«твой бойфренд сожрал мои любимые хлопья, купи плиз»
— Да он, блять, издевается… Печатает ответ одной рукой, пока Розария, завернув за угол, ведет ее узкими улочками под ржавыми лестницами. — Куда мы идем? — спрашивает, не отрывая глаз от телефона. — Увидишь. «какие хлопья?? за нами следят» — напечатав ответ, ставит телефон на блокировку. Тот снова пиликает. — Да выключи ты его! — снова шикает Роуз через плечо. — Блять, кажется, у нас хвост… — Хорошо хоть не рога… — вяло шутит Люмин в ответ, и, вырвав руку, трет брови.«цветные колечки. кто?»
Придурок, какие, мать их, цветные колечки? «какие из??? не знаю»«сладенькие. где?»
— Ты сказала ему? Люмин, закатив глаза, кивает, печатая, и тут же попадает уже левой ногой в новую лужу — эта пахнет просто омерзительно, и ей приходится собрать все силы в кулак, чтобы не облевать собственные ноги в полупрозрачных чулках. «иди в жопу смурфик. отследи»«какие мы грозные. отправлю эльзу»
— Кто такая Эльза? — Люмин приходится оторваться от телефона, когда Розария снова хватает ее за руку и тащит в узкий проход между двумя каменными темно-желтыми зданиями. Впервые Люмин радуется, что ее грудь не размером с Юпитер — Роуз уже, наверное, весь голубиный помет свезла своими буферами, пока они боком протискивались дальше. — Чего? — Он сказал, — Люмин задерживает дыхание, когда под ногами что-то пищит. — Отправлю Эльзу, — Розария впереди лишь хмыкает. — Не Эльзера же… — хотя она уже ни в чем не могла быть уверена. — Уже близко. Мобильник снова бренчит. — Серьезно, подруга, поставь хотя бы на вибрацию, эта хуйня орет на всю подворотню, — Люмин, мысленно отдубасив себя об пол за несообразительность, выключает звук.«каждую минуту пиши как сильно ты любишь меня»
— Ага, мечтай, — бубнит себе под нос и нажимает «отправить». Они выплывают во внутренний двор, и Люмин прислоняется спиной к одной из стен, пытаясь отдышаться. — Кажется, оторвались, — Розария упирается ладонями в коленки, обтянутые рваными черными джинсами. Ее подруге нужно намного меньше времени, чтобы отдышаться — ну, конечно, ей, в отличие от Люмин, не пришлось напяливать на себя этот костюм проститутки, чтобы слиться с толпой — эти туфли были настоящим орудием пыток, когда в них не приходилось сидеть на шестидесятом этаже. — Нам сюда, — Роуз кивком указывает на узкую деревянную лестницу с полукруглой дощатой дверью наверху. Над той едва заметно помигивала уже почти полностью перегоревшая вывеска. — Это что? Французский? — в Монде по-французски не говорили. Люмин семенит каблуками по мокрому асфальту, когда осточертевший телефон пару раз вибрирует возле груди. Уже из чистого желания послать этого петуха куда подальше, достает мобильник и тут же сдавленно мычит, когда каблук, попав на мокрую ступеньку, едет в сторону, а ее ступня опрокидывается на ребро.«не купишь хлопья — будешь вместо них на завтрак»
«моя сладенькая девочка ;)»
— Черт… — она старается ругаться тише, когда в глазах становится темно, а давление резко падает от боли — в голове мутнеет, и Люмин, облокотившись на перила и прикрыв красные губы ладонью, чуть ли не хнычет. — Черт, больно-то как… Сукин сын… — Ты чего там? — Розария, уже успев взобраться по ступенькам, оборачивается и, заметив скрючившуюся подругу с горящим мобильником в руке, горестно вздыхает. — Бля, я этому петуху шею голыми руками сверну, если мы тут подохнем. Она небрежно подхватывает Люмин подмышкой, перекинув ее руку себе через плечо, и, обняв за талию, кое-как помогает взобраться по ступеням. Не внушающая доверия трухлявая дверца была не заперта, и входной звоночек гостеприимно оповещает владельца о прибывших. Роуз тут же скидывает тушу Люмин с себя, и девушка устало прислоняется к закрытой двери, запрокинув голову. Лодыжка ноет, и она стягивает туфли. Не касаясь больной ногой пола, переносит вес на другую. В голове все еще скакали строчки последних двух сообщений — она была готова сорваться в их временное убежище тут же, несмотря на ноющую лодыжку, лишь бы надавать этому хренову обольстителю пару раз по довольной роже. Она даже во всех красках могла представить его ехидную усмешку и прикрытые с поволокой глаза — сто процентов лыбился как последний извращенец, когда печатал эти чертовы сообщения. — Хэй, есть кто дома? — подает голос Розария, и Люмин, вдоволь напитавшись вселенской злостью, открывает глаза. И со стоном бьется затылком о деревяшку за спиной. — Ты привела меня в кальянную? Серьезно? — нет, конечно, открывшееся ее взору заплывшее каким-то розоватым дымом помещение мало походило на типичные кальянные из центра, но экзотики тут было хоть отбавляй. Прямо напротив двери — невысокая лаковая стойка из темного дерева, с накинутой поверх лиловой скатертью с бахромой, усеянной маленькими бусинами. На стойке — черная матовая ваза с уже подсохшими красными розами, пара пучков каких-то трав и золотой звоночек — у них на ресепшене был такой же. Правда, назначения ему так никто и не придумал. У правой стены, занимая почти все узкую небольшую комнату, судя по всему, приемную, расположился довольно вместительный бархатный диван цвета фуксии, с парой узорчатых подушек и таким же лиловым пледом — нет, серьезно, не комната, а какой-то секс-шоп из дешевого порнофильма. Возле дивана стеклянный низкий кофейный столик с парочкой крохотных прозрачных пакетиков — Люмин даже не будет думать, что это песочное месиво внутри напоминает ей кое-что похлеще кальяна. Ближе к двери, рядом со столиком и диваном, бархатное кресло такого же вырвиглазного цвета, с довольно длинным сиденьем — она вполне смогла бы вытянуть свои больные ноги, и такое мягкое и уютное на вид, что можно было бы завалиться на него прямо сейчас и не вставать. Прямо справа от нее вытянутый комод с парой подозрительного вида бутыльков из цветного стекла. Внутри одного из них клубился темно-фиолетовый пар, в другом что-то булькнуло, и Люмин, подернув плечами, тут же отвела взгляд. Стены темно-бордовые, пол устлан коврами, кое-где прохудившимися, а под потолком висят различные амулеты, бусы, снова засушенные травы и пара лампочек. — Беру свои слова назад. Мы будем делать Таро расклад, да? Розария щелкает пальцем по настольному звонку, и повисшая тишина тут же разрезается мелодичным перезвоном. — Un moment! — слышится женский голос из-за завешанной шторой из бусин арки прямо за стойкой. — О, не прогадала, — довольно улыбается Розария, пока Люмин снова разглядывает стоящие на комоде бутылочки. — Давно не виделись, Тао! — добавляет громче, и Люмин, все же не сдержавшись, отрывает задницу от двери и, подскакав на одной ноге чуть ближе, хватает ту самую емкость с фиолетовым дымом внутри. Стекло на ощупь было удивительно теплым. — Это моя давняя знакомая, она немного с приветом, ты особо не удивляйся, — Люмин крутит вытянутую бутылку в руках, завороженно следя, как плавно перекатываются клубки дыма внутри. Похожа на лавовую лампу. — Ты знаешь, когда мне нужно было быстро сплавить това… — Розария тут же замолкает, наконец, обернувшись. — Эй, ничего не трогай! — Чт… — Люмин испуганно ойкает, отскакивая на одной ноге к двери, словно очнувшись от морока — теплый бутыль выскальзывает из ее рук и валится на участок возле комода, не прикрытый ковром. Слышится звон стекла, и фиолетовое месиво плавными потоками, словно искусственный дым со сцены, мягко льется по полу. — О, моя милая Rose, снова с подарочками? — из-под арки выплывает невысокая молодая девушка с бледной кожей, ярко-красными губами и в огромном цилиндре поверх черных волнистых волос. — О, ты привела подружку? — шляпница тут же замечает растекающееся нечто под все еще висящей в воздухе ноге Люмин и комично надувает щеки. — Ой, вам лучше перестать дышать, если не хотите бесплатную путевочку на тот свет, хе… Голова у Люмин внезапно тяжелеет, и она опускает сонные глаза на пол, рассеянно наблюдая, как дымные щупальца, словно живые, обвивают ее больную лодыжку, скользят выше по чулку и теряются за кромкой юбки. Когда вязкая дымка, обласкав кожу груди, касается ее носа, блондинка рефлекторно вдыхает глубже, вяло ощущая, как пряные потоки, ворвавшись в нос, словно ощутимо касаются ее мозга, а затем давят на глаза изнутри — они закатываются, и Люмин, окончательно потеряв равновесие, заваливается назад. — Ох, ma chère!..***
Она не слышит ничего, кроме монотонного гула — голова трещала как после очень бурной пьянки. Люмин касается ладонью виска и медленно приоткрывает глаза. Вяло пытается припомнить, как оказалась в этой лачуге травницы, да еще и сидя на том самом диване (оказавшемся на удивление довольно удобным), и совершенно одна. Все еще потирая висок, переводит взгляд туда, где должен был быть вход, но не может как следует сфокусироваться — дверь тонет в почти что осязаемой темноте, а по коже проносится неприятный холодок. — Роуз?.. — во рту почему-то чувствуется привкус жвачки, а на внутренних стенках носа оседают ледяные пузырьки. Внутри все переворачивается от внезапно окатившего волнения, и девушка стаскивает куртку, отбрасывая ее назад на спинку дивана. По вискам снова ударяет, и она машинально касается их указательными пальцами. — Не спится? — Люмин тут же отнимает руки от головы, удивленно обернувшись на такой знакомый голос. Рядом с ней, опершись локтем на спинку и подперев ладонью вихрастую медную голову, сидел он. — Чайлд? — о, боги, она точно что-то приняла. Возможно даже то самое, что валялось в тех прозрачных пакетиках на столике рядом. — Что ты здесь… — словно в тумане неверяще обводит глазами сначала его сильную шею, потом голые веснушчатые плечи с наброшенной поверх полупрозрачной золотистой вуалью, скрепленной брошью и тонкой цепочкой, следует по подтянутому торсу вниз и снова неосознанно подносит пальцы к горячим щекам — глаза против воли застревают на тонкой полоске рыжих волос, уходящих за резинку лиловых шелковых… шароваров? — …делаешь… Она поднимает взгляд на его лицо и тут же испуганно