Источник моего вдохновения - это...

      Их совместное утро редко когда можно было назвать романтичным — таким, как обычно описывается во всех ванильных романах. Один из них всегда был чересчур раздражен от звона будильника и неспособности разлепить глаза, чтобы сказать элементарное «доброе утро». Другой со взъерошенным гнездом на голове сразу шел готовить себе и своему ненаглядному кофе.       Это не основная, но одна из главных причин, почему они оба очень сильно ждали выходных. Возможность выспаться расслабляюще действовала на чуть потрепанные от учебы нервы, поэтому в эти дни они могли позволить себе чуть больше нежности к друг другу, чем обычно. Вчера они заснули почти одновременно за просмотром нового фильма от любимого обоими режиссера.       Сладко зевнув и потянувшись, Натаниэль вытягивает конечности и хрустит затекшими суставами. Поворачивает голову в сторону и натыкается взглядом на мирно спящего Марка. Его волосы как и всегда по-очаровательному спутаны, что не может не вызвать улыбки у парня. Ресницы слабо подрагивают, губы слегка приоткрыты. Половину лица мягко накрывает солнечный свет, что заставляет Марка свести брови к переносице.       Натаниэль терпит целых десять секунд — на половину больше, чем обычно, бьет собственные рекорды. Склоняется над парнем и оставляет на сухих покусанных губах невесомый поцелуй. Коснувшись его, он не в силах заставить себя отстраниться, а потом ему этого и вовсе не дают — ладони Марка ласково проходятся по затылку Куртцберга, ведут чуть вправо мягким прикосновением и останавливаются на щеках. Марк притягивает парня ближе к себе и углубляет поцелуй, смотря из-под приоткрытых век застеленным дымкой сонливости взглядом в глаза Натаниэля.       Из приоткрытого окна веет последождевым ароматом, легкий шлейф свежести добирается до Куртцберга. Окруженный теплом тела напротив, он блаженно вдыхает его и на выдохе проговаривает: — И как давно ты не спишь? — его голос тихий, почти шепчущий, словно опасающийся нарушить эту хрупкую ласковую атмосферу чрезмерной громкостью.       Марк хитро щурит глаза и приподнимает правый уголок губы. Показавшаяся ямочка в виде полумесяца на лице парня заставляет Натаниэля невольно улыбнуться и подпереть висок кулаком, наблюдая за необыкновенной красотой Ансьеля, которую мог видеть только он один. — Достаточно, чтобы заметить твой пожирающий взгляд на себе, — довольно произносит Марк, обвив шею парня рукой.       Он сразу чувствует контрастность теплого покрова одеяла и утренний прохлады, из-за чего по руке вплоть до локтя пробегают мурашки. Желание зарыться с головой под одеяло подавляет более сильное желание дотронуться до Натаниэля.       Куртцберг с достоинством выдерживает заигрывающую интонацию его фразы и не отводит взор, заглядывая в бессовестные изумрудные глаза, хитринка в которых стала только заметнее, стоило им увидеть пунцовый оттенок на щеках Натаниэля. Он, очевидно, упустил тот момент, когда они обменялись ролями смущающегося и источника смущения в своих отношениях, но был точно не против такого расклада.       Натаниэль ничего не отвечает, закатывает глаза и обнимает Марка в ответ за талию. Они прижимаются друг к другу теснее, Ансьель хотел спрятаться от утреннего холода в тепле своего милого, а Куртцберг, раскинув руки, безмолвно приглашал его в укрытие. Марк трется носом об оголенное плечо, прижимает щеку к изгибу шеи и прикрывает глаза, готовый вот-вот заснуть. Натаниэль словно призывает его к этому своими нежными поглаживаниями по спине. Опустив подбородок на его макушку, он вдыхает аромат трав кондиционера для волос и зарывается носом в его вороньи локоны.       Если бы Натаниэль заметил ухищренность в глазах Марка, то явно предпринял бы что-то. Ряды зубов смыкаются на нежной коже шеи и оставляют укус в районе кадыка. Язык проходится по красному следу в момент, когда Натаниэль распахнул глаза от неожиданности, а губы запечатляют нежное касание, когда Куртцберг ослабляет хватку. С легкостью выпутавшись из его объятий, Марк седлает бедра Натаниэля, ставит руки по обе стороны от его головы и склоняется над ним. Ансьель усмехается, видя его по-забавному открытые в удивлении глаза и неприбранные в идеальную прическу волосы. — Ну и что ты задумал? — в открытую спрашивает Натаниэль, вздернув в непонимании бровь к верху. — Я? — наигранно удивляется Марк. — Ничего такого, я просто показываю то, насколько соскучился по тебе.       