Между жизнью и смертью

      Трель будильника, вдруг разразившаяся на добрую часть комнаты, вытянула меня из тяжёлого сна и заставила раздражённо фыркнуть. Новый день — новые проблемы… Сквозь кряхтение пришлось нехотя высунуть руку из-под одеяла, нащупать это орущее исчадие ада и выключить его, чтобы звон не вывел меня из себя окончательно. Как только будильник замолк и вокруг воцарилась пустая тишина, я облегчённо выдохнул, перевернулся с правого бока на спину и устало перевёл взгляд на потолок, куда впервые за долгое время пробрался луч света. Я внимательно присмотрелся к нему, невольно вспоминая нашу квартиру и времена, когда я каждый день просыпался от яркого восходящего солнца, шороха раздвигающихся штор и бодрого: «Вставай, Тони, сегодня у нас много дел! Пошли завтракать». Если я не выполнял просьбу, с меня в тот же миг стягивали одеяло и щекотали до тех пор, пока я не сдавался и не поднимался с кровати, бурча под нос, что это худшее утро в моей жизни. Знал бы я тогда, каким на самом деле может быть худшее утро в моей жизни, ценил бы каждую секунду, проведенную вместе… Приложив немало усилий, я встал, надел домашние тапочки и лениво поплёлся в ванную, чтобы умыться и хоть немного смыть с себя отвратительное чувство одиночества. Я постарался как можно тише закрыть за собой дверь в свою комнату, однако незамеченным всё равно остаться не вышло, в коридоре я встретил маму, которая, как всегда, поспешила пожелать доброго утра и ненавязчиво спросить о моём самочувствии. — Всё в порядке. — Отмахнулся я, в который раз понимая, что вру не только матери, но и самому себе. Как же противно. — Сынок… — Мягко начала она, однако я не дал ей продолжить, ведь прекрасно знал, что это закончится разговором про посещение психолога и советами о том, что я должен продолжать жить дальше, несмотря на случившееся.       Мама на немую просьбу не продолжать тему лишь грустно покачала головой и спокойно отпустила меня принимать водные процедуры. Я тихо поблагодарил её за понимание и поспешил запереться в ванной, в единственном месте, где я мог побыть наедине с самим собой и не переживать, что меня застанут вывернутым наизнанку, сломленным и никчёмным. Подойдя к раковине и включив кран, я набрал в сложенные ладони холодную, практически ледяную воду и пару раз плеснул ею в лицо в попытке освежиться, чего, к сожалению, не получил взамен. Усталость давно въелась в кожу, поэтому просто смыть её было уже недостаточно. Я поднял голову и взглянул на отражение в зеркале, из которого на меня в ответ посмотрел помятый, убитый горем парень: потухшая пара глаз, торчащая в разные стороны щетина, навечно опущенные уголки губ, нездоровая бледность и желтизна — даже не верится, что это и есть я, Томас. Поправляя спутанные отросшие волосы и пытаясь хоть немного привести их в порядок, я неожиданно обнаружил проблески седины на макушке и смутился. Мне всего двадцать пять лет, а я уже имею седые волосы, как так… Страшно представить, что бы было, если бы он увидел меня таким. Наверняка он бы испугался и не узнал во мне своего Тони, вечно жизнерадостного, весёлого парня, не знающего ни мук, ни страданий и проживающего свою жизнь на полную катушку. Я бы и по сей день оставался таким, если бы судьба не отняла самое дорогое, что у меня было. Тот день я не забуду никогда, как и не забуду ссору, из-за которой всё произошло. Зачем, зачем, зачем, зачем, зачем, зачем… Зачем тогда я напился и наговорил Дамиано всяких гадостей? Он же просто пришёл забрать меня из клуба, а я так жестоко и неоправданно поступил с ним. — Ты пьян в хлам, Томас, пошли домой! — Он попытался поднять меня с пыльного уличного асфальта, но я сопротивлялся и капризничал. — Отъебись от меня, не порть всё снова! — Снова? Я никогда не был против твоих походов в клуб и гулянок, но сейчас ты перегнул палку. Живо поднимайся! — Это ты перегнул палку, когда решил сломать мой единственный телекастер! Ты же знал, как он важен для меня. — Я сел на тротуар и грубо отпихнул Дамиано, который подхватил меня за руки и ещё раз попытался поднять на ноги, чтобы затащить в нашу рядом стоящую машину, но у него это ожидаемо не вышло. — Да я нечаянно это сделал! Мы же уже договорились, что я оплачу тебе починку и поход к мастеру. — Мне не нужны твои грязные деньги, я сам в состоянии обеспечить себя! Иди, пиши свои стишки и не смей больше лезть в моё творчество! Если у тебя получилось выстрелить и набрать популярность, то это не значит, что нужно другим вставлять палки в колёса и ломать гитару перед самым важным выступлением в моей жизни! Из-за тебя теперь я никогда не смогу играть для широкой публики! — Я зло, почти разъярённо взглянул на Дамиано, который был настолько оскорблён после моих слов, что тут же молча развернулся и сел в машину, даже не посмотрев в мою сторону.       