***
— Дилюк? Люк… Нет, нет, нет… — встревоженный и до горечи знакомый голос доносился, как из-под толщи воды: нечётко, мутно. Рагнвиндр проморгался, пытаясь разглядеть хоть что-то, помимо багрово-чёрных пятен перед глазами. Не вышло. Могло ли быть так, что это не очередная галлюцинация?.. — Сюда, быстрее! — раздался властный громкий крик прямо над ухом, требующий незамедлительных действий, а после умоляющий шёпот, обращённый уже к нему: — Давай, только держись, потерпи ещё чуть-чуть, — смягчившимся тоном говорил с ним Альберих, кладя красноволосую голову себе на колени, а тёплыми пальцами растирая кожу на лице, убирая солёную влагу с щёк. Слышались голоса, стремительно приближающиеся шаги. Рагнвиндр не был уверен, что ему не мерещится, однако проигнорировать появившуюся возможность нельзя. Собрав остатки сил, мужчина тихо, но твёрдо выдохнул: — Горы Светлой короны, — собственный голос — слабый и сиплый — он не узнал, но это уже неважно. Кэйа поймёт. Возможно, хотя бы Беннета ещё удастся спасти. С чувством выполненного долга, Дилюк начал обмякать в крепких заботливых руках, уже ничего не разбирая. Беспросветная мгла стремительно поглощала его и, наконец, накрыла своей тёмной материей полностью, даруя долгожданный покой.***
Капитан кавалерии Ордо Фавониус без привычной беззаботности подпёр спину о стену и, сложив на груди руки, сосредоточенно слушал вместе с Джинн последние отчеты рыцарей, отправившихся за пределы города. Он изредка хмурился, но на удивление всех присутствующих, молчал, лишь иногда тихо и удручённо вздыхая. В основном, из-за упоминаний в отчетах имя бывшего любовника. Альберих помнил, как сейчас, события последних недель. Недель, надо сказать, чрезмерно тяжелых, причем изнуряющих как морально, так и физически. Тогда он сидел, как и полагается после работы, в таверне, смакуя на языке вино из одуванчиков и о чём-то премило беседуя с сестрой Розарией. Как говорится, ничто не предвещало беды, но ведь такие вещи обычно и происходят, когда их совсем не ждут. В самый разгар ночи ему вдруг поплохело без особой на то причины. И, решив подышать свежим воздухом, он в одиночестве вышел прогуляться по тихим улочкам Мондштадта. Завернув за угол очередного строения, Кэйа так и замер на месте — в тени здания лежал человек в чёрном плаще, причем в таком состоянии, что живым его никак нельзя было назвать. Опасливо приближаясь широким шагом к бездвижному телу, Альберих увидел то, от чего на пару ударов остановилось сердце, а затем забилось с бешеной силой, щедро обливаясь кровью. Это не могло быть правдой. Вид полумёртвого Рагнвиндра, его обреченно любимого Рагнвиндра, выжжен теперь в памяти навсегда, вселяя леденящий душу ужас и непередаваемое словами отчаяние. В ту ночь он предпринял всё, что от него зависело и не зависело, стараясь сохранить жизнь, стремительно ускользающую прямо у него в руках. — Тебе нужно отдохнуть, — настоятельно изрекла Гуннхильдр, как только рыцари закончили и удалились. — Мой отдых не даст нам ровным счетом ничего, Джинн, — Кэйа все-таки оторвался от разглядывания собственных рук, на которые, кажется, неустанно смотрел последние пару часов. Кэйа никогда не считал себя злопамятным или мстительным. Не считал, но теперь не проходило и дня, чтобы он не желал мучительной смерти тем, кто посмел навредить его возлюбленному, его лучику солнца. Да, их пути давно разошлись, но это совершенно не меняло сути. Враги Дилюка — и его враги тоже. Так было всегда, и не могло быть никогда по-другому. И теперешний враг нанёс удар слишком сильный. По личному, по самому драгоценному. Так что да — Кэйа никогда не считал себя злопамятным или мстительным, однако непременно обагрит