Тьма в сердцах

Когда Ваймс получил срочное сообщение из дворца с просьбой безотлагательно явиться, он и подумать не мог, что всё закончится так. — Ищете что-то конкретное, сэр Сэмюэль? — елейно проворковал патриций где-то за спиной. Ваймс невольно вздрогнул и повернулся: Ветинари — вернее то, что выдавало себя за Ветинари, — всё ещё сидел на кровати с привязанными к изголовью руками и нагло скалился, даже не пытаясь скрыть выпирающие клыки, будто это было для него не более, чем забавной игрой. Гнев медленно закипал внутри, отдаваясь першащей сухостью в горле. Мало того, что Ваймс понятия не имел, что ему делать и где искать подсказку, так чёртова тварь его ещё и подначивала. Впрочем, последнее было весьма в манере патриция, и не щёлкай он зубами так кровожадно, командор бы вероятно даже не заметил подлога. — Заткнись, — огрызнулся Ваймс, возвращаясь к поискам. Он раздражённо распахнул дверцы шкафа, бегло осматривая аккуратно развешенные вещи патриция. Ветинари насмешливо изогнул бровь. — Будете копаться в моём белье, Ваймс? — Я сказал: заткнись! — гаркнул Ваймс, всё так же бесцельно пялясь на чёрные мантии и рубашки на вешалках. Гнев постепенно переплавлялся в раскалённую добела слепую ярость. — Как грубо, — Ветинари фыркнул, снова обнажая острые клыки, — мне кажется, вы забыли, что говорите с патрицием. С патрицием — как бы не так! Ваймс стиснул челюсти. Больше всего на свете ему хотелось схватить Ветинари за грудки и вытрясти из него эту нахальную клыкастую тварь. Или уйти. Отправить за Чудакулли или каким-нибудь другим ублюдком, и дело с концом. Пока он ещё мог, пока клетка с чудовищем, в которую он так самонадеянно и бесстрашно шагнул, ещё не захлопнулась с глухим лязгом разбившихся надежд. В книжонке Моркоу наверняка даже нашёлся бы какой-то закон или предписание, снимающее с него вину за «преступное бездействие» перед лицом (или что там у этих тварей вместо лица?) очередного демонического отродья. Отродья, которое прямо сейчас совершенно нахальным образом пользовалось телом патриция, — его патриция. Ваймс резко захлопнул дверцы шкафа и принялся обыскивать комод. — Это пустая трата времени, сэр Сэмюэль, — тон Ветинари был почти скучающим и самую толику раздражённым, словно затеянная игра начала ему приедаться, — вы там ничего не найдёте. Деревянный гребень, по несчастливой случайности оказавшийся в руках командора в этот момент, треснул, не выдержав напора его ярости. Ваймс развернулся на пятках, жёсткий и решительный. — Ты действительно думаешь, что я поверю тебе? — последнее слово он практически выплюнул, вкладывая в него разом всю ту гневную тираду, что гремела у него в голове. Ветинари усмехнулся: — Я всего лишь пытаюсь сэкономить ваше время, сэр Сэмюэль. Хотите открою вам небольшой секрет? — выражение его лица стало откровенно хищным. Дверцы метафорической клетки дрогнули и со скрипом начали закрываться. — Ну же, не бойтесь — я не кусаюсь. Противореча собственным словам, Ветинари клацнул зубами. Его плотоядная улыбочка, самодовольная дерзость и совершенно бесстыдная уверенность в том, что Ваймс не найдёт в себе сил сопротивляться, выводили из себя, напрочь лишая возможности хоть сколько-нибудь трезво мыслить. Ваймс шагнул навстречу — один шаг, второй, третий — метафорическая клетка с лязгом захлопнулась, скрипнул проржавевший засов, щёлкнул тяжёлый навесной замок, ключ от которого потерялся так давно, что и не упомнить, а был ли он вообще. Но Ваймс этого уже не осознавал, оглушённый собственной яростью. Метка на запястье начала зудеть сильнее и подсвечиваться противным красноватым светом — Тьма, взбудораженная близостью другой не менее древней и могучей твари, лениво