Ограбление века

      Эдвард сразу приметил его в зале.       Среди огромной толпы разодетых, словно павлины, гостей, юный наследник семейства Боннетов выделялся, словно маленький ангел.       Весь разодетый в дорогущий белый шёлк, с неуместными на рукавах бантами и лентами. В обтягивающих белых штанах с идеально выглаженными стрелками. Его длинный то ли пиджак, то ли фрак развевался словно белый флаг, пока румяный от алкоголя Боннет плавно передвигался от одного гостя к другому.       Он умело проталкивался сквозь толпу, никого не задевая с грациозной ловкостью, периодически меняя пустой бокал с шампанским на полный.       Стид Боннет, чьё имя и статус Эдварду удалось услышать из уст одного из гостей, умудрился уделить капельку своего чрезмерно важного внимания каждому.       А до Тича так и не добрался.       То ли дело в том, что Тич постоянно менял место положения, стараясь не попасться в поле зрения этого белого беснующегося чуда, чтобы иметь большую возможность наблюдать за ним из тени.       То ли Эдвард Тич был не настолько важным гостем, чтобы сам Стид Боннет, завоевавший внимание гостей с самого начала вечера, завел с ним диалог о том, какие ткани нынче в моде и как прелестна и хороша погода на улице.       В любом случае рассуждать об этом ему не хватило времени, потому как Боннет успел устать от постоянного шныряния по залу и встал на противоположном конце, давая возможность рассмотреть себя с другого ракурса.       Хотя Эдварду казалось, он и так затёр это юное дарование небес до дыр на дорогущей одежде.       Дом, в котором проходил этот благотворительный вечер, отличался особым влиянием во всём элитном обществе большим количеством нескончаемых денег, а также самыми крупными пожертвованиями во всевозможные организации.       Эдварду пришлось подмазать саму Испанку Джеки, чтобы выбить себе приглашение на банкет в честь дня рождения старшего из владельцев. Джеки спросила с него уйму денег и потребовала Израэля себе в помощники на целый месяц, но Тичу всё же досталось заветное приглашение.       Он в жизни не бывал на подобных торжествах. С детства мать лишь рассказывала ему о том, какие вечера проводят богатые люди в своих роскошных домах. Она работала уборщицей как раз в одном из таких, и с детства Эдвард не испытывал к высшему свету ничего, кроме ярого презрения.       Но не теперь, когда он стоял во главе целого района, когда жалкие остатки мафиозных семей, которых он с достоинством пощадил, преклонялись перед ним, боясь одного лишь его имени.       Он пообещал принести с этого приёма что-нибудь ценное, и натренированный взор высматривал каждую мелочь весь вечер.       А потом он наткнулся на это чудо, внезапно вылезшее, словно чёрт из табакерки, и напрочь забыл о том, зачем пришёл, всё оставшееся время наблюдая лишь за ненавистным, как и все остальные аристократы, Боннетом.       Узнать, что именно он делает на вечере, Эдварду так и не удалось, даже вслушиваясь в чужие разговоры. Но высокое происхождение этого человека не могло не бросаться в глаза.       — Здесь невероятно скучно.       Голос раздался у самого уха, и Эдвард очнулся от размышлений. И тут же отстранился, делая шаг назад.       Юный Боннет стоял перед ним во всей красе, сверкая неуместной на торжестве белизной и довольной улыбкой.       Эдвард растерялся. Когда этот чёрт умудрился к нему подобраться, он ведь следил за ним весь вечер?       — Шампанского?       Эдвард не успел ответить, Боннет уже забирал у официанта бокал и протягивал ему.       Он и не заметил, как Боннет положил свою ладонь поверх его и сжал на ней пальцы, заставляя принять бокал.       — Кожаные перчатки, какая дикость, — Стид Боннет покачал головой и улыбнулся. — Не хватает только трости и перстней с камнями.       