руки кровью, как только представится случай. Его он ждал с нетерпением. — Снова пойдёшь к нему? — сочувственно и вместе с тем понимающе спросила девушка, заполняя какие-то бумаги на столе, — Слышала, он иногда бормочет во сне. Стало быть, хороший знак? — Хочется верить, — уклончиво дал ответ мужчина и улыбнулся краешком губ, — Я хочу видеть лично, когда он очнётся, откроет глаза. Это уже давно должно было произойти, но наш Дилюк своевольный, не так ли? — невесело усмехнулся, а после пожелал продуктивной работы Действующему Магистру и покинул кабинет. У него в последнее время совсем не было сил на праздные разговоры — только на безрезультатные вылазки и, конечно, на Дилюка. Все знали, что они расстались, причём разорвали отношения давно и весьма болезненно, но тем не менее понимали причину, по которой Капитан отказывается отдыхать и нормально спать, все своё время посвящая поиску зацепок и бывшему любовнику. В который раз идя ровной походкой по больничному корпусу, Альберих остановился у нужной ему комнаты. Закусив губу и сжимая пальцы в кулак, он медленно разжал их, затем открывая дверь, ведущую в зыбкую тишину. Человек на койке лежал неживой бездвижной фигурой, облаченный в бинты и обставленный разнообразными лекарственными снадобьями. Кэйа, закусив щеку изнутри до крови, медленно прошёл вглубь палаты, затем придвигая стул к изголовью кровати. — Люк, тебе не кажется, что пора бы уже перестать сопротивляться и порадовать нас всех, открыв свои глазки? — старался говорить игривым тоном Кэйа, тем временем бережно приподняв голову винодела, чтобы другой рукой взбить под ней подушку, — Пощади, если не меня, то хотя бы Барбару — несчастная уже пару недель как не спит у себя дома, каждый час тебя здесь сторожа, — справившись с задачей, Альберих устало присел на заранее приготовленный стул, затем всмотрелся в бесстрастное лицо напротив, не выражающее никаких чувств. — Неужели ты понадеялся, что я уже ухожу? Как опрометчиво, мастер. Я ведь ещё не закончил, — казалось бы, снова воодушевленно подал голос Кэйа. Ему чрезмерно тяжко давались все эти фразы, но он чувствовал, что говорить должен. Ощущал за собой ответственность. Как мужчина, как просто человек, он обязывал себя ухаживать за Дилюком, который, будто ему назло, всё никак не приходил в сознание. Протянув руку к прикроватной тумбочке, он открыл первую полку и достал оттуда щётку для волос. — Знаешь, если я попрошу вознаграждение за всё, что делаю сейчас, то ты весьма скоро обанкротишься, — естественно, в шутку произнёс Альберих, предельно осторожно начав расчесывать те алые локоны, которые не покрывали бинты у самых корней. Не дай Архонты, чтобы такую красоту испортил этот недуг. Мягкость волос приятно щекотала пальцы. Кэйа улыбнулся. — Может, так и стоит поступить, чтобы ты очнулся быстрее? Как думаешь, м? — вопросительно выгнул бровь, словно Дилюк правда мог сейчас резко выйти из беспамятства и, презрительно взглянув ему в лицо, что-то колкое на это ответить. Остаток вечера, как уже вошло в привычку, Альберих просто смотрел на безмятежное исхудавшее лицо, вслушивался в мерное дыхание; вспоминал былые дни, когда в его руках было то самое сокровенное счастье, которое впоследствии он так бессовестно очернил. Всё ещё было больно, но уже не так — не до разбитых в мясо костяшек кистей, не до жалкого скулежа ночью в подушку. С возрастом пришло принятие ситуации, так как изменить прошлое не в его власти. Да и укорять себя постоянно было занятием бессмысленным, однако сейчас груз вины будто снова лёг ему на плечи, напоминая об утраченном. Возможно, не расскажи он о себе правду в тот злополучный день, любимый не получил бы столько увечий