Кот, ведьмак и (не) святой дух

— Вот говнюк! Вот сволочь! Ну я ему покажу, он ко мне приползёт ещё прощения просить, как миленький! — приговаривает Чонгук, судорожно рвя траву. — Весьма иронично, что сейчас на коленках ползаешь ты сам, — комментирует его действия восседающий на чьём-то сером надгробии чёрный кот; покойник от подобного неуважения наверняка уже в гробу вертится. — Цыц! Это для дела, — Чонгук злобно шипит на фамильяра, на минуту прерывая своё занятие и утирая выступивший на лбу пот грязной ладонью. — А когда дело будет закончено, Джэхён пожалеет о том, что изменил мне! Да вообще о том, что у него такая мысль возникла! Запомни мои слова! На услышанное кот никак не реагирует. Признаться честно, к периодическим выкидонам парнишки он уже привык; для этого в своё время пришлось пожертвовать многим: здоровыми нервными клетками, вселенским терпением и однажды даже собственными усами — благо, этот неудачник криворукий всё же наколдовал ему новые. Чонгук случайно вырывает вместе с обычной травой пучок крапивы и завывает в голос. Кот — Юнги — демонстративно сворачивается в клубок и прикрывает глаза хвостом. — Неужели оно того стоит? — спрашивает с ноткой жалости спустя где-то минуту чужого скулежа. — Может, ты лучше домой пойдёшь, мороженого поешь, поплачешь, м? — Я на подростка пубертатного похож, что ли? Не буду я в депрессию впадать из-за него! Я отомщу! — бесится Чонгук, по-прежнему стоя на карачках. — Чтобы я — ведьмин наследник, обладатель могущественного дара, — и не смог? Да раз плюнуть! Кажется, начинает накрапывать дождь: крупная капля шлёпается коту на нос, и он недовольно морщится. В очередной раз вспоминается господин Чон, который его бывший хозяин и, по какому-то фантастическому стечению обстоятельств, родной дед вот этой бездарности, ползающей по кладбищу посреди ночи. Юнги тяжело вздыхает. Господин Чон был человеком зрелым, мудрым и рассудительным. Он никогда не растрачивал свои силы зря и не пытался прибегнуть к помощи магии в ситуациях, касающихся его личных проблем. Юнги не припоминает ни единого случая, когда ему было бы за что осудить хозяина, а это — на минуточку — почти сорок лет энергетической связи! Каковым же был ужас фамильяра, когда он узнал, что господин Чон принял решение передать свои силы шалопаю-внуку. — Не хочу тебя расстраивать, но ты — мелкий ведьмак-недоучка, а теперь ещё и брошенка, — фыркает Юнги, открывая один глаз и не без разочарования натыкаясь взглядом на Чонгука, пытающегося выудить из огромной спортивной сумки небольшой переносной котелок. — Вечно смотришь на меня свысока, — неожиданно обиженно бурчит парень, поворачиваясь к коту. Выглядит он так, будто ещё чуть-чуть, и расплачется. «Серьезно думает, что на подростка пубертатного не похож?», думает Юнги и совсем по-человечески вздыхает. Наверное, стоит с ним помягче. В конце концов, не он себе судьбу такую выбирал, дед у него разрешения на передачу дара не спрашивал. Чонгуку семнадцать было, когда господин Чон покинул их. Что вообще может быть на уме у семнадцатилетнего мальчишки? Оценки по математике, видеоигры, девочки — вернее, в чонгуковом случае мальчики. Явно не зелья, манускрипты трехсотлетней давности и проблемы с концентрацией энергии. Если быть предельно честным, а Юнги никогда не стесняется выражать своё объективное мнение, за прошедшие после передачи дара два года Чонгук не то что не достиг каких-то высот в ведьмовском деле — у него даже база по-прежнему сырая. Доля прогресса, впрочем, есть, но навыки отстойные, как ни крути. Оно и немудрено, ведь парень с гораздо большим энтузиазмом рубится в условную «Обитель зла» (а ведь Юнги советовал ему поиграть, на худой конец, в «Ведьмака»), чем работает над своим развитием. Катастрофа, а не подопечный. — Геймер из тебя лучше, чем колдун, сам знаешь, — рубит Юнги, не ведясь на чужой грустный вид. — Знаю, — Чонгук шмыгает носом и таки извлекает на свет божий — то есть лунный, на дворе глубокая ночь, так-то — весьма неприглядного вида котелок. — Именно поэтому то, чем я сейчас занимаюсь, мы будем считать за уникальную практику. — Лучше бы ты этого не говорил. У Чонгука даже оборудование оставляет желать лучшего: несчастный переносной котелок выглядит так, будто в нем ещё король Тэджо похлебку варил, и это с учетом того, что Чонгук пользовался им всего около шести раз за все два года бытия ведьмаком. Юнги невольно перепроверяет, на месте ли усы — в его долгой жизни было не так уж много психологических травм. Несмотря на позицию «в гробу я видел это колдовство, не надо оно мне» и вытекающие из неё херовые, едва улучшающиеся способности, есть у Чонгука одна занимательная черта. Он становится чертовски упрямым и амбициозным, если ему что-то впёрлось, и бросается в объятия магии, если того требует ситуация. То, что он делает это на эмоциях, ради собственной выгоды, а не совершенствования, конечно, не есть хорошо, но Юнги не может отрицать, что результаты таких выходок очень даже впечатляющие. Взять хотя бы тот раз, когда над Чимином, его лучшим другом, измывалась компания придурков после неудачного признания одному из них — Чонгук тогда в порыве злости наслал на них слабенькую, но всё равно неприятную порчу с участием ночных кошмаров, исключительно плохой удачи и поноса. У всей четверки обидчиков выдалась настолько тяжелая неделька, что про существование Чимина они забыли напрочь. Вот и сейчас Юнги, на самом деле, не сомневается, что у мальчонки всё получится. Есть маленький, незначительный такой нюанс: всё — это совсем необязательно то, что Чонгук изначально планировал. Контроль над чужими чувствами, которого парень намерен добиться ради своей ошеломляюще тупой цели, представляет собой очень сложную манипуляцию. Подчинение даже большинству опытных ведьм нелегко освоить. Чонгуку, вышкой ведьмовского искусства которого является — стыд и позор для потомка гениальнейшего колдуна — приготовление антипохмельного зелья, до этого уровня ещё расти, как до луны. Подытоживая, Юнги уверен, что вся эта история выльется в такой результат, которого не будет ожидать Чонгук и который не сможет предугадать он сам. Лишь бы трупы в могилах не оживил, а с остальным уж разберутся как-нибудь. — Траву нарвал, корень жимолости и сушеную саламандру из дома принёс, что там ещё было? — бубнит Чонгук, плюхаясь на задницу возле установленного котелка и подслеповато щурясь в экран телефона. Если вы хотите знать мнение Юнги, он всё ещё считает, что фоткать бесценные рукописи, пусть даже это в разы удобней, чем таскать их всюду с собой и трястись над их целостью и сохранностью, — возмутительное кощунство. — Цветы горечавки — есть, три унции шандры и розмарина, кто, блять, вообще использует слово «унция», сколько это… Айщ, неважно, есть. Перо лебединое где? А, здесь. Ложку серебряную забыл! Юнги, почему ты мне не напомнил? Проклятье, я ведь… О, нашёл. Дождь усиливается. Чонгук, увлечённо перебирающий ингредиенты, этого как будто не замечает. Вымокший Юнги спрыгивает со своего импровизированного насеста и подлезает Чонгуку под куртку. Он не помнит рецепта наизусть, но нутром чует, что тот упускает из виду нечто крайне важное. — Корень надо растолочь. — Я сделал это ещё дома. — Ты колодезную воду из колодца брал или из-под крана, как в прошлый раз? — Так вместе же в деревню ездили за ней в прошлом месяце. — А цветы не перепутал? Ты всегда не очень внимательно всматриваешься в иллюстрации в книге… — Слушай! — не выдерживает Чонгук, блокируя экран и переводя взгляд на фамильяра. — Ты не устал ещё меня позорить? Думаешь, мне неизвестно, что я тебе не особо импонирую как хозяин? И что ведьмак из меня хуевый? Но вот я здесь, терплю унижения от кота и пытаюсь воспользоваться этим нереально крутым для всех, но нереально бесполезным для меня даром! И если ты будешь продолжать сбивать мне настрой, я не поленюсь и во что бы то ни стало найду способ превратить тебя в крысу.  