Эдвард фыркнул.       Он не ради красивого вида их надевал, а чтобы не оставлять отпечатки пальцев.       Боннету, конечно, этого знать не нужно.       — Знаешь, кожа сейчас вообще не в моде, — заметил Стид, откровенно его разглядывая, — но штаны потрясающие. Хотя шнуровка совсем не подходит к событию.       Эдвард демонстративно его осмотрел. Медленно, смакуя каждый участок. Так, чтобы паренёк понял, что ему в первую очередь стоит посмотреть на себя.       Вблизи заметно, что блондин он натуральный. А вот кудри, хоть и золотые, нет. Явно ставил на лак.       И глаза.       Цвета моря во время шторма. Такие же тёмные. Эдвард любил море.       — Ну так просвети, как сейчас модно.       Он вообще-то пошутил. Подумал, что Боннет на такое высказывание обидится и уйдёт, оставив его одного, наконец, заниматься делом — искать, что бы унести отсюда так, чтобы потом сказать, что приходил он сюда не затем, чтобы посмотреть, как красиво живут люди, а по делу — потрепать богатенького болвана.       Только глаза Боннета вдруг загорелись восторгом, и он… действительно начал разъяснять ему теорию моды.       Эдвард сперва застыл. Затем не понял. А потом вдруг… заслушался.       Юный Боннет говорил с таким невероятным энтузиазмом, что невольно заражал им, заставляя вслушиваться в каждое слово.       Эдвард не заметил, как пригубил шампанское, хотя весь вечер отказывался от него, потому что на работе очень важно оставаться трезвым, чтобы потом иметь возможность вовремя сбежать.       А теперь он выпивал уже второй бокал, наблюдая за тем, как хлопают светлые ресницы и двигаются пухлые губы.       Для него это не много. Но сам факт того, как быстро он потерял бдительность рядом с этим человеком, вводил в ступор.       Да и говорил Боннет, можно признаться, интересно. Эдвард всегда был падок на мягкие дорогие ткани.       — Кстати да, вот эта картина написана очень известным итальянским художником, — Боннет резко переключился на другую тему. Он взял Тича под руку так естественно, словно делал это по меньшей мере пять раз в день. Он увёл его в сторону, не дав столкнуться с какой-то женщиной в меховой лисьей накидке. А потом снова дёрнул его за локоть, меняя направление.       И всё это выходило у него так естественно, так плавно и мягко, что Эдвард успевал только удивляться тому, как быстро и ловко Боннету удаётся так им управлять.       — Так вот, если приглядеться, в правом углу над этой самой картиной можно увидеть скрытую камеру, — продолжил Стид так спокойно, словно вёл экскурсию. Он встал так, чтобы Эдвард видел и его, и злополучную картину. А потом на секунду стрельнул взглядом в сторону, продолжая белоснежно улыбаться, — камера специально установлена так, что неискушённому наблюдателю её не увидеть. И берёт самый максимальный радиус так, что всё происходящее в зале не укрывается от неё.       Эдвард моментально напрягся. Но всем видом постарался не показать этого. Только сжал пальцами бокал сильнее.       — Что ты хочешь этим сказать?       Несмотря на шампанское, вышло отстранённо. Эдвард даже сам себя похвалил.       — Что любое твоё действие записывается, и даже если тебе удастся уйти отсюда незамеченным, в последствии благодаря камерам у обвинения будут прямые доказательства.       Эдвард нахмурился. Ему казалось, он запомнил все местонахождения камер. Не удивительно. Богачи всегда умудрялись выпендриться.       — К слову, — Боннет, словно ничего не произошло, снова взял его под локоть и развернулся, — обрати внимание, альпиния: цветёт исключительно на Карибах. Аромат просто невероятный. А рядом Пит. Самый агрессивный, но при этом смышлёный охранник в этом месте. Он единственный, кто наблюдает за тобой весь вечер, потому что только он настолько долбанутый.       