Всё, что я сделал той ночью, это безразлично проследил за резко давшим по газам авто, встал с асфальта и вернулся в клуб, намереваясь продолжить пропивать последние деньги и топить в дешёвом бухле всю обиду, которую только держал в себе. Домой вернулся лишь под утро, как всегда, ожидая встретить на пороге недовольного Дамиано, который начнёт читать морали и причитать о моём нездоровом образе жизни, но этого почему-то не произошло, он попросту не вышел из спальни встретить меня. Списав всё на ссору и решив разобраться с проблемами на трезвую голову, я завалился в гостиную и тут же уснул на неудобном диване, который в тот момент показался мне чуть ли не периной. Первые тревожные звоночки о том, что происходит что-то неладное, я начал получать, когда понял, что квартира была пуста и Дамиано в ней не ночевал. Немного помедлив и выпив таблетку от головы, начал звонить и писать ему в надежде, что он просто уехал к друзьям, чтобы проучить меня, однако сухое «телефон находится вне зоны действия, пожалуйста, перезвоните позже» и полное игнорирование сообщений заставили меня не на шутку испугаться — сколько бы мы не ругались, он никогда не оставлял меня одного. Я уже было собирался набрать его близких и родных, как вдруг в новостной ленте наткнулся на странный пост, который привлёк меня громким заголовком «Дамиано Давид, известный писатель и сценарист, разбился в жуткой автомобильной аварии и сейчас находится в тяжёлом состоянии». Не поверив увиденному и подумав, что жёлтая пресса опять распустила грязные слухи, я начал листать ленту дальше, однако сколько бы постов я не смотрел, сколько бы не обновлял страницы, абсолютно все новостные паблики и каналы твердили об одном: «ДТП, произошедшее этой ночью на Большой кольцевой автодороге, унесло жизни сразу троих людей — погибли двое взрослых и ребёнок. По словам очевидцев, водитель грузовика, находясь в наркотическом опьянении, выехал на встречную полосу и сбил две легковых машины, в одной из которых находился Дамиано Давид. По счастливому стечению обстоятельств ему удалось избежать попадания под колёса, однако лобовое столкновение с фонарным столбом стало для него решающим. Чудом выжившего писателя госпитализировали сразу же после случившегося. По предварительным данным, Дамиано Давид впал в кому, врачи не дают каких-либо положительных прогнозов». От каждой прочитанной строчки неимоверно щемило в сердце, мой внутренний мир стремительно рушился, я отчётливо ощущал, как тело сковывало жгучее напряжение, от которого буквально перекрывало дыхание. К глазам подступили первые слёзы, они медленно скатились по бледным щекам и упали на трясущийся в руках экран телефона, исказив изображение со словами «…врачи не дают каких-либо положительных прогнозов». Я мгновенно протрезвел и вернул себе ясность ума, отчего невольно вспомнил ссору и всё, что сказал Дамиано в нашу последнюю встречу. Помимо дикого, не поддающегося контролю ужаса меня охватил заживо сжирающий изнутри стыд. Из-за меня Дамиано попал в ДТП и теперь на грани жизни и смерти лежит в больнице. Из-за меня, из-за меня, из-за меня, из-за меня. Всё из-за меня!       