разлепила своё уродливое око. Ваймс ощутил, как к гневу неизбежно примешивается желание обладать и нервно одёрнул манжету. В лице Ветинари ничего не изменилось, но Ваймс знал, что он заметил, и готов был поклясться всеми существующими и несуществующими богами, что услышал голос Хэвлока — quis custodiet ipsos custodes? — хоть уста Ветинари и не разомкнулись. — Ближе, — Ветинари мягко и изящно поманил его когтистым пальцем. Ухо Ваймса обдало жаром интимного шёпота. — Ты слишком громко думаешь. Язык патриция скользнул по шее командора до того мокро и вызывающе пошло, что Ваймс тут же отшатнулся и накрыл влажную кожу ладонью, будто боялся как бы Ветинари не оставил на нём ещё одну сияющую недобрым потусторонним светом метку. Клыкастая улыбка патриция стала шире и ещё кровожаднее. Ваймс упустил момент, когда Ветинари оказался сверху, придавливая его спиной к жёсткой койке. Узкие кисти, опоясанные алыми следами от бечевки, легли на грудь командора. Ваймс поднял взгляд: от крепких верёвок, связывавших запястья Ветинари, остались лишь жалкие ободранные ошмётки. — Ты правда думал, что это удержит меня? — тонкие губы патриция исказила усмешка, жёсткая и наглая, демоническая. Не прекращая улыбаться — боги, так непохоже на Хэвлока! — он надавил на грудь Ваймса когтями и медленно протянул ими вниз по торсу: недостаточно сильно, чтобы пропороть рубашку и причинить боль, но достаточно, чтобы оставить под тканью алеющие полосы и пробудить мрачный глубинный трепет внутри. Ваймс сцепил зубы и отвёл взгляд — ему не хотелось смотреть на Ветинари, не хотелось признаваться самому себе, что ему нравилось. Нравилась нахальная клыкастая улыбка, нравилась опасность, исходившая от Ветинари, нравилось то порочное изящество, с которым патриций ёрзал у него на бёдрах, не оставляя Ваймсу ни единого шанса остаться безучастным. — Не старайся, — будто прочитав его мысли, мурлыкнул Ветинари, тут же с свирепостью хищного зверя впиваясь в грудь Ваймса когтями, — я чувствую твоё желание. Он подался назад, теснее прижимаясь ягодицами к возбуждённому члену Ваймса, потираясь о него через одежду. Ваймс рвано выдохнул и стиснул кулаки, нечеловеческим усилием воли удерживая себя от того, чтобы вцепиться в узкую талию и надавить на выступающие тазовые кости, впечатывая в себя худощавую патрицианскую задницу. Тварь откровенно потешалась над ним — добычей, столь бездарно попавшейся на крючок увещеваний и провокаций. Разгадать Ваймса казалось проще простого, даже не касаясь его разума, — верный пёс на коротком поводке своего хозяина, готовый выполнить любую его прихоть, бездарная игрушка, что наскучит спустя час-второй. Не желая отказывать себе в удовольствии наиграться сполна, лже-Ветинари рванул рубашку Ваймса, раздирая её в лоскуты и обнажая расписанную алеющими линиями грудь. Когтистые пальцы коснулись тела мягко и невесомо, самыми подушечками оглаживая яремную впадину и поднимаясь по загорелой шее вверх к заполошно бьющейся под кожей жилке. Ваймс замер и напрягся: Ветинари ничего не стоило вскрыть ему глотку прямо сейчас — когти у него не хуже заточенного лезвия. Патриций клыкасто улыбнулся и многообещающе надавил когтём на кожу. Ваймс невольно вздрогнул — эти опасные игры заводили и будоражили кровь, побуждая забыться и ослабить контроль. Поддавшись наитию, он коснулся рукой лодыжки Ветинари. Навязчивый зуд сменился резким жжением, будто к запястью приложили раскалённое клеймо. Ваймс рывком отдёрнул руку, почти ощущая тошнотворную вонь и слыша шкворчание выжженой плоти. Фантомная боль вспыхнула под прикрытыми веками ярко-алым пламенем — Тьма, пробуждённая и раззадоренная гневом командора, жадно зарилась единственным оком из