Боннет отпустил его, куда-то отставил свой бокал и развёл руками.       — Я это к тому, что ему иногда даже повод не нужен.       Эдварду вдруг показалось, что его поймали в ловушку.       — И ради чего ты мне всё это говоришь?       Глаза Боннета лукаво блеснули, и он приблизился к Тичу. Он даже уловил аромат парфюма. Потрясающий. Наверняка дорогой.       — Что проникать в столь опасное и тщательно охраняемое место довольно рискованно, но чертовски смело, — Боннет наклонился и зашептал ему на ухо. Пальцы снова легли на локоть, в этот раз сжимая совершенно иначе.       Эдвард медленно повернул к нему голову, сталкиваясь едва ли не нос к носу. — И за каким же сокровищем ты сюда пришёл? — его голос стал ниже, и Эдвард заинтересовано опустил взгляд. Нет, он подозревал, что богатые люди легкодоступные, но чтобы настолько…       — Ты принял меня за другого, — Эдвард сдержанно улыбнулся и отстранил Боннета от себя.       Тот разочарованно закусил нижнюю губу.       Вышло непроизвольно. Но до жути сексуально.       Только единственное, что теперь волновало Эдварда, побыстрее свалить из этого места, пока его в самом деле не обвинили в том, что он только хотел совершить, но ещё не успел.       — Неужели? — в глазах мелькнул дьявольский огонёк. — Значит, мне показалось, что ты весь вечер взгляда от меня не отрывал?       Эдвард замер так, словно его застали врасплох. Он внимательно посмотрел на эти задорные, немного пьяные глаза, торчащие в стороны кудри.       И подумал — раз он уже попал…       Боннет довольно застонал, как только Эдвард рывком прижал его к стене.       Он толком не помнил, как они поднялись на второй этаж, и Стид, воровато оглядевшись, пинком открыл дверь и втолкнул его в тёмную комнату. То ли спальня, то ли рабочий кабинет, Эдвард так и не понял, поэтому юный Боннет оказался прижат именно к стене.       В глазах заплясали черти, и как раз это Тич даже в темноте смог разглядеть. Свет луны из окна падал слишком удачно.       Плевать, сколько вечеров в месяц этот обольститель вот так набрасывается на гостей. Если это такие капризы богатых, тоже плевать.       Стид слишком красивый, чтобы не воспользоваться этим, когда тот хочет этого сам.       Он удивленно охнул, когда Тич, прижав его к стене всем телом, потянул вниз шёлковый воротник и припал к шее. Тело под ним вздрогнуло, задрожало, и Эдвард самодовольно улыбнулся.       Чувствительный.       Боннет на каждое прикосновение реагировал так остро, что Эдварду не потребовалось много времени, чтобы возбудиться. Высокие сладкие стоны и нескончаемая возня под его руками слишком быстро сделали своё дело.       — Привык всё делать побыстрее, пока никто из гостей случайно не заглянул в комнату?       Боннет смущённо улыбнулся, подавшись ему навстречу. Он так доверчиво откинул голову, что у Эдварда потемнело в глазах.       — Да, вообще-то, — Стид усмехнулся, — как-то в такой обстановке обычно не до прелюдий.       — У меня не было времени сводить тебя на свидание и узнать поближе, — заметил Эдвард, отстранившись.       Он внимательно рассмотрел Стида. Волосы растрепались, глаза предвкушённо горели. Пиджак сполз до локтей, воротник смялся, обнажив истерзанную покрасневшую шею.       — Ты очень красивый, — сказал Эдвард, снимая с себя пиджак. Кинул его на пол. Да, кожа мнётся, но какое ему до этого дело?       Правда, он сам смотается отсюда, как только закончит, а юному дарованию ещё возвращаться обратно. Поэтому Эдвард решил, что сильно мять его одежду не будет.       Какой бы ни была его репутация за этими стенами, неожиданно разрушать её Тич не собирался.       Стид очаровательно покраснел от его слов. Что, неужели никто до этого такого не говорил? Быть не может.       — Побыстрее не выйдет, птенчик, — размеренно проговорил Эдвард, нарочито медленно расстёгивая пуговицы на белоснежной рубашке. Натолкнулся на жилет, перебрался на него.       Боннет закусил губу, явно не ожидавший, что с ним будут долго церемониться, но не пытающийся торопить или сопротивляться.       Он внимательно следил за тем, как чужие пальцы ловко расстёгивают одну пуговицу за другой, высвобождая из петель. Кожа обнажалась мучительно медленно, и взгляд Тича всё более жадно улавливал то, что юный Боннет скрывал под одеждой.       Такой бледный. Но нежный даже на вид. Прикасаться не нужно, чтобы почувствовать.       Наконец, Стид чувственно выдохнул, когда все пуговицы на нём оказались вытащены из петель, и Тич развёл полы его одежды в стороны, рассматривая ещё не до конца обнажённого наследника, словно диковинную вещь. Как будто прицениваясь.       Эдвард с удовольствием отметил, как чаще задышал Боннет от того, что с ним всё ещё ничего не делали. Но по-прежнему только выжидал, не перехватывая ничего в свои руки.       — Что ж, капризной принцессе хочется, чтобы всё сделали за неё, — хмыкнул Эдвард, положив ладонь на обнажённую грудь. Едва погладил, опустился ниже. Боннет оказался мягче, чем выглядел. Так и хотелось ущипнуть. — Я не удивлён.       — А вот я удивлён, что самый обычный бандит нежничает, словно аристократ.       Стид лукаво улыбнулся, когда от его слов в глазах Тича сверкнул недобрый огонёк.       — Провокатор, — цыкнул Эдвард, ведя ладонью выше и невесомо обхватывая бледную шею пальцами. Стид тут же довольно и часто задышал. — Хорошая попытка.       Боннет бегло улыбнулся.       — Хочется, чтобы наказали, да? — шепнул Эдвард всё ещё ровно, второй рукой цепляясь за ремень на брюках Боннета. Он стоял неподвижно, мелко дрожа. В глазах сияло предвкушение чего-то веселого. — Поэтому ты пытаешься провоцировать, — Эдвард расстегнул пуговицы на штанах, потянул вниз молнию, — а те, кого ты выбираешь, легко поддаются и по итогу делают всё, что ты захочешь, — уголки губ Боннета дрогнули, выдавая, что Тич прав. — И самым страшным наказанием для тебя окажется, если вдруг твой каприз останется не выполнен.       Боннет разочарованно простонал и подался вперёд, когда пальцы Тича всего на мгновение сжали затвердевший член сквозь бельё и тут же отпустили.       — Чёрт, — Стид мягко и тихо рассмеялся, — кто бы знал, что ты окажешься не таким.       — Теперь уже поздно что-то менять, — Эдвард усмехнулся и дёрнул рубашку Стида вниз, стаскивая её вместе с пиджаком до локтей.       В следующий миг Стид оказался прижат грудью к стене. Эдвард повёл носом по открытой шее, вдыхая неожиданно приятный запах. Боннет источал такой аромат, смешанный со внезапной страстью, что хотелось вылизать его целиком с головы до ног. Эдвард снова поцеловал, нечаянно оставляя яркий алый след. Ничего, потом прикроет его платком.       Слишком долго мучить любовников Тич не любил, но Боннет вызывал до странного азартное желание довести до крайней точки кипения.       Эдвард скользнул рукой ниже, проведя пальцами по брюкам и тут же поднял перед глазами Боннета крохотный флакон.       — Какой ты продуманный, — заметил Эдвард, когда глаза Стида в удивлении расширились.       — А ты ловкий, — он лукаво улыбнулся, — я даже не почувствовал, как ты вытащил ее из моего кармана.       — Годы тренировок, птенчик.       Слишком долгим жестом Эдвард обвил рукой талию Боннета, касаясь пальцами ремня, проводя ими по пуговицам и мучительно медленно провёл ладонью по ягодицам, стаскивая брюки.       — Если ты ждёшь, что я буду тебя умолять, ты этого не дождёшься, — Стид выгнул спину, подставляясь, прижался задом к его паху, и у Эдварда моментально потемнело в глазах.       