сжимает губы — его склеры были абсолютно черными, а о прежнем Тарталье напоминала лишь все так же смешливо блестящая васильковая радужка глаз. — Что с твоим лицом? — Люмин, забравшись с ногами на диван, отползает назад, пока Тарталья с легкой заинтересованной полуулыбкой рассматривает ее ноги и чуть задравшуюся юбку. — Эй, ответь мне! — она напрягается, когда его улыбка становится шире, а глаза загораются каким-то непонятным ей интересом. — Чайлд… — пытается достучаться, совершенно не понимая, что происходит, и слегка приподнимается, намереваясь прикоснуться к его руке. Тут же вскрикивает, когда мужчина резко подается вперед, роняя ее на подушки, и по-свойски устраивает голову между ее бедер. — Твою мать, Чайлд, какого хрена-а-а-а! — только сейчас замечает блеснувшие в свете мигающих оранжевых лампочек золотистые рога и, случайно долбанув бедного мужчину коленом в нос, вскакивает с дивана. Коленку обжигает, и она запоздало понимает, что источником жара был сам Чайлд. Девушка неуверенно стоит на двух ногах, снова на каблуках, и удивленно переводит взгляд на пол. Лодыжка уже не болела. Что происходит? — Боишься меня? — мурлычет Тарталья, развязно поднимаясь с дивана, и Люмин почти облегченно вздыхает, когда не видит у него копыт — обычные человеческие ноги, слава всем всевышним. Он мягко ступает босыми ступнями по ковру, обходя стол, и, разведя руки в сторону, доверительно сладко шепчет. — Не бойся. Я не сделаю тебе больно, — она бессознательно качает головой, скорее интуитивно, делает пару шагов назад, прощаясь с его жаром и медленно погружаясь в холодную и неприветливую тьму. И уже не вскрикивает, а лишь давит удивленный вздох, когда ее спина утыкается в чью-то крепкую грудь, а под ее собственной проскальзывает сильное и ледяное предплечье, настойчиво прижимая ближе. — А вот я не обещаю, — игриво шепчет возле уха тот, кто точно не мог пропустить такое шоу. Люмин хочет обернуться, но тут же взвизгивает — Кэйа резко кусает ее мочку уха, и девушка от ужаса задыхается, когда по ее ноге скользит нечто напоминающее змею, повторяя путь тех самых фиолетовых клубков дыма, обвивая ее правое бедро, поднимаясь выше, к юбке. — Отпусти меня, Кэйа, — она бьется, пытаясь вырваться из его хватки — его хвост, Люмин все же поняла, что это хвост, а не упасигосподибоже, матовым черным и не сильно острым концом тычет мягкую кожу с внутренней стороны бедра. — Что ты себе позволяешь, кретин?! — Кэйа, которому ее попытки вырваться не приносили никакого неудобства, повторяя укол хвоста, вонзается таким же холодным, как и весь он, языком в ухо. — Да, приятель, мамочка не учила тебя делиться? — звучит насмешливый голос Чайлда, и Люмин сдерживает всхлип, когда Кэйа снова кусает ее за ухо, с тихим смехом отстраняясь. Она эту явно черную шутку оценить не успела — Альберих тут же собственнически сжал ее левую грудь, скрытую за тонкой тканью черной майки и таким же черным бюстгальтером. Ну все, с нее хватит. Пусть это и был гребаный морок, — а иначе свою внезапно выздоровевшую лодыжку, подозрительно чистые и вновь надетые ею туфли, рога Тартальи и хвост Кэйи она объяснить не могла, — но вот так вот развязно ее лапать она не позволит даже во сне. Люмин, припоминая уроки Чайлда по самообороне, резко бьет каблуком, но вместо ожидаемой ноги синеволосого попадает по полу. Спиной чувствует, как от тихого смеха дрожит грудь все еще не отпускающего ее мужчины, и со злости, уже наплевав на все, наугад мажет ногой назад, надеясь попасть этому мудаку по яйцам. — В твоих мечтах, золотко, — шепчет он ей на ухо, снова сжимая ее грудь. Ее нога пролетает мимо — и Кэйа тут же перехватывает ее второй рукой, подхватывая за талию и уводя назад. — Дерзишь, — она скорее чувствует его самодовольную улыбку, и тут же вспоминает про еще одного обитателя их комнаты. Но Чайлд исчез. — Что… Эй, Чайлд! — Люмин, все же вырвавшись, резко оборачивается назад и пару раз удивленно хлопает ртом. Перед ней, окутанный плотным черным дымом, был все тот же Кэйа, все такой же высокий, но теперь с такими же как у Чайлда черными склерами, едва светящейся радужкой тоже синих глаз, темными блестящими рогами, не такими изогнутыми и закрученными, как у Чайлда, а более длинными и острыми, тоже без рубашки и даже без шали, но зато с тонкой серебряной цепочкой, скрепляющей проколотые соски, и в таких же шелковых, но уже темно-синих шароварах. Она могла разглядывать его без утайки, ей даже стыдно не было — и Кэйа, в отличие от Чайлда, был полностью гладким. — Не боишься меня? — хрипло протянул он, распахивая руки, и Люмин, сглотнув, недовольно хмурится, разглядывая его смуглую подкачанную грудь. — Смелая девочка, — она бросает на него злой взгляд, складывая руки на груди, и он довольно усмехается, дернув бровью. — Нравлюсь? — Нет. — Врешь, — цокает Кэйа, и у нее лопается терпение. — Как мне отсюда выбрать…. — ее подталкивают в спину, и она невольно летит в распахнутые руки напротив, утыкаясь носом в ледяную смуглую грудь. — Поверь мне, ты не захочешь, — тянется сверху гипнотизирующий шепот, а после вокруг ее бедер обвиваются две крупные ладони, сжимая ткань юбки. Она испуганно поднимает голову — Кэйа смотрит на нее искушающе, но его руки обхватывают ее за спину, а значит… — Чайлд!.. — она не сдерживает вскрика, когда Тарталья, сжав ее бедра, кусает ее за ягодицу сквозь юбку. Кэйа сверху посмеивается, крепче прижимая ее к себе. — Все-таки взял свое? — обращается уже не к ней — Чайлд подхватывает края юбки и тянет выше, у Люмин даже не хватает сил возмутиться — Тарталья целует ее в голую кожу выше чулка, и Люмин покорно прикрывает глаза. — Сразу такая податливая… — Кэйа проводит длинными пальцами по ее затылку, зарываясь в волосы, а после, склонившись, жадно вдыхает. — Всегда нравилось, как сладко ты пахнешь… Она уже не обращает внимание на его заигрывающий тон — вся сосредоточенность уходит на эти горячие прикосновения на ее бедрах, так ярко контрастирующие с холодными касаниями Кэйи, такие приятные, дурманящие… Так, стоп. — Подождите, я не могу… — она пытается отстраниться, когда Чайлд, поднявшись, вжимает ее грудью ближе к Кэйе — Люмин интуитивно льнет ближе к синеволосому, когда поясницы касается нечто твердое, скрытое тканью, и она уже точно уверена, что это не хвост. Хочет отлипнуть назад, когда спереди в зоне живота чувствует то же, но Чайлд ей не дает. — Поиграй с нами, детка, — Тарталья нагло ведет ладонь ей под майку и под чашку лифчика, обхватывая левую грудь. — Доверься мне. — Я-я не могу, — она пытается оторвать его руку от своей груди и ей становится совсем неудобно, когда она ловит потемневший, еще сильнее, даже с этими склерами, взгляд Кэйи — ее, зажатую между двух мужчин, лапают на виду одного из них, и это уже не лезет ни в какие рамки. Она, конечно, не искушенная в просмотрах фильмов для взрослых, но проверять на собственном опыте, тем более, когда один из них… — Чайлд, прекрати, я… — Расслабься, тебе понравится, — смазано тянет возле ее уха, касаясь губами шеи — его рог неприятно царапает кожу, и Люмин непроизвольно откидывает голову назад. — Сладкий сон, не правда ли? — она уже может начинать подсчитывать, сколько раз Кэйа произнес слово «сладкий». — Не… надо, — она явно понимала, что в реальности находилась без сознания, пока во сне эти двое самозабвенно исследовали холодными-горячими руками ее тело, но это мало успокаивало. Более того, она уже не чувствовала себя даже немного пьяной, — напротив, в голове вдруг стало так чисто-чисто, словно этот дурманящий фиолетовый наркотик послал ее сознание в обратном от забытья направлении. — Пожалуйста, — давит то ли вздох, то ли всхлип, когда Чайлд всасывает ее кожу под ухом, а Кэйа крепко сжимает правое бедро. — Не бойся, — вновь успокаивающе шепчет Альберих в другое ухо, бегло поцеловав. — Просто поддайся, — случаю, ему или им обоим — он не добавляет, снова вцепившись губами в ухо и прокладывая мокрую дорожку ниже, к челюсти. Та сторона, что выцеловывал Тарталья, словно горела от жарких прикосновений, когда как другая, там, где ее касался Кэйа, то и дело покрывалась мурашками от холода — и такой контраст ощущений поистине сносил крышу. — Лови момент, золотко, — Кэйа ласково проводит пальцами по ее голому правому плечу, поочередно поддевая сначала лямку майки, потом бюстгальтера, следуя к локтю, вниз, скрепляя их ладони вместе. — Когда еще я смогу порадовать тебя? — подносит ее руку к губам и оставляет легкий поцелуй на костяшках, не отрывая от ее лица проницательных синих глаз. Уже не таких пугающих. — В твоих мечтах, приятель, — отвечает ему Тарталья в своей извечной сопернической манере, и Люмин кажется, что они уж слишком похожи на оригиналы. Чайлд касается пальцами кромки ее чулка на левом бедре и поддевает тонкую резинку — та совсем не больно хлопает по бледной коже. Кэйа мягко посмеивается, продолжая гладить ее пальцы, и Люмин уже не знает — бежать ей или поддаться единственной возможности, она уверена, провести этот вечер в компании тех, кто из раза в раз проезжался по ее сердцу похлеще асфальтоукладчика. — Смотрите-ка, дама сомневается, — смешливо тянет Кэйа. — Даме нужна помощь, — игриво поддевает Тарталья и едва заметно кивает, зарываясь носом в ее волосы. — Что вы… — Люмин не успевает даже вздрогнуть, когда за спиной Кэйи словно из воздуха материализуется то самое кресло, и мужчина резко падает назад, потянув ее за собой. — Эй! — возмутиться ей не дали, Кэйа тут же, притянув ладонью ее к себе за затылок, затыкает ее рот своим. Она все еще бьется, мычит в поцелуй, когда Альберих по старой памяти сдавливает ее щеки крепкими пальцами, до крови прикусив ее губу. — Прости, золотко, — ухмыляется в поцелуй, лизнув холодным кончиком языка место укуса. Она охает, когда Тарталья внезапно хватает ее за бедра и тянет назад — Люмин теряет равновесие, упирается коленками в бедра Кэйи и машинально вцепляется двумя руками в его плечи. Ее все еще