Путь до больницы запомнил смутно, отрывками, поскольку долго не мог прийти в себя после прочитанных новостей. Я словно находился не в своём теле и проживал не свою жизнь, очутился в каком-то кошмарном сне, который вот-вот должен был закончиться, но по неведомой причине всё продолжал терзать и испытывать меня на прочность. Сирена скорой помощи, бледно-зелёные стены госпиталя, куча лестниц и коридоров, люди в белых халатах, бесконечные сожалеющие взгляды, обращённые на меня, и наконец она — палата «№457». Быстро обменявшись словами с Раеном Филлингом, лечащим врачом Дамиано, я вошёл в палату и сразу же обратил внимание на аппараты жизнеобеспечения и капельницы, которые окружали больничную койку. От их вида несло жутким, мерзким холодом, пробравшим меня до костей, сердце сжалось в маленький комочек, к горлу подступил тугой ком. Всё ещё не веря в произошедшее, я медленно, боязливо подошёл к находящемуся без сознания Дамиано и ужаснулся: его лоб рассекала глубокая царапина, под правым глазом расползлась гематома, а на шее и правой ноге были наложены гипсы. «Это не он! Это не может быть он!» — хотелось в голос кричать, но из груди вместо вопля вырывался какой-то отчаянный, жалкий скулёж.       Если бы тогда я не накричал на него, то всего этого бы не произошло.       Если бы тогда я послушался и сел в машину, то всего этого бы не произошло.       Если бы тогда я не напился, то всего этого бы не произошло.       Во всём виноват я. Я! Я! Я! И только я!       С силой сжав в кулаках волосы, я склонился над раковиной и беззвучно закричал, разрываясь от боли, которая терзала мою душу уже который день на протяжении полутора месяцев. Стыд гложил меня, я не мог смириться с тем, что натворил, а потому не знал, как жить дальше. Почему нельзя повернуть время вспять и вернуться туда, где всё хорошо? Где нет мук и страданий, где есть только я, Дамиано и наше счастливое будущее. Проведя ладонью по лицу и смахнув с щёк и подбородка влажные дорожки, я неровно вздохнул, напоследок посмотрел на своё отражение, которое показалось мне невозможно отвратительным, и прокрутил вентиль, чтобы включить горячую воду в ванной. Душ поможет, душ восполнит нехватку тепла, душ обязательно избавит от разбирающей по кусочкам боли. На скорую руку сбросил с себя домашнюю одежду, небрежно положил её на стиральную машину и встал под струи воды, которые вмиг обдали тело колючими неприятными мурашками. Обжигающе горячо. По-хорошему нужно было настроить температуру, чтобы создать для себя комфортную среду, однако у меня не было желания даже открыть глаза, поэтому я лишь обессиленно стоял под душем и смиренно принимал весь жар, жгущий кожу до красных пятен. Душно, мокро, тоскливо. Когда я поднял голову, чтобы струи ударили в лицо и расслабили напряжённые мышцы, в памяти сразу же проскользнули воспоминания о первом вечере, проведённом без Дамиано. Это был самый одинокий вечер в моей жизни… В нашей квартире больше не играла музыка, на кухне больше никто не готовил ужин, я больше не слышал знакомый хриплый голос, который привычно приветствовал меня и звал попробовать очередную кулинарную новинку, вычитанную где-то в интернете. Дома было слишком тихо и пусто, словно из него забрали всю жизнь. Перед глазами до сих пор момент, как я, одетый в любимую толстовку Дамиано, в полном одиночестве лежал на нашей постели и пытался подавить распирающее чувство вины и истерику, накатившую на меня сразу же, стоило осознать безвыходность ситуации. «Шанс, что он проснётся, ничтожно мал, у него тяжёлый случай. Помочь сможет только чудо» — слова врача, который после моей просьбы рассказать о реальном состоянии Дамиано безэмоционально выдал это. Сказанная фраза стала приговором, она беспощадно отрезала мои крылья, лишила всего. — Я не верю в это! — Воскликнул тогда на всю палату я, едва не срываясь на крик. — Поймите, мы бессильны. — Всё также сухо отвечал врач, не поддаваясь моим выбросам. — Дело в деньгах? Я готов заплатить любую сумму, только скажите! — Мы не… — Абсолютно. Любую. Сумму. — Я делал акцент на каждом слове, ведь находился на грани, не мог здраво мыслить, а потому не контролировал себя.       Немного помолчав, мужчина предложил попробовать экспериментальный препарат, который, в теории, через определенное время должен был помочь Дамиано, однако меня убедительно попросили хорошо подумать пару дней, прежде чем принимать такое рискованное решение. Я согласился, но про себя отметил, что уже давно всё решил. Этот препарат, название которого я так и не смог запомнить, стоил немало, поэтому пришлось взять деньги, отложенные на поездку в Японию — наш отпуск мечты, и занять несколько тысяч у родителей. Как только я подписал пару бумаг о том, что несу полную ответственность за последствия и не имею никаких претензий к медицинскому персоналу, и перечислил необходимую сумму, препарат экспериментально ввели в Дамиано. Мне было жутко тревожно оставлять его одного в такой непростой период, поэтому каждый день я сидел в палате и всячески его поддерживал. Со стороны это казалось глупым, ведь Дамиано находился без сознания, однако я знал, он всё слышал и чувствовал, просто не мог очнуться и подать знак. Я нашёл этому подтверждение на веб-форуме, где люди делились историями про то, на что похоже коматозное состояние и какие чувства они испытывали во время него. В одном из таких бесчисленных постов я наткнулся на женщину, которая рассказала, что, находясь в глубокой коме, она периодами слышала разговоры врачей и навещающую её дочь. Эта история настолько впечатлила меня, что я часами сидел рядом с Дамиано и без умолку разговаривал с ним в надежде, что это поможет вытащить его из непробудного сна. Я говорил обо всём на свете, вплоть до того, что кушал на завтрак и каких котов видел на улице, пока добирался до больницы, но чаще всего, безусловно, я говорил о том, как сильно скучаю и жду его. Я делился только хорошими воспоминаниями, среди которых также была наша первая встреча. Мы познакомились в аэропорту Лос-Анджелеса, оба собирались лететь домой в Рим. По счастливой случайности наши места оказались рядом друг с другом, поэтому не завести непринуждённую беседу у нас не было шансов. Дамиано сразу понравился мне, и я понимал, что это было взаимно — об этом говорила его фирменная обворожительная улыбка, натянутая до ушей, и нервозность, возникающая всякий раз, когда между нами наступала неловкая пауза. Я даже представить не мог, что такой харизматичный и с виду уверенный в себе мужчина может так волноваться во время знакомства. По истечении восьмичасового полёта мы обменялись номерами телефона и социальными сетями и договорились о неформальной встрече через неделю, которая круто изменила мою жизнь. Наши чувства не вспыхнули яркой вспышкой сразу, чтобы их испытать по-настоящему, пришлось хорошенько узнать друг друга и через многое пройти, в том числе и через дружбу. Бесчисленные тусовки, прогулки по ночному Риму, походы на концерты любимых исполнителей, уютные посиделки в кафе и барах — приятное времяпрепровождение было одной из самых лучших черт нашего общения, не передать словами, как я был счастлив в те беззаботные времена. Дамиано не был ярым любителем ночного активного отдыха, поэтому в противовес моим желанием ходить каждый день в клуб и танцевать там до рассвета он брал меня на матчи, будь то баскетбол, футбол или даже теннис. Особенное место в сердце занимали походы на тату-сеансы, каждое приглашение присутствовать в качестве поддержки на нанесении очередного рисунка было для меня чуть ли не Божьим благословением, поскольку я понимал, что именно в такие моменты душа Дамиано обнажена и уязвима как никогда ранее. Его страсть к татуировкам поистине меня восхищала, я мог долго разглядывать его забитую кожу и каждый раз находить что-то новое. Однажды, когда он лежал на диване с задранной футболкой и смотрел фильм, я не выдержал и притронулся к его самому первому тату, которое находилось справа чуть пониже живота, чем вызвал у него мурашки — в тот же миг между нами пробежала первая искра, та самая, ломающая хрупкие границы дружбы и подталкивающая к чему-то большему.       После этого прикосновений становилось всё больше и больше: необычно долгие, порой даже интимные объятия, лёгкие мимолётные поцелуи в щёки, щипки в разные части тела — и не перечислить, сколько всего могло произойти, останься мы одни хотя бы на минуту. Один раз мы даже в шутку засосались при друзьях, которые любили дразнить нас слащавыми голубками, над чем потом все дружно посмеялись. Это не воспринималось как что-то особенное, поскольку произошло намеренно и лишь ради того, чтобы повеселиться, к нашему настоящему поцелую мы подошли куда ответственнее. Как сейчас помню тот поход в лес с ночёвкой, в который я отправился только потому, что Дамиано обещал пожарить мне сосиски и мясо. Мы собрали двухместную палатку, развели костёр и хотели уже было начинать готовку, как вдруг я засмотрелся на ясное звёздное небо над нашими головами. Пока я увлёкся интереснейшим рассказом о том, какие созвездия знаю, Дамиано нагло воспользовался моментом и поцеловал меня — сначала, как бы спрашивая разрешение, в уголок губ, а затем по-настоящему. Вокруг ни единой души, тёмная ночь и мы вдвоём, тесно сжатые в объятиях друг друга. В первые минуты всё было чувственно и романтично, я аж обомлел от того, насколько Дамиано был нежен и осторожен со мной, но в один момент страсть всё-таки взяла своё, мы переступили через все мыслимые и немыслимые границы и переспали в тесной неудобной палатке, которая едва выдержала наш напор. О лучшем признании в чувствах я и мечтать не мог.       