Натаниэль заметно смягчается во взгляде, даже немного улыбается. У Марка необычно большие глаза и невинный взгляд, который он показывает крайне редко и только в угоду себе. И каждый раз, как в первый, Натаниэль не может устоять перед обоянием его взгляда. Как, например, сейчас.       Марк недвусмысленно бросает взгляд через плечо, Натаниэль замечает это слишком поздно. Ансьель приспускается чуть вниз и бесстыдно трется ягодицами о бугорок, скрытый нижним бельем. Натаниэль заливается густой краской на удовольствие Марка, которого это только больше раззадорило. Порой он не мог поверить в собственную смелость, ведь несколькими месяцами ранее не мог даже представить себе действия подобного рода. Отголоски его робости преследовали его в виде румянца на щеках. Он свободно переступал через стеснение и уже не боялся, что его оттолкнут как неугодного.       Ансьель проводит кончиками пальцев под футболкой Натаниэля незамысловатые узоры, вызывая у него заметную дрожь. Марк выгибается в спине и имитирует толчок бедрами на член Натаниэля, смотря на него сверху вниз из-под приоткрытых век удовлетворительным взглядом. — М-Марк… прекрати… — робко просит Натаниэль, чуть жмуря глаза. — Знал бы ты, как мило ты сейчас выглядишь, — будто бы не расслышав его просьбу, улыбается Марк и оставляет короткий нежный поцелуй на его губах.       В ложбинку между ягодиц резко уперлось что-то твердое, и теперь черед Ансьеля покраснеть. Его смущение пересекается с довольной улыбкой, он освобождает свое любимое нагретое место и встает на ноги. — Нат, я что-то проголодался, — он снова одаривает его своим невинным взглядом и демонстративно кладет ладонь на живот. — Приготовь мне что-нибудь, пожалуйста.       И покидает комнату, оставив взлохмаченного, покрасневшего Натаниэля одного разбираться со своим стояком. Осознав, что только что произошло, он скалит от злости зубы и с силой кидает в захлапывающуюся дверь подушку, выпаливая ему вдогонку: — Сученыш!       Это было настолько в духе Ната, что эта фраза не может не вызвать нежной улыбки у Марка. По правде говоря, он не соврал, и действительно хочет есть. А пока Куртцберг решает свою вставшую проблему, он как заботливая хозяйка и любящая жена перемыл для него всю посуду, оставшуюся еще со вчерашнего вечера, и даже расставил ее по своим местам. Хотя, любящая жена бы скорее занялась готовкой сама, чем доверила бы это дело мужу, но Марк, несмотря на то, что умел это делать, даже смотреть на плиту в таком плане никогда бы не стал, воротя от нее нос. Так же, как Нат воротил нос от мытья посуды. Договорившись заранее о распределении обязанностей, мысленно они до сих пор были безмерно благодарны за понимание.       Натаниэль зашел на кухню раньше, чем «справился со своей вставшей проблемой» по расчетам Ансьеля. Он не сменил одежду, по-прежнему оставшись в серой растянутой футболке, но натянул черные шорты. На очевидный двоякий вопрос Марка: «Как ты?», он что-то невнятно и злобно пробурчал себе под нос, заставив парня звонко рассмеяться.       Марк занимает свое законное место за столом, скрещивает на его гладкой поверхности руки, скучающе кладя на них голову, прижимается к области локтя щекой и наблюдает за действиями Натаниэля. Он зажимает между зубов черную резинку, пока попытки собрать волосы в ладонь не увенчались успехом, завязывает непослушные рыжие локоны. Несколько прядей спадают на лицо и обрамляют линии скул, что были видны лишь с определенных ракурсов, в отличие от Марка, чему способствовала излишняя худоба его тела.       Не нужно было быть художником, чтобы оценить великолепие профиля Куртцберга. Щеки Марка чуть краснеют, а глаза щурятся, почувствовав себя влюбленным с первого взгляда тринадцатилетним мальчишкой. Он наблюдает за его отточенными чуть ли не до мастерства движениями, находя даже в обыденном процессе готовки что-то очаровательное. Натаниэль мог бы выудить из холодильника остатки вчерашнего ужина и просто разогреть в микроволновке, но фастфуд вряд ли бы подошел для завтрака, особенно для Марка с его чувствительным желудком.       