Какой же страстный поганец.       — Да ладно, ты и так сам на меня набросился. Будем считать, что ты заслужил немного и без мольбы на коленях. Хотя я бы не отказался.       Боннет хмыкнул. И тут же ахнул, когда Эдвард коснулся его липкими от смазки пальцами. Сжал пальцы в кулак, скребя ими стену.       Эдвард не торопился. Он слишком любил этот процесс. А наблюдать за тем, как жмурится Боннет, повернувший к нему лицо, насколько это возможно, оказалось отдельным удовольствием. Юный богатей даже губы закусывал так, что не хотелось выпускать его из рук ни на секунду.       — Чёрт, — Стид неожиданно стыдливо спрятал лицо в сгиб локтя, — ты так и не снял перчатки.       — Ага. Нравится?       Боннет горячо закивал, самостоятельно пытаясь насадиться на его пальцы глубже. Тич цыкнул. Не слишком тугой, значит всё-таки часто промышляет подобными шалостями. Но зато это не затянется по времени. Эдвард не очень хотел причинять любовникам дискомфорт.       Но самое приятное — то, как Боннет активно старался не стонать! Он едва сдерживался, продолжая жмуриться и царапать стену, пока Эдвард размеренно двигал в нём пальцами. Даже не хотелось переходить дальше.       — Может, довести тебя до конца пальцами, и хватит тебе? — довольно шепнул Эдвард на ухо, и Стид недовольно дёрнулся ему навстречу, сильнее прогнувшись в спине. — А то ты слишком много о себе думаешь. Оргазм ты получишь, но этого всё равно будет тебе недостаточно.       — О, нет, ты не посмеешь, — выдохнул Боннет.       — Ещё как посмею, — в доказательство Эдвард сильнее надавил на стенки, отчего Стид заскулил и тут же закусил палец. Он попытался вырваться из его хватки — возможно, решил всё же перехватить инициативу на себя, чтобы точно знать, что Эдвард продолжит. Но Тич крепко вцепился в его плечо, сильнее вжав в стену, и не дал пошевелиться, — какой ты плохой, не делай так больше.       — Я закричу, если ты сейчас же не пойдешь дальше, — пообещал Стид.       — Не закричишь, — Эдвард усмехнулся и вытащил из него пальцы, упоённо ловя разочарованный вздох.       Он тут же прижался к Боннету пахом, имитируя движение. Сдерживаться самому уже было сложно — Боннет выглядел слишком готовым перед ним.       А когда Стид громко застонал, стоило Эдварду войти, медленно, размеренно, сразу на всю длину, ему едва не снесло крышу. Он моментально зажал Боннету рот, не заботясь тем, что перчатки всё ещё липкие от смазки. От этого движения Стид снова застонал в его ладонь, уже не сдерживаясь, но точно зная, что крепкая хватка заглушит этот звук.       Эдвард прижался к нему всем телом, чувствуя как туго и плотно Стид обхватывает его.       Невероятное ощущение. Такой податливый в его руках, Боннет возбуждал сильнее, чем когда просто лукаво улыбался ему в зале.       Эдвард медленно двинулся на пробу. Боннет весь задрожал и прижался к нему спиной. Сильнее стиснув пальцы на его щеках, Тич продолжил двигаться. Медленно, размеренно. Но ритмично. С каждым движением Стид все больше расслаблялся в его хватке, полностью отдаваясь ему, принимая каждый жест.       Слишком маняще, чтобы продолжать сдержанно его мучить. Эдвард ускорился. Всё-таки в одном Боннет был прав — времени у них не так много. А то, что он сотворил с этим чудом, уже достаточно, чтобы сознание ушло далеко, оставив только Стида, скулящего в его ладонь и пытающегося подаваться ему навстречу.       То, как Боннет извивался под ним, явно стоило того, чтобы проникнуть на этот вечер. Однозначно. Эдвард ещё долго не сможет выкинуть из головы это светлое чудо.       Почувствовав, как Боннет тянется рукой вниз, к себе, Тич перехватил её и вернул обратно к стене.       — Не-а, — вредно протянул он ему на ухо.       