сейчас. Всё это только предположения, нелепые — потому как Кэйа точно знал, что провидцем не был. Однако вымотавшийся за эти недели мозг так и норовил подкинуть гнилых мыслей. — Кэйа… — на мгновенье потрескавшиеся губы едва приоткрылись, бессознательно зовя, причём зовя так, будто прося о чём-то. Словно Дилюк хотел что-то сказать, но мог лишь звать по имени. Джинн права: порой красноволосый бормочет, причем всегда его имя, что необъяснимо, странно, опять-таки невообразимо и до рези в груди больно. Альберих прикоснулся к тонким и изрядно бледным пальцам, несильно сжимая в своих. Комок уже не застрянет в горле, а сердце не обольется снова кровью — так думал он каждый раз, когда слышал любимый с хрипотцой голос, а их руки на короткий миг сплетались. И, о Архонты, как он каждый раз ошибался. — Я здесь, — Кэйа незамедлительно наклонился к нему, чтобы затем повторить ещё мягче, бережно окутать своим голосом, словно тёплым пледом. Может, хоть так его солнышко почувствует себя лучше, — Я рядом, — вторил сам себе, наблюдая, как на секунду нахмурившиеся брови Рагнвиндра вновь приходят в своё безмятежное состояние, а чуть сбившееся дыхание выравнивается. Душа замирала в такие моменты. Как бы жалко это ни звучало, но да, отчасти Кэйа приходил слушать эти мольбы. Ему хотелось, нет, было необходимо почувствовать себя нужным. Особенно сейчас. Он ощущал неправильную и эгоистичную благодарность небесам за то, что Дилюк зовёт именно его, а не кого-то другого. Искорки надежды заполняли нутро теплотой, заставляя думать, что, может, не всё ещё потеряно. Конечно, о возобновлении былых отношений Кэйа думать не смел, но мечтать хотя бы о приятельских разговорах он себе не запрещал. Ближе к ночи в палату снова зашла Барбара, на этот раз уважительно прося капитана кавалерии её покинуть. Рагнвиндра ждала перевязка и прочие медицинские процедуры, а терпеливая монахиня и так в какой уже раз временила с этим дольше обычного. С благодарностью во взгляде кивнув ей и последний раз взглянув на бесцветное лицо мастера, Альберих поднялся с места. Он отправился прямиком в штаб Ордо Фавониус с предельно твёрдыми намерениями сверхурочно поработать. Не был никогда трудолюбивым, однако в это тяжкое время Кэйа больше не находил себе нигде места.***
Покорпев над отчетами и документами всего пару часов, Кэйа просто обессиленно вырубился прямо в кресле. Проспал аки младенец сутки, на следующие ближе к вечеру всё же заставив себя разлепить сонные глаза. Кто-то заботливо накрыл его покрывалом, пока он видел сны. Скорее всего, Джинн или Лиза. Потянувшись и размяв затекшие конечности, Альберих неспешно вышел из кабинета и прошёл до уборной, чтобы привести себя в порядок. Закончив с этим, он хотел было пойти и узнать у Гуннхильдр, не пришло ли новой информации от разведки, однако стоящая у дверей в уборную и явно ждавшая его Розария остановила все планы. Она буднично пообсуждала с ним последние безрадостные вылазки рыцарей, а потом ошарашила новостью, с которой и следовало начинать диалог. — Очнулся?.. — проморгался и переспросил Альберих, стараясь скрыть ликование и взволнованность, которые переполняли его изнутри. — Вчера ещё, — пожала плечами Розария, — Отметим? — Не верится, стоило только мне рухнуть в пучину снов, — усмехнулся своим мыслям Кэйа, мотнув головой. Монахиня недоуменно покосилась на него, ожидая, очевидно, немного другой реплики. — Что говорят о его состоянии? — встревоженно осведомился, так как здоровье самого близкого человека было для него первостепенно важным. А он, его собственные проблемы подождут. Всё образуется, как только Дилюк снова скажет ему пару ласковых, а он их охотно проглотит. Да, тогда ему станет