скрытая майкой грудь прилегает к его голой, Люмин пытается упереться в мужчину локтями, чтобы удержать равновесие. — Раздвинь ноги, — сбивчиво шепчет ей Альберих на ухо, обхватив двумя руками за талию. — Так удобнее. — Ага, а еще что… о-о-о, — Чайлд резко задирает ее юбку вверх, и голые бедра, скрытые только кружевом черного белья, тут же покрываются мурашками. — Чайлд, какого… — Тише, тише, — шепчет он сзади и тут же прилипает смачным поцелуем к ее правой ягодице, легонько шлепнув по левой. До синяков вцепляется пальцами в ткань чулок и чуть сдавливает зубы — Люмин снова ахнула, и Кэйа тут же грубо хватает ее за шею и поворачивает лицом к себе — впивается в ее все еще призывно раскрытые красные губы, размазывая помаду. Люмин все же отрывается, несмотря на его хватку на шее — поплывшим взглядом смотрит на его прищуренные темные глаза, насмешливо приподнятые брови и красноватые от ее помады губы, растянутые в предвкушающей усмешке — она видела его всяким, но с таким выражением лица, с такой непонятной нежностью вкупе с жадностью, припрятанной в глубине синих радужек, сталкивается впервые — и поэтому, уже не отдавая себе отчет, плюет на все и сама неловко наклоняется к нему, стараясь не замечать его довольной улыбки. Одной рукой она держит его за плечо, другую словно неуверенно подносит к его синим волосам, касается уха и устраивает на левой скуле — Кэйа выглядит так, словно наконец дорвался до желанного приза, он не смыкает глаз, продолжая ее провоцировать, и Люмин от смущения зажмуривается сама. Ее коленки уперты в его бедра, ее собственные призывно приподняты, поясница прогнута — она никогда не была такой развязно открытой. Чайлд комкает ее юбку выше, полностью оголяя ее бедра — по комнате разносится смачный шлепок, но мужчина тут же приникает губами к месту удара, сцеловывая красные отметины словно в попытке загладить вину. — Нравится? — Кэйа, видимо, был из тех, кто так любит попиздеть в самый неподходящий момент. — Боль? Нравится? — Замолчи, — она вдруг находит в себе смелость заткнуть его сама, прикусывая его губу. Пальцы тонут в его волосах, и Люмин, хаотично нащупав гладкий рог, осмелев, сдавливает его — холодный наощупь, чуть шершавый — проводит ладонью вверх-вниз, касается указательным пальцем острого конца и внезапно ловит губами протяжный стон. Растерявшись, одергивает руку, но Кэйа тут же, убрав одну ладонь с ее поясницы, возвращает ее руку на место, кивая, словно прося продолжать. Синева его глаз теряется за мутной пьяной дымкой, губы приоткрыты, и сам он словно внезапно тает, растекаясь прохладной лужицей по креслу. — Нравится? — не сдерживается Люмин, и Кэйа вяло усмехается, когда девушка вновь тянется рукой к его рогу, снова лаская пальцами — его глаза закатываются от удовольствия, прокатившего по телу, и Люмин убеждается, что, кажется, нащупала рычажок управления этими странными, но донельзя знакомыми мужчинами. Она вдруг резко сдавливает рог, и Альберих шипит сквозь зубы. Люмин ухмыляется, не удивляясь наличию нервных окончаний в этих загадочных штуковинах. Его длинный хвост, придавленный весом его тела, игриво колышется из стороны в сторону меж его раздвинутых бедер. Она не сдерживает игривого смешка, когда за шею ее вновь перехватывает уже другая, теплая ладонь и тянет на себя. — Жадина, — напоследок бросает Кэйа, покорно отпуская талию Люмин, пока девушка пытается удержать равновесие, стоя коленями на его бедрах, а Чайлд, одной рукой придерживая ее за талию, скрытую под скомканной юбкой, другой ведет большим пальцем по скуле, остальными придерживая шею. — Маменькин сынок не любит делиться… — Тарталья показушно проводит языком вдоль ее щеки, и Люмин рывком вдыхает воздух. Ее грудь поднимается, и Чайлд тут же обхватывает одну, сжимая. Каблуки ее туфель упираются ему в переднюю часть бедер, но ему словно все равно — он чуть ли не вдавливает ее фигурку в себя, проводя носом по кромке волос, целуя в ухо и снова переходя к челюсти. — Я не привык проигрывать, — самодовольно произносит он, а ее уже вполне могло бить шоком от количества испытанных дежавю. Это ее мозг так рьяно старается вспомнить все, что она слышала за все время их знакомства? Люмин чуть запрокидывает голову назад, смотрит на раскинувшегося перед ней Кэйю сквозь полуприкрытые веки — Альберих показушно прикусывает губу, и она чуть улыбается, но тут же давится собственным стоном, когда рука Тартальи снова проникает под ее лифчик и сдавливает грудь. Он хватает двумя пальцами сосок и легонько тянет — по телу проносится неуловимая, но приятная нега — Люмин удовлетворенно хмыкает и улыбается, слышит смешок Чайлда возле уха — мужчина повторяет то же самое с ее второй грудью, Люмин уже охает в голос и чуть пошатывается — то ли от вновь окатившей тело дрожи, то ли от дернувшихся бедер Кэйи под ее коленями. Теперь уже наличие наблюдающего не приносит смущения — в низу живота скапливается приятный теплый клубок, тело вязнет в новых ощущениях, а в голове не остается ничего, кроме расползающегося по нервам желания. Тарталья вновь приникает губами к ее шее, ведет ниже, к плечу и игриво поддевает лямки указательным пальцем. — Пора это снять, не думаешь? — Люмин лишь согласно мычит, когда ладони Кэйи добираются до ее коленок, а после тянутся выше, поглаживая наружную часть бедер. — И это, — шепчет он, медленно припуская один чулок, пока Тарталья, следуя губами по ее плечу, стаскивает сначала одну лямку, потом вторую, и тут же переходит к другому плечу, повторяя то же самое. — А вы? — тихонько всхлипывает Люмин, отклоняясь назад и обхватывая двумя руками Чайлда за рога, притягивая для поцелуя — мужчина поддается, жадно припав к ее губам, и теперь уже второго она пачкает своей красной помадой. — Дамы вперед, — с лукавой усмешкой произносит Кэйа, когда его хвост поддевает ее второй чулок и так же тянет вниз — дальше без ее помощи он снять их не сможет, и ее это почему-то приводит в неясный трепет. Тарталья чуть оттягивает ее нижнюю губу, улыбаясь в поцелуй, и Люмин уже совсем растекается. — Что же ты со мной делаешь, паршивка, — он вдруг поддается вперед и игриво чмокает ее в нос, Люмин легонько хихикает, но тут же замолкает, когда мужчина, подхватив ее черную майку за края, тянет ее вверх, оставляя ее в одном черном бюстгальтере. Снизу доносится протяжно-довольное «о-о-о», а после ее вдруг резко опускают на четвереньки — она вновь падает на грудь Альбериха, случайно зацепившись пальцами за цепочку, скрепляющую его соски. — Ох, сейчас оторвешь, — звучит совсем не недовольно, и Люмин тут же входит во вкус, мягко стискивая меж двух пальцев один, а после, поразившись самой себе, вдруг наклонятся ниже, пока Тарталья сзади возиться с ее бедрами, и прикусывает другой. Кэйа ловит рваный вздох сквозь стиснутые зубы и хватает ее за волосы, грубовато потянув за пшеничные пряди. Люмин расценивает этот жест как призыв к продолжению, а потому лишь прикусывает еще раз. — Черт возьми, золотко… — Черти берут меня, — перебивает, заигрывающе приподнимая бровь, и Кэйа выдавливает пару согласных смешков. Но Люмин перестает смеяться, когда пальцы Чайлда сначала касаются кромки ее кружевных трусов, а после ныряют под белье, оглаживая ягодицы с двух сторон — она знает, что уже промокла насквозь, но Чайлд лишь подтверждает ее мысли, когда вдруг резко приникает к ее промежности носом, размашисто проведя снизу-вверх, и после приникает к ней губами прямо через уже наверняка вовсю пропитавшуюся ее смазкой ткань. — Bon appétit, — внезапно с чистым акцентом произносит Кэйа возле ее виска, обращаясь к Чайлду, и Люмин, вцепляясь пальцами в подлокотники, все же находит в себе силы удивиться. — Ты знаешь французский? — она сама знала лишь самые простые фразы. — Je sais tout, — переведя затуманенный взгляд на нее, хрипло отвечает он, и Люмин чуть ли не стонет. Как же это сексуально звучит. — Tu es un menteur, — подхватив его тон, мурлычет она, и хочет попросить его сказать что-нибудь еще, но Чайлд внезапно проводит по ней языком, глубоко вдыхая через нос, и она вновь чувствует этот жар, уже не понимая, принадлежит он ей самой, или это Чайлд вновь распустил свои невесть откуда взявшиеся огненные флюиды. Юбка, все еще собранная комком на ее талии, вдруг спускается к ее коленям. — Приподними ногу, — требует Чайлд, касаясь рукой нужной коленки. — И другую, — она выполняет снова. — Умница, детка, — бегло целует ее в затылок — у нее внутри все переворачивается, а юбка улетает куда-то к чертям собачьим. Точнее, от них самих. Люмин остается в одном нижнем белье, которое, она уверена, тоже не продержится на ней долго, и в черных чулках. Но чулки Чайлд с нее не стаскивает, снова опуская пальцы на ее ягодицы — стискивает, сдавливает, хватает и чуть потрясывает — и следом вновь резкий шлепок сразу с двух сторон — и снова жгучие губы опускаются туда, где еще немного, и точно появятся красные отметины. Она толкается бедрами назад, желая вернуть прикосновения. — Какая нетерпеливая, — подыгрывает ей Тарталья, и медленно, слишком медленно подцепляет края трусов и начинает стягивать вниз. — Да, господи, сними ты уже их! — у нее не хватает терпения, Кэйа снова смеется, и она легонько ударяет его в плечо. Синеволосый перехватывает ее руку и поочередно целует каждый палец, потом возвращается к указательному и, прицепив подушечку, внезапно обхватывает его губами. Губы Люмин сначала складываются в «о», но сразу же превращаются в стонущее «о-о-о», когда ее бедра наконец остаются ничем не скрытыми, и по промежности вновь пробегает уже ставший таким привычным холодок. — А еще строила из себя святошу, — мурлычет Тарталья и мягко надавливает на ее поясницу — Люмин приходится выгнуться, она прижимается своей разгоряченной кожей к твердому животу Кэйи — тот с показушным чмоком, оставив тонкую ниточку слюны, выпускает палец изо рта, умещая ее ладони себе на плечи. Люмин снова поочередно приподнимает ноги, белье летит в