Задумавшись над этим, сердце Марка влюбленно пропускает удар, а румянец на щеках становится более отчетливым. Он подходит к нему и обвивает его торс своими руками, заставив Натаниэля вздрогнуть и чуть не выронить ложку из рук. Ансьель прижимается к области между лопатками щекой и опускает взгляд в пол. Натаниэль задает очевидный вопрос о его состоянии, на что Марк сводит брови к переносице и как маленький насупившийся ребенок говорит ему: «Отстань». Натаниэль не замечает в его интонации злобы, только детское недовольство, и с улыбкой закатывает глаза, опустив одну ладонь на костяшки Марка. Они смогли почувствовать ускоренное сердцебиение через переплетение пальцев, толком не дотрагиваясь до вен. Эти трепещущие под кожей содрогания были и без того очень заметны.       Натаниэль не просит парня отстраниться от себя, а Марк до сих пор не выпускает его из своих рук. Тишину нарушают разве что столовые приборы, которыми орудовал Нат во время готовки, но при этом не прерывают их молчаливую нежную атмосферу, будто шепчущую на ухо: «Je vous aime» и ласкающую запахом свежесваренного кофе.       Аромат блинов сильно бьет в нос и заставляет Ансьеля поддаться лицом в сторону вкусного запаха, сглотнув собирающуюся во рту слюну. Вытянув шею, он натыкается на что-то более манящее — плечо Натаниэля, на котором он оставляет укус и заставляет его обладателя вздрогнуть. Будто ластящийся к хозяину кот он запечатляет на границе затылка несколько поцелуев и оглаживает кожу живота, забравшись ладонями под футболку.       Натаниэлю не привыкать к таким проявлениям чувств Марка, до того не привыкать, что он практически перестал как-либо на них реагировать. Обычно эти поддразнивания дальше не заходили, а если и заходили, он всегда давал знать, если не хочет этого. Так же и наоборот. В этот раз он всего навсего пытается его предостеречь, состроив строгий голос: — Марк, не заигрывайся сильно, я же готовлю.       Парень закатывает глаза и опускает свои ладони в бездействии на его торсе, прижимается щекой к его плечу и бубнит что-то невнятное и понятное только ему одному. — Когда ты успел стать таким занудой? — лениво протягивает Ансьель, приподняв голову и направив на своего парня жалобный взгляд. — Я не зануда! — восклицает Натаниэль и хмурит брови, не отвлекаясь от плиты. — Ты же видешь, что я занят. Подожди немного.       Натаниэль быстро поворачивается, чтобы оставить на лбу около границы роста волос смазанный поцелуй, и возвращается в исходное положение. Марк сделал вид, будто был полностью удовлетворен этим, и, бросив ему фразу в стиле: «Неинтересно с тобой», покинул кухню.       Совместные вечера они обычно проводили за просмотром фильма или прохождением видео-игр, а если повезет, то могли открыть бутылку вина и вместе опустошить ее до дна. Но сегодня на них обоих ни с того, ни с сего напало вдохновение. Видимо, отдых пошел им обоим на пользу, до того, что даже артблок спустя почти два месяца наконец изволил оставить их.       Марк быстрым движением руки выводит на бумаге букву за буквой каллиграфическим почерком, шумно перелистывая страницы, когда достигает границы блокнота. Натаниэль на протяжении часа не отходил от холста, старательно выводя каждую деталь, каждую линию, будто от этого зависела его жизнь. Иногда поглядывал на своего парня, сидящего совсем неподалеку.       Персиковый цвет закатного солнца проникал сквозь тонкий тюль, плавно оседал на точеных чертах лица юноши, тени очерчивали четкие линии его скул и челюсти, в изумрудно-зеленых глазах плескались блики, словно на поверхности гладкого озера, переливались эмоциями восхищения и невероятной окрыленности. Он был воистину прекрасен. Его дух захватывало, сердце пропускало удар, а дыхание замирало при одном только взгляде на парня. До такой степени он был прекрасен.       