Маки

      И подбородок, и нос, руки, шею, переднюю часть лица кровь далеко не украшала. Свитеру пастельных тонов она контрастировала так ужасно, что из-за этого второй висок тоже разболелся, а в ушах раздался завывающий звон, перекрывающий собой все звуки на свете.       Польша снова откашлялся, уже даже не пытаясь закрывать лицо руками, просто наклонился вниз. На одно мгновение воздух резко остановился где-то в области носоглотки, и даже так можно было почувствовать там что-то мягкое, но в следующую секунду во рту появился очень маленький, легкий и нежный цветочек. Он грубо выплюнул его на пол.       Мак не выделялся своим красным цветом, потому что кровь изо рта четко сливалась с ним. Этот цветок никогда не пах. Никогда ему не нравился, потому что во всем мире это символ жертв Второй Мировой войны. Он ненавидел неофициальную версию трактовки его флага: белый — облачное небо, красный — маки. Польша был равнодушен к этому цветку, он вызывал в нем лишь грусть. Вызывал. Как ужасно, что чувствам свойственно развиваться.       Он ненавидел маки.       Они ассоциировались только с кровью, только со Второй Мировой войной, с погибшими солдатами. А сейчас он даже обрел для него запах. Крови. И это никак не символично, учитывая, как его разрывают каждую ночь целые маковые соцветия. Из-за этого бессонница уже долгие годы мучает его, и тут уже бесполезно обращаться к психологам — проблема явно не в ментальном здоровье.       Проблема в Нем.       Хлипкая дверь (и почему в таком шикарном здании такие двери есть?) открылась, и скрипучие петли подтвердили это. В комнату пробилось чуть больше света из коридора. А дальше тишина, будто бы все вдруг замерло       — Прости.       Да, именно из-за Него. Польша открыл рот, раздался храп, ни слова не вылетело, но за Его извинениями так часто следовала другая фраза, что даже при полном молчании было понятно, что последует дальше. «Ты не виноват, Украина».       Он сидел спиной к выходу и про себя отсчитывал секунды молчания. Откашливаться было слишком неловко, как бы не хотелось.       На сорок второй секунде из-за спины раздалось тихое шуршание, и Украина аккуратно положил рядом, на чистый участок пола, свой зеленый свитшот. Военной окраски. Около десяти секунд Польша тупо смотрел на часть одежды, внимательно слушая забурлившие сильные эмоции. Они всегда совпадают с действиями маков. Но этот вышел легче. Он просто чуть не выблевал, как тот выпал сам.       Тень позади не двигалась.       — Прости, — тихо повторил Украина.       Польша ненавидел это слово. Когда он думал об этом, маки особенно больно царапали его легкие. Он знал, что Ему сейчас в разы сложнее. Даже спустя восемь лет, невозможно не вспоминать то время, когда Украина с Россией считали друг друга братьями. Легче забывать об этом только тогда, когда очередной удар ракетой прилетает на территорию Украины, причиняя вред физическому воплощению.       Польша повернул голову вбок и посмотрел на руки украинца. Лучше бы там были порезы. Он бы причинил их себе сам. Зная, что эти незаживающие язвы и оторванные куски кожи (которые, к тому же, нельзя забинтовать) появляются стабильно каждый день, маки особенно активно подбирались к горлу. А это он еще никогда не видел то, что творилось на теле.       Дрожащими пальцами Украина достал пачку салфеток, самых дешевых, от «Розумний вибір», достал одну и аккуратно, стараясь не прикасаться к Польше (ведь это всегда вызывает очень бурную реакцию болезни), вытер капающую кровь с его губ.       Поляк сглотнул кровь во рту и осторожно снял свой свитер, отдав его Украине. Он ужасно злился, когда Польша не отдавал ему его, ведь он хотел загладить свою вину хотя бы такой мелочью как стирка. Хотя его вины тут нет. Польше было невероятно жалко смотреть на него. Украина достаточно эмпатичен, поэтому, зная, что ханахаки мучает Польшу из-за него, чувствовал огромную вину, но ответить взаимностью не мог. Ему было жалко, что несмотря на то, как ему трудно справляться в сегодняшние дни, он также чувствовал вину за свою невзаимность.       И Польша отдал бы многое, чтобы Украина даже никогда бы и не узнал о Его маках. Но вышло это случайно, все-таки не зря же с тех пор он пытается максимально ограничить их тактильный контакт. Они оба чувствовали себя виноватыми друг перед другом и каждый пытался сделать хоть что-то, чтобы загладить это чувство вины. Немного эгоистично.       Польша взял всю пачку салфеток, вытер руки и кинул на пол — а куда еще?       Поднял голову.       Украина хмурил брови закусывал губы, которые давно уже покрылись огрубевшей пленкой. Разноцветные ленты держали в пучке уже давно грязные волосы, особенно взгляд кидался на фиолетовые круги под глазами и покрасневшие белки глаз. Будто от марихуаны. Но Польша знал, что это было от четырехмесячного недосыпа. Как бы ему ни было плохо, он находился рядом. Поэтому знал.       — Я… — он закашлялся, и почувствовал, что может говорить, только когда на языке снова появился вкус металла. — Я хочу тебя обнять.       — Ты же знаешь, что будет больно?       Он не успел выговорить «Да» — голос снова сорвался. Но его итак поняли.       Украинец не побрезговал опуститься на колени в кровь на полу. Он аккуратно подхватил Польшу под руки и крепко прижал к себе, обнимая за спину. Сколько же чувства вины в этом объятьи.       Польша ярко почувствовал, как цветы ползут по стенкам легких, все приближаясь к глотке. Ему было все равно. Струя крови, будто патока, потекла на зеленую футболку Украины, но парень прикрыл глаза, слушал как быстро бьется Его сердце, и слушал как плавно чувства словно ползают по сердцу, отдавая блаженное ощущение неги в конечности.       Из носа больно выбрался маленький нераскрывшийся бутон мака, задержался, словно слушая вместе с поляком его чувства, и тяжело, как для его веса, упал на футболку Украины, покатился и шмякнулся на пол. Польша снова прикрыл глаза. Прошло всего лишь секунд десять, и хотя было очень больно, он не хотел, чтобы этот момент заканчивался.