Минуту они просто смотрят друг на друга. Чонгук — с вызовом, Юнги — с негодованием. Ему хочется сказать «ты не посмеешь», но, к несчастью, он знает, на что этот наглый мальчишка способен. Он посмеет. Ещё как. — Даже если тебе хватит силёнок это сделать, то вернуть меня обратно в кошачье тело — точно нет, — наконец выдаёт кот со смиренностью буддистского монаха. — Убедил. Каюсь. Твори дальше и не обращай внимания на этого презренного. Простой, как пять копеек, и умасленный, Чонгук довольно усмехается. — То-то же. И возвращается к зелью. Следующие полчаса он, перебравшись под какой-то навес, чтобы дождевая вода не попала в зелье, старательно вбрасывает в котелок травы и прочие ингредиенты, перемешивает, приговаривает и периодически ругается. Юнги, пристроившийся рядом, наблюдает за ним с прежним скептицизмом, но ничего не говорит — быть крысой ему не улыбается. Когда над чонгуковым варевом начинает виться характерный темно-алый дымок, ведьмак сосредоточенно прикрывает глаза. Последний этап. Нужно собраться, сформулировать желание, произнести правильные слова, а затем… Юнги с самого начала знал, что всё пойдёт не так, и убедился в этом ещё в тот момент, когда во влажном воздухе вдруг понесло тухлятиной. Поэтому Чонгук единственный в их скромном, но веселом тандеме, кто искренне удивляется. Ведь ничего не происходит. — Юнги, — зовёт Чонгук почему-то шёпотом. — Этот ничтожный к Вашим услугам. — А что должно произойти? Нет, он же не серьезно. — Ты хочешь сказать, что ты не знаешь, чего добивался всё это время? — неверяще уточняет Юнги. Чонгук пожимает плечами, слегка растерянно глядя на него сверху вниз. — Честно говоря, я не проверял, как получилась фотография, потому что торопился. Ну и, понимаешь, оказывается, немного обрезал страницу. Ту часть, где было про результат. Он серьезно. В повисшей тишине, прерываемой звуками стихающего дождя и каких-то шорохов, которые Чонгук бесстрашно предпочитает игнорировать, двое — человек и кот — выжидающе пялятся на котёл. Юнги чувствует, как у него медленно седеет шерсть. Господин Чон, оставивший вот это чудо вместо себя, должен ему так много, что расплачиваться будет минимум четыре из восьми следующих кошачьих жизней Юнги. — Обнять и плакать, — сдержанно вздыхает Юнги, хотя больше ему хочется сказать «пиздец ты долбаёб, я от тебя отказываюсь». А ведь глаза Чонгука так непривычно горели азартом, пока он был занят делом. Юнги даже успел поверить, будто он действительно знает, что делает. — И всё-таки, что теперь делать? — Попытаться понять, где ты накосячил, — ворчит Юнги. — А зелье? — Можешь вылить свою бурду в ближайшие кусты, только на могилу не попади. — Что? Эй, да в чем… На лице Чонгука за несколько секунд сменяется весьма широкий диапазон эмоций, от сильного раздражения к разочарованию и какой-то неподдельной грусти. — Я безнадёжен, — кажется, впервые за последние несколько часов, с того самого момента, как его бросили, голос Чонгука звучит так безжизненно. До этого момента им руководила сильная обида, граничащая с чем-то абсурдно-истеричным. Домой Чонгук влетел не расстроенным или подавленным. Он был в ярости. И с этой чертой его личности Юнги уже был хорошо знаком: Чон-младший горячный, можно сказать, легковоспламеняющийся; его первой реакцией на негативные события всегда было желание не поплакать и замкнуться, а разнести всё вокруг к чертям. Исправить, если в чем-то виноват. Вернуть в трехкратной мере, если обидели другие. В Чон Чонгуке, как довелось понять Юнги, с детства было много огня. Любое пламя горит недолго. Подстёгнутый какой-либо целью, Чонгук некоторое время пребывает в потоке, ресурсе и прочей лабуде, которую он иногда пытается навешать Юнги на многострадальные уши, но вскоре неведомая батарейка в неведомом месте разряжается. И тогда он впадает в пугающе апатичное состояние. Юнги его в эти моменты неиронично жаль — глаза у Чонгука, обыкновенно большие и по-оленьи добрые, становятся словно стеклянными. Кажется, скоро начнёт светать. И дождь совсем прекратился. Юнги, у которого в животе слабенько скребется чувство вины, подходит к ведьмёнышу поближе. Запоздало вспоминается, что Чонгуку всего девятнадцать и несколько часов назад его «большое и светлое» впервые безжалостно смяли некогда родными руками и втоптали в асфальт. — Чонгук, — Юнги усаживается перед мальчишкой, тот продолжает с опустошенным видом гипнотизировать содержимое своего котелка, — всё нормально. В плане, мы же оба знаем, что ты малость плоховат в колдовстве. И я прекрасно вижу, что тебе все эти салки с неожиданной передачей дара сдались, как ежу бронежилет. Порой у тебя, пусть и не хочется признавать, очень даже неплохо получается, но конкретно этот эпизод… То, что ты задумал — высокая магия, так что довольно предсказуемо… — Да знаю, — вдруг отмахивается Чонгук, шмыгая носом. — Я тебя тут поддержать пытаюсь, вообще-то. — Спасибо, Юнги, — Чонгук рассеянно гладит кота по голове. — Просто глупо это всё. И ворожба проклятая мне не даётся, и с отношениями как-то не получается. Бесполезный я. Может, и ты мне замену найдёшь? Вон, как Джэхён поступил. Кого-то талантливее, усерднее, я и силу жмотить не буду, добровольно отдам. Эта бредятина вбивается в терпение Юнги последним гробовым гвоздём, и он просто молча проезжается мокрой лапой по чужой щеке, оставляя на коже грязный след. — Да что я опять сделал не так? — куксится Чонгук. — Ничего особенного. Ты просто балбес, — Юнги демонстративно поворачивается к нему задом и взмахивает хвостом, затем поводит ухом в сторону котелка: — Ты, конечно, постарался, но дрянь эту по-прежнему советую вылить. — Пахнет, как на дне Парижа… Вы этим, надеюсь, не собирались никого поить? Появление третьего лишнего, особенно глубокой ночью и на глухих да холодных кладбищенских просторах, привносит в разговор остроты. Чонгук моментально вытягивается по струнке смирно, в мягких чертах его лица в кои-то веки читается страх. У повернувшегося обратно к хозяину Юнги самого, чего греха таить, шерсть на загривке встаёт дыбом, но он приказывает себе сохранять спокойствие: никакие могилы Чонгук своим чудо-зельем не поливал, а значит, вероятность случайного пробуждения местных покойников крайне низка. — Обиделись, что ли? Да бросьте, я всего лишь вежливо поинтересовался, — хрипло смеётся обладатель таинственного голоса. — Ну скажите уже что-нибудь. Я же знаю, что вы меня слышите. Юнги не сводит с Чонгука глаз. Тот напрягается всем телом, однако находит в себе смелость оторвать взгляд от земли под своими ногами и уставиться куда-то наверх. Присмотревшись, он явно пугается ещё больше, но храбрится изо всех сил. — Это призрак? — спрашивает шёпотом у Юнги. Кот приглядывается тоже. На одном из надгробий, кажется, соседнем от того, на котором он сам лежал часом ранее, сидит, беззаботно болтая ногами, парень. Вьющиеся темные волосы, мерцающие во мраке золотом глаза, кривая улыбка — вылитый маньячина. Несмотря на напрашивающиеся выводы, Юнги сразу же понимает, что маньяком этот тип быть не может, ведь даже самому отбитому убийце станет не по себе от ночных посиделок в таком приятном и уютном местечке, как кладбище. На подобное ума хватило бы только такому отчаянному, как Чонгук. — Не-а, — лениво тянет Юнги, — привидения бесплотные. — А кто он тогда? Психопат? — Возможно, — соглашается кот. — Но точно не человек. Предмет их обсуждений принимает оскорбленный вид. — Я, так-то, тоже здесь. Может, лучше меня самого спросите? — Погоди, — на полном серьезе обращается к нему Чонгук и, не прекращая задумчиво хмуриться, продолжает рассуждать: — Не человек, говоришь? Значит, не некромант. И не некрофил. Может, демон? Срань господня, я призвал демона! Игнорируемый им молодой человек, чью видовую принадлежность они с Юнги пытаются установить, очевидно, несколько теряется. Сумасшедшая улыбка стекает с его лица, превращая незнакомца в обыкновенного парня — возможно, чуть старше Чонгука, какой-нибудь студент театрального или журфака, с банальной подработкой по типу бариста или продавца в