сторону, она пытается стряхнуть туфли, но Чайлд останавливает ее, резко прикусив внутреннюю кожу бедра. Его пальцы снова твердо касаются ягодиц, чуть разводят их в стороны — она чувствует его горячее дыхание, секунда, две, и она роняет голову в сгиб смуглой шеи, когда Чайлд сначала мягко целует ее там, а потом размашисто проводит языком вдоль всей промежности. — Не сдерживайся, — наставительно советует Кэйа — из губ Люмин вырывается лишь тихий вздох, Кэйа легонько шлепает ее по ягодице, она вскрикивает, он давит довольный смешок, другой рукой придерживая за спину, обнимая, пока язык Тартальи мягко вальсирует вокруг ее чувствительной точки. Она начинает легонько подыгрывать ему бедрами, цепочка на груди Альбериха чуть царапает нежную кожу, но даже это лишь усиливает ощущения — ей хочется застонать в голос, когда она слышит ничем не скрытые хлюпающие звуки — черт возьми, ей казалось, что она еще никогда не была возбуждена так сильно. Люмин рвано вдыхает через нос, когда язык Тартальи, горячий, ужасно горячий, ныряет внутрь, а пальцы принимаются медленно массировать клитор. Ее пошатывает, она прижимается ближе к Альбериху — Чайлд вдруг мягко вводит в нее один палец, сгибает, поворачивает. — Мало? — усмехается Тарталья, мучительно медленно вытаскивая палец, и Люмин дергает ногой. Сдавленно посмеивается. — Понял, желание дамы — закон, — вводит уже два и снова приникает к ней ртом, старательно вылизывая, и Люмин уже готова провалиться сквозь землю — ее бедра потряхивает от напряжения, ей нужно еще чуть-чуть, совсем немножко, чтобы сбросить с себя это томительное ожидание. Черт, черт, черт! Мало, как же мало. Даже не замечает, как впивается ногтями в плечи Кэйи, но зато чувствует, как его руки ловко орудуют за ее спиной, расстегивая лифчик. — Привстань, — она мотает головой, не в силах подняться, и Альберих сам легонько ее приподнимает, снимая последний (за исключением чулок и туфель) предмет одежды и кидает куда-то за спинку кресла. — Привстань, — приказным тоном повторяет он, и Люмин все же чуть привстает, уперевшись в него локтями — Чайлд едва от нее отстраняется, давая ей возможность прижаться к Кэйе почти вплотную, она не знает, чего он хочет, не понимает до тех пор, пока мужчина, вдруг резко потянув ее на себя, подхватывает ее за талию. — Схвати меня за плечи, — она подчиняется, вновь чуть ли не до крови уцепившись в холодную кожу. — Вот так, — и не сдерживает стона, когда губы Кэйи обхватывают ее левый сосок и резко втягивают внутрь. — Моя, — прикусывает, — сладенькая, — всасывает, — девочка, — нагло подмигивает, и Люмин этого хватает сполна, чтобы коленки затряслись в крупной дрожи, а по телу прокатилась такая вымученная разрядка. Руки тут же слабеют, и она роняет голову, утыкаясь лбом спинку кресла. Кэйа продолжает посасывать ее грудь, другой рукой дразнит другую — губы Чайлда исчезают, и вместо этого она внезапно чувствует, как между ягодиц заструилось что-то холодное. — Что ты… — у нее нет сил даже приподнять голову, когда Чайлд начинает размазывать нечто промеж ее ягодиц, мозг прошибает вспышка, когда мужчина легонько касается пальцем ее заднего входа, размазывая, судя по всему, лубрикант. — Нет, нет, остановись, — она никогда не пробовала анальный секс, но знала, что этот опыт, хотя и мог быть приятным, точно нельзя было назвать полезным. — Чайлд, не надо ту… — она тут же давится новым вздохом, когда он легонько надавливает и проникает на одну фалангу. — Нет, нет, я еще никогда… — черт возьми, она даже не готова… — Все бывает впервые, — оторвавшись от ее груди, томно произносит Кэйа, и Люмин вновь мотает головой. — Я все сделаю правильно, — поддакивает Тарталья, но Люмин вновь протестующе мычит, когда палец, обмазанный смазкой, как искусственной, так и ее собственной, проникает глубже. — Доверься мне, — и снова эта фраза, против которой она не может возразить. Палец выскальзывает, и заходит по новой, глубже, ее мышцы против воли сжимаются, и Тарталья, перегнувшись вперед, вновь доверительно шепчет: — Расслабься, тебе понравится, — будто это было так просто! Она лишь кивает, устроив лицо в сгибе локтя, лишь краем сознания улавливая продолжающие ласки Кэйи, который словно не мог насытиться, продолжая целовать и облизывать ее грудь. Напоследок снова прикусив сосок, плавно переходит к другой груди — Люмин чувствует, как жар окатывает ее по новой, когда холодные губы по новой смыкаются, посасывая. Тарталья вновь толкает в нее палец, еще раз, и еще раз, и она, кажется, уже начинает привыкать к упорядоченным ласкам — больно не было, было… непонятно. До тех пор, пока ее вдруг не касается нечто холодное, заостренное, чужеродное, она даже не может понять, что это, пока не слышит довольный возглас Кэйи: — Нужна помощь, приятель? — Кэйа тычется в нее своим хвостом, о котором она уже успела позабыть. Его кончик напоминает стрелу, но более гладкую и явно не способную проткнуть ее насквозь, но от этого ей не становится менее страшно. — Постой, Кэйа, не та-ак… — она снова стонет, когда его хвост начинает медленно проникать внутрь, растягивая сильнее, чем палец Чайлда. — Серьезно, золотко, расслабься, — Люмин машинально сжимается, не позволяя ему протиснуться дальше. — Ты сможешь, перестань напрягаться, — он отводит лицо в сторону, пытаясь контролировать процесс — у него либо кончалась выдержка, она могла это чувствовать по его натянутым штанам, либо, чтобы управлять хвостом, ему требовалось приложить дополнительные усилия. Прийти к определенному выводу ей не дали, потому что спустя пару секунд кончику его хвоста все же удалось проникнуть внутрь. Она замирает, и Кэйа вдруг заботливо спрашивает. — Ты как? — вовремя, очень вовремя, Кэйа. Люмин снова кивает, пытаясь привыкнуть к новым ощущениям, и слышит за спиной сдавленное: — Блять, я больше не могу, — до нее доносится едва различимая возня, она зажмуривается, когда хвост чуть толкается глубже, а меж половых губ наконец устраивается нечто теплое и явно более приятное, чем леденящий ее внутренности кончик кэйевого хвоста. — Тебе ли говорить о терпеливости, — едко комментирует Кэйа, пока Чайлд водит членом вдоль ее промежности. Люмин же эта территория была вполне себе знакома, а потому она лишь сильнее прогибается, разведя ноги шире. Тарталья шумно выдыхает сквозь зубы, продолжая водить кончиком вдоль, задевая клитор — Люмин шипит от недостатка ощущений — хвост внутри ее задницы уже становится вполне себе привычным, и она снова подмахивает бедрами, показывая свою готовность. — Точно? — боже, он еще спрашивает! — Сделай уже это, черт возьми, — она снова ухватывается за плечи Кэйи, приподнимая голову, оборачиваясь через плечо. Штаны Тартальи спущены до колен, золотая шаль уже куда-то улетела — одной рукой он придерживает член, примеряясь, другой обхватывает ее ягодицу — она видит тонкую черную полоску хвоста, медленно двигающуюся туда и обратно. По крайней мере, это не так страшно, если бы в нее вошел один из них. — Да трахни ты меня уже наконец! — не выдерживает она, и перед глазами тут же темнеет, когда Тарталья резко входит в нее. — Ох, бля-я-ять … — Развратили мы девочку, — вновь не остается в стороне Кэйа, продолжая толкаться в нее хвостом. Тарталья, словно сдерживаясь и давая ей возможность привыкнуть, выходит полностью и уже проникает медленнее, растягивая. Ей немного больно, он был толще ее предыдущих партнеров, и явно больше, чем те игрушки, что она хранила в своей тумбочке. — Ты… такая тугая, — подтверждает ее мысли Чайлд, снова выходя, придерживая ее за бедра, явно больше для самого себя, чтобы тут же не сорваться на бешеный темп. Руки Кэйи крепко стискивают ее талию, он продолжает смотреть, и Люмин не на шутку заводиться. — Прекращай строить из себя девственника, — шумно выдыхает она, и Чайлд, хмыкнув, дарит ей резкий толчок, так, что ее груди подскакивают перед лицом Кэйи — он охлаждает их ледяным дыханием, и Люмин вновь теряется в этой игре «горячо-холодно». Она мелодично постанывает, раскачиваясь на трясущихся коленках, пока Тарталья методично в нее толкается, все еще выдерживая нужный ритм. Кэйа шипит возле ее груди, пытаясь подстроиться под движения Чайлда, и вскоре Люмин давится всхлипами от закономерных ощущений — член внутри, хвост наружу — хвост внутри, член наружу. И снова, снова и снова. Тарталья начинает вбиваться сильнее, теряя контроль, тело Люмин уже ходит ходуном, и она до белесых костяшек сжимает плечи Кэйи. — Ты меня точно ненавидишь, — Люмин перемещает ладони на спинку кресла, роняя голову вниз, чтобы поймать его такой открытый, хоть и с чернотой, взгляд, и она внезапно отвечает честно. — Нет, не ненавижу, — тянется ниже, и Кэйа понимает ее без слов, приподнимаясь и вовлекая ее губы во влажный и ленивый поцелуй. Она мажет красноватыми губами по его щеке, когда толчки сзади становятся резче, а стимуляция хвостом лишь добавляет острых и ранее невиданных ощущений. Мышцы рук напрягаются, и она отпускает спинку, скатываясь прямо на Кэйю — Тарталья вдалбливается сильнее, и комната наполняется характерными пошлыми шлепками. — Я... сейчас… — до синих отметин стискивает ее бедра, буквально насаживая Люмин на себя, и девушка гасится собственными стонами, поднеся кулак ко рту, перед глазами плывет от накатившего наслаждения — еще пара толчков, и она точно последует за этими дьяволами в самую бездну. Второй оргазм накатывает с бо́льшей силой, Люмин до боли кусает собственные костяшки, ее хаотично трясет, пальцы на ногах немеют, по телу проносится колючая теплая дрожь, хвост продолжает быстро вбиваться, когда Тарталья, сделав еще пару мощных толчков, наконец изливается ей прямо внутрь, замирая. Она даже не думает об отсутствии презерватива — да и разве можно забеременеть, когда тебя нагло берут потусторонние сущности? Толчки хвостом тоже постепенно сходят на нет — она пытается отдышаться, когда Тарталья выходит из нее с едва слышным хлюпом — за ним тянется его вязкое