спокойно на душе. Стабильность, хоть и такая, его вполне бы устроила. — Знаешь, я хотела принести тебе только благие вести, за которые можно выпить, — хладнокровно и без всякого раздражения цокнула девушка, — Однако не всё так радужно, Капитан. Он потерял зрение, — заметив неуместную полуулыбку на смуглом лице, она поспешила продолжить, прекрасно зная, что за этим фарсом Кэйа прячет, — Ничего серьёзного, со временем восстановится. Прогнозы хорошие. — Главное, что жив и в здравом рассудке. Уверен, он думает так же, — облегченно выдохнул мужчина. Мозг, поняв, что Дилюк в безопасности, теперь намекал его навестить. Возможно, он даже принесёт ему цветы и шоколад, если монахини позволят. — Вот, кстати, насчёт здравого рассудка, — сестра, как и всегда, посмотрела на него своим фирменным каменным лицом, а после натянуто выдохнула, — Думаю, даже хорошо, что тебе это скажу я, а не кто-то с опечаленной рожей. — Я весь во внимании, если по мне незаметно, — картинно развёл руками Альберих, пытаясь сосредоточиться на разговоре. — Он частично потерял память, — прямо сказала Розария, оценивая вид мужчины перед собой, как более-менее удовлетворительный для подобных вестей, — Есть надежды, что не насовсем, но пока с этим всё облачно. — Беннет тоже немногое помнит о том дне, — улыбнулся капитан кавалерии, направляясь на выход из здания штаба. В глубине души он чувствовал, что упускает нечто важное из виду. Что-то такое, на что его усмешки сейчас излишни. Благо, Беннет всё же выжил, но нужной информацией отнюдь не обладал — его вырубили со спины и сразу. Что вновь наталкивало на ряд вопросов. Девушка шла за ним, ничуть не отставая. Она гневно сузила глазки — её бесило, когда собутыльник не понимает с первых слов. Просто знала, что он бы всё прекрасно осознал, если бы захотел. Видимо, темноволосый отказывается верить. Что ж, тогда она скажет ещё прямолинейнее. — Кэйа, он буквально думает, что вы все ещё встречаетесь, и просит позвать отца, — после этих слов Альберих резко остановился, — Но мы пока ему ничего не говорим. Кроме того, что он слегка не в себе, — наконец, Розария обошла его, чтобы посмотреть в лицо — нахмурившееся и исказившееся от боли. Значит, до него наконец дошёл посыл. — Мне нужно идти, — слегка севшим голосом сказал он, этой фразой давая понять девушке, чтобы за ним она не следовала. Кэйа, на пару мгновений прикрыв потяжелевшие веки, ушёл быстрым шагом.***
Абсолютно лишенный почвы под ногами, капитан кавалерии свернул с солнечной улочки и перешёл на теневую часть за зданием собора, обессиленно присев на скамеечку. Барбара и монахини его отнюдь не утешили, сказав, что память хозяина винодельни может вернуться как через неделю-другую, так и через год-другой. Если вообще вернётся. Альберих, поставив локти на колени, обреченно запустил пальцы в иссиня-тёмные волосы, нервно сжимая их до треска у основания. Почему это снова должно произойти с ними? Неужели они оба недостаточно хлебнули горя? «Так надо ли тогда снова говорить все те ужасные вещи и упускать такой шанс?», — скользким эхом шептал внутренний голос, эгоистично подкидывая фрагменты возможных событий, где ничего не подозревающий Дилюк счастлив, идёт рука об руку вместе с ним, о чём-то весело беседуя. — Подло, глупо, — оскалившись, прошипел себе под нос, укоряя за вереницу идиотских мыслей. Любимому наверняка сейчас страшно и одиноко, а он, трусливо сидя под его окнами, не находит мужества зайти и успокоить. А как он может? Да и чем утешит, если на все расспросы Дилюка ответит отрицательно? Где мастер Крепус? В могиле. Всё ли ещё они в отношениях? Нет. Друзья хотя бы? Тоже нет. А как красноволосый отреагирует на признание, что