years

      Кап. Кап.       С навеса над крыльцом одна за другой вниз летели капли, бесстрашно разбиваясь о темный хлопок его штанов. Коленка уже была порядком промокшая. Холодный осенний ветер то и дело сбивал маршрут самоубийц, которых рвало на части прямо в полете. Мокрые куски их плоти оставались на его лице мелкой росой, пока большие, теплые, соленые капли наконец не смывали с щек непонятную морось.       Он не замечал, как его потряхивало от холода. Нос припух и почти не дышал, а пар изо рта растворялся в тумане то ли ночного, то ли уже утреннего тумана.       Здесь не было никого кроме него, и его мыслей.       -Я так больше не могу, - лишь прошептали его губы. Рот открывался и закрывался, то хватая воздух, то сбивчиво выдыхая.       Мокрое колено покрылось мурашками от пронзающего ветра. Она не вернется. Ее уносит самолет, наверное?       Его продолжало трясти. Он до сих пор не верил.       -Я же знал, знал! Сука, знал! - стул под ним жалобно скрипнул, - Я же говорил ей не играть со мной, - приглушенный рык вырвался из груди.       Ветер все же нагнал новые тучи, затягивая еле пробивающийся через них свет. Он уперся локтями в колени, опуская голову на руки. Вены на его запястьях натянулись, норовив лопнуть, кровь будто просилась наружу.       -Почему?! Почему ты ничего мне не сказала?! Зачем молчала! - стул рухнул позади своего хозяина, больно ударив по ушам, показывая как ему на самом деле страшно было упасть. Ноги крепко держали его на земле, хотя сам он предпочел бы катиться безвольным кубарем.       Чертово небо снова стало истекать дождем. Не было ни грома, ни молний. Бесцветный дождь. Бессильный дождь. Никакой энергии. Смывающий, безразличный дождь. Он просто топтался на месте, тарабаня по тем же лужам, что оставил час назад. Шум даже не мог заглушить, не мог оглушить. Капли были простой грустной песней о том, что они больше не вместе. Пошлой, безвкусной песней.       И кончено он все понимал. Она сделала свой выбор. Она сделала его еще до того, как он узнал ее настоящую. Все это время была рядом, толкала вперед, но знала, что пойдет ко дну, как только дверь Титаника станет устойчива на волнах.       -Нахуй, Титаник! - его крик никем не услышан.       Она была гребаной спичкой, что так хотела тепла, но сгорела дотла. Хитрой, лживой, сексуальной спичкой, что встала поперек его горла. Не дает ему сделать полный вдох. Застряла в нем самом.       Они лепили свою сказку, лепили все то, что теперь у него есть. Но оказалось, что ее пластилин был всего лишь песком, который рассыпался в пыль, стоило ему узнать правду. Но она всегда знала, что играет с песком. Знала, и продолжала молчать.       -Сука! - стул полетел в стену. Спинка треснула пополам, на две неравные половинки, разделившись до основания.       Его глаза остановились на крошеве из щепок. Грудь вздымалась и опускалась. Осознание приходило болезненно медленно.       Она улетела, уехала или умерла этой ночью.       -Не знаю точно, - Маршалл выдохнул последние слова, презирая себя за неведение. Неопределенность. Он понятия не имел, что делает. И что делает она.       Она улетела, уехала или умерла. Это точно.