самого тёмного закоулка его вымученного постоянным недосыпом и непрекращающейся нервотрёпкой сознания. Клыкастая улыбка Ветинари превратилась в хищный оскал. Ваймс шумно выдохнул, смежил веки и отпустил себя, поддаваясь искушающему шёпоту безрассудства, ведь в конце концов клин клином вышибают. Он практически чувствовал, как плавно скользили в руке гладкие металлические звенья тяжёлой цепи, на которой он так долго держал собственных демонов. Когда он открыл глаза, метка, до того горевшая зловещим багровым светом, потухла, вновь превращаясь в блеклый неприметный шрам. Ваймс осклабился, схватил узкое запястье патриция и резко дернул его на себя. Неожиданно потеряв равновесие, Ветинари распластался на груди командора и тут же оказался прижат его сильным телом к кровати. Ваймс не дал ему опомниться, незамедлительно впиваясь в клыкастый рот поцелуем — нагло, жёстко, по-собственнически — показывая нахальному отродью, кому на самом деле принадлежит патриций. Незатейливая на первый взгляд игрушка оказалась с сюрпризом — игра становилась всё интереснее. Тонкие губы Ветинари растянулись в довольной усмешке, которая тут же утонула в очередном обоюдно жадном поцелуе. Ваймс целовал властно и напористо, низко по-звериному рыча, царапаясь о выпирающие клыки и вжимаясь в Ветинари всем телом. И Хэвлок принимал его, с пылом и страстью подаваясь навстречу, мокро вылизывая его рот и кусаясь в ответ. Здесь не было места безрассудному геройству, не было места играм в охотника и добычу, ведь сколько ни сопротивляйся, сколько ни обманывай себя, оба знали, что они — два чудовища, по досадной оплошности запертые в одной клетке. Они вцеплялись друг в друга со страстью и неистовством, перехватывая инициативу и ласкаясь не на жизнь, а на смерть, и Ваймс солгал бы, если бы бросился утверждать, что с настоящим Ветинари всегда было иначе. Ваймс нехотя разорвал поцелуй и машинально облизнул губы, ощущая едва различимый привкус собственной крови, что выступила из царапины. Жажда, острая и резкая, набатом пульсировала в висках, топя в себе остатки здравомыслия. Лицо Ваймса исказила усмешка, обещающая столь много, что у Ветинари всё нутро свело спазмом чистого, неподдельного желания и патриций хищно оскалился в ответ — наглый, опасный и до одури голодный. Ваймс сглотнул и нетерпеливо двинул коленом вперёд, надавливая Ветинари на пах: несильно, но достаточно, чтобы патриций понял намёк, потираясь промежностью о его ногу. Острые когти крепче вцепились в спину Ваймса, расписывая её новыми саднящими царапинами в недвусмысленном требовании не медлить более ни секунды. Церемониться с одеждой Ваймс не стал: рывком распахнул рубашку патриция и спешно сдернул с него штаны и бельё. Едва избавившись от сковывающих движения брюк, Ветинари развёл ноги до того пошло и бесстыдно, что не принять это приглашение Ваймсу казалось решительно невозможным. Несмотря на собственный ноющий от возбуждения член, ему слишком нравилось видеть Хэвлока таким — изнывающим от желания, голодным, готовым отдаться, не размениваясь на прелюдии — чтобы лишить себя удовольствия понаблюдать за его метаниями ещё немного. Широкая ладонь вновь легла на стройное бедро патриция, сжимая его в жадной, собственнической ласке. Ветинари ахнул и выгнулся, подставляясь под столь желанные прикосновения: рука командора скользнула выше по внешней стороне бедра, поддразнивая и намеренно избегая слишком откровенных и вожделенных ласк, забралась под полу распахнутой рубашки, с нажимом огладила рёбра, ключицы и наконец остановилась на тонкой белой шее. Ваймс не надавливал, даже не сжимал пальцы — его безусловно сильная и загрубелая от частого обращения с оружием рука просто