его возлюбленный — изначально засланный, по сути, шпион? Скрывающий своё истинное происхождение. Это совсем не то, что хочет услышать человек, потерявший память и зрение. Ему нужна поддержка, тот, кто поведёт в этот трудный момент за собой. Был ли Кэйа таким? Скорее всего, нет. А Рагнвиндр ждал его, нет, тот ждал своего парня из далекого прошлого. В этом и была вся жгучая соль, попавшая в те душевные раны, которые, как думал Альберих, давно зажили, превратившись в уродливые шрамы. Вероятно, в его сердце нашлось место и для тех, и для других. Поднявшись со скамьи, капитан кавалерии с пару минут ещё постоял на месте, тщательно всё взвешивая и обдумывая, а после, приняв окончательное решение, уверенным шагом пошёл обратно. Как бы там ни было, а Дилюка оставлять в одиночестве он не собирается.***
Стоящая у комнаты Эола немного привела его в замешательство, однако поняв, что она просто временно охраняет пострадавшего, он продолжил путь. У самых дверей девушка перегородила ему дорогу и вдруг заговорила, причем весьма неприветливо. — Здравствуйте, сэр Кэйа, — знание этикета не позволяло ей начать разговор по-другому, — Не нужно вам сейчас видеться, — пыталась настоять аристократка, но не похоже, что её собирались слушать. Не сегодня. — Неужели? И кто же мне запретит? Хладнокровная леди, охраняющая спящую красавицу? — уважительно, но вместе с тем и насмешливо поинтересовался Альберих, при этом вопросительно выгнув бровь, — Кстати, не слышал, чтобы вышел какой-то приказ, не позволяющий мне здесь присутствовать, — уже более жестко и требовательно продолжил, при этом не теряя самообладания. Эола, сама будучи опытным рыцарем, готова была дать отпор. Причём, если бы перепалка и правда завязалась, то сложно сказать, кто из них бы вышел победителем. — Кэйа, — внезапно послышался слабый, зовущий голос из-за дверей больничной палаты, а затем последовал сокрушительный грохот. Альберих, непреднамеренно толкнув Эолу, рванул в палату первым. На полу у самой койки лежал Рагнвиндр, видимо, услышавший диалог и решивший повлиять на разговор, однако, не рассчитав силы, упал со своего лежбища. Капитан кавалерии сразу бросился к нему, позабыв абсолютно обо всём. — Я помогу, — девушка пыталась подсобить, но лишь мешалась — Кэйа категорично не подпускал её к подрагивающему от боли Дилюку, словно она могла сделать ещё хуже. — Даже зафиксировать нормально не смогли, — гневался он, бережно обхватив притихшего Дилюка, а сделать это было неимоверно сложно, потому как здоровых мест на его теле имелось исключительно мало, — Кто этим занимался? Ну, кто?! — вся его сущность намеревалась незамедлительно найти виновников, наказать, забить до полусмерти. Как так вообще можно? Его драгоценное сокровище и без того настрадалось, неужели им это непонятно? Возможно, он бы прямо сейчас отправился на поимку этих никчемных лентяев, однако Дилюк в его руках знатно остужал пыл. Мужчина доверчиво и как-то совсем по-детски прижался к нему, цепко обхватив за шею и уткнувшись аккуратным прямым носом в её основание, вдыхая знакомый запах кожи, хранящий на себе нотки лилий и мяты. Кэйа так и задержал дыхание, боясь спугнуть и не веря в то, что сейчас происходило. Да, требовалось немедля положить Рагнвиндра обратно в постель, взбить подушку и удостовериться, что падение вышло без последствий. А ещё… да, им следовало поговорить. — Я вот весь этот монолог запомню, между прочим, — слышался мстительный причитающий голос аристократки, впрочем, уже за дверьми. — Непременно, — крикнул ей вслед, всё ещё будучи слегка в бешенстве. Капитан кавалерии так и сел на больничную койку сам, водрузив бывшего себе на колени. Кэйе не было тяжело сидеть