Шли дни, недели, а за ними месяцы, мы отлично ладили друг с другом, всегда находили компромисс, выражали поддержку, когда это было необходимо. Чувства крепчали, а вместе с ними крепчали и отношения, что неизбежно привело к тому, что в один момент мы решили съехаться. Наш выбор пал на небольшую уютную квартирку в спальном районе Рима, которая идеально подходила нам обоим не только в обустройке, но и по месторасположению. Казалось бы, жизнь прекрасна, ведь у меня было всё, что нужно обычному человеку: любимый мужчина, дом, в котором я мог отдавать всего себя музыке и не переживать, что буду мешать родителям, возможность путешествовать и посещать любые тусовки мира. Однако спустя время я стал задаваться вопросом: всё ли на самом деле было у меня? Ведь если так подумать, мои желания и хотелки воплощались только потому, что однажды стихи Дамиано заметили и теперь он — известный писатель и сценарист Дамиано Давид, ради автографа которого фанаты были готовы полмира объездить. А что я? Все знали меня как парня Дамиано Давида — на этом мои достижения заканчивались. Поэтому, чтобы хоть немного самоутвердиться и заявить о себе как об отдельной самостоятельной личности, я устроился барменом в клуб «Пьяная вишня», который держали наши знакомые, и параллельно стал устраивать небольшие концерты для посетителей, играя для них на гитаре. По большей части я выступал с каверами на известных исполнителей, но иногда также играл что-то из своего. У меня неплохо получалось, публика любила меня, всё твердя, что такой талант не должен пропадать в таких местах, поэтому однажды я решил поучаствовать в одном музыкальном конкурсе, победа в котором гарантировала денежный приз и возможность презентовать свои умения на летнем фестивале. Я был вне себя от счастья, когда мою заявку приняли! Поэтому долгие семь дней и ночей я провёл в репетициях, всё думая, что лучше сыграть. Всё бы получилось, я бы обязательно выбрал песню и выступил с ней для широкой публики, если бы за день до конкурса Дамиано не уронил свой горшок с розой прямо на мою гитару, лежащую на полу около подоконника. Удар пришёлся на гриф, отчего по дереву пошла жуткая трещина, которая навсегда лишила меня возможности участвовать в конкурсе. Не передать словами, как в тот день я был зол на Дамиано. Умом я понимал, что отчасти сам виноват, нечего было оставлять свою единственную гитару на полу, однако гнев говорил сам за меня. Чтобы искупить вину, он предложил взять гитару у знакомых или вовсе купить новую, но я не соглашался, ведь понимал, что без своего Fender Squier, будь в моих руках даже самая лучшая гитара в мире, я бы не смог ничего сыграть.       Я обнял себя за плечи и склонил голову, безразлично смотря за тем, как вода вместе с пеной скатывалась по мокрым волосам и затекала мне в нос, лишая возможности дышать. Я снова вернулся к воспоминаниям о ссоре и автомобильной аварии, снова меня гложут боль и чувство вины… Именно поэтому сразу через неделю после случившегося я переехал к родителям, ведь находиться в пустой квартире и понимать, что абсолютно каждая вещь напоминает мне о Дамиано, невыносимо тяжело. Горячие струи били в голову и спину, расслабляя напряжённые мышцы и притупляя ощущения. Я не знал, сколько простоял под душем, но отчётливое ощущение того, что от духоты клонило в сон, побудило меня выключить воду — не хватало ещё упасть в обморок. Обтеревшись пушистым мягким полотенцем, заботливо оставленным мамой на полке, я вновь подошёл к зеркалу и взглянул на себя. Побриться что ли… Щетина так небрежно выглядит, прибавляет не без того постаревшему лицу ещё больше лет, чем мне есть на самом деле. Взяв из упаковки новые лезвия и прикрепив их к бритвенному станку, я нанёс пену для бритья на щёки и шею и принялся удалять ненужные волоски. Вспышкой перед глазами пролетело воспоминание, как Дамиано любил подходить со спины и всячески мешать мне, отчего нередко возникали ранки, которые он сам же потом и обрабатывал, всё в шутку приговаривая, какой я неосторожный. До сих пор фантомно чувствую эти нежные прикосновения к своей коже, всегда вызывающие во мне приятный трепет и тепло. Как же я истосковался по его ласке, по его языку любви… Я был первым, кому Дамиано признался, что на самом деле выражение искренних чувств для него — это тактильность, причём вовсе не интимного характера. Сколько партнёров до меня у Дамиано не было, я стал единственным, с кем ему было по-настоящему комфортно находиться рядом. Поэтому для нас было совершенно нормальным порой подолгу в обнимку лежать в постели и прислушиваться к ощущениям друг друга. Помню, как он рассказывал о своей бывшей и о том, что она была таким же тактильным человеком, однако это проявлялось в какой-то нездоровой зависимости, из-за которой Дамиано был вечно раздражён. Элизабет в целом была слегка проехавшей и стервозной, поэтому неудивительно, что они расстались спустя несколько месяцев. Однако навсегда вычеркнуть эту суку из жизни не вышло, она ещё долго донимала Дамиано и слёзно обещала простить измену со мной, лишь бы он вернулся. Почему Элизабет считала изменой тот факт, что мужчина после разрыва одних отношений через несколько месяцев вступил в другие, вопрос открытый. Так ко всему прочему она ещё и преследовала меня! Каждый день я получал грозные письма, звонки и СМС, в которых кроме бреда сумасшедшей истерички ничего существенного не находил. Ладно, Бог с этим, не мои проблемы, что кому-то стоит посетить психолога, я одного до сих пор понять не могу, зачем спустя год тишины нужно было приходить к Дамиано в больницу и подначивать врачей отключить его от аппаратов жизнеобеспечения?! Причём она настолько подкупила медицинский персонал, что даже заместитель Раена Филлинга, его правая рука, начал уговаривать меня согласиться на это. Благо в последний момент наш лечащий врач вмешался в дело и всё разрешилось. Судебный процесс до сих пор идёт, но я уверен, Элизабет и всех причастных к ней посадят на немалый срок.       Я ополоснул станок, плеснул в лицо водой, чтобы смыть остатки пены, а после нанёс на кожу успокаивающий крем, желая избежать раздражений после бритья. Теперь хоть на человека стал похож. Стоило лениво одеться в домашнюю одежду и выйти из ванной комнаты, меня в тот же миг обдало освежающим холодком, пробравшим спину до гусиной кожи. Вроде как должно было быть хорошо, но щекочущая тревога не давала покоя, побуждая приготовиться к чему-то страшному. Хотя, почему мне должно быть тревожно? Моё утро началось как обычно, в нём не было ничего примечательного. — Сынок, завтрак на столе, пожалуйста, поешь. — Раздался голос матери из гостиной, выдернувший меня из собственных рассуждений; краем глаза я заметил, что она гладила постиранные вещи в комнате и параллельно смотрела свою любимую программу. — Хорошо, сейчас позавтракаю. — Соврал я, ведь на самом деле мне совершенно не хотелось есть, но расстраивать маму не хотелось больше, поэтому пришлось выполнить просьбу.       Я уже практически дошёл до кухни, как вдруг звонок, раздавшийся из моей комнаты, остановил меня. Нехорошее предчувствие заставило громко сглотнуть накопившуюся во рту слюну и затаить дыхание. Сейчас десять часов утра, кому я понадобился в столь раннее время? Пришлось менять курс направления и идти к телефону, который, не переставая, трещал на тумбочке и издавал вибрации. Как только я схватил мобильный и развернул его экраном к себе, взгляд тут же упал на имя контакта, который находился аккурат над недлинным номером. Моему удивлению не было предела, сердце остановилось, тело словно прошибло током, я едва не выронил телефон, когда по пальцам прошлась крупная неконтролируемая дрожь. «Раен Филлинг» — светилось на дисплее. Я не верил тому, что мне звонил лечащий врач Дамиано, просто отказывался принимать реальность, потому что он мог звонить только в двух случаях, одного из которых я боялся, как собственной смерти. Рингтон всё играл и играл, но я ничего не предпринимал, лишь неотрывно смотрел на имя контакта и пятился назад, будто это поможет избежать судьбы. Время нещадно подпирало, я понимал, что если прямо сейчас не приму входящий вызов, то поступлю глупо, поэтому в самый последний момент палец всё-таки дрогнул и нажал на заветную зелёную кнопку. — Томас Раджи? — Глухо донеслось из динамика, пока я в состоянии аффекта неотрывно следил за секундами на экране. — Вы меня слышите? Это лечащий врач Дамиано Давида. Вы на связи?       