Их спокойную атмосферу ничто не нарушает, даже внешние уличные звуки будто в одночасье стихли, заметив двух творцов за работой. Тишину в их комнате нельзя было назвать гробовой, она была непринужденной, легкой и даже чуть приторной, но умитворяющей до того, что в мыслях обоих не было ничего лишнего, только объекты скорых плодов их труда.       Они уже давно не смотрели на время, чтобы знать, сколько его точно прошло с момента начала их работ.       Марк прикрывает пунцовые от смущения щеки, так по-дурацки счастливо улыбается, смотря на холст, на котором Куртцберг изобразил его самого, сидящего за писательством текста. Озаренный закатными лучами, его брови чуть нахмурены, а взгляд выражал не столько сосредоточенности, сколько восхищения собственной работой. Да, картина была не дорисована, не докрашена, даже контуринг был не закончен, но то, что он увидел сейчас, уже заставило его сердце влюбленно забиться в ускоренном темпе.       Глаза Натаниэля были удивительно прекрасными, когда он не пытался скрыть их за челкой. Дома он всегда завязывал их в тугой хвостик, а если забывал об этом, то Марк с радостью оказывал ему помощь. И сейчас небесно-яркая радужка его глаз светилась искренним счастьем при чтении блокнота Ансьеля. Он уже давно заявил, что хочет написать независимую от их общего творчества работу, написать книгу, но артблок и отсутствие свободного времени и вдохновения намертво связывали ему руки. И только сейчас, глотнув наконец свежего воздуха, отвлекшись от постоянной рутины, он мог отдаться поглощающим его чувствам в уединении с Натаниэлем и выразить их на бумаге. Это были всего навсего наработки в черновике, но уже по паре предложений Нат смог понять, кого именно он описывает в своей работе.       Сейчас у Марка появилась возможность выразить эти чувства физически. Обвив друг друга теплом собственных рук, они покрывали лица друг друга прикосновениями своих губ и одновременно вспомнили сказанную когда-то по случайности в унисон фразу: «Ты мой источник вдохновения».       Марк резко опрокидывает Ната на кровать, прижимает к поверхности постели, но при этом не присекает возможных попыток парня выбраться. В такие моменты они никогда не удерживали друг друга насильно, каждый мог вовремя остановить другого и сказать, что не хочет. Марк медлит несколько секунд, смотрит в его глаза и забавно морщит нос, когда поверх его глаз спадают заметно отросшие пряди волос. Натаниэль не препятствует его действиям, напротив притягивает его к себе, обхватив неширокую спину своими руками.       Они затягивают друг друга в продолжительный порывистый поцелуй, в который ни тот, ни другой никогда бы не смогли вложить достаточно тех чувств, что они испытывали, постоянно казалось, что этого недостаточно, поэтому они всегда срывались на обоюдные легкие ласки, покрывая своими губами каждую клеточку желанного разгоряченного тела напротив.       Этот вечер не остался исключением. Они в предвкушении рвано дышали под касаниями ладоней, оцеловывая каждый сантиметр, до которого могли дотянуться. Одеяло перетягивал на себя то Марк, то Натаниэль, они никогда не могли сразу установить ритм, в котором бы двигались они оба, однако сейчас инициативу взял на себя именно Марк.       После того, как Ансьель вновь завладел контролем над его телом, после того, как его руки развязали шнурки на его домашних штанах, после того, как они оказались на полу, Натаниэль, не помня самого себя, выгибался под его чувственными жаркими прикосновениями к себе. Его действия слишком быстрые, он не успевает за ним, не вливается в установленный им темп, хватается за его руку и волосы, подтягивая его голову вверх в немой просьбе хоть немного приостановиться и позволить ему выдохнуть. По ухищренному взгляду Марка он сразу понимает, что его просьбу он точно не выполнит.       Шорох мятых простыней, сладкие постанывания, прохладный ветерок, колыхающий шторы. Обвалакивающий тела неистовый жар, заставляющий пылать каждый участок кожи. Горящие любовью и жадным вожделением глаза. Поменявши позиции, сейчас они оба были готовы захлебнуться в собственных чувствах, захлестывающих с головой. И, черт, как же это их обоих сейчас вдохновляло.