семя, медленно стекая по внутренней стороне ее бедер. Люмин пару раз пьяно моргает, все еще сжимая кулак зубами, когда Кэйа аккуратно отрывает ее руку от лица и с интересом разглядывает оставленные на костяшках следы. — Вместо себя лучше б попробовала меня, — это даже не намек, но у Люмин уже совсем нет сил, чтобы сказать хоть что-то, и она лишь кивает, прося о паре секунд, чтобы отдышаться. Ее глаза прикрываются, еще чуть-чуть, и она точно провалиться в такой необходимый сон, возможно, даже вернется назад, но только теперь вопрос — а хочется ли ей? — Еще рано, — словно прочитав ее мысли, мягко произносит возле ее уха Кэйа, и Люмин хочет уколоть его в ответ — но хотя одному она уже дала такую необходимую разрядку, второй все еще требовал ее настойчивого внимания. И чего греха таить, она вряд ли когда-нибудь переспит с ним в реальной жизни. А сейчас она могла попробовать все. Включая Кэйю. Да, черт возьми, он только что отымел ее в задницу своим хвостом! Люмин распахивает глаза, когда Чайлд хватает ее поперек талии, стаскивает с Кэйи, испустившего облегченный вздох, и устраивает на своих руках. — Ты как? — он действительно переживает о ее самочувствии, или это лишь ее сознание диктует ей выдуманные ею образы? Люмин кивает, и Чайлд отводит пару прилипших к ее лбу прядей в сторону. Такой раскрасневшийся, с расфокусированным взглядом, пусть с рогами и со спущенными штанами, но такой, черт возьми, горячий — еще чуть-чуть, и она точно попросит прихватить с собой ту бутылочку с фиолетовым дымом, если у французской подружки Роуз осталось еще немного. Кстати о французском — Кэйа действительно на нем говорит, или это снова бредни ее помутневшего мозга? Подумать ей снова не дают, спиной укладывая на что-то жесткое и деревянное, лицом прямо напротив… — Чайлд, ты не мог бы?.. — кто бы что ни думал, а она все-таки с рождения очень скромная и воспитанная девушка, и да, несмотря на секс с двумя чертями, в ней еще остались капли неловкости. Тарталья лишь пожимает плечами, словно не при делах, и отходит в сторону. Кэйа за его спиной приподнимается с места, разминаясь, темнота вокруг его плеч сгущается и словно следует за ним, когда он, мягко переступая по ворсистому ковру, кошачьей походкой вышагивает к ней. Смотреть на его подтянутую фигуру снизу-вверх было не слишком удобно, но довольно занимательно — она ловит на его плечах едва заметные красноватые отметины, не чувствует ни малейшего укола сожаления за то, что стала их причиной сама, переводит взгляд ниже, к проколотым вздутым соскам, все так же оттянутым цепочкой, и останавливается на довольно внушительной выпуклости, скрытой тонкой тканью штанов. — Вы что удумали? — Тарталья, устроившись с другой стороны стойки, хватает ее за бедра и разводит те в стороны — из-за узости поверхности ее ноги остаются в невесомости — деревянной стойки, уже без звоночка и цветов, хватает только на ее спину и шею. Кэйа внезапно замирает над ней, расставив руки по обе сторону от ее лица, Люмин приподнимает голову, всматриваясь в его глаза, и щеки краснеют по новой, когда она видит, как он на нее смотрит. — Прекрати, — шепчет она, явно желая об обратном. — Что? — игриво дергает бровью Кэйа, одной рукой касаясь ее обнаженной груди, вырисовывая пальцем едва ощутимые круги. — Смотреть так. — Как? — и снова эта чертова игра. Она никогда не могла переиграть Кэйю в игре «кто больше задаст тупых вопросов». — Ты знаешь, — игриво мурлычет она и подцепляет ногтем мелькнувшую перед ее носом серебряную цепочку. — Провоцируешь? — Разве? — она легонько тянет цепочку на себя, удовлетворенно замечая, как нетерпеливо всколыхнулся хвост за спиной Кэйи. — Чертовка. Он резко склоняется к ней и утягивает ее в новый поцелуй. Целоваться так, когда его нос находился в зоне ее подбородка, было жуть как неудобно, но все окупалось окатившей ее с макушки до пят страстью. Кэйа снова прикусывает ее нижнюю губу, втягивая в себя, пока его рука по-хозяйски обхватывает мягкое полушарие, пару раз сжимая. Она чувствует, как хватка на бедрах становится сильнее, и разрывает поцелуй, приподнимая голову, чтобы наградить своим вниманием другого мужчину — но Тарталья уже вновь опускается меж ее бедер, царапнув витиеватыми рогами чувствительную кожу с внутренней стороны. Он ловит ее взгляд, и прикладывается правым рогом к ее правому бедру, потираясь, словно кот, требующий ласки, и Люмин с легким хихиканьем протягивает ладонь, хватая его за рог и мягко поглаживая. — О-о, да, детка, сделай так еще раз, — Тарталье, кажется, эти поглаживания тоже приходятся по вкусу, и она крепко сжимает закрученный рог. У Чайлда они на ощупь были чуть более грубоваты, но намного теплее. — М-м-м, — подыгрывая ей, прикрывает глаза, и Люмин не сдерживает довольной улыбки. Она чувствует себя какой-то странно счастливой. Возвращается глазами к Кэйе, тот все еще пристально, чуть прищурившись, рассматривает ее лицо, слишком внимательно, словно настоящий, реальный, ей даже кажется, что Альберих с его способностью разговорить любую крысу мог бы на самом деле осознавать себя. И от этой мысли она даже не чувствует себя неправильно. Голова от такого положения начинает немного затекать, кровь приливает к вискам, и она пару раз трясет волосами. Глаза цепляются за напрягшиеся вены на смуглых предплечьях и длинные распахнутые пальцы, крепко вжимающиеся в поверхность стойки — красив, как дьявол, и знает это. — Готова? — отвлекает ее от явно льстящих ему разглядываний Кэйа, и Люмин дарит ему деланно вопросительный взгляд. — Ты еще не завтракала, — и Люмин вдруг давится возмущенным вздохом от того, насколько грязно это прозвучало. — А я всегда забочусь о даме, — склонившись, томно шепчет ей Кэйа, снова вовлекая ее в игру — Люмин заходится грудным смехом и тут же охает — Тарталья снова приникает к ее промежности губами, не заботясь о том, что часть его спермы все еще была внутри нее, и от того, насколько она чувствительна, едва отойдя от прошлого оргазма, ее вновь окатывает тягучей волной. Неловкость тут же тонет следом, когда Кэйа деловито подцепляет резинку темно-синих шароваров. — Уверена? — проводит большим пальцем по твердому животу. Люмин согласно моргает. — Точно? — припускает ниже — боковые мышцы его пресса дрогнули под смуглой кожей, и Люмин сглатывает. — Не подавишься? — со смешком добавляет он, и Люмин уже хочет закатить глаза, но те закатываются сами против воли, когда Тарталья вновь вводит в нее один палец — тот скользит легко. — Развлекаешься? — обращается он скорее к ее промежности, а не к Кэйе, когда последний наконец со все той же испытывающей медлительностью тянет резинку вниз, высвобождая член. Люмин не могла назвать себя богиней минета, а учитывая, что Кэйа вполне мог похвастаться длиной, уже не была уверена, что сможет взять его целиком. Его член был чуть тоньше члена Тартальи, но длиннее, с витиеватой росписью вен и розоватой головкой, идеально гладкий и чуть изогнутый — черт возьми, ей точно придется приложить усилия. — Не переживай, я помогу, — Кэйа словно понимает ее, на секунду заколебавшуюся, и Люмин едва приоткрывает губы, крепко вцепившись ладонями в края стойки. — Шире, золотко, — Люмин раскрывает рот шире, но Альберих лишь аккуратно подносит член к ее губам, не заходя дальше. Обводит головкой с уже выступившей смазкой губы, и Люмин рефлекторно их сжимает. — Ну же, не дерзи, — она снова открывает рот. — Вот так, умница, — от такой похвалы вдоволь зардеться, когда Кэйа, ухватившись за основание, внезапно легко шлепает ее членом по щеке. — Прости, не смог удержаться, — совсем не извиняется, и Люмин даже не может возмутиться такой наглости, когда мужчина наконец приникает головкой к ее распахнутому рту и осторожно толкается внутрь. — Ох, блять, — она не могла знать, каких усилий ему стоило вот так вот протянуть, пока Тарталья самозабвенно упивался, вдалбливая ее в кресло, но то, что он продолжал себя контролировать вместо того, чтобы просто трахнуть ее рот, было немного странно, но подкупало. Он и в самом деле был таким терпеливым? Или это снова выбросы ее одурманенной фантазии? Кэйа переносит одну ладонь ей на щеку, другой все же придерживая член, склоняясь над ней — цепочка вновь мелькает перед глазами, но Люмин уже совсем не до этого. — Вот так, потихоньку, — почему он ведет себя и звучит как какой-то гуру секса, Люмин думать не будет, лишь терпеливо смыкая губы вокруг его головки, стараясь не поранить зубами, и легонько тычется в нее языком. Кэйа тяжело выдыхает сквозь зубы, прикладывая все усилия, чтобы не войти сразу на всю длину. У Люмин вновь закатываются глаза, то ли от положения, от которого ее лицо, она уверена, уже было полностью красным, то ли от настойчивых ласк Тартальи внизу — и Кэйа, выйдя полностью, вновь толкается, уже чуть глубже, давая ей время привыкнуть. Она могла бы пожаловаться на рвотный рефлекс, но именно в таком положении на удивление не чувствует ничего, только небольшое давление в зоне челюсти, но и это в принципе можно вытерпеть, если над ней и дальше периодически будет поблескивать смуглый от капелек пота рельефный живот. Не считая тех раз, когда ей все же приходилось против воли зажмуриваться, учитывая то, в какой позе он ее брал. Рука Кэйи рядом с ее лицом напрягается, он прикрывает глаза, и Люмин делает то же, когда чувствует, что член с каждым разом начинает входить все глубже. Она медленно орудует языком, пытаясь подарить ему чуть больше, чем могли дать ее губы, но чем больше он проникает внутрь, тем тяжелее становится это сделать — и ей остается лишь надеяться, что ее горло сможет сделать больше. Кэйа вновь толкается, заходя уже практически наполовину, и Люмин едва слышно стонет, когда Тарталья впивается губами в ее клитор, всасывая. Ее снова охватывает приятной негой, она дергает бедрами и закрывает глаза, уже эгоистично сосредотачиваясь всем нутром вокруг только лишь своих ощущений. — Смотри на меня, — требует Кэйа, снова