вот так: исхудавший организм мастера был значительно легче, чем он ожидал. — Кэйа, — позвал снова Дилюк, несильно сжав его плечо своими ногтями. Этот жест и привлекал внимание к себе, и в то же время действовал на капитана, как сильное успокоительное. — Что случилось? Болит что-то? — засуетился Альберих, оглядывая пострадавшего, пытаясь найти причину, из-за которой его так нежно звали. — Нет, я… так долго просил привести тебя ко мне, — Рагнвиндр, ещё крепче прижимаясь к широкой груди, любовно шептал ему, возрождая в душе те желания, от которых он должен самопожертвенно отказаться. Снова. — Подумал… подумал, с тобой случилось что-то, и от меня скрывают. Архонты, я так переживал, — с грустной усмешкой на губах произнёс Дилюк, еле сдерживая радостные всхлипы, просящиеся наружу. Альберих всегда был красноречив, его словарного запаса хватало на все случаи жизни. Но не сейчас, когда бывший любовник, смысл всей его жизни, поднял на него слепой взгляд алых глаз. Не сейчас, когда человек, некогда разделивший с ним постель, быт, любовь, улыбался такой мягкой и простодушной улыбкой, словно их не разделяли годы безнадёжной трагичной разлуки. Былые времена казались в эту секунду неправдой, будто они оба спали, а теперь проснулись от этого жуткого кошмара. «Вот бы это было действительно так» — мучился в мыслях Альберих, лишь крепче прижимая его к себе. Осторожно заправив выбившийся багровый локон за ушко, Кэйа наклонился к нему, чтобы сказать, успокоить: — Со мной всё в порядке, — произнёс тоже шепотом, словно мог спугнуть повисшую между ними доверительную атмосферу. Он совсем не был в порядке. — Такое странное гнетущее чувство, будто мы не лежали вот так уже очень давно, — робко заговорил Дилюк, удобно устроившись и теперь потихоньку проваливаясь в сон. Ему постоянно хотелось спать, но монахини говорили, что так пока и должно быть. — Не трать силы, прошу тебя, — Кэйа, разрывая объятия, собирался помочь мастеру лечь всё-таки в кровать. Он силился сохранять спокойствие, глушить в себе едкие эмоции, разрывающие измученное сердце на части. Капитан кавалерии наивно полагал, что сможет за этот час донести Рагнвиндру важную, утерянную из памяти информацию. Хотя бы какую-то её часть. Однако он снова ошибся в расчётах. Недопустимо. — Просто я почему-то соскучился по тебе, — неверящей улыбкой добил Дилюк. В его понимании, они лежали вот так совсем недавно. Крепус намедни уехал, вероятно, поэтому его всё никак и не могли позвать навестить сына. В его отсутствие они с Кэйей укрепили свои отношения, вступив в более тесную связь. Страстную ночь в объятиях мужчины Рагнвиндр помнил слишком отчетливо, как и то, что они завершили акт клятвами верности, вечной любви друг к другу. А вот потом… потом он почему-то оказался здесь. Перед глазами темно, а на душе отчего-то тревожно. Но пока Альберих здесь, то все сомнения отошли на дальний план, вовсе обесценились. Любимый всё объяснит, когда придёт время. Он ему всецело доверял, просто не представляя, что может быть как-то иначе. Кэйа горько сглотнул, чуть приоткрыл было рот, собираясь что-то сказать, но быстро передумал и поджал губы, намереваясь взять себя в руки. Однако так сложно, невыполнимо… — Я тоже, — всё-таки забывается, целомудренно целует Дилюка в висок, зарывается дрожащими пальцами в багровые локоны, вдыхает запах лекарств вперемешку с таким знакомым, приятным ароматом дегтя с виноградным соком. — Я тоже скучал по тебе, Люк, — с надрывом выдохнул, вслушиваясь в уже мерное сопение Рагнвиндра. Тот заснул прямо в его руках со счастливой улыбкой на губах. Кэйа почувствовал, как собственные ресницы становятся влажными. Он провёл по ним, смахивая скупые слёзы.