алкомаркете. Но это, разумеется, если не брать в учёт то, что он потенциальная потусторонняя сущность. Парень, судя по выразительному нихуя-себе-взгляду, которым он одаривает Чонгука, не привык к тому, что его так беспардонно затыкают. Юнги в глубине души хочется гаденько похихикать, потому что видок у незнакомца обескураженный. Наверняка выпал в осадок с того, что его роль главного нахала так быстро присвоил себе кто-то другой. — А ты смышленый малый, — нарочито дружелюбно говорит кудрявый, в интонациях отчетливо звучат нотки раздражения. — Но чуть-чуть мимо. Чонгук облегченно выдыхает — он не призвал демона. — Я во всякой хтони не разбираюсь, — тут же заявляет ведьмёныш, и Юнги неожиданно берет гордость за подопечного: таланта ни капли, но сколько же наглости! Ни дать ни взять слабоумие и отвага. — Да ты и в колдовстве, походу, профан, — рубит в ответ собеседник, аристократически элегантным жестом указывая (тыча пальцем) на чонгуков котелок; Юнги цепляется взглядом за чужой длинный чёрный коготок. — От твоего шедевра за версту несёт хуже, чем от супа, который я забыл убрать в холодильник и оставил на кухне на два дня. Чонгук недобро поджимает губы. — Юнги, можно я лучше зелье на него вылью, а не под куст? — Валяй. — Стоять! — паникует парень, напяливая обратно свою улыбку киллера. — Давайте прекратим этот бессмысленный обмен издёвками и начнём всё заново. Меня зовут Ким Тэхён, и я — дух. Юнги хмыкает, потихоньку начиная догадываться, что к чему. — А я Чон Чонгук, — радостно брякает Чонгук, снова становясь наивным зайчонком, то есть, самим собой. — Ведьмак. Это Юнги, мой фамильяр. Тэхён соскальзывает с надгробия и плавно, будто не пару шагов сделал, а проплыл в воздухе, оказывается перед ними двумя. Вблизи он загадочным образом выглядит ещё безумнее и в то же время как-то человечнее. От зоркого глаза Юнги даже в темноте не скрываются темные круги, залёгшие под его нижними веками. Не каждый день встретишь духа, страдающего от недосыпа. — Очень приятно, — Тэхён дёргает бровью, присматриваясь к Юнги. — Я тебя, дружочек-пирожочек, уже видел однажды. В лесу. Котичка да по ягоды, умора… Но ты был с господином постарше, вроде бы, — он как-то хищно ухмыляется краешком рта, — такого миловидного юнца я бы запомнил. Забавно. Юнги вот его в упор не помнит. Впрочем, неважно. — Это явно давно было, потому что мой прежний хозяин покинул наш мир два года назад. Тогда и передал дар Чонгуку. Он его внук. — Да тут особо долго думать не надо, видно, — лицо Тэхёна приобретает насмешливое выражение, — что зелёный ещё. Ты мне, птенчик, скажи вот что — в зелье, что варят для обряда подчинения, кровь или там, на худой конец, волосы человека, которым крутить-вертеть желаешь, добавлял? Бинго. Глаза Чонгука широко распахиваются и комично округляются. Он несколько раз открывает рот, но так и не выдаёт ничего внятного. На Юнги осознание, что они оба забыли о самом важном, необходимейшем ингредиенте, сваливается огромным пыльным мешком. Стыдобища какая! Фамильяр с почти полувековым стажем, тьфу его через ржавую кочергу. — К-кажется, нет, — спустя почти минуту выдавливает из себя Чонгук. Дух присаживается перед ним на корточки, оказываясь почти на одном уровне, и умильно укладывает подбородок на ладонь. — Ты ж мамина радость, — пропевает язвительно, и у Юнги лапы чешутся подрать чужую шкурку — не должно всяким проходимцам стебаться над его ведьмёнышем, это его хлеб. — А как ты его собирался… Не знаю, кстати, что ты собирался делать. Ты чего хотел, девчонку охомутать? — Что за богопротивное слово, — кривится Чонгук. — Ну, допустим, я хотел немножко отомстить парню, который мне вчера изменил. Зачем тебе это знать вообще? Тэхён принимает задумчивый вид и показушно почёсывает коготком висок. — Я бы мог признаться, что цель обряда напрямую влияет на его итог, но тогда бы я напиздел. Мне просто любопытно, ничего личного. И всё же, из-за того, что ты забыл указать главное действующее лицо своей второсортной новеллки, магия автоматически решила перекинуть запрос на ближайшее живое существо, исключая кота, то есть на меня. Так уж получилось, что я прогуливался неподалёку, бессонница, все дела, а меня занесло на вашу маленькую вечеринку. — Я могу тебя контролировать? — с сомнением уточняет Чонгук. — Что за глупости, — фыркает Тэхён. — Конечно, нет. Я же дух, мой разум не поддаётся подчинению простым смертным. О том, что это он может запросто вселиться в человека и овладеть чужой волей, создание благополучно умалчивает. — Так что ты тут забыл тогда? — Фи, как грубо. Пусть слушаться я тебя не стал бы в любом случае, но импульс от колдовского обряда ощутил, вот сюда и перекинуло. А остался из чистого интереса. Занятный ты малец, остроумный. Чонгук не отвечает, только смотрит недоверчиво. Тэхён клыкасто улыбается. Где-то вдалеке брезжат первые оранжевые лучи рассвета, и этот слабый свет очерчивает контур чужой лежащей в беспорядке копны вьющихся волос и широких плеч, как бы превращая их обладателя в написанную углём фигуру поверх замыленной, полупрозрачной акварели. Кто такие духи? Юнги за свою достаточно долгую жизнь встречал их раз пять, не более. Весьма… выдающиеся создания, стоит признать. Не демоны с их мерзкой тягой к кровавым зрелищам и перманентным недотрахом — один такой как-то по приколу целую неделю оккупировал их квартиру, и Чонгук, божий одуванчик, умудрился прогнать этого низшего чертилу парафиновыми свечами и ароматическими палочками из икеи, — но тоже не самые приятные. В личном топе раздражающей нечисти Юнги духи занимают почетное пятое место. За непредсказуемость. Тэхён его напрягает. Как дух сам это подтвердил, особо важных причин находиться здесь у него нет. Однако вот он — шутливо перегавкивается о чем-то с Чонгуком и будто невзначай подмигивает мальчонке на каждой второй своей реплике. Юнги перебирает в голове известные ему способности духов: невидимость, ясновидение, умение летать, появляться из неоткуда и так же незаметно исчезать. Стандартные сверхъестественные штучки. И всё же ещё духи могут вселяться в неодушевлённые предметы и живых существ, вызывать болезни и аномальные явления, одержимость. К Чонгуку этот типок явно проявляет повышенный интерес, и Юнги это не может не настораживать. Ведь, в отличие от тех же демонов, которые исключительно злые ребята, духи не принадлежат какой-то конкретной стороне. Они могут помогать людям, быть к ним благосклонными, а могут и присосаться клещом, вытягивая всё хорошее, все жизненные силы. — Я попробую ещё раз! — самоуверенно говорит Чонгук, скрещивая руки на груди. — Сделаю всё правильно, и тогда Джэхён точно поймёт, что совершил огромную ошибку. — И надо оно тебе? — Тэхён скептически выгибает бровь. — Бывший твой — говно. Чего ты вцепился в него, как пиявка? Лучший способ отомстить изменнику — стать без него ещё счастливей. — И как же я должен… — Эй, дух, — окликает упомянутого Юнги, прерывая разговор, — скажи-ка честно, сам-то чего приклеился? Тэхён игриво разводит руками. — Я же говорил, что это твой юный ведьмачок накудесничал. — Ты мне зубы не заговаривай. Я, в отличие от этого невдупленыша, кое-что в вашей природе да секу. Будь дело только в случайном призыве, ты бы уже давно удочки смотал и отправился бродить себе дальше. Но вместо этого усиленно пускаешь нам пыль в глаза, вынюхиваешь что-то. Если задумал подлянку, лучше сразу катись отсюда. Юнги знает, что такие речи могут взбесить духа и тогда именно ему первому будет худо, и, несмотря на это, продолжает смотреть на Тэхёна с предупреждением во взгляде. Тот же — вместо того, чтобы разъяриться или хотя бы посуроветь — всего лишь становится чуть серьезней. Янтарные глаза вспыхивают жёлтым. — Храбро, — дух выразительно приподнимает уголки губ, — но напрасно. Я всего-навсего не хочу, чтобы мальчик растрачивал свой потенциал попусту на какого-то урода, который гадко с ним поступил. В моих намерениях только желание помочь. В конце концов, он мне даже понравился.

***

Понравился. Юнги прокручивает это слово в голове, мысль кружит и сворачивается воронкой, прямо как очередное зелье — на сей раз фирменное антипохмельное — у Чонгука в гигантском домашнем котле. Тэхён стоит позади ведьмака, почти вплотную, пристроив подбородок на чужом плече, и лениво перебирает пальцами — нормальными, человеческими, без длиннющих и абсолютно вульгарных чёрных когтей — отросшие чонгуковы волосы. Чонгук ему понравился. Юнги хочется на покой — дожили. Духи со всеми их мистическими примочками и, к слову, отсутствием у них естественных процессов рождения и смерти, обыкновенно ведут схожий с человеческим образ жизни. Едят, спят, смотрят дурацкие сериалы, ходят в клубы, пьют алкоголь, занимаются йогой или пилатесом, чуть реже получают образование и выстраивают карьеру: подушка безопасности вкупе с порой пробивающимися сквозь присущее природе безразличие амбициями. Единственное — они не заводят семьи. Не ищут партнеров, не нуждаются в домашних питомцах, даже друзей держат на почтительном расстоянии. Рождение и смерть невозможны для них в физическом плане, помните? С таким существованием быть с кем-то близким — излишне. Именно поэтому Юнги не понимает, что думать по поводу Тэхёна и его тянущихся уже вторую неделю ухаживаний. Может ли дух в самом деле влюбиться в человека и сколько им обоим это будет стоить? — Я же говорил тебе не налегать на абсент вчера, — с мягкой укоризной говорит Тэхён. Чонгук, икая, чуть не топит в котле серебряную ложку. — Да там было-то… — жалобно. — Едва дно покрывало… — Да, но перед абсентом ты выпил два бокала шампанского и две стопки текилы. — Мне было грустно. — А мне казалось, что твоё разбитое сердце мы уже склеили и смазали ранозаживляющим. — Но я всё ещё одинок. Юнги мученически возводит глаза к потолку — если господин Чон смотрит сейчас на него с небес, ему должно быть хоть немного стыдно, потому что это просто невыносимо.

***

Спустя ещё две недели, за которые Чонгук успевает посмотреть все вышедшие серии какого-то аниме про шпионов и наконец выучить заговор на хорошую погоду, а Юнги — потерять в ментальном бою кучу нервных клеток, одним вечером ведьмак возвращается домой в растрёпанных чувствах. Кот чует, как от мальчишки пахнет горечью и разочарованием, и даже спрыгивает с подоконника, чтобы его встретить, хотя обычно этого не делает из гордости. — Чонгук? — Юнги бодает его головой в щиколотку, когда парень грузно оседает на пол прямо в коридоре. — Что случилось? От тебя тоской за версту разит. Запах мрачной печали усиливается. — Джэхён, он… — Чонгук гулко сглатывает. — Подошёл ко мне сегодня после пар, позвал в кафе, поужинать, и… — Ты согласился? — Д-да? — отвечает Чонгук неуверенно, будто сомневается, так ли всё было, и кивает сам себе, не поднимая на Юнги глаз. — Не знаю, чем я думал, зачем согласился. Просто он выглядел таким спокойным, и я решил, что, наверное, в этом нет ничего такого. Много уже воды утекло, а вдруг ему есть что сказать… Ровно в этот момент в дверь стучат — знакомой раздражающей дробью. Чонгук тяжело поднимается и идёт открывать, Юнги уже знает, кого он обнаружит на пороге. — Как ты умудряешься всегда заявляться в такое время, когда я особенно сильно не желаю тебя видеть? — интересуется кот вместо приветствия. — Я тоже трепетно рад нашей новой встрече, блохастый, — салютует ему Тэхён, картинно изображая обожание. — Я же сверхъестественная сущность. Почувствовал, что Чонгук-и в хуевом расположении духа, и примчал на крыльях любви. Так что такое? В иных обстоятельствах Юнги бы в порядке дискуссии зачитал ему с десяток претензий и дюжину оскорблений за «блохастого», но Чонгук смотрит на проклятущего духа со вселенской надеждой, и фамильяр с достоинством молчит, капитулируя во благо душевного равновесия ведьмёныша. Паразит ошивается у них чаще, чем у себя дома. — Я был в кафе со своим бывшим, — Чонгук прикусывает губу, не сводя огромных блестящих глаз с лица Тэхёна. — Он так легко, без агрессии позвал меня, что я, не знаю, повёлся на его невозмутимость? Я нервничал, конечно, но не хотел подавать виду. Тэхён слушает его внимательно. Юнги замечает, как его медовые глаза приобретают более выраженный желтоватый оттенок — в глубине прячется что-то звериное, и это внезапно успокаивает. Юнги до сих пор не доверяет духу в полной мере, ища подвох и выжидая удобный момент, когда тот проколется, но на подсознательном уровне понимает — Тэхён неведомым ему образом действительно питает к Чонгуку тёплые чувства и беспокоится за него. — Зачем он тебя позвал? — Я думал, он просто хочет поговорить. Знаешь, наконец созрел для того, чтобы всё объяснить и извиниться передо мной. Так и получилось, но… — Чонгук набирает полную грудь воздуха и медленно выдыхает его, словно в попытке не расплакаться. — Он действительно извинился. Но не за то, что поступил по-свински, а за «неосмотрительность». Понимаешь? Он так и сказал: «С тобой мне было скучно, поэтому я искал новых ощущений с другим, тем не менее, жаль, что ты об этом узнал, вышло некрасиво, извини». Меня… меня как током прошибло… На последних словах голос ведьмака срывается на скулёж, и Тэхён, не теряя ни секунды, мягко подгребает его к себе и обнимает. Длинные изящные пальцы на мгновение трансформируются в чёрные когти, но дух быстро возвращает контроль над собой. Кажется, он разозлён. Чонгук не плачет, но явно на грани. Он вцепляется в ткань тэхёновой рубашки на спине и упирается лбом в чужое плечо. — Это было так унизительно! — ведьмак почти воет от обиды, и это первый раз на памяти Юнги, когда Чонгука не накрывает поначалу бешеной необходимостью отомстить, а просто ломает. — Я просто сидел напротив него, как жалкий идиот, и слушал, как он унижал меня и буквально намекал, что я сам виноват в произошедшем. Как он извинялся за то, что допустил вероятность того, что я узнаю об измене! В голове не укладывается, — парень задушенно всхлипывает, Тэхён гладит его по затылку. — Джэхёну потребовался целый месяц на то, чтобы попросить у меня прощения. И он даже не смог сделать это по-человечески. Дух притягивает его ближе. — Сказочный ублюдок, — шипит. — Просто, блять, ебанутый мудак. Больше он ничего не говорит, хотя обычно его не заткнуть. Чонгук, выплеснув боль, ещё какое-то время нежится в объятиях, затем отлипает, неловко дергает краешком рта и зовёт Тэхёна пить чай. Юнги, про которого они оба забывают, остаётся сидеть на полу. Струны его души такое отношение не задевает, он не настолько мелочный. Зато он чует нутром, что на этот раз Чонгуку нет нужды пытаться свершить месть — это стопроцентно сделают за него.

***

Я боюсь моя любовь Слегка больна Но что, если жажда делать зло Станет чуть сильнее? Если на стене ружьё Значит кто-нибудь умрёт

— Слышь, Джэ! Мы в бар собирались, тот новый на Хондэ, ты с нами? — Не, ребят, у меня свидание через два часа, пойду домой. — Хо-хо, опять кто-то новый? — раздаётся нестройный хор улюлюканий. — Ладно. Ну, бывай, казанова! — До завтра. Парень машет толпе друзей на прощание и разворачивается в противоположную сторону. Он идёт медленно, с какой-то степенностью, как сытый волк — излишнее проявление чувства превосходства. Тэхён, неотступно следуя за ним невидимой тенью, с трудом давит в себе желание зажать урода в ближайшем переулке и протереть им стену. Но он терпит (пока что). Ебучий бывший Чонгука вымораживает его одним своим видом. Чересчур много напускного пафоса, внешнего лоска — наверняка сынок какого-нибудь процветающего бизнесмена, которому, ко всему прочему, повезло родиться со смазливой мордашкой. Разумеется, это говно считает себя лучше других. Люди боятся неизвестности. Боятся всего, что отличается от них, тянется к ним из тёмных углов комнаты кровавыми щупальцами, кусает холодом поясницу и потрескивает каркающим хохотом в ночи. То, что нельзя предсказать, предугадать, изучить, всегда пугает. Знания — сила. Предупреждён значит вооружён. Существование монстров, живущих с людьми бок о бок, не поддается изучению наукой, весомым, серьезным доказательствам, и именно по этой причине так страшно. Но смешные человечки забывают, что гораздо больше боли и горя им приносят такие же, как они. Люди боятся неизвестности, и Тэхён великодушно согласен сделать всё, чтобы это было хотя бы не зря. Джэхён подходит к подъезду дома — не старая обшарпанная халупа, но и далеко не лучшее строение в округе. Батенька таки не крутой заправила. Дверь открывается с характерным электронным перезвоном, и Тэхён порывом ветра прошмыгивает следом за парнем. Квартира обычная. Не слишком большая для одного студента, не слишком маленькая для взрослого парня. Первое, что бросается в глаза — чистота, но не в классическом смысле этого слова. У того же Чонгука в его ведьмовской обители царит удивительный порядок, однако всюду распиханы пучки трав, склянки с порой совсем неожиданным содержимым, а ещё «рудименты» от бесконечных хобби хозяина квартиры: боксерские перчатки, тюбики с краской, наушники и диски с видеоиграми. Из дома Тэхёна при желании можно было бы сделать музей — дух не был сентиментальным, просто был сорокой и питал слабость к необычным побрякушкам. Светлая, с минимумом добротной мебели — квартира Ку Джэхёна кажется Тэхёну пустой, стерильной, безликой. Ким дожидается, пока парень скроется в ванной комнате, и только после этого сбрасывает невидимость. Он присаживается за обеденный стол и цепляет из фруктовницы красное яблоко. Джэхён, умывшись, выходит обратно в совмещенную с кухней гостиную. — Кто вы? — слегка испуганно спрашивает он, замирая метрах в трёх от стола — Тэхёна «лёгкий испуг» не устраивает. — Что вы делаете в моем доме? Как тут оказались? Тэхён смеряет его деланно безразличным взглядом, начиная испытывать приятное предвкушение. Парнишка явно хочет схватить оставленный на диване позади него телефон, но боится рисковать, потому продолжает стоять на месте, не дергаясь. На лице читается какая-то холодная решимость. Надо исправлять. Тэхён, ничего не говоря, выпускает чёрные, страшные когти — чуть крючковатые на концах, что крайне удобно — и удовлетворенно вгрызается во фрукт. Джэхён моментально бледнеет до состояния полотна. Яблоко, такое манящее на вид, оказывается неспелым и словно восковым на вкус. — Гадость, — резюмирует Тэхён и небрежным жестом отбрасывает его себе за спину. — Я спрошу ещё раз, — «а голосок-то подрагивает», — что вы делаете в моей квартире и как вы вообще сюда попали? Дух одним слитным движением поднимается на ноги и обходит стол, прислоняется к краю бедром, затем поднимает руку со все ещё демонстративно выпущенными когтями и принимается со скучающим видом их изучать. — Не волнуйся ты так. Мне не нужны деньги, дорогая бытовая техника, и даже твоя ничтожная жизнь мне нахрен не сдалась. Я пришёл побеседовать с тобой. Джэхён непонимающе хмурится. — Побеседовать? — Именно так — провести дружескую беседу. Дать парочку полезных советов… Слышится чуть приглушённый звук стандартного айфоновского рингтона. Естественно, Джэхён не успевает метнуться к телефону. Тэхён во много раз быстрее. Он в одно мгновение сокращает расстояние между ними до полуметра, заставляя Джэхёна рвано вдохнуть от неожиданности. — Ку Джэхён, — почти ласково мурчит Тэхён, кладя ладонь на чужую белую, как бумага, щеку, — тебе никогда не говорили, что врать, а ещё спать с кем-то на стороне, когда у тебя есть пара, — немного нехорошо? — Вас это не касается, — чуть ли не выплёвывает гадёныш, стараясь сохранить жалкие остатки хладнокровия. Тэхён склабится и резким движением хватает его за горло. — Какого хуя? — позорно взвизгивает Джэхён, его белоснежная физиономия стремительно краснеет до нежного оттенка лосося, вызывая в душе Тэхёна пьянящий восторг. — Что вы себе позволяете? — хрипит всё надрывнее с каждым словом, лучше бы заткнулся, право слово. — Я-я напишу заявление в полицию! — Хватит пиздюрить, — сухо роняет Тэхён, слегка ослабляя хватку на чужой тонкой шейке. — Если бы ты знал, насколько мне кристально поебать, касается меня что-то или нет, ты бы заплакал. Я всегда, — он интонационно подчёркивает это слово, — поступаю так, как хочу. И даже любезно поведаю тебе о том, чего хочу конкретно сейчас. Дух отпускает парня, который сразу отшатывается на несколько шагов и прижимает к горлу уже собственные пальцы в защитном жесте, после чего с брезгливой гримасой вытирает руку о первое попавшееся под руку кухонное полотенце. В его планы не входили длинные речи, ведь он обещал Чонгуку, что заглянет к нему как обычно, но Тэхён страсть как любит поразглагольствовать — вредный кошак Юнги бы обязательно исправил его на «попиздеть». — Как ты уже, должно быть, понял, я прекрасно наслышан о том, что ты персонаж с гнильцой, — Тэхён показательно морщится. — Поэтому желаю убедиться в том, что отныне ты будешь помнить одну простую истину. — Вас Чон Чонгук подослал, верно? — Джэхён находит в себе крупицы храбрости, чтобы дерзко усмехнуться. Вот же уёба. — Да брось, — отмахивается Тэхён. — Чонгук не настолько жестокий мальчик. Я выследил тебя сам. Он глядит на Джэхёна в упор и знает, что тот перестает дышать потому, что в его глазах сейчас горят костры преисподней. — Вы, человечишки, очаровательны. Выносите невзгоды стойкими оловянными солдатиками, выгрызаете себе место под солнцем, боретесь с системой. За вами интересно наблюдать, как, знаешь, за жизнью в муравьином гнезде — донесёт ли груз, что взвалил на себя? Выдержит ли схватку с более сильной особью? Есть некая прелесть в вашей… хрупкости. Беззащитности. Даже в скоротечности вашей жизни. Временами это вызывает у меня умиление и сочувствие. Но гораздо больше мне нравится пользоваться этим в других целях. Прежде, чем Джэхён успевает что-либо предпринять (а что он, в сущности, может сделать против духа?), Тэхён наконец приступает к своей любимой части: дух делает своё тело невесомым, трансформируя физическую оболочку в астральную тень, и проникает в чужое. Вселяться в людей всегда было веселее, чем в животных или, тем более, неживые предметы, — человеческий разум стремится сопротивляться, не дать захватчику получить полный контроль. Это, в некоторой степени, забавляет. Тэхён ощущает, как сознание Джэхёна истерично мечется в его собственной черепной коробке. «Расслабься», — мысленно советует он парню и хохочет. А потом собирает всю разрушительную энергию в одном месте, и у Джэхёна отказывает сначала одна рука, после — вторая. Чужой неподдельный, первобытный ужас сладок и терпок, как дикий мёд. Тэхён несколько долгих секунд упивается своим триумфом, чуть-чуть играется со зрением Джэхёна, пуская перед его взором разные картинки, и только потом покидает тело. Парень сиюминутно падает на диван, задыхаясь и поднимая перед собой дрожащие, но послушные руки. Тэхён терпеливо ждёт, когда он пересгибает все пальцы и убедится в их функциональности. — Всё с твоими клешнями в порядке, не преувеличивай. Я ведь мог отнять у тебя ноги или, допустим, член, чтобы не возникало соблазна пользоваться им, когда не стó‎ит. Но я всего лишь маленько поколдовал над руками. Доброта — залог успеха, согласись? Джэхён молча таращится на свои конечности, очевидно, не смея даже встречаться со своим новым ночным кошмаром взглядом. Чудесно. Тэхёна такой расклад более чем устраивает. Он стирает с лица любой намёк на доброжелательность и припечатывает напоследок: — С этого момента, когда вновь будешь мнить себя королем, играя чужими чувствами, не забывай, что всегда найдётся рыба покрупнее.

***

Нет, Юнги вовсе не задевает тот факт, что Чонгук, которого он целых два года натаскивал и чуть ли не носом тыкал в книгу, как нашкодившего котёнка, впервые сумел сварить идеальное приворотное зелье, когда возле него весь вечер крутился со своими подсказками пресловутый Ким Тэхён. Это уже ни в какие ворота. Кто тут, в конце концов, ведьмин фамильяр и главный советчик? — О, ну не серчай, киса, — откровенно дразнится Тэхён, об чью довольную морду Юнги был бы не против почесать когти. — В успехах Чонгук-и есть, несомненно, и твоя заслуга. Хочешь, распечатаю тебе грамотку? — он театрально выставляет перед собой руки, словно читает с листа: — «Награждается Юнги за высокие достижения в области мур-мур, красивый хвост и большую харизму». И обязательно в рамочку! — Какой же ты сукин сын. Видят высшие силы, он и вправду его ненавидит. — Прекратите пререкаться, — устало просит Чонгук и трёт пальцами виски. — Как скажешь, — благодушно соглашается Тэхён. — Будем зелье пробовать? — На ком? Хочешь — пей. Ким томно вздыхает. Юнги уверен, что если бы он мог определять его эмоции по запаху, как у обычных людей, от Тэхёна бы оглушительно воняло влечением и ожиданием. Сам по себе феномен влюбленности духа в ведьмака по-прежнему остаётся для него загадкой. — А мне без надобности, — скромно сообщает Тэхён. Что поражает Юнги ещё больше — Чонгук эту его фразу будто пропускает мимо ушей. В парнишке отчетливо проглядывается что-то от господина Чона. — Кстати, Джэхён вдруг стал как-то странно себя вести, — задумчиво говорит Чонгук, разливая пахучее зелье по бутылкам. — Он и раньше предпочитал меня избегать, делал вид, что меня вообще не существует, а теперь прямо шарахается. И смотрит с каким-то благоговейным ужасом. Хочется верить, что ему плохое аукнулось, карма и всё такое, но, может, я на него нечаянно порчу какую наслал? — Я тебя умоляю, ты нечаянно даже котёл свой выдраить наконец не можешь, а на порчу замахнулся, — фыркает кот. — Да почищу я его, ну что ты заладил… — Понятия не имею, что приключилось с твоим утырком-бывшим, но милостиво предположу, что его, всё-таки, мучает совесть, — доверительно заявляет Тэхён, кладя руку на сердце. Его глаза таинственно — подозрительно — мерцают жёлтым. Юнги готов поспорить на свои усы, что Тэхён осведомлён о причинах перемен в поведении Джэхёна больше, чем они с Чонгуком вместе взятые. Стопроцентно лично провёл с парнишей профилактическую беседу, не без жутких магических фокусов, конечно же. Дух, что с него взять? Непредсказуемый, коварный, хитрый. Преданный, на всё готовый собственник — с каких-то пор. Если Чонгук не догадался, где собака зарыта, Юнги не будет ему подсказывать. Пока тэхёновы деяния совершаются ради защиты Чонгука, его чести и сердца, в этом нет нужды. Бутылочки отправляются в специально выделенный под ведьмины запасы шкаф, Чонгук принимается за небольшую уборку. Порой он превращается в пугающего чистоплюя. Тэхён подле него заботливо приподнимает стоящие на столе принадлежности, чтобы его было удобнее протирать. Юнги — прощающий духу сосуществование с ним в одной горизонтальной плоскости, но всё равно испытывающий стойкую неприязнь — не удерживается от подъебки: — Даже Ку Джэхёна, легенду среди мудаков, мучает совесть, а тебя за регулярное капанье мне на мозги — нет. — Будешь так весь вечер ворчать — я включу пылесос. — Я необычный кот, можешь не пытаться запугать меня этим. — И всё-таки я бы проверил, чисто для проформы. — Как вы меня достали, — Чонгук проезжается рукой по собственному лицу. — Вам лишь бы друг друга куснуть да побольнее, самим не надоело ещё? — Это у нас хобби такое, — мурлычет Тэхён, тут же отвлекаясь на него, и миролюбиво пожимает плечами. Парни уходят на кухню. До Юнги, провожающего их взглядом консервативного дедушки, который сосунка-бойфренда единственной внучки в гробу видал, доносится что-то про «пирог» и «вишню». Он, конечно, пылесосов действительно отродясь не боялся, но облегчением всё равно накрывает — от адски шумной техники каждый раз инстинктивно хотелось спрятаться куда подальше.