В ответ Боннет лишь простонал.       Эдвард продолжал ритмично двигаться, чувствуя, как Стид под ним дрожит всё сильнее, уже с трудом стоя на ногах. Он не собирался заканчивать первым. Довести Боннета до яркого оргазма казалось слишком заманчивой и приятной идеей.       В конце концов, Стид выгнулся и обессиленно обмяк в его руках.       И только после этого Эдвард уткнулся лбом в затылок Стида и с хриплым выдохом кончил.       Стоило ему отпустить Боннета и сделать шаг назад, Стид развернулся и сполз по стене, падая на пол. Он тяжело дышал, прикрыв глаза и улыбался, довольный, как чёрт из старой сказки.       — Хоть бы подумал, как я обратно пойду, — с тихим смехом прошептал он, всё ещё жмурясь от оргазма, и его дыхание сбилось.       — Твои проблемы, — Тич хмыкнул, потирая ладони друг о друга. На них осталась смазка.       Оглядевшись, Эдвард задумался, как бы лучше отсюда уйти, чтобы его не задержала охрана. Открыв глаза, Стид поглядел на него из-под светлых ресниц и ухмыльнулся.       — Лучше всего через окно, — сказал он, наблюдая за тем, как Эдвард застегивает ремень на брюках.       — Чтобы я разбился нахер?       Стид усмехнулся.       — Нет, там есть небольшие отступы, по которым легко спуститься вниз.       Тич задумчиво промычал, прикидывая в голове, что, похоже, вернётся домой с пустыми руками. А это нехорошо. Слишком нехорошо…       — Вроде Чёрная Борода, а теряешься в такой простой ситуации, — буднично заметил Стид, наконец, поднимаясь с пола.       Эдвард медленно к нему обернулся, внимательно разглядывая, как Боннет изящно застегиваёт пуговицы на рубашке.       — Как ты меня назвал?       Стид расплылся в довольной улыбке.       — Не отрицай. Я тебя сразу узнал.       В этот же миг Боннет снова оказался прижат к стене. Только в этот раз в глазах сияло явное преимущество. И улыбка… в ней играли самые настоящие бесы.       — Как жаль, что ты так легко отвлёкся и не смог поживиться на этом торжестве, — продолжил он, вгоняя Тича в ещё большее замешательство, — наверное, слухи преувеличены.       — Почему не сдал меня сразу?       Глаза Боннета округлились.       — И упустить такую возможность?! — он усмехнулся. — Но я предложу тебе альтернативу, — его глаза стрельнули в сторону окна, — помоги мне спуститься, и я отдам тебе половину.       С этими словами он поднял ладонь, на которой висело алмазное ожерелье, сверкающее в свете луны.       Настал черед округляться глазам Тича.       — Я сейчас совсем не понял…       Боннет мягко оттолкнул его от себя и отошёл в сторону, застегивая пиджак. Выпрямился и лукаво на него посмотрел.       — Слышал когда-нибудь о Джентльмене?       Эдвард поднял брови.       Слышал ли?..       В последнее время вся пресса гудела только об этом воришке, который дурил полицию больше года, никак не даваясь ей и не оставляя улик.       Эдвард на секунду завис.       — Подожди, хочешь сказать, что ты…       Боннет кивнул, смущённо прикрыв рот ладонью.       — Кто бы мог подумать, правда? Кстати, — он шагнул к нему вплотную, положил ладонь на плечо и шепнул на ухо, — в правом верхнем углу этой комнаты есть камера.       Эдвард резко обернулся.       — Я пошутил.       Боннет усмехнулся.       — Или нет?.. Так что, смотаемся отсюда вместе, пока сюда не пришла охрана? — он положил обе руки на плечи Эдварда, вовлекая его в объятие. — А я расскажу тебе, на какой праздник легко попасть в следующем месяце.       Чёрная Борода рассмеялся. И резко подхватил Боннета на руки, подходя к окну и распахивая его одним пинком. Стид вцепился в него, как только оказался перед раскрытым окном.       — Оставь побрякушку себе, птенчик, — сказал он, встав на подоконник, — я нашёл себе драгоценность подороже.