Медленно, словно в меня сейчас выстрелят из ружья, я поднёс телефон к уху и с предательской дрожью в голосе, которую не удалось унять, ответил: — Да… — Снова сглотнул слюну, отчего-то в горле неожиданно пересохло, — Да, это я. Что-то случилось? — Внутренности сжались, я старался держаться, но навязчивые мысли не отпускали, подготавливая меня к самому худшему раскладу событий, который только мог произойти. — Сегодня в два часа ночи мы зафиксировали бурную активность головного мозга Дамиано. Проведя реанимационные процедуры, нам удалось вернуть пациента в сознание. — Что? — Я приложил ладонь ко рту и неверяще замотал головой. Мне показалось? Мне однозначно показалось, этого не может быть. — Это означает, что Дамиано вышел из комы.       В груди в тот же миг громко ёкнуло сердце, меня окатила волна шока, из-за которой на несколько долгих секунд я лишился самоконтроля. Так и не сбросив вызов, я небрежно кинул мобильный на кровать и подорвался к шкафу одеваться. Руки не слушались, колени грозились вот-вот подкоситься, лицо перекосило от широкого спектра эмоций, бушующих во мне настоящим ураганом. Я много раз представлял себе этот момент, но вовсе не ожидал, что моя реакция будет настолько смешанной и неоднозначной. Я не радовался, не испытывал счастья или каких-либо других ярких положительных эмоций, наоборот я чувствовал неимоверный страх перед тем, что сейчас снова проснусь, что на самом деле всё это — очередной сон, каких мне снилось много. Натянув первое, что выпало из шкафа, я схватил ключи от папиной машины и бегом направился к прихожей. — Том, что случилось? Куда ты спешишь? — Мама вышла на шум и недоверчиво посмотрела мне в глаза, которые наверняка сейчас выглядели точно как у безумца. — Он пришёл в себя. — Только и смог из себя выдавить я, судорожно надевая кроссовки.       Мать схватилась за сердце и ахнула, попросив меня подождать, чтобы мы поехали в больницу вместе, однако при всём уважении к родителям я бы не смог столько ждать, поэтому выбежал из дома сразу, как только мама отлучилась в спальню будить отца. Проигнорировав лифт, я ринулся к лестнице, перешагивая через три, а то и через четыре ступеньки разом. Этажи сменялись одни за другим, вылетев из подъезда весь запыхавшийся, я подскочил к машине и сел в неё, молясь на то, чтобы дорожные пробки обошли меня стороной.

***

      Пола белого больничного халата развевалась в разные стороны, когда я спешно шёл по бесконечным коридорам в поиске той самой заветной палаты «№457». Врачи и пациенты странно косились на меня, но я не обращал на них внимание, сейчас они не имели для меня ровно никакого значения. Завернув за угол, я столкнулся с Раеном, что было очень и очень кстати. — Как он? Как его состояние? Есть последствия после комы? Сколько будет проходить восстановление? Можно ли его увидеть? — Затараторил я, не зная, как угомонить в себе поток вопросов, которые возникли у меня ещё по пути в больницу. Мужчина нахмурил брови от количества информации, но отнёсся ко мне понимающе, поэтому спокойным тоном ответил на всё, что меня волновало. — Удивительно, но коматозное состояние затронуло Дамиано с минимальными потерями. Он вполне осознает себя, реагирует на простые просьбы и даже может разговаривать. Ему очень повезло, обычно после комы второй степени люди приходят в себя лишь после месяца, а то и больше. По предварительным расчетам, полное восстановление займёт около полугода-год, поскольку после автомобильной аварии у Дамиано ещё как следует не срослись переломы шейных позвонков и голеностопа. К тому же у него наблюдается частичная афазия и парамнезия, из-за которой он думает, что какой-то период находился на необитаемом острове вместе с вами, Томас. Также есть ещё ряд нарушений, например… — Он сможет вернуться к прежней жизни? — Резко перебил я, не сумев сдержать язык за зубами. — При правильной терапии шансы есть. К сожалению, последствия всё равно скажутся на его здоровье и психике, но мы