***

Жизнь потихоньку продолжает свой ход. Колесо Сансары крутится, как ему и положено. Солнце встаёт на востоке и садится на западе. Ведьмёныш привычно ходит в университет и учит свою фундаментальную информатику, а также с бухты-барахты углубляется в ворожбу, хотя два года изучал азы из-под палки. Юнги по-старчески радует его небывалый энтузиазм, но напрягает факт, что спонсором повышенного интереса в развитии его навыков выступает один придурковатый дух. Юнги и Чонгук почти во всём расходятся во вкусах и мнениях. То, что первому будет по душе, например, запах тимьяна и базилика, а ещё рыба на ужин, у второго вызовет в лучшем случае лаконичное «фу»: Чонгук предпочитает курицу и ароматы любых трав после приготовления зелий торопится перекрыть излюбленным парфюмом, от которого несёт «свежестиранным бельём» или другой хренью по типу средства для чистки стёкол. В обратную сторону работает так же. Ведьмак просто обожает песни Джастина Бибера — его фамильяра от них тянет блевать. Ранний подъем и богомерзкая утренняя зарядка? Нет, спасибо, в здоровом теле здоровый сон. В общем, они умудряются быть практически полными противоположностями, даже когда вопрос касается того, что им нравится, а что — нет. К примеру, ещё Юнги терпеть не может Ким Тэхёна. Что же Чонгук? По выявленной логике, он души в этом засранце не должен чаять. Но что-то в этом незамысловатом пазле вдруг не складывается. Да, одним из череды неожиданных открытий, которые свалились Юнги на голову снежным комом за последний месяц, стала невозможность определить, какие чувства испытывает Чонгук к Тэхёну, который прилип к нему, как колючка к собачьему хвосту. Дух априори должен быть более скрытным из них двоих, не питать слабости. И всё же, почему-то именно он — видать, по призванию ошибка природы — открыто проявляет симпатию. Чонгук же её принимает и… на этом всё. Юнги не верит, что он в повышенном интересе и флирте видит одно лишь платоническое. Чонгук, хоть и косит временами старательно под дурачка, таковым, всё же, не является. Юнги не то чтобы переживает. Фамильяры прочно связаны со своими ведьмами, они подпитывают их, увеличивают силы, разделяют некоторые особо сильные чувства. Семейной или дружеской любовью это не назвать, скорее, очень крепкими узами, своеобразной толстой нитью из долга и преданности. С Чоном-младшим Юнги вообще пробыл в связке ничтожно мало, но — то ли из-за чоновой крови, то ли сам постарел да размяк, точно хлебный мякиш — кот считает себя эдакой пушистой нянькой этого великовозрастного ребёнка. И потому несёт за него ответственность. Редким вечером, когда у Тэхёна в кои-то веки обнаруживаются свои дела и его не приносит в чужую квартиру буйным ветром, а Чонгук моет посуду и напевает себе под нос, Юнги решает разобраться. — Ведьмёныш, — зовёт. — Поделишься, что там в итоге между вами происходит? — С Тэхёном? — «ага, не отлынивает». — Честно говоря, не знаю точно. Что-то не самое определенное, но вполне ощутимое. Он мне нравится, хоть и не человек вовсе — зато обращается со мной лучше, чем кто-либо некогда обращался. Видимо, я ему нравлюсь тоже, хоть и не понимаю, почему. Глупый. Юнги любит его пошпынять, но никогда не отрицал, что Чонгук, вообще-то, золотой: отлично поёт, танцует, рисует, успевает и по учебе в вузе не отставать, и спортом заниматься, и в игрушки свои компьютерные порубиться. Может даже рэп зачитать и связать шапку. Уже год живет один — матери его не стало давно, отец шлёт деньги на житьё-бытьё и раз в пару недель звонит из Пусана. Чонгук экономный и хозяйственный. Более того, не брыкается и истерит с драматичным «моего мнения никто не спросил!», а отчаянно пытается принять свой дар, хоть и — как ни печально — не любит эту навязанную ему часть себя. Что самое главное, Чонгук настоящий. Отзывчивый, в меру добрый, но способный постоять за себя в бою и за друга — в словесной баталии. Немного хаотичный, с проявляющимися иногда бесстыжими замашками и острым языком. Мягкосердечный и плачущий над грустными сценами в дорамах и аниме. Чонгук не идеальный, но и не притворяется кем-то другим. Принимает себя (хоть и бывает излишне самокритичен) и принимает других, со всеми их изъянами и причудами. Даже Тэхён, индифферентный ко всему мирскому дух, всем этим очарован. Потому и увивается за не раскрывшимся пока сполна ведьмаком. — Ты так долго думаешь над тем, что я сказал? — осведомляется Чонгук, когда спустя пять минут заканчивает мыть посуду, а Юнги всё так же хранит молчание. Кот лениво поводит ушами и проходится языком по шерсти на груди. — Встречаться-то собираетесь? Чонгук удивлённо моргает. — Может быть. Я думаю поговорить с Тэхёном о наших отношениях, когда он заглянет к нам в следующий раз. «Услышит сейчас твои слова через полгорода и мигом сюда примчится». — Ясно. — И что, ты даже не будешь отговаривать меня? Дескать, «он же дух, не знаешь, что от него ожидать, сегодня ест твои гадкие овощные салаты, а завтра — новорожденных котят». — Я тебе не маменька и даже не папенька, Чонгук, чтобы запрещать встречаться с кем-то. Даже если это хитровыебанный чертёныш и даже если он мне жутко не нравится. — То есть, ты правда не против? — Чонгук прощупывает почву так осторожно, будто он сын большой шишки, а Юнги — всё-таки его тоталитарный отец. — Как будто если я скажу «против, пошёл он лесом, никакого благословения», ты меня послушаешь. Они немного молчат. Повисшая пауза никак не утяжеляет атмосферу на кухне, и это взаимопонимание между ведьмаком и фамильяром, несмотря на сотню различий, всегда сохраняло мир в их союзе. Небо за окном розовое и ясное.