выйдя до конца, и Люмин приоткрывает веки — что красивого он мог увидеть в ее перевернутом лице, ей было невдомек, но мужчина чуть ли не пожирает ее взглядом. — Не закрывай глаза, я хочу, чтобы ты смотрела на меня, — ну да, как вы ей это прикажете делать, если в таком положении она и его лицо-то с трудом видит. Люмин покорно пытается удержать в себе крохи сознания, когда Чайлд, внезапно оторвавшись, оставляет ее в покое, и она разочарованно стонет. Кэйа, снова войдя наполовину, заходится в легкой дрожи от прокатившейся вибрации, подаренной ее горлом, и рефлекторно толкается глубже — еще четверть, и она заглотит его целиком. Она забывает дышать, легкие чуть сдавливает от нехватки воздуха, и она пытается отстраниться — Кэйа не дает, пальцами ухватившись за ее свисающие со стойки волосы. — Дыши через нос, — покровительственно произносит он, но Люмин не может из-за опрокинутой головы, она закашливается, и Кэйе приходится отступить. Она делает пару жадных глотков, ухватившись за грудь — внизу все резко колет, и Люмин интуитивно ведет руку к клитору — ей, конечно, позаботиться о себе не дают, Тарталья вцепляется в ее запястье крепкой хваткой. — Не спеши, тебе понравится, — она чувствует, как ее клитора касается что-то горячее и шершавое, и запоздало понимает, что именно он хочет сделать. — Не больно? — Люмин мотает головой, требовательно притягивая его за рыжие вихры ближе, и Тарталья согласно хмыкает, продолжая потираться о нее своим рогом. Продолжая перебирать волосы Тартальи одной рукой, другой она обхватывает член Кэйи у основания, пару раз ведет вверх-вниз, размывая его смазку вперемешку с ее слюной, и вновь призывно распахивает губы. Альберих вновь входит сначала головкой, медленно проникает дальше, и, все же не удержавшись, резко толкается вперед. От такого ее глаза слезятся, она зажмуривается, пытаясь дышать через нос, но Кэйа так же резко выходит. Люмин пару раз смаргивает, и тут ее щеки касается что-то холодное, она распахивает глаза — хвост Кэйи бережно утирает выступившие слезы, лишь сильнее размазывая их по щекам. Люмин уверена, что ее тушь уже давно превратилась в грязное месиво, но Кэйа глядит на нее чуть ли не завороженно, а значит, о потекшем макияже переживать нет смысла. Черт возьми, откуда у нее вообще эти мысли в голове, когда вокруг происходит такое? Кэйа любовно оглаживает ее щеку, смазывая остатки слез — она пару раз трясет головой, разгоняя кровь — еще немного, и она хлопнется в обморок. Альберих это, судя по всему, понимает, но отступать не собирается — мягко толкается с новой силой, и Люмин покорно принимает. Она начинает привыкать к поочередным толчкам, проходящим по ее горлу — Люмин даже подумать не могла, что сможет взять так глубоко, но во сне, кажется, все мечты сбываются. Теперь Кэйа дает ей время отдышаться, словно знает, что она не сможет контролировать свои вздохи-выдохи, особенно когда трение чайлдовым рогом о ее клитор становится все настойчивее. Люмин снова начинает задыхаться, когда рог задевает особенно чувствительную точку. Хнычет и свободной ладонью стискивает медные волосы, Тарталья вдруг резко вырывает голову из ее хватки, бегло поцеловав ее там, и выпрямляется. Тут же резко вводит два пальца, указательный и средний, и начинает ими резво помахивать вверх-вниз, оглашая комнату влажными звуками. — Иди сюда, — Люмин даже не сразу понимает, что обращаются не к ней, когда Кэйа вновь смачно входит в ее горло до шлепка — она едва успевает набрать в грудь воздуха, чтобы в следующий момент по новой задохнуться от шока. Кэйа отстраняется, мажа членом по ее щеке, и грубо притягивает Чайлда к себе за шею. — Наслаждайся шоу, золотко. Он жадно приникает к губам опешившего мужчины, сразу затягивая того в глубокий грязный поцелуй. Люмин слышит протестующий стон Чайлда, но Кэйа усиливает хватку на его горле, надавливая на подрагивающий кадык большим пальцем, не давая отстраниться, и уже начинает вдалбливаться языком в его рот. Между ног Люмин от такого зрелища становится нестерпимо горячо, она подносит руку ко все еще неудовлетворенной точке, когда Тарталья, поддавшись игре Альбериха, одной рукой тянет его на себя за цепочку, вызывая довольный стон синеволосого, а другой начинает смачно долбить ее двумя пальцами, задевая ладонью крайне чувствительный клитор. Люмин заходится дикими стонами, собственное тело уже не слушается, Кэйа напротив ее лица обхватывает член свободной ладонью и, не прекращая целовать мужчину над ней, быстро водит по нему вверх-вниз. Перед глазами снова все мутнеет, она кричит, в ушах закладывает уже не от стонов, а от вновь выстрелившего оргазма — Чайлд продолжает вбиваться в нее пальцами, и Люмин, сверхчувствительная, едва подается назад, высвобождаясь. Пытаясь вернуть контроль над телом, переворачивается на живот, ее ноги безвольно бьются о стойку, она трясет ими, сбрасывая туфли, и, готовая завершить начатое, сама тянет руку к члену все еще не пришедшего к разрядке Кэйе, перехватывает его ладонь, останавливая, и, ухватившись, сама вбирает его до конца. Альберих разрывает поцелуй, Люмин даже не чувствует, как с его подбородка капает слюна, теряясь в ее собственном поту, и смотрит на нее приятно удивленно, когда она, вновь полностью заглотив, выпускает член изо рта, размазывает ладонью слюну, приникает губами к уздечке, обсасывает головку, а потом снова заглатывает. — Золотко, нет, я… — она не дает ему возразить, делая пару последний толчков, не смыкает глаз, прекрасно видит, как напрягается живот Кэйи, а после в стенки ее горла бьется леденящая струя спермы. Кэйа хрипло стонет, уперевшись ладонью возле ее лица, бессознательно толкаясь пару раз, не давая ей потерять не капли, и уже спустя пару секунд отстраняется. У Люмин даже не хватает сил как следует сглотнуть, по ее губам течет вниз, она даже не морщится от терпкого солоноватого привкуса, а ее щеки немеют, как от анестезии у зубного. Вот тебе и снежная королева. Она роняет лоб на стойку, пытаясь отдышаться, но ей снова не дают отлежаться — Кэйа, удивительно быстро отошедший, подхватывает ее подмышками и ловко усаживает на столешницу — они становятся одного роста, и он сначала ласково целует ее в щеку, потом в подбородок, слизывая остатки самого себя, а потом, словно в благодарность, приникает холодными губами к ее горячим. — Bon appétit, chérie, — хрипло шепчет в поцелуй, и Люмин, обняв его дрожащими ногами за поясницу, обхватывает двумя руками за рога и прижимает к себе ближе, влажно целуя. Спустя пару секунд отрывается, стараясь не утонуть в синих проникновенных глазах, и оборачивается. — Иди сюда. — Ну уж нет, — смешливо протестует уже абсолютно голый Чайлд, все еще пытаясь отойти от того, что пять минут назад сделал с ним Кэйа. — Ну же, — она хватает его за руку и тащит к стойке — мужчина деланно сопротивляется, но она тут же прерывает все не вырвавшиеся из его груди возмущения, мягко целуя. Чайлд тут же отвечает, даже не возмущается, когда девушка отдает ему часть другого мужчины, и Люмин, все еще крепко прижимаясь к холодному торсу Кэйи, одной рукой придерживая его за рог, другой обхватывает рог Тартальи — и это точно самый лучший сон в ее жизни. Она отстраняется, с блаженной улыбкой рассматривая веснушчатое лицо напротив, его красноватые губы, потом переводит взгляд на смуглое, его чуть заляпанный подбородок — она вряд ли сейчас выглядит лучше, снова возвращается к Чайлду — и ей совсем не хочется просыпаться. — Ну-ка, — Кэйа внезапно наклоняется, стаскивая с себя, видимо, уже успевшие ему осточертеть штаны, а после мягко подхватывает ее под бедра. Она тихо ойкает. — Ляг снизу, — кивает Тарталье, крепко прижимая ее к своей груди и таща на руках к яркому дивану, на спинке которого все еще валялась ее красная куртка. Вместе с юбкой. — Мы сделаем это? — двусмысленно дергает бровью Тарталья, на согнутых руках отползая к дальнему подлокотнику. — Трусишь? — Я? Да ни в жизнь, — Кэйа вдруг по-доброму приглушенно смеется, и Люмин блаженно приникает к его прохладному плечу — из-за ее собственного жара этот холод кажется настоящей наградой. — Если леди не возражает. — Леди не возражает, — отвечает вместо нее Кэйа, и Люмин вяло приподнимает голову, пока он все еще держит ее в своих сильных объятиях. — Леди ведь не возражает? — рассматривает ее и отводит пшеничную челку, вновь прилипшую к ее лбу. — А? — она догадывается о том, что именно они хотят сделать, но внезапно и вправду не возражает — сейчас она была готова пойти за этими двумя хоть на край света. — Я никогда в тебе не сомневался, маленькая извращенка, — Кэйа аккуратно отпускает ее на Тарталью, напоследок мягко уколов хвостом бедро. Чайлд чуть разводит колени, давая ей удобнее уместиться на широкой груди — Люмин пока старается не касаться его эрекции — извечное правило — не буди черта, и он не причинит тебе вреда. Но Тарталья и сам не спешит, ждет, пока Кэйа устроится на коленках меж ее раздвинутых ног. И мужчина, усевшись, вдруг подхватывает ее под коленку. — Жарко? — она выпрямляет левую ногу, и он проводит указательным пальцем по ее икре, царапая спущенный до колена чулок. Приникает к нему губами и кусает сквозь тонкую ткань — она не рвется, и он прикусывает сильнее — Люмин ойкает, когда по чулку пускается тонкая черная стрелка. Кэйа отнимает губы, укладывая ее ногу на своем плече, пока руки Тартальи мягко обвиваются вокруг ее груди. — Снять? — она не понимает, зачем он спрашивает, если все равно все сделает по-своему. Люмин мягко кивает, и Кэйа, скользнув языком в маленькую дырочку, тянет ткань чулка на себя — прокол становится шире, а после и вовсе разъезжается. — Теперь ты должен мне новые чулки, — игриво толкает его пяткой в плечо Люмин. — Хоть десять. Обхватывает пальцами дыру с двух сторон и окончательно разрывает чулок — ему даже стараться особо не приходится, ткань, хоть и собранная, поддается легко — и вот уже одна ее нога находится на свободе. Люмин покорно