Ночные рассказы сестрёнки Софии

Я нормальный человек. Я нормальный человек Каждый день в Мори мори летом становился жарче. Настолько сильно, что парни пили воду литрами, чтоб перестать потёть. Но вдруг пошел ливень. Конечно, все были рады этому. Прохладная влага наконец то помогла вздохнуть и отдохнуть. Биение капель об крышу убаюкивала и успокаивала. Гигантская листва дерева рядом с академией развивалась на ветру, питалась дождем. Но... Когда нибудь задумывались о том, что во время дождя психопат может убивать свою жертву? Не важно, как далеко он стоит от жертвы, какие от неё ждут действия. Возможно, именно в этот момент он и становится убийцей. Когда бедная девушка идет по цветным улицам Токио и ее заводят в угол и она становится ужином для психа. Или, может быть, она купается в бассейне или стоит под навесом и ждет своей смерти. Мой мир состоял из крови и ужаса. Добро пожаловать в Тихий дом. Ты знаешь мое имя. Но если не отдаляться от истории, позволь мне начать рассказ об убийства самого себя. В последние минуты перед самой смертью ты проснешься и поймешь, кто ты такой. И ты поймешь это именно потому, чтo ты – это ты. Но эта история не про смерть, не про убийство. Это история про жизнь и про любовь. Про то, каково это – жить рядом и не понимать, в чем смысл твоей жизни. Акеми, сколько себя сам помнил, был нормальным мальчиком. Он играл, читал, рисовал. Но теперь... Что то поменялось. В нем появилась сила. Ему стало казаться, будто он – кто то другой, это другой человек случайно забрел в его мир и остался в нем. Кто он? Минами. Он вспоминал его из раза в раз. Этот М стал И. Итомэ. Акеми стал другим. Его тело изменилось, его разум... Это не был прежний Акеми. Вернее, с тем прежним ничего не стало. Память Акеми стала его кошмаром. С его телом что то происходило. Что? Наверное, он осознавал что смеет делать ему больно. Ему. Осознавал, что причиняет боль другому. Когда он в этом убедился, то пришло другое знание. Как-то раз он услышал эхо голоса. Странное, жалостливое. Ему показалось, что его знал он. Итомэ. Это было до того смешно и странно – так сказать – странно-смешно, что Акеми казалось, что это его воображение. Тогда он понял, наконец, почему он слышит эхо. Эта совесть. Если бы я начал рассказывать об его агонии, возможно, я бы описывала это кроваво. Скорее всего, я бы рассказал вам о том, что его мозг и глаза бы гнили, а его сердце изливалось кровью и его жрали изнутри бабочки и тля. Они бы прогрызали в нем дырки, такие большие, что я бы могла просунуть туда том Мёртвых душ. Бабочки. Они символичны. Мои бабочки светлые, всегда мне помогали, всегда освещали мои руки. Они шептали "София, София, возьми эту книгу". Но эти бабочки были сплетены не из света, а из тонкой грани между смертью и безумием. Они источали ярко кровавый цвет после блаженства этого сырого мира. Прекрасен был бы мой мир. Кровавые тли – мой и он – умирали бы рядом. Но они ненавидели меня. А я просто забывала о них. Акеми тоже видил эти бабочки. Они были наполнены его мраком, надеждой сумраком. А потом они нападали, поедали, убивали... Проедали конечности. Ставили капельницы. Я видела это много раз, но не пыталась помочь. Это был просто вопрос такта и стратегии. Глупо было рассказывать. Но я продолжу. Акеми понимал, как Итомэ больно, когда парень спал с другими. ему не было приятно. Если бы я сравнил это чувство, я бы привела в пример бабочек. Они жрали мысли Итомэ, делая его сознание грязью. Его мысли, неотделимые от его кожи, были чисты и прозрачны и казались абсолютно белыми в грязных руках Акеми. От его мыслей о сексе. Красивая метафора. Секс и мысли Акеми были как мысли разлагающегося трупа. Секс прекрасен только, когда люди любят. Красиво любить друг друга, даже с грязью внутри. Про остальное говорить не буду. Внутри Акеми происходило многое: Метафора на суть его жизни, гипербола происхождения его грусти и другие литературные и философские мысли, которыми я вас не буду грузить. Я по сознанию аналитик, и привыкла думать на пять секунд вперёд. Могу запутаться. Поэтому я буду следить за уровнем мысли и активно помогать. Итак, Акеми на самом деле любил Итомэ. Но почему то эти тёмные бабочки отрицали все его вероятные и прагматичные мысли. И он возненавидел их, запершись в тёмной комнате. Эта тьма поглощала его злобу. Его молитву о том, что Итомэ самый светлый в этом мире, в его разуме... В его мире. По злой иронии судьбы он создал свой мир именно из своей любви. Все остальные, кто хоть когда нибудь его любили, были отвергнуты его сознанием. Итомэ. Итомэ был его светом Один раз Акеми приснился его профиль лица. Один раз. Точнее – во сне. Его гладкие руки, волосы, горбинка на носу и пухлые губы были для Акеми изучены. Они были искусаны. Они были прекрасны. Он видел в них своё отражение. Всё было не так. Как можно увидеть человека в светлом колодце? Можно представить только размытое сияние. Мысли... Колодец, губы, кровь, все мешается в голове парня. Он любит Итомэ. Не Минами. Именно И. Почему-то эта мысль… Была такой милой и живой. Я на самом деле схожу с ума. Бабочки это что то большее, чем крылатые твари. Может, я им поклоняюсь? Просто думаю, бог это или нет. Акеми аккуратно умылся. То, чего он стыдился перед зеркалом, действительно высохло, а синяки под глазами ушли. Могила бога, подумал он. Могила... Такое красивое слово. Приятное. Красивое небо, красивое утро… Не надо так много.