отлистывает профиль вверх, чтобы зажать кнопку подписки — немного цветов в ленте, переполненной котами, паркуром и фотографиями факультета ему не повредит — и перещёлкивает на вкладку видео. И выигрывает в свой маленький hide-and-seek. Низкий хрипловатый голос с едва уловимым акцентом рассказывает о том, как правильно пересаживать хавортию ладьевидную — и показывает. Таким тоном стоит читать сказки на ночь, или вещать с кафедры, или отдавать приказы, неважно, главное, говорить. Эйден смотрит на «каменную» розочку суккулента в ладони с таким вниманием, будто завтра ему придётся сдавать экзамен. И ставит на повтор. У владельца цветочного достаточно красивый голос, чтобы его не могла испортить даже цифровизация и немного грассирующая «р», и абсолютно охуенные руки без колец, особенно если рукава закатаны. Эйден упирается лбом в ладонь и уговаривает себя, что подкатывать к мужчине на десять лет старше, которого он видел всего пару раз (и который все разы, что они виделись, успел проявить о нём заботу) — тупая затея. *** Голова с утра болит — пара последних шотов вчера точно были лишними, но такая боль приятнее той, что грызла череп после травмы. Стоило посидеть с ребятами в баре — может, он и перестал быть им лейтенантом, но другом быть не перестал, так что сожаления отменяются. Похмелье лечится водой, таблеткой и пробежкой вокруг квартала, дёргать Софи с выходного точно не стоит, — но усугубляется возней с белыми лилиями, когда их душный тяжёлый аромат пропитывает всю подсобку. Он открывает окошко под потолком и долго отмывает руки, надеясь избавиться от аромата, но тот, кажется, уже проник в череп. Что ж, придётся до конца смены пахнуть лилиями — не худшая из ситуаций, если подумать.  К обеду Роу успевает прийти в состояние дзена, выставить из магазина пьяного посетителя и двух маленьких собак, решивших погрызть листья, продать недельный объём фиалок на рассаду и проникнуться нелюбовью ко всем романтикам Вилледора, решившим заказывать букеты из роз и исключительно из роз. В Вилледор вернулись солнечные дни — и влажная жара, выгоняющая его в середине дня на улицу, чтобы опрыскать наружные растения — фасад магазина, лицо и первое впечатление. Роу поправляет немного сдвинувшиеся на стеллаже горшки, когда слышит за спиной шаги и дружелюбное:  — Доброе утро, мистер Роу. Он тяжело выпрямляется, разгибая спину, и оборачивается — парень, Эйден, смотрит на него светлыми на солнце глазами и выглядит так, как будто рад встрече. В руке у него картонный держатель с двумя стаканчиками кофе, и Роу самую малость интересно, кому второй. Он отряхивает о фартук немного измазанные грунтом руки, протягивает ладонь — Эйден перебрасывает кофе в левую, у него сухое крепкое пожатие, хорошо, Роу нравятся люди, у которых ладони не напоминают клубок варёных макарон.  — Добрый день уже. Сегодня по личным целям пришёл? — он окидывает Эйдена взглядом — футболка с художественным принтом, что-то из постимпрессионизма, мать сказала бы точнее, у самого Роу познания заканчиваются где-то в районе «Звёздной ночи», и лёгкие шорты. Ничего, похожего на курьерскую форму. Парень, видимо, выходной — и выглядит получше, чем в прошлые их встречи, когда был либо на работе, либо с работы. По крайней мере, выглядит выспавшимся.  — Да, поможете подобраться подарок? Мне кажется, у вас хороший вкус. От лести, прикрытой только нахальной улыбкой, Роу хмыкает и толкает дверь магазина, окунаясь в прохладу. Обед был бы через пятнадцать минут, но ничего страшного, если он немного задержится. Его магазин — его правила. Эйден следует за ним до прилавка, давая поставить пульверизатор и перейти в рабочее состояние. Но прежде, чем Роу выговаривает стандартный опросник, снова — обезоруживающе — улыбается и ставит на стойку кофе.  — Я решил, что моя очередь подать напитки. Надеюсь, вам нравится американо, и я взял сахар, но просил не добавлять в стакан, — парень, кажется, немного смущается, отводит глаза и цепляется пальцами за край стойки, а Роу молча смотрит на него пару секунд — такой взгляд у него, он помнит, называли тяжёлым, и не знает как реагировать. Его нечасто пытаются угостить напитком, но… Приятно.   — Спасибо, — слово падает камнем на стекло и разбивает неловкость. Эйден оживляется, как проснувшаяся птица — сестра недавно завела попугайчика, и теперь у Роу исщипанные пальцы и немного больше знаний о пернатых. Второй кофе — что-то с молочной шапкой и корицей, мелькающей из-под прозрачной крышки. Американо приятной горечью, смутно напоминающей о вчерашнем виски, прокатывается по горлу. Эйден получает усы пенки над верхней губой, ещё один пристальный взгляд и внутреннюю готовность Роу сделать скидку на заказ.   — Мне нужен подарок на день рождения для молодой девушки, цветок, но она не будет тщательно ухаживать за ним. И это должно быть что-то небольшое. И не острое.  Роу допивает кофе одним глотком и сминает стаканчик. Ему нравятся клиенты, способные чётко назвать, что они хотят и для кого.   — Возможно, суккуленты? — универсальный, удобный вариант. Он сам не сдержался и выкупил себе крошечный аквариум — с каждым днём квартира немного больше напоминает ещё одну кладовку магазина, с ящиками трав на балкончике, суккулентами на подоконнике кухни и больным черенком розы в спальне, который Роу решил попытаться выходить — профессия обязывает.  — Да, я заметил, вы их любите, — он оборачивается на парня, и тот понятливо откликается: — Профиль в инсте, он был на визитке. Я посмотрел видео, и мне понравилось. Давайте попробуем.  — И как тебе профиль? — полки с маленькими горшочками находятся в дальнем углу. Роу оглядывает цветочное воинство, выстроившееся на полках в строгом порядке, и довольно кивает сам себе. Хавортии острые, толстянка вырастет слишком большой, а вот пурпурные соцветия эониума или розочки эхеверии подойдут. Живучие, черти.  — Мне понравилось. Но фотографии магазина интереснее букетов.  — Реклама, парень, букеты дают больше всего прибыли, я бы не заработал, продавая только цветы в горшках, — Роу помнит, как на курсах слушал, что ему придётся заделаться не только флористом, но и фотографом, если он хочет добиться коммерческого успеха. С первыми фото помогла Лоан, пришедшая на открытие магазина с наилучшими пожеланиями и бутылкой мартини, а потом отдала ему старую камеру, ехидно улыбнулась и посоветовала не отчаиваться. С тех пор раз в неделю Роу ощущал себя инфлюэнсером для инстаграма, пытаясь сфотографировать букет с пяти ракурсов в нормальном освещении и не добить спину.  — Для твоей девушки подойдут эоунимы или эхеверии, — он возвращается в роль владельца магазина и собирается заговорить об отличиях, когда парень его прерывает:  — Мия моя сестра. У меня нет девушки или парня, — Роу на секунду зависает, смотря на полку с маленькими пушистыми кактусами, и заставляет себя отодвинуть в дальний угол мозга последнюю фразу. «Или парня», мхм. Эйден приседает на корточки, заглядывая на нижнюю полку — бутоны литопсов выглядят, как выплеснутая на камни краска — и поглаживает пальцами шершавую поверхность особо крупного растения.  — Настоящие, настоящие. Принято, для твоей сестры. Я понял, она не будет много времени тратить на уход, а эти красивые и живучие. На какую сторону окна? — парень затрудняется с ответом, наклоняет голову — высчитывает, что ли. Роу решает смилостивиться. — Насколько яркое освещение?  — Очень. На южную, наверное, днём адская жара.  — Тогда выбирай отсюда и до конца полки, — он отступает, не мешая парню приглядываться к оттенкам пурпурного, зелёного и серого. Тот рассматривает цветы с любопытством человека, никогда ранее не пытавшегося разобраться в суккулентах, и, наконец, выбирает красно-жёлтый эониум.  — Вы же расскажете мне, как за ним ухаживать, мистер Роу? — и ещё одна небольшая, на один край рта, но совершенно обезоруживающая улыбка. Бывшему лейтенанту, ныне скромного флористу, хочется занять чем-нибудь руки — хотя бы вращать в пальцах отцепленную от фартука ручку.  — Роу, просто Роу. Считай, это у меня вместо имени, — совершенно непрофессионально, мадам с курсов была бы им недовольна — поджатые губы и блеск очков, — но он потерял профессионализм и этику ещё на моменте с чаем, что теперь притворяться. «Мистер» звучит слишком чуждо и официально, для своих он Роу.   — Тогда просто Эйден. Думаю, мы уже достаточно знакомы, — и парень первым уходит к стойке, неся горшочек, не мешая Роу слепо смотреть на блестящие глянцевые листья бригамии. «Эй-ден». Для цветка он собирает картонную коробочку, чтобы удобно было нести. Правила ухода диктует в несколько ёмких предложений — парень тщательно отбивает их в заметках, но Роу готов поклястся, что следовать им никто не будет. Ладно, эти цветы очень живучие. День рождения, говорит Эйден, завтра — значит, эониум доживёт без полива, и он предлагает сразу украсить подарок. Ленты — красное и жёлтое, в цвет листьев — свиваются в пальцах и оплетают картонную упаковку.  Эйден косым спутанным почерком что-то пишет на картонной карточке открытки, рисует размашистое сердечко и цепляет к краю лент. И удивляется, когда Роу называет цену, но не пытается протестовать под тяжёлым взглядом.  — В отношениях с хозяином магазина, вижу, свои преимущества, — мягкий, мягкий смех и ссадины на ладонях, сжимающих коробочку. Роу, возможно, смотрит слишком пристально. — Содрал на неудачном прыжке, скоро заживёт. Паркур, — он говорит так, как будто это что-то объясняет для собеседника, но тот не решается уточнить. Только делает себе внутреннюю заметку погуглить.  — Хорошо. Береги себя. Ещё несколько моментов проходят в странной тягучей тишине — Роу вытирает поверхность стола, Эйден поправляет бантик лент и выглядывающие сверху листья цветка.   — Ну, хорошего дня, Роу, — не утверждение, а смазанный вопрос.  — Хорошего дня, приходи ещё. Он смотрит на закрывшуюся дверь, отмечая, как солнце преломляется на разводах от недавнего дождя, — надо вытереть — и старается не думать ни о чём лишнем или дающем наивную надежду. А потом идёт и переворачивает вычурную табличку на двери, на «Закрыто» — у него уже десять минут, как обед. Возможно, стоит последовать совету психолога и начать устанавливать более близкие отношения с людьми, найти себе девушку — или парня, здесь не военная служба, а Роу с молодости честно признавался себе, что засматривался не только на прекрасных дам. *** Сигнал перехода предупреждающе мигает, и Эйден ускоряется, чтобы успеть проскочить перед потоком машин. Он и так опаздывает, и если Мия будет вынуждена ждать его ещё один светофорный цикл, то будет ныть до вечера. Асфальт жжётся даже через подошву кроссовок, солнце палит с яркостью сценического прожектора, а Эйден пытается не бежать, чтобы на футболке не ползли влажные пятна. Красно-белый оазис кафе обещает кондиционер и стакан колы со льдом, если названная сестра догадалась сделать за него заказ. Он толкает тяжёлые стеклянные двери, едва не врезаясь в стайку подростков, и окунается в прохладу. От смены температур пробивает лёгким ознобом. Тёмная макушка Мии — вряд ли кто-то ещё будет носить такие огромные цветные резинки — виднеется со второго яруса, и он тащит себя сразу к лестнице, а не к терминалам заказа. — Эйден-Эйди, привет! — сестра машет двумя руками одновременно и снова втягивает через трубочку слаш — жидкое мороженое, очень много химического красителя и гарантированное замерзание всего черепа, она такое обожает. Эйден с облегчением замечает рядом второй поднос с обеденным комбо и восхитительным, покрытым капельками конденсата стаканом колы. Давая ему пообедать, сестра монологом рассказывает какие-то мелкие истории из жизни фармакологической лаборатории, куда сумела устроиться на подработку — Эйден улыбался каждый раз, представляя контраст белого халата и десятка цветных браслетов, что Мия таскает на руках, пока она не рассказала про строгий дресскод и запрет украшений. Он кивает в такт — спустя пятнадцать с лишним лет знакомства подходящие реплике реакции можно демонстрировать лицом, не отвлекаясь от бургера. — …и Клара теперь каждый день спрашивает меня, когда можно будет забрать черенок цветка. Эйден, скажи уже, где ты его купил, иначе она заставит меня размножать цветы. Пусть купит свой.  — Цветочный магазин в Нью-Даун парке, я там несколько раз по работе был, — он делает голос и взгляд ровными. У Мии проницательность уровня «профессиональная старшая (всего на несколько месяцев!) сестра», паучье чутьё на чужие влюблённости и невысокое мнение о тех, кого Эйден выбирает объектами привязанности. Следующее омерзительное «сюююююююрп» своим слашем она делает, смотря Эйдену в глаза, и это предложение немедленно рассказать. Эйден делает невозмутимый вид и алеет ушами, смотря куда-то мимо Мии. На стенде с фирменными игрушками франшизы красиво играет солнце, например. Следующий «сюрп» звучит угрожающе.  — Милая цветочная леди, как в романе? Ты встретил её в дождь, и она одолжила тебе зонтик — тот самый, розовый с цветочками, что я у тебя видела?  — Не совсем, — он чувствует себя неуверенно, заговаривая о своей совсем-не-влюблённости, это просто лёгкий интерес. Но хочется поговорить с кем-то, и Мия отлично подходит на эту роль: несмотря на всю свою любовь к болтовне, секреты она хранит отлично. И знает про его бисексуальность — узнала едва ли не раньше его самого, если честно, но Эйден никогда не претендовал на глубокое понимание человеческих душ, включая свою собственную. — Скорее это бывший военный с охуенными руками, улыбкой и лимонадом. И чаем. И всем. Кажется, с каждым предложением он закапывает себя только глубже. Мие очевидно не хватает клетчатой кепочки и лупы, чтобы рассмотреть алеющее ушами и косящее в сторону существо перед собой.  — А когда ты, Эйди, успел попробовать его, хм, чай, — в этой фразе должен быть подтекст, но Эйден его упорно игнорирует.  — В тот день, когда ещё штормовое предупреждение было. Я забирал заказ, но пришёл немного раньше, а он предложил мне чай, согреться и дал потерянный кем-то зонтик. Он сам выращивает травы на чай, — фантомное тепло прокатывается где-то под грудной клеткой, но Эйден-не-влюблён. То, как мистер… Роу, просто Роу, собирал цветочные стебли и перематывал их лентами — эти руки периодически видятся ему в предутренних снах, но этого он не произнесёт.  — Вот так просто, незнакомому парню? Он не маньяк, часом? Закапывает в землю цветочки и тела невинных курьеров? Или он святой?  — Ну, мы виделись до этого. Я обратился к нему, когда сильно разбил локоть. Он мне помог. И предложил лимонада, день был жаркий, — Эйден срывается на тяжёлый вздох-полурык, понимая, что у него нихуя не получается объяснить всю эту химию. — Ну и виделись ещё несколько раз, и у него в магазине красивые суккуленты, и он помог мне выбрать подарок для тебя. Он просто такой… Комфортный. И мне нравятся его шутки. Мия смотрит с прищуром и закусывает трубочку, пытаясь найти подвох. Эйден смиренно даёт ей препарировать себя — да, старше, лет на десять, нет, кольца на руке нет, нет, Мия, мы не целовались! Да, красивый. Эйден сомневается пару секунд и вытаскивает телефон.   — Я пролайкал его — ну, не его, а магазинный профиль. И он через несколько дней сам на меня подписался. Вот, — он подкручивает яркость и разворачивает экран. На фотографии — Роу за стойкой магазина, рукава рубашки подкатаны до локтей, обнажая край татуировки на крепком предплечье, пальцы в земле. Он краем рта улыбается фотографу и выглядит так, будто ангелы лично спустились выставить освещение. Эйден лайкнул этот пост, а потом убедился ещё три раза, что лайк точно сохранился. Фотографом отмечена @lovean, и Эйден подписался на неё тоже — профессиональный фотограф, ему понравилась её серия снимков вилледорских крыш.   — Красивый. Позови его на свидание и выясни, в чём его подвох! — у Мии всё просто, как собрать кубик Рубика вслепую. Эйден давится колой.  — Как ты себе это представляешь? Привет, красивый мужик неизвестной ориентации, пошли есть пиццу? Это не твои фанфики, тут не каждый встречный гей.  — Тогда пригласи его завуалированно! Не знаю, закажи у него букет для признания, если он работает в цветочном магазине, он точно должен понимать язык цветов. А если что, сможешь сказать, что это случайно так совпали значения, — сестра может выглядеть самым легкомысленным существом на этой планете и двух соседних, особенно со всеми своими резиночками, браслетиками и взглядами из-под накрашенных ресниц, но она чертовски умна. И Эйден чертовски это ценит. С темы его совсем-не-влюблённости удаётся сползти на новинки кино, самые тупые заказы, которые у него были за последнюю неделю, и приключения домашней кошки Мии — сестра позволяет переключить разговор, но посылает пронзительный взгляд — «мы не договорили, а я запомнила». Эйден смиряется. И откладывает идею с букетом на вечер, ему надо подумать. Вечером Эйден валится в постель — гнездо простыней, подушек, крошек от пиццы, проводов зарядки и всего, что было лень отнести на место. Ноутбук гудит и жжёт колени над краем шорт, нового сериала не находится, соцсети — лимит социальной жизни на сегодня завершён с Мией, так что он находит себя гуглящим язык цветов — фло-ри-о-гра-фи-ю. Розы, как самое очевидное, он отметает — Роу упоминал, что розы выбирают «все сраные романтики Вилледора», а предлагать человеку-в-котором-он-заинтересован нелюбимые цветы — не лучшая затея. Сорок минут и одну очень сложно объяснимую историю поиска спустя Эйден вообще не уверен, что букет — хорошая затея, но что-то складывается, и он даже решается отправить приблизительный список цветов Мие — в ответ приходит стикер довольного кота. «только убери из списка красную камелию. её твой цветочник вряд ли сумеет достать». *** Сухая гроза бело-розовыми разрядами вспыхивает над горизонтом. К югу от Вилледора тянутся поля — зелёная трава, перечёркнутая шпалами электричек и поездов. Роу ещё немного прибавляет скорость — хайвэй позволяет, а в город хочется попасть до момента, когда ливень сделает дороги скользкими — его почтенный додж недостаточно маневренный, чтобы рисковать на мокрой дороге. Два ящика рассады на заднем сидении сталкиваются пластиковыми боками и недовольно дребезжат.  Каждый его личный визит в теплицы заканчивается новым перечнем поставок — в этом году очень хороши гортензии, он выкупил себе несколько партий — и чем-то вроде вот этих вот ящиков с узумбарскими белыми фиалками, которые обошлись ему в крыло самолёта и потребуют возни. Ливень всё-таки обрушивается пологом уже на подъездах к городу, но там скорость небольшая, особенно с десятками проезжаемых дорожных развилок и мостов. Роу сворачивает к магазину — стоило бы сегодня ещё в банк зайти, переопределить условия счетов и подать налоги, но если он оставит нежную рассаду в душной машине на несколько часов, ему же с ней и возиться. В прошлом напихивать, как в банку сардины, новобранцев в Хамви ему ничего не мешало, а теперь вот трясётся над зелёной порослью. Машину Роу подводит к чёрному ходу. Проклятая переменчивая погода — он успевает вымокнуть сквозь рубашку и футболку за ту пару минут, что нужны, чтобы закинуть фиалки на склад. На полу остаются пятна капель — Софи притрёт в конце смены, но будет смотреть устало и всепрощающе, как нянюшка в интернате для трудных подростков, так что Роу скидывает мокрую рубашку и берётся за швабру сам — приятная ностальгия по казармам, раз уж сегодня день памяти.  — Хай. Что-то случилось? — сменщица выходит на звуки.  — Там два ящика фиалок, последи, чтобы не загнулись, но сама не трогай. Завтра будут новые контракты от оранжереи, потом вышлю изменения, — она нравится Роу ещё и привычкой говорить — и слушать — по делу. «Вымуштровал», — как шутит Лоан. Он распрямляется, тяжело опираясь на швабру — ему не двадцать, да и спина не даёт забыть. Софи кивает и снова растворяется в основном помещении магазина, оставляя Роу в кабинете-складе. Стоит согреться и обсохнуть хоть немного, так что он машинально готовит себе чай и вытягивает ноги под стол. Есть минутка опубликовать новые фотографии — вчера утром, в его смену, подвезли заказ кактусов, и он на обеденном перерыве отфотографировал цветы прямо в ящиках доставки — ровные ряды горшочков в креплениях, разбиваемые нежными мелкими бутонами. Несколько дней, и бутоны раскроются в крупные яркие шляпки. Вечером Софи как следует разберёт ящики и подготовит к следующему дню новый ассортимент.  Роу мельком просматривает ленту уведомлений — лайки, подписки, комментарии. Число подписчиков переваливает за полсотни. Профиль, говорят, хороший, фотографии магазина нравятся больше букетов, хмыкает он. Горячий чай приятно прокатывается по горлу, согревая и расслабляя, и он позволяет себе непрофессиональное поведение — снова перещёлкнуть на профиль Эйдена. Впрочем, парень тоже слегка зачастил для обычного клиента. Профиль a.coldwell, забавная игра слов в никнейме. Аватар — силуэт на фоне закатного неба. На фотографии Эйден стоит в пляжных шортах и выглядит так, будто пробежал марафон, но пришёл первым. Яркость и сила. Красиво. Роу листает страницу — вчера выложено много новых фотографий вилледорских крыш и заброшенных зданий, вид с колокольни церкви святого Иоанна, он узнаёт эти готичные шпили и вид на реку, паркур — парень выглядит и двигается так, будто для него нет гравитации. Миг в прыжке, пойманный фотографом — гармония движения тренированного тела, отлаженный механизм. Роу машинально нажимает на кнопку выключения и пару секунд смотрит на тёмный экран, возвращая мысли в правильное русло. Становится жарко и неуютно, видимо, не стоило пить кипяток после ливня. Парень выглядит так, как будто статуи древнегреческих атлетов могли бы создавать с него, но курьерская форма и свободные футболки скрывали это от Роу в предыдущие встречи. У кого-то из его друзей профессиональная камера, если видно даже мелкие капли пота на шее и тени мышц под светлой влажной футболкой.  Он смахивает вкладку инстаграма, перещёлкивая на эксель-таблицы — конец месяца, пора планировать заказы на следующий. Цифры. Сухие цифры. Роу слепо щурится на белые строчки с чёрными буквами, вспоминая разницу между полиантовыми и чайными розами. Никаких нежных розовых оттенков румянца на высоком своде шеи.  Когда Софи резко — не резко, на самом деле, просто он слишком задумался — открывает дверь на склад, Роу едва не дёргается, как подросток, которого застали с руками под одеялом. Блять. Отставить панику и прочие нежности.  — Тебе там заказ на букет оставляли. Какой-то парень, сказал, хочет, чтобы букет делал именно ты, дал список цветов, — Софи протягивает сложенный лист А4. Роу неохотно берёт, что ж там за заказы и клиенты, что им принципиально, кто будет оборачивать бумагой очередной веник роз. Вверху листа ровные размашистые строчки названий — с указанием цвета. Он пробегает список взглядом, удивляясь всё больше — кто сочетает акацию и водяные лилии? И акация — он ни разу не работал с акацией. Ниже списка явно сделанная наспех приписка — почерк становится ещё менее ровным и более размашистым — «мистер Роу, я был бы рад узнать Ваше мнение о таком букете, можете ли Вы его составить». И ещё одна строчка почерком Софи — «Э. Колдуэлл, на завтра». Роу ничего не понимает. Он же разрешил парню на «ты», а он нервничал так, что буквы в Mr. едва не прорывают бумагу. И что за принципиально несочетающийся букет — и почему его должен делать именно Роу.  — Софи, а этот парень… Он ещё что-то сказал? Тут какая-то хуйня выходит, — помощница замирает в дверном проёме, оборачивается.  — Сказал, это должен быть букет для признания, и ему очень важно именно твоё мнение. Нервничал ещё, — она фыркает. — Спросил, что я здесь делаю, и сильно удивился, что работаю. Роу хмыкает — ну да, кажется, все прошлые встречи Эйден с удивительной ясностью напарывался именно на него. И со скромным обаянием Софи знаком не был. Но этот букет — странный от и до, и опять это «узнать твоё мнение». Он прочитывает список ещё раз, внимательнее, прикидывая, что у него есть, а что придётся заказывать отдельно. Белый амариллис, например — у него в доступе только красные, и цветы в любом случае не сезон, рано для амариллисов. Голубые гиацинты — весенние, как и синяя сирень. Чем дальше Роу читает, тем меньше в букете смысла. Он сможет выполнить такой заказ только за пару недель, и тот будет стоить золотом по весу, не меньше. Ещё и цветы — белый, голубой, синий, тёмная зелень оформления — совершенно не те цвета, что принято дарить девушке на признание. «У меня нет девушки — или парня», — всплывает в памяти. Для мужчины имело бы смысл. Гладиолусы — написано и подчёркнуто. Мужской цветок.  Роу хмыкает, игнорируя горький привкус в горле. Посмотреть бы, кому таким букетом признаваться собираются.  За окнами, кажется, становится ещё пасмурнее, Софи приходится включить все верхние лампы в магазине, и теперь блики скачут по лакированному дереву стойки. Роу здоровается с парочкой клиентов, которые больше прячутся от непогоды, чем что-то выбирают, и забирает из-под стойки свой экземпляр книги.  Идущая рябью от воды обложка, чуть помятые страницы — при составлении редких букетов Роу предпочитает проверять значения по языку цветов, после того, как получил жалобу на роскошный букет оранжевых лилий — получательница увидела в этом то ли признание в измене, то ли намёк, что её ненавидят.  Новая кружка чая, подкрученные батареи отопления — рубашка уже полусухая — Роу устраивается за столом с книгой и списком, и карандашом отмечает значения. И чем дальше отмечает, тем сильнее сгущаются тучи. Единственная цель этого букета — поработать признанием, он весь о скрытой любви и восхищении, но вот как Роу будет его делать — он не представляет. И не только по личным причинам, но ещё и потому, что связать композиционно гладиолусы и фиалки невозможно. Он откидывается на спинку стула и ещё раз пробегает список. Фиалка, белая — невинность. Акация, белая — скрытые чувства. Гардения, белая — снова тайная любовь, признание. Гладиолус, синий — мужество и благородство одариваемого. Амариллис, белый — гордость и неприступность. Листья пальмы — восхищение. Плющ — привязанность и желание угодить. Калла, белая — преклонение. Гиацинт, голубой — уверенность в серьёзности чувств. Кувшинка, белая или синяя — искренность, честность. Сирень, синяя — нежное признание. Его карандашные помарки марают лист. Размашистая приписка — «…узнать Ваше мнение о таком букете, можете ли Вы…» — Роу смотрит на скачущие буквы и думает. Составить такое будет очень дорого и долго, слишком долго до завтра. И слишком дорого для зарплаты курьера. Этот букет вообще нужно составлять? *** Эйден чувствует себя, как в плохом романтическом ситкоме — из тех, где ты приходишь признаваться в симпатии, а тебе говорят, что объект твоей симпатии переехал и вообще рейс улетает через полчаса, ловите такси, юноша, может, застанете у трапа. Ладно, он драматизирует, Роу не переехал — просто сегодня не его смена, должны же быть у человека выходные. А Эйдену стоило бы догадаться, что никто не станет работать по двенадцать часов, с восьми до восьми, шесть дней в неделю — на обратном пути специально остановился, чтобы посмотреть расписание на двери. Просто раньше он не встречался со сменщицей Роу. Возможно, стоило извиниться, уйти и вернуться на следующий день — в смену Роу — и блеять что-то о букетах для признаний ему в пронзительные насмешливые глаза, так что Эйден поддался здравому смыслу или малодушию и признался в записке. Букет с языком цветов и записка — ебать он романтик, как из эпохи Регентства вылез. Он поворачивается на кровати и утыкается лицом в подушку, сжимая зубы на наволочке. О том, что завтра идти получать ответ, он предпочитает не думать. Как и вообще не думать — так что пишет Мие, чтобы получить дозу целебных стикеров с котами и послушать новые истории из жизни лаборатории. Когда сверху вываливается уведомление о том, что у него новое сообщение от @just_rowe, сердце пытается выйти через рёбра. Там да? Нет? Занесение в чёрный список магазина? Он паникует, как впервые влюбившийся в крутого старшеклассника школьник? (Да.) На белую страницу диалога с единственным сообщением он смотрит, не решаясь опустить взгляд. «Добрый вечер. Букет будет сложно собрать, я решил, что конечная цена тебе не понравится. Предлагаю завтра обсудить другие варианты, приходи к восьми вечера, если удобно.» «Привет. Да, спасибо, подойду», — Эйден лихорадочно вспоминает все правила английской грамматики, убеждаясь, что не накосячил в одной строчке, и минуты три подбирает смайлик — и решает, что лучше без него, прежде чем отправить сообщение. Хотя это Роу — просто Роу, без мистер — и вряд ли он будет изображать его учительницу грамматики из средней школы и задумываться о правилах деловой (личной?) переписки, но Эйден всё равно дёргается. Ночь и следующий день тянутся патокой или свежим асфальтом, он не может определиться со сравнением. Обычно у него есть планы на выходные — кому-то помочь, с кем-то встретиться, его дразнят пилигримом за привычку быть везде и всем помогать, но тут день оказывается неожиданно свободным. Эйден успевает убрать квартиру, посмотреть стрим любимого летсплеера, помыть голову, спуститься в химчистку и отгладить футболку до хруста, погуглить цены на цветы, решить, что идея с признанием была чертовски тупой — спасибо Роу, что тот не стал на самом деле собирать букет, Эйден явно не учёл, что свежие кувшинки в июле обойдутся ему в треть зарплаты за месяц, и это только кувшинки, дальше он даже искать не стал. К без-пяти-восьми вечера он стоит под дверью «Fleur de lys» и собирает всю свою храбрость. Магазин явно готовится к закрытию: боковые ряды ламп потушены, горит только плафон над стойкой. Роу вытирает столешницу, сметая кусочки веточек и листьев, поднимает голову и улыбается ему — приветливо, но Эйден хочет верить, что с оттенком личного, а не клиентского. И все ещё выглядит охуенно горячо в белой рубашке с подкатанными рукавами и чёрных джинсах. Эйден-не-паникует.  — Привет. Я получил твой заказ, ты слишком разогнался с букетом, за один день несезонные цветы не достать. И цена — думаю, ты вряд ли хочешь букет в десяток тысяч, — голос мягко рокочет, волнами омывая эйденово сердце, но он всё ещё не понимает, к чему это. Его реально позвали обсудить цветы? — Так что предлагаю замену. Роу вытаскивает из вазона у стойки — эти пальцы, господи боже, будь милосерден — и протягивает ему одну красную гвоздику. И смотрит так, будто это что-то должно значить. К чести Эйдена, ему хватает трёх секунд, чтобы сообразить, забрать цветок — стебель жёсткий под пальцами — и погуглить значение. Красная гвоздика…  — Любовь и восхищение? — он точно ничего не понимает. Роу неожиданно выглядит смутившимся, неловко хмыкает и вытаскивает из-под столешницы помятую книжечку, протягивая на раскрытой странице.  — Один одноцветный бутон. «Согласие».  — Это значит, я могу пригласить тебя на свидание? — Эйден пьянеет то ли от успеха, то ли от взгляда напротив — тепло и нежность, теперь ему не кажется, — то ли от запаха цветка в руках.  — Да. Десять минут, и я свободен, за углом есть хороший ресторан, пошли.