ожидает, пока со второй он сделает то же самое, но Тарталья хватает ее за шею, оттягивает чуть назад и ловит ее губы. Она тут же втягивается в ленивый поцелуй, чуть прикрыв глаза, все еще продолжая наблюдать за махинациями Кэйи. Синеволосый бережно спускает ее левую ногу с плеча, берет правую и подносит ее пальцы, окутанные черной тонкой тканью, к губам. Она замирает, когда он показушно обхватывает большой, прикусывает на нем ноготь, Люмин застывает с приоткрытыми губами, и Кэйа, прихватив ткань зубами, тянет на себя. — Помоги мне, золотко, — приказывает с зажатым меж зубов чулком, Люмин сгибает ногу в колене, и ткань мягко соскальзывает с ее ноги. — Теперь я должен тебе девять? — отбрасывает его назад, и Люмин игриво смеется. — Это немного не так работает, чувак, — Тарталья прикусывает ее шею, и Кэйа резко ныряет вперед, прислоняясь носом к другой стороне ее шеи. Она стонет. Боже, как же жарко. И холодно. И жарко. И тяжело. И приятно. Тарталья выцеловывает ее горячо, порывисто, прикусывая, — поцелуи Кэйи более размеренные и глубокие, он то и дело замирает, всасывая кожу — и будь он той самой Эльзой из «Холодного сердца», она бы уже вся покрылась инеем. Чайлд мягко хлопает по ее груди, тут же сжимает — Кэйа ведет ладонями по талии, крепко стискивая и не желая отдавать, и она тонет в этом контрастном мареве между двух тел. Тарталья шумно выдыхает возле уха, ведет ладонью по ее животу, с трудом протискивая руку под торсом Кэйи, тот чуть приподнимается на локтях, позволяя медноволосому в которой раз коснуться ее сокровенной точки. Люмин запрокидывает голову на его плечо, когда он начинает вращаться вокруг нее средним пальцем — тяжесть Кэйи сверху исчезает, напоследок задиристо царапнув цепочкой по ее груди, и мужчина замирает между ее ног. И между ног Тартальи. У которого уже крепко стоит. — Меня это… немного напрягает… — видимо, вспомнив прошлый опыт, Чайлд тяжело дышит, не сводя подозрительного взгляда с Кэйи. Люмин замирает, когда Тарталья добавляет указательный палец к среднему и разводит их в стороны, раскрывая ее. Кэйа пятерней зачесывает челку назад и приникает к ней губами, удерживая ее за бедро. Его хвост обматывает ее икру, крепко прижимая к дивану. Она стонет, когда он делает пару протяжных глубоких мазков, после уткнувшись острием языка прямо под клитором, меж складок, снова лизнул, толкнулся пару раз и закружил вокруг входа. По телу пробегает дрожь, когда грудь Тартальи под ее спиной резко напрягается — она размыкает глаза, но тут же расслабленно улыбается, когда понимает, в чем дело. — Чувак, нет, ох, блять, нет, — протестует так, словно сам не хочет, чтобы это заканчивалось — Кэйа свободной ладонью обхватывает его член пальцами, продолжая выцеловывать Люмин, надавливает большим на уздечку — Тарталья больно кусает ее за плечо — а после ведет по головке, размазывая выступившие капли смазки по и без того влажному члену. — Тебе же нравится, — приглушенно шепчет Кэйа, не отрываясь от ее промежности, и она согласно стонет. — Я знаю, золотко, знаю, — снова довольный шепот, а следом и глухой стон Тартальи под ней. — Только не бер… — его грудь резко приподнимается — Люмин остается без внимания, и Кэйа переключает свой рот на Тарталью. — В рот, блять!.. У-ух, су-у-ука, — Кэйа издевательски посмеивается, довольно облизнув головку — девушка приподнимается и видит, как он, не отрывая от нее взгляда, показушно проходится длинным языком по всей длине. Чайлд под ней дрожит, его правая нога резко сгибается в колене, и Кэйа, резко вобрав в рот, перехватывает его ногу и насаживается ртом наполовину. — Блять, ты пиздецки холодный! — Напоминает о доме? — ехидно комментирует Кэйа, вытащив член изо рта, потом снова толкается, направляя головку за щеку — а Люмин думает, что в этом шоу изначально было место только для одной богини минета. И это точно не она. — Прости, золотко, — он вновь ловит ее с поволокой взгляд, и сразу же вводит в нее два пальца, периодически сгибая, — дыхание Тартальи постепенно выравнивается, когда Кэйа оставляет его достоинство во всех смыслах в покое, и возвращает ладонь к ее клитору, потирая. Она резко прогибается в спине, когда движения пальцев Кэйи внутри становятся невыносимо быстрыми, и тут же разочарованно стонет — он вынимает пальцы, выпрямляется, смотрит на нее пристально — с его пальцев течет ее смазка, и Кэйа театрально облизывает сначала один, потом другой. Люмин внезапно вспоминает его сообщение, написанное там, в реальном мире, и ее фантазия переносит ее туда, в их временное убежище, на тот самый красный с клетчатыми подушками диван, она помнит эту гребаную плошку с цветными хлопьями, и, господи, она либо окончательно сошла с ума, либо его склеры действительно на миг становятся белыми. Глаза Кэйи блестят от самодовольства, словно он и впрямь долбанный телепат. Мужчина все еще держит пальцы во рту, и Люмин вдруг отворачивается — воспринимать такого Кэйю, с хвостом и рогами, она могла, но принимать того настоящего, из ее реальности было выше ее сил. Она рефлекторно сводит колени, случайно саданув ими по бедрам Кэйи, когда в низу живота начинает покалывать, и Альберих, обхватив ее большим и указательным за щеки, сдавливает и резко поворачивает на себя — все еще возвышаясь, смотрит ей в глаза пристально, а после, склонившись, страстно целует. — Не смей от меня отворачиваться, — она слышит в этом хриплом голосе явное предупреждение. — Ой-ей, какие мы собственники, — давит смешок Тарталья сзади, Люмин тонет в очередном дежавю, а губы Кэйи уже смещаются ей на шею, ведут дорожку по вздымающейся груди, по впалому животу — он поочередно целует острые тазобедренные косточки, прикусывает гладкую кожу на лобке и замирает между ног. Тарталья мягко кусает ее за мочку уха, оттягивая, а после вновь раздвигает ее двумя пальцами, и она чувствует, как по ее промежности начинает стекать уже знакомая освежающая субстанция — приподнимает голову, чтобы разглядеть пузырек, но тут же вздрагивает, когда Кэйа вновь слишком жадно приникает к ее промежности, словно потеряв голову, двумя смазанными пальцами медленно толкаясь меж ягодиц. Она это предрекала. Она знала, что этим все кончится. И, черт возьми, она лишь надеялась, что ее не разорвут на две части. — Боишься? — в который раз спрашивают ее за день, и она вяло качает головой на вопрос Чайлда. — Умница, — в который раз прикусывает ее ухо, и Люмин уже совсем теряется в этих бесконечных поцелуях. Она зажмуривается от вновь пронесшегося по телу удовольствия, Тарталья мягко обхватывает ее за шею и нежно целует в плечо, дернув бедрами. — Черт, — Люмин рвано выдыхает — два пальца уже ощущаются по-другому, но хвоста Кэйи все еще было достаточно, чтобы растянуть ее как следует — сможет ли она вместить в себя уже что-то крупнее, уже другой вопрос. Кэйа мягко водит пальцами вперед-назад, чуть размыкает и смыкает, и Люмин шикает, когда он внезапно подключает третий. — Стой, Кэйа, больно… — Т-ш-ш, — Тарталья успокаивающе целует ее в плечо. Она бегло кивает, Кэйа сосредоточенно продолжает ее растягивать, не говоря ни слова, и Люмин уже начинает скучать по его извечной болтовне — с ней она хотя бы чувствует себя не так напряженно. Девушка вздрагивает и хлопает ртом, когда три пальца резко входят почти до конца — мужчина тут же крутит ладонью, после выскальзывает и заполняет вновь. Она слышит довольную усмешку и облегченно выдыхает, когда пальцы наконец оставляют ее в покое, но тут же замирает, когда чувствует нечто бо́льшее возле входа. — Помнишь правила? — вовремя уточняет Чайлд, примеряясь, пока Кэйа удерживает ее за бедра. Люмин кивает. — Прекрасная ученица, — она чувствует сначала головку, тихо стонет, пока он пытается протолкнуться дальше, ее колени дергаются, но Кэйа своей рукой и хвостом держит крепко. — Расслабься, принцесса, — шипит ей в ухо Тарталья, сдерживаясь — она мотает головой. — Расслабься, — шепчет в ухо чуть ли не по слогам, проникая глубже. Люмин пытается переключиться на что-то, чтобы не чувствовать это неприятное покалывание меж бедер, и тут над ней снова возвышается Кэйа, приникая к ее губам с поцелуем. Она протестующе стонет, Кэйа наваливается сверху, придавливая их двоих к дивану, и Люмин понимает, что это нисколечко не помогает процессу, как и Чайлд, выдохнувший пару проклятий, и Кэйа тут же мажет губами по ее шее, спускаясь к покатому плечу, а следом она чувствует, как один палец сначала мажет по клитору, а потом два проникают внутрь. Кэйа сразу переходит на рваный темп, бешено колотя ее пальцами, кусает в шею, потом обхватывает губами сосок, и ей этого хватает, чтобы Тарталья полностью вошел. Кэйа ловит ее визгливые стоны губами, проворно сцеловывает слезы и тут же выпрямляется, вытаскивая пальцы, и с хриплым стоном заменяет их членом. — Черт, черт, черт! — Люмин яростно стучит ладонью по спинке дивана, крепко зажмурившись, — чувствовать их там двоих сразу было невыносимо тесно. В легких не оставалось воздуха, она не могла двинуться, тело застыло в одном положении. Но тут Альберих делает резкий рваный толчок, пока Чайлд все еще удерживает ее за бедра, не двигаясь. Люмин охает, когда Кэйа хватает ее за икру, освободив от хвоста, и поднимает, меняя угол — член Тартальи чуть выскальзывает, и мужчина толкается бедрами, чтобы вернуться в прежнее положение, Кэйа вдалбливается еще раз, и еще раз, медленно, но грубо и размашисто, со смачными шлепками. Она поднимает на него глаза, и он, не отрываясь от ее лица, подтягивает ее ногу к себе и резко прикусывает за икру. У нее закатываются глаза, тело бьет мелкая дрожь, как от разряда дефибриллятором, когда Чайлд начинает медленно двигаться туда-обратно, не выходя полностью и подстраиваясь под ритм Альбериха. Тот снова прижимает ее левую ногу чуть ли не рядом с ее грудью, она благодарит себя за растяжку и отсутствие порванных связок — Кэйа наваливается сверху и резко помахивает бедрами, срываясь на животный