лежала на горле патриция, обозначая саму возможность сломать кадык одним прицельным ударом, появись у командора на то желание. Угроза в ответ на угрозу. Ветинари замер и прикрыл глаза, наслаждаясь тяжестью ладони Ваймса на своей шее. Всепоглощающее чувство опасности кружило голову: так или иначе, из двух запертых вместе монстров живым выберется только один. Когти впились в спину командора, притягивая его ближе, оставляя кровавые борозды, провоцируя нагло и беззастенчиво, будто Ветинари действительно хотел, чтобы Ваймс сорвался, поддаваясь нестройному шёпоту мрачных соблазнов у себя в голове. И всё же Ваймс ощутил, как в это мгновение адамово яблоко Хэвлока дрогнуло под его ладонью, и убрал руку. Пальцы коснулись губ Ветинари, всё ещё влажных и раскрасневшихся после поцелуев, очертили контур и слабо толкнулись внутрь, погружаясь в жаркую полость рта. По телу патриция пробежала дрожь предвкушения, и он тут же откликнулся, смыкая губы кольцом и огибая фаланги языком. Он вылизывал пальцы Ваймса так же мокро и пошло как до того целовал его рот, и Ваймс практически чувствовал, как растёт нетерпение Хэвлока с каждым движением языка по загрубелой коже. В голодном порыве получить больше Ветинари сдавил пальцы Ваймса зубами, невольно оцарапывая кожу клыками и тут же зализывая царапины. Острые и выпирающие, эти клыки очаровывали Ваймса своей соблазняющей кровожадностью, и он не смог отказать себе в удовольствии провести по ним пальцами, огладить острые углы и надавить на нижнюю челюсть, побуждая открыть рот ещё шире и позволить скопившейся слюне потечь на подбородок. — Хочешь меня? — лицо Ваймса исказила недобрая усмешка и он уже не мог сказать наверняка, что сам не отрастил клыки. Он смотрел Ветинари в глаза пристально и испытующе, а его блестящие от слюны пальцы мягко скользили меж ягодиц патриция, поддразнивая, но не проникая внутрь. Ветинари отозвался стоном — слишком громким и развязным, чтобы Ваймс действительно поверил, что под ним распластался его Хэвлок, а не занявшая его тело чёртова тварь, столь бездарно копирующая человечьи повадки. Усмешка на губах Ваймса расплылась в оскал, не предвещающий ничего хорошего. — Верни моего Хэвлока, — холодно прочеканил он в лицо Ветинари. Их взгляды снова встретились, и на долю секунды Ваймс усомнился в том, что выйдет из этой схватки живым. Он не дал Ветинари ответить, резко вталкивая пальцы в горячее податливое нутро, заставляя патриция захлебнуться стоном и утопить в нём невысказанные слова. Ваймс не хотел слышать отказ, не хотел видеть чужую торжествующую клыкастую улыбку на знакомом лице, не хотел признавать, что действительно может проиграть твари, нахально полагающей, что тело патриция принадлежит ей одной безраздельно. Ваймс снова осклабился, глядя в холодные голубые глаза, на дне которых плескалась тьма: как бы не так. Он прошёл через слишком многое, вывернул собственную душу наизнанку и заключил столько сделок с собственной совестью, что уже попросту не мог так безропотно отпустить своё. Пальцы двигались быстро и методично, одновременно растягивая и даря острую ласку, заставляющую Ветинари изгибаться в его руках и оставлять всё новые и новые царапины на его спине — пожалуй, позже это может стать проблемой, но едва ли это волновало Ваймса сейчас. Сейчас его Хэвлоку было хорошо — Ваймс угадывал это по тесно сжимающемуся горячему нутру, по прогибу спины, по излому бровей, игнорируя чужие фальшивые стоны. Это тело всегда принадлежало ему одному — командору Ваймсу, поклявшемуся лично лишить патриция головы, Джону Килю, подарившему юному Ветинари его первую любовь, и просто Сэму, побудившему Хэвлока отринуть холодные опасения и снова открыть своё