сделаем всё возможное, чтобы Дамиано смог вернуться к нормальной жизни. — Раен внимательно взглянул на меня, кажется поняв, что сейчас я не в состоянии выслушивать длинные диагнозы, поэтому после недолгой паузы сказал следующее: — Первым вопросом, который задал нам Дамиано, был: «Где Томас?». С тех пор он не переставал спрашивать о вас. — Мужчина положил увесистую ладонь на моё плечо и несильно, поддерживающе сжал его. — Когда зайдёте в палату, ни в коем случае не противоречьте его словам о необитаемом острове, это может негативно сказаться на психологическом состоянии пациента. Мы уже работаем над этим, понадобится время, чтобы восстановить его память и мышление. — Я понял. — Я несколько раз кивнул для уверенности, однако уверенным я себя нисколько не чувствовал. — Он ждёт вас, Томас. — Это было последнее, что сказал Раен перед тем, как провести меня к палате.       Я стоял перед белой дверью с наклеенными на неё какими-то важными бумагами уже больше минуты и всё никак не решался войти — что-то не давало сделать первый шаг, меня словно приковали к полу. Неужели сейчас я увижу своего Дамиано живым, в сознании? Неужели больше не будет мук и страданий? Неужели… Всё закончилось? Едва пересилив самого себя, я дёрнул за металлическую ручку и аккуратно открыл дверь, неспеша входя в палату. Первым, что я увидел, был его ясный взгляд, обращённый точно на меня — я затаил дыхание, стоило ему нахмуриться и сжать губы, будто он усердно над чем-то задумался. Бесшумно закрыв за собой дверь и постаравшись не разрывать зрительный контакт, я подошёл ещё ближе, из-за чего Дамиано в тот же миг сменился в лице, посмотрев на меня удивлённо, чуть ли не шокировано. — То… Томас? — С запинкой тихо произнёс он, на что я смог лишь судорожно закивать, едва сдерживая в себе эмоции. Он помнит меня…       Я осторожно подсел к нему на больничную койку и взял слабую ладонь в свои руки, сразу же почувствовав ответную реакцию, из-за которой моих губ коснулась счастливая улыбка. — Томас… — С облегчением повторил Дамиано, его глаза загорелись ещё ярче. — Остров… Корабль… Мы почти спаслись… А потом ты куда-то пропал… Мне стало страшно. — Едва разборчиво заборматал он, пытаясь жестикулировать, на что я оставил несколько поцелуев на его ладони в попытке успокоить. — Мы спаслись, слышишь? Теперь нам ничего не угрожает. — Я не понимал, о чём говорил Дамиано и с чем соглашался я, да это было и не важно. Он пришёл в себя — большего мне было и не нужно. — Ты изменился… — Неожиданно сменил тему он, — Лицо какое-то… Остров… Ты был другим. — Дамиано изучающе проскользил по мне взглядом, отчего я невольно напрягся, словно боялся, что он случайно заглянет в душу и ужаснётся тому, насколько она почернела. — Что с тобой случилось?       Этот вопрос встал костью в горле. Я не находил подходящих слов, чтобы ответить, а потому просто смотрел на Дамиано в ответ и чувствовал, что вот-вот сорвусь. Слишком много накопилось внутри, слишком много было пережито, слишком много дней прошло в одиночестве. За это время я успел очерстветь и закрыться в себе, поэтому неудивительно, что я изменился. Сломанная вещь никогда не сможет стать прежней, как и не смогу стать прежним я. Горько поджав покрасневшие губы в тонкую полоску, я склонился над своими коленями и накрыл лицо ладонями в попытке спрятать настоящего себя: разбитого, жалкого, беспомощного. Слёзы сами скатывались по щекам, я не мог контролировать их также, как и самого себя. Вся накопившаяся боль рвалась наружу, находиться внутри она больше не могла, там уже попросту не было места. — Томас? — Его прикосновение к спине отозвалось во мне настолько ярко и остро, что я невольно продрог и поднял голову. — Всё в порядке. — Поспешил успокоить я, а затем вновь схватил ладонь Дамиано и приложил к своей щеке, ненадолго прикрыв глаза для того, чтобы прийти в себя. — Просто… — Всхлип и шмыг носом, — Я очень рад тебя видеть, ты не представляешь, как долго я ждал тебя.       Я спрятал голову в плечах и шумно неровно выдохнул, наконец-то осознавая, что всё самое страшное уже позади. Да, Дамиано ещё предстояло пройти курс восстановительных процедур, но я знал, у него получится. Вместе мы справимся с любыми трудностями, какими бы непреодолимыми они не казались. Однозначно справимся.