темп. — Нравится, да? — он сжимает ее шею, Тарталья хлопает ее по трясущейся груди. — Нравится, когда тебя трахают так? Нравится, когда тебя трахаю я? — снова не дает ей ответить, словно боится услышать ответ, захватывает ее губы в бешеном поцелуе — ее все трясет от хаотично быстрых движений. Кэйа вновь выпрямляется, чуть приподнимает ее бедра — она теперь совсем не чувствует Чайлда, но слышит его сдавленные стоны под ухом, он до боли обхватывает ее грудь с двух сторон и резко сдавливает, пока Кэйа быстро трет клитор. Уже хер знает какой по счету оргазм сносит ее лавиной, уши закладывает по новой, она не чувствует ни пальцев, ни саму себя — Кэйа хватает ее за талию, приближает резко к себе, она теряется, когда он бегло целует ее в лоб и тут же переворачивает, приподнимая за бедра. Люмин оказывается прижатая грудью к Чайлду, тот сразу же притягивает ее к лицу за волосы на затылке, захватывает ее губы в поцелуй, и резко входит в нее, заменяя Кэйю. Кэйа, обхватив ее бедра двумя ладонями, раздвигает ягодицы, сплевывает, пуская тонкую струйку слюны — та стекает вниз, мешаясь с ее выделениями, — и резко насаживает на себя. Люмин скулит Чайлду в губы и, не успев отойти от прежней, она сотрясается от новой волны — сейчас ее уже не любят, ее, как сказал Кэйа, трахают, и она уже окончательно перестает соображать, кто она и где находится. Она чувствует лишь крепкую хватку сильных пальцев на бедрах, после которых определенно останутся синяки, чувствует, как Чайлд сдавливает ее волосы, оттягивая, не прекращая долбить ее снизу — с ее губ неосознанно слетает его имя, заглушаемое стонами из-за быстрых толчков, но Тарталья слышит и с самодовольной улыбкой притягивает ее к себе, снова целуя. И сквозь цепочку неразрывных ощущений до нее доносится знакомо незнакомое «Аякс». — Аякс… — блаженно выдыхает она, и Тарталья с громким стоном откидывается на подлокотник, она чувствует, как он бьется у нее внутри, заполняя по новой. Кэйа тянет ее за шею на себя, душа́ и прижимая к груди, — Тарталья выскальзывает, пачкая поверхность дивана, и Альберих, резко дернув ее на себя, вбивается в нее резкими толчками. Другой рукой спускается к лобку, щиплет двумя пальцами клитор, Люмин вскрикивает — он поочередно шлепает ее по подпрыгивающей груди, а после, подхватив за талию, убирает руку с шеи и подносит пальцы ко рту. — Открой рот, — его дыхание сбитое, но он продолжает диктовать условия, и она невольно подчиняется. Кэйа тут же вводит ей в рот два пальца, мажет по щекам, выходит, повторяя движение члена внизу, и вновь делает резкий толчок. — Когда проснешься, — не прекращая быстро вдалбливаться, между рваными вздохами сбивчиво шепчет он, — ты хочешь забыть? — она ответно стонет, кажется, где-то там теряется и его имя, слюна стекает по нижней губе к подбородку, но Кэйа не убирает пальцы. — Ты хочешь забыть, что мы с тобой сделали? — его толчки становятся грубее, жестче, размашистее — ее всю трясет, но он продолжает говорить. — Хочешь, Люмин? — он звал ее по имени, только если случалось что-то серьезное. Она отрицательно мотает головой — влажные пряди прилипают к мокрому лбу. Кэйа делает пару мощных толчков, и следом она чувствует, как внутри все вновь сводит от холода. Пара ледяных капель падает ей на нос, она смотрит наверх — с волос Кэйи беспорядочно стекает, он глядит на нее пристально, придерживая ладонью под грудью, а после, склонившись к ее лбу, мягко целует и шепчет: — Il est temps de se réveiller, ma chère, — и она, завалившись на его плечо назад, отключается.***
Ее обливают ледяной водой. — Ты жестокий, — звучит чей-то отдаленно знакомый голос. — Это были мои любимые цветы. — Они завяли. Люмин закашливается, вытирая влагу с лица, открывает глаза — пара оранжевых лампочек неприятно режут, она зажмуривается и пару раз моргает, поднеся ко лбу сложенную козырьком ладонь. — Очнулась? — она лежит на злосчастном диване, на котором ее буквально минуту назад жестко взяли два привлекательных мужчины с рогами. Мужчины. С рогами. И один с хвостом. Нет, конечно, она подозревала, что это всего лишь какой-то наркотический кумар, но задница почему-то болела как после самого жесткого анального секса. Да, ее наконец отымели в задницу. И не один раз. Девушка резко подскакивает, морщась от пульсации в висках. — Эй, я с тобой разговариваю, — Люмин с трудом разлепляет веки и видит перед собой сначала черные джинсы, потом пряжку кожаного ремня, руки в черных перчатках и мотоциклетную куртку, застегнутую до самого горла. Так вот про какую Эльзу он говорил. — Ты не мог бы поаккуратнее? — недовольно бурчит Люмин, расчесывая мокрые волосы пальцами. Меж прядей застревает увядший лепесток, и она брезгливо отбрасывает его в сторону. — У меня было всего три выбора, — прохладно отвечает Дайнслейф, перекатывая свою любимую иглу во рту. Подмышкой у него был зажат шлем. — Ударить, облить, поцеловать. — Почему не последнее? — она встает с дивана и тут же валится на колени. — Черт… — прикусывает губу, решая, что теперь вряд ли это слово обретет для нее прежний смысл. Дайн удрученно вздыхает и подходит к ней. — Возьми, — протягивает шлем, не обращая внимания на ее сдавленный скулеж. — Я немного занята, не видишь? — выдавливает сквозь сжатые зубы, медленно возвращая себе способность нормально дышать. Дайнслейф наклоняется, одной рукой проскальзывая у нее под коленками, обтянутыми черными чулками, и другой поддерживая за талию — Люмин чуть ли не подпрыгивает от удивления, с его ростом она могла бы вполне сорвать какой-нибудь сувенир себе с потолка. — Ох, как романтично, — она уже успела позабыть про эту недофранцуженку. — Bon voyage! — Тао машет ей невесть откуда взявшимся платочком из-за стойки, на которой ее… блять. Глаза чудачки в шляпе горят каким-то потусторонним красноватым огоньком, и Люмин всю передергивает, когда хозяйка давит довольную всезнающую усмешку. Она все знает?.. — Где Розария? — пытаясь отвлечься, уточняет Люмин у своего разговорчивого собеседника, надеясь, что ее подруга тоже словила кайф от путешествия в добрые героиновые дали (правда, она так же надеялась, что не в компании клонов ее двух названных кавалеров). Дайнслейф локтем открывает дверь, и Люмин тут же расслабляется, уже привыкнув к темноте. Дует ветер, и она ведет плечами, придерживая края короткой куртки. — Здесь, — Розария стояла на улице, опершись рукой на перила, курила и как обычно ругалась с… Чайлдом. — Ты сказала, что все будет под контролем, — Тарталья, в дутой красной куртке, недовольно раскачивался на пятках, заложив руки в карманы. — Не ты ли, ведьма, на весь дом верещала, что уж тебя-то точно никто не поймает? — в конце он повышает голос, и его собеседница словно виновато опускает голову, отворачиваясь. Виновато мог кто угодно, но не Розария. — Я, блять, знала, что до такого дойдет? — Розария, сбив пепел, выглядит чересчур задумчивой и подавленной, и Тарталья, видимо, считывает это как реакцию на то, что он случайно сорвался. — Блин, Ро, я не хотел… — он тут же тушуется, но Дайнслейф, ловко спустившись по ступенькам, его перебивает. — Где второй? — Тарталья оборачивается, и Люмин смущенно ему улыбается. — Лодыжка, — она тычет пальцем на свою босую больную ногу — ее туфли по-прежнему валялись в коморке этой шляпницы. — Чайлд, ты не мог бы принести мои туфли?.. — мужчина бегло исследует ее лицо на повреждения, пару раз замирает на покрасневших щеках и алых губах, но взгляд Люмин откровенно невинный-невинный, и он просто кивает. — И мой шлем, — добавляет Дайн, крепче перехватывая тело Люмин. — Да, конечно, может, еще закуску и напитки? — Было бы неплохо, — язвит Розария, пустым взглядом глядя куда-то перед собой. Ей тоже что-то привиделось? Или Дайнслейф облил ее раньше, и бедная Роуз не успела как следует насладиться плотскими утехами? Тарталья беззлобно показывает ей средний палец, нежно треплет Люмин по волосам, проходя мимо, и тычет большим пальцем себе за спину. — Ушел в магаз. Она скорее чувствует, чем слышит проклятия, поднимаемые из груди Дайнслейфа, когда Чайлд скрывается за дверью лачуги этой странноватой дамочки. — Ты как? — спрашивает Люмин у идущей рядом сгорбившейся Роуз, пока Дайн терпеливо несет ее к машине на руках. И ей даже не стыдно. — Нормально, — Розария снова прикуривается, периодически оглядываясь. — Не понравилось? — вдруг с легкой усмешкой комментирует Дайн, и Люмин готова свалиться на землю тут же — Дайнслейф, что, пошутил? Женщина резко тормозит на пятках кроссовок, закашлявшись. — Ты все знаешь? — Естественно, — он даже не останавливается. — Хотя эта штука и спасла меня от ваших влажных фантазий, но не услышать «да, святой отец, я согрешила» и «о, боже, Барбатос» я не мог, — он сказал «ваших». — Ты должна оплатить мне похороны. Розария что-то бурчит себе под нос, пока Люмин испытующе пялится на Дайна снизу-вверх. — Дайн… — не выдержав, тихо уточняет она, пока они все еще не подошли к машине. — А ты… — Нет. — Точно? Он просто кивает, но Люмин видит, как блондин ведет челюстью, а его взгляд резко становится слишком незаинтересованным. Она резко хватает его за плечо, сжимая ткань куртки. — Скажешь им хоть слово — убью. — И не собирался, — из него был никудышный лжец. Когда они подходят к их потрепанному минивэну, она слышит хлопок дверей багажника сзади, а после на сцене появляется тот, кто точно мог раскусить ее за две секунды. За одну. — Salut, madame, — салютует ей сигаретой Кэйа, говоря с уже заметным акцентом. Хоть какие-то отличия. — Пришлось тащиться за хлопьями вместо тебя, — обиженно дует губы, затягиваясь. Потом кидает сигарету в сторону и подходит к ним — Дайнслейф тут же чуть ли не сбрасывает ее на руки к Кэйе, тот сразу же ее крепко перехватывает, и она чувствует знакомый запах вишни. — Ты не сдержала обещание, — склонившись к ее уху и чуть коснувшись губами, томно шепчет он. — Как насчет завтрака, chérie? И на секунду ей мерещится, как его глаза вновь стали черными.