***

Со стороны Юнги было очень наивным полагать, что выкрутасы Чонгука закончатся, стоит тому начать встречаться с Тэхёном. Как и ожидалось, следующим вечером после их разговора пришёл Тэхён. Уже давно не в гости, а на практически свою территорию — поворковать с Чонгуком да Юнги нервишки пощекотать. Вот только ведьмак чуть ли с не порога его утащил в свою комнатушку. И дверь запер. Можно подумать, Юнги частенько практикует слежку за ним. Не фамильяр, а шпион, на охоте за интимными беседами и сочными сценами. И какого же этот малец о нём мнения, раз перестраховывается таким образом? А то Юнги ни слухом ни духом, какие у этих двоих планы друг на друга, ага. Комната Чонгука не открывалась так долго, что и свечку держать не нужно — признались, не встретили возражений, увлеклись поцелуями. Нет, таки хорошо, что дверь закрыли, у Юнги бы от такой вопиющей непристойности шерсть дыбом встала и тут же поседела. За два часа тишины в квартире кот задремал, но счастье и покой его длились недолго. Едва его взору снова явился Тэхён во всём своём безобразном великолепии, а после и Чонгук, румяный и малость помятый, Юнги прозрел: пиздец только начинается. А он собственными лапами открыл в их уютном жилище маленький филиал ада. Спустя неделю повсеместных непотребств, от которых Юнги, как бы ни лез вон из кожи, не удавалось спрятаться, и непонятных скачков в энергетике квартиры (каланхоэ на кухонном подоконнике то бурно цвело, то явно собиралось сдохнуть с периодичностью в три-четыре часа), Чонгук радует фамильяра вестью: — Я рассказал Чимину. — О том, что у тебя появился чокнутый бессмертный бойфренд, который вечно пытается высосать из тебя душу прямо у меня на глазах? — в силу бедной, кошачьей мимики у Юнги не получается продемонстрировать всё своё презрение. — Ты сам дал мне добро, не будь букой, — мило улыбается Чонгук. — Но вообще, ты и прав, и нет. Потому что я рассказал Чимину не только о Тэхёне, но и о ведьмовстве. Вот же блядство. — Он просился в гости, и я не смог отказать ему. Придёт через пару часов. Как раз к ужину. Блядство в квадрате. Помните, Юнги долго и почти любовно расписывал все положительные чонгуковы качества? Забудьте. Балбес есть балбес. Ну да. Ему же к ведьмёнышу и прописавшемуся у них в квартире припизднутому духу не хватало только ещё одного восторженного ребятёнка бонусом. Всё время до часа икс Юнги пребывает в полусонном подвешенном состоянии, устав злиться на Чонгука за его легкомысленность, сам парень в приподнятом настроении жарит курицу с кабачками на ужин — ппшник проклятый. Раздаётся звонок в дверь, и он бежит открывать. Вместо Чимина на горизонте нарисовывается Ким, в каждой бочке затычка, Тэхён. Дух по-собачьи трясёт головой, чтобы высушить промокшие под дождем кудри, и порывисто целует Чонгука в губы. — Ну привет, скотина и распутник, — траурным тоном выдаёт Юнги. — И тебе доброго вечера, Мурзик. А разве не ты из нас двоих скотина? Две пары ярких желтых глаз сцепляются взглядами, буквально на пару секунд, по традиции. Юнги первым разрывает зрительный контакт и запрыгивает на столешницу. Тэхён с довольным урчанием обнимает Чонгука за плечи. — Закончили обмен любезностями? Быстро вы сегодня, — хмыкает Чон. — Вечер только начинается, — возражает Тэхён. — Но я не хочу портить вам с другом времяпровождение. Юнги, дружище, будь проще и позитивнее. Как я, например. И тогда люди потянутся. — Точно. К вилам и факелам. Снова звонок — на этот раз Чимин. Чонгук уносится открывать дверь, двое оставшихся синхронно вздыхают. Внезапно Тэхён наклоняется и заговорщически шепчет: — Спорим, мальчонка сбежит максимум через полчаса? — Ещё хоть раз назовёшь меня «Мурзиком» — и я откушу тебе нос, при таком раскладе событий наш гость ретируется отсюда уже минут через десять. Наслышанный о том, как над Чимином глумились в школе (та самая история с мелкой порчей), и ни разу не видевший его фотографий, Юнги ожидает встретить тихого, затюканного парнишку. Возможно, со стрёмными очками с толстыми стёклами. Или по-детски большими щеками. Любой собирательный образ не самого популярного ребёнка. Однако следом за Чонгуком в небольшую кухоньку проходит парень, похожий на фарфоровую куклу. Его тип внешности разительно отличается от привычной мужественной красоты Чонгука и хищного очарования Тэхёна. У Чимина более мягкие черты лица, пухлые губы и бледная кожа. На фоне Чонгука с Тэхёном выглядит чуть ниже их. Он с интересом смотрит прямо перед собой и останавливается взглядом прямо на Юнги. Вы знали, что у кошек тоже бывают мурашки? — Симпатично у тебя, — констатирует Чимин, обращаясь к Чонгуку, и протягивает ладонь Тэхёну. — Пак Чимин. Так это ты теперь присматриваешь за моим сыночкой? — Да ёб твою мать, ты старше меня всего на два месяца! И я тебя выше! — Все дети такие упрямые. — Ким Тэхён, — лучезарно улыбается Тэхён, обмениваясь с Чимином рукопожатием. — Но я бы сказал, что ухаживаю за Чонгуком. Помогаю по хозяйству, оказываю моральную поддержку в виде бесед по душам, обнимашкам и всем прилагающимся. А присматривает за ним специально обученный ушастый нянь. Глаза у Чимина выразительные, лисьи. Юнги, по-кошачьи чопорный, склоняет голову вбок. — Юнги. Фамильяр. Можешь пожать мне лапу, если хочешь, — Пак, однако, действительно это делает. — Как уже верно подметил этот клоун, — «у нас с ним взаимный лавхейт», с важным видом поясняет Тэхён, — последние два года я слежу за тем, чтобы твой бесто френдо не натворил делов. О тебе, кстати, наслышан. Гнусное желание подкинуть ведьмёнышу небольшую свинью в отместку за порченую кровь растёт в геометрической прогрессии. Чонгук предупреждающе сужает глаза, Юнги делает вид, что он великий слепой. — Ого, и что он обо мне рассказывал? Юнги не собирается выдерживать интригующую паузу. — Мои не очень обширные познания ограничиваются тем, что тебя отшили в выпускном классе. Ещё ты, вроде, любишь свинину с кимчи, — Чонгук как-то заделался в хозяюшки и почти неделю таскал лучшему другу контейнеры со своей стряпнёй на подработку. С лица Чимина мгновенно слетает завеса одухотворенной загадочности, и он с многозначительно приподнятыми бровями поворачивается в сторону Чонгука. Тот натягивает мину ущемлённого человека. Тэхён рядом глубокомысленно говорит: «Порой предают самые близкие». — Какого лешего, Юнги?! — В защиту этой королевы драмы также не могу не упомянуть, что Чонгук тогда наслал на тех хулиганов порчу, — сменяет кот гнев на милость. Ситуация приобретает фееричные обороты: Чимин опять меняется в лице, становясь не только сердитым, но и капельку растроганным. — Ты ещё и порчи насылать умеешь? — Практикуюсь, — неуверенно бормочет Чонгук, косясь на Юнги, как на строгого учителя. — Ещё яды варю… С противоядиями… Колдовство. — Всего за пять минут в твоей квартире я узнал о тебе больше, чем за предыдущие три года, — сокрушается Чимин. — Я думал, ты на таро гадаешь или, не знаю, на кофейной гуще? — Может, тебе ещё ручку позолотить? — ёрничает Чонгук. — Я ведьмак, Чимин, не гадалка. — А мне почем знать, чем ты занимаешься? — защищается Пак, выпучив глаза. — Наверное, я был бы более подкован в этом вопросе, расскажи ты мне о своей второй, тайной жизни немного раньше, Ханна Монтана, чтоб тебя! Чонгук замирает с виноватым выражением лица. Юнги для этого его выражения не видит повода — почему Чонгук обязан отчитываться и делиться такими подробностями? Пусть даже Чимин лучший друг, но про ведьмин дар не распространяются через сарафанное радио. Может, для него ещё шаманский танец с бубном сплясать, черт возьми? Пока Юнги с мрачным видом ворочает в голове ответки, которые в любом случае не будет озвучивать, Тэхён умело перетягивает одеяло на себя. — Туше. Но не будем о негативном, — его глаза как-то опасно поблёскивают. — Может, чаю? Дальнейшие полчаса проходят относительно мирно: Чонгук продолжает дуться на Юнги, Чимин ест печенье, Тэхён — по классике жанра — несёт чушь. И гладит ведьмака по коленке под столом, паскуда такая! У Юнги, так-то, отличное зрение! — Ну я не удержался и высказал ему всё, что думаю! Собственно, так меня из теннисного центра и выгнали — за то, что я поругался с тренером насчёт пищевой ценности картофельного торнадо… — грустно завершает Тэхён какую-то неоправданно длинную абсурдную историю. — С тех пор я ничем толком не занимаюсь. «Только совращаю малолетку и треплю нервы бебиситтеру этого малолетки», заканчивает про себя Юнги. Чимин, отсмеявшись, интересуется: — А работу найти не хочешь? — Зачем? Он же ду… — усмехается было Чонгук и вовремя прикусывает язык — судя по всему, он не посвящал лучшего друга в вопрос тэхёновой биологической принадлежности и делать это пока что не собирается, — эксцентричный. — Шикарный комплимент, кексик, — комментирует Тэхён, заставляя своего парня покраснеть и закатить глаза. — Но я и сам думаю — почему бы нет? — дух делает вид, будто всерьёз задумывается о поиске работы. — Укажу в резюме, что я козерог и хорошо выгляжу в неприлично чрезмерном количестве украшений. Под аккомпанемент хихиканья Чонгука Юнги в тысячный раз костерит господина Чона-старшего в духе «на кого ты меня покинул». Мириться с постоянной компанией Ким Тэхёна однозначно выше его сил. Благо, сегодня его тяжкую участь разделяет ещё одна здравомыслящая единица общества. — Ты странный, — безапелляционно изрекает Чимин. — Вынужден согласиться, — торжественно кивает Тэхён, а потом озорно и зубасто ухмыляется. — Но я бы лучше использовал эпитет «классненький». Зацени, какие у меня носочки с марихуаной! Веселый, Чимин уходит через полтора часа с втюханной ему банкой кимчи по рецепту несуществующей бабушки Тэхёна и оберегом от несчастий, которые начали удаваться Чонгуку с недавних пор. Юнги не хочется признаваться в этом, но ему даже становится неожиданно грустно, когда за Паком захлопывается входная дверь. А ведь адекватный малец.

***

Чонгук встаёт в позу. — Ты не можешь запрещать мне ходить в кино с моим парнем, согласие на отношения с которым сам же мне и дал! — Я не запрещаю тебе идти с ним в кино и в любое другое место, куда вы там хотите, — Юнги не покидает ощущение, что он спорит с эмоционально нестабильным тинейджером — коим Чонгук давно не является. — Я говорю о том, что мы ещё неделю назад договорились, что именно сегодня ты будешь учиться варить усыпляющее зелье. Но ты, как всегда, меняешь планы из-за Тэхёна. — Ну Юнги, — канючит Чон. — Ты ведь обещал дать мне отдохнуть после сессии! — А ты обещал мне, что ещё раз позовёшь Чимина в гости, чтобы я отдохнул от вашего общества, однако что-то я его не видел. Может, ты его приводил, но меня дома не было? На минуточку: Юнги не выходит из дома без Чонгука. — Да он тебе, ни дать ни взять, понравился, — ехидничает Тэхён, который послушно не встревал в перепалку аж пять минут. — Любви все котики покорны… Ладно, Чонгук-и, ничего страшного! Сходим на этот фильм потом. А сегодня можем посмотреть что-нибудь по телеку дома. И зелье сваришь, чтобы генерал Мявс не ругался. Дух игриво напрыгивает на парня, и они оба валятся на старенький диван в крохотной гостиной. Чонгук смеётся, когда Тэхён целомудренно целует его в нос, тут же оттаивая — он не умеет таить и лелеять обиды. Мальчишка выглядит таким счастливым в моменте, что Юнги почти не злится. — Если бы я мог пользоваться ноутбуком, давно бы загуглил, как вытравить из квартиры наглого духа. — Какая жалость, — издевательски тянет Тэхён, обвивая не сопротивляющегося Чонгука всеми конечностями, — что у тебя лапки. Юнги шутливо скалится, прыгает на них сверху и ни о чем не жалеет.