сердце, — хоть душа Хэвлока и поныне оставалась для него загадкой. Впрочем, одно Ваймс знал точно: они всегда будут возвращаться друг к другу, несмотря на все препятствия, будь то очередная размолвка, годы разлуки или нахальная потусторонняя тварь, пожелавшая захватить чужое тело. Ваймс отстранился, отнимая руки патриция от себя (и так всю спину исполосовал) и вжимая их в подушку над головой. Ваймсу в нос ударил железный запах крови на когтистых пальцах Ветинари. Патриций снова растянул губы в жадной клыкастой улыбке, точно учуял насколько отвратителен Ваймсу вид крови на простынях. Это было неправильно и пугающе, но вместе с тем так тревожно возбуждающе, что Ваймс мог уже отчётливо слышать предвкушающий вой собственных демонов даже сквозь пелену желания. Они смотрели друг другу в глаза точно два хищника, готовые к фатальному прыжку. Ваймсу было вполне достаточно одной руки, чтобы удерживать тонкие, обманчиво хрупкие запястья патриция, и его вторая ладонь вновь оказалась на шее патриция, всё так же не сжимая, но обозначая намерение, негласно повышая ставки. Это тоже было игрой, ведь Ветинари — или тому, кто выдавал себя за Ветинари — ничего не стоило освободить руки и вогнать когти в горло командора. Но он принимал его правила так же жадно и безропотно, как принимал его член в своё тело, обвивая Ваймса ногами и выгибаясь под таким немыслимым углом, что не знай Ваймс его так хорошо, он бы испугался, что тонкий стан вот-вот переломится. — Отпусти себя, — оставив попытки фальшиво стонать, тихо выдохнул Ветинари, приоткрывая губы и глядя на Ваймса из-под ресниц. Так похоже на настоящего Хэвлока, что хотелось поддаться увещеваниям чужого голоса в своей голове и прикрыть глаза, вновь с упоением целуя клыкастый рот. Ваймс подался вперёд, почти касаясь жаждущих поцелуя губ. — Quis custodiet ipsos custodes? — шепнул он, тут же отстраняясь и усмехаясь. — Я не попадусь на твои уловки. Толчки стали глубже и размашистее, а костяшки на пальцах побелели от напряжения. Член Ветинари, зажатый меж двумя сплетёнными телами, тёрся о животы и сочился смазкой, а жаркая волна удовольствия зарождалась где-то глубоко внутри — ещё совсем немного и… Сухая мозолистая ладонь сомкнулась у основания члена патриция, лишая его возможности получить столь желанное удовольствие. Патриций сцепил зубы и напряг руки, будто безмолвно заявляя: «дай мне кончить, иначе я расправлюсь с тобой сейчас же!», но если это было игрой, Ваймс предпочитал ставить на кон всё сразу — губы Ветинари вновь обдало жаром тяжёлого сбивчивого дыхания: — Верни. Моего. Хэвлока. — это не было похоже на слова, скорее на отрывистые рыки, перемежающиеся грубыми глубокими толчками. И Ветинари неожиданно ослабил напор, расслабляясь в руках Ваймса и прикрывая глаза. Командор двинул бёдрами ещё один последний раз и кончил, наваливаясь на патриция всем телом и замирая. Прутья метафорической клетки треснули и разлетелись на куски, не выдержав напора двух чудовищ. Мир потерял целостность, тьма столкнулась с тьмой и рассыпалась кроваво-красными искрами дикой, почти животной страсти. Рука, сжимавшая член Ветинари, наконец разомкнулась, лавиной обрушивая на Хэвлока оттянутое удовольствие и срывая с его алых искусанных тихое, короткое «ах!». Но Ваймс его упустил — оглушённый ярким оргазмом, он не слышал уже ничего, кроме шума крови в ушах и тяжелого уханья собственного сердца в горле. Усталость навалилась на него неподъёмной каменной плитой, придавливая к постели и напрочь лишая ощущения собственного тела, но, балансируя на грани меж ускользающим сознанием и тяжёлым пустым сном, он всё же почувствовал как в его волосы мягко вплелись тонкие пальцы его Хэвлока.