Я не достоин такого звания. Стихи - стихи такие спонтанные . Так уж я устроен. Пошёл умываться. Акеми мыл руки, казалось, уже минут тринадцать. Мыл и мыл, мыл и мыл, как будто боялся, что эта великая процедура испачкает его прекрасную красоту. Которую я потом не увижу никогда. Он ее не увидит. Акеми грязный. Вот так вот, ни за что. Лучше не задумываться. Сплюнул, вытер рот. Взялся за щетку. Теперь мыть. Мыть мыть мыть мыть. Потом это будет трудно - но потом. Вечером… Потом вечером я поем. Гм… А будет ли сегодня вечер? Стишок. Стихи. Мысли Акеми мешаются. Его жизнь такая... Скучная. Итомэ. Итомэ его свет. Еще его душа. Сидит, читает стихи, сидит. Его нежные руки, костяшки которых красные, как мясо , и нежные, почти женские руки. Лицо. Лицо бледное, как у трупа. Так прелестно. Надо было все же его полюбить. Подумать, найти в себе силы. Это надо было. Акеми забылся. Горячая вода омывала руки, они болели. Вода горячая. У него руки холодные. Его душа грязная. Как черные бабочки. Акеми вдруг про себя подумал, что если бы Итомэ сейчас пришел к нему, то Акеми забыл о языке, взял бы кинжал и... Что? Что бы он сделал? Глаза стали очень серьезными. Надо думать, подумал он. Думать. Ночь близка. Когда эта ночь наступила, к Акеми правда пришел Итомэ. Кейчи лежал и смотрел в потолок. Тамура, Юри, Шикатани... Грязь, мерзость, секс, кишки, вскрытие, пампалы, звуки зубного врача, гной, протухшая курица, рыба, родимое пятно, на котором извивается червяк, узор на покрытых плесенью стенах, мухи, стоны умирающего человека, опарыши... Тооно, Кашима, Фуджисаки. Веснушки, конфеты,, сигареты, кролики, громкие возгласы по телефону, смех, запертые двери, запах осеннего города, пар, запах картошки, солнце, снег, троллейбус, листья, капли дождя, мокрый нос, чай, парк, березы, тигры, обезьяны, белый халат. Почему такие подгруппы? Никто не знает. Их не так много. Итомэ лег рядом. Итомэ Коуширо... Кровь, молоко, сердце, кости, белый, бархат, мед, романтика,медные тарелки, пуговицы, снежинки, красное вино, сосульки на карнизе, мандаринки. Так красиво. Эти слова красивые. Они нравятся Акеми. Все красивое нравится Акиме. Итомэ красивый. Мраморный Пион. Сочный персик. Бриллианты. Толстозадые леди с туго накрашенными губами. -Акеми, очнись...,- Итомэ шепчет нежно. Акеми смотрит на него. Они целуются. Так приятно. Просто так, от избытка чувств. Такие нежные, такие сладкие губы. Мурашки бегут по спине. Такая тяжелая грудь. -я нормальный человек, Итомэ? - А ты себя как чувствуешь? Акеми обнял его. Кости Итомэ такие твердые. А тело упругое. Все на месте. Но почему болит так голова? Господи, даже тошнота есть. Странно. Акеми обнимает его, но ему не нравится одежда на них. Слишком много молний и карманов. Одежда пахнет духами и сигаретами. -Итомэ, можешь раздеться?,- спрашивает Акеми. Хочется показать, что он не стесняется этой беседы. Страдания молодости понятны. Эх, Акеми-Акеми. Они раздеваются и смотрят друг на друга. Необычно. Они не смотрят на тела друг друга, сохраняют глазовой контакт -Итомэ, меня охватывает безумие,- Акеми оюбнял его и просто продолжает гладить, как ребенка. По голове, по бокам, тихонько шлепает руками по щиколоткам. Потом он укусил его за ухо, но очень легко и нежно, и не заметно надавил губами на мочку, поэтому укус вышел негромким, почти нежным. И в этот момент он испугался по-настоящему. -Итомэ, давай говорить слова, которые нам нравятся? Акеми трогает его плечи, потом шею, проверяет шею. Потом касается губами мочки. Она холодная. В эти секунды хочется не просто раздеть Итомэ, а содрать кожу живьем и расцеловать каждый его сосуд и капиляр. Но они оба не сделают этого – и потому, наверно, в жизни этих людей не будет в точности такой минуты, чтобы сказать друг другу хотя бы слово. -Хорошо Тишина стала спокойной. Итомэ такой холодный, а Акеми горячий. То что надо. Когда все было готово, они обнялись крепче. Акеми погладил плечи и грудь. Ее руки уютно устроились на его боках. Кейчи начал: -Молоко Акеми ло сих пор грел руки на боках Итомэ . Она подняла голову, вглядываясь в лицо возлюбленного. Говорить пока не хотелось. Он ждал. Ничего нового в его поцелуях не было – как и в сотни раз прежде. Зато его руки двигались уверенно и умело. -Кости Итомэ легко поцеловал его в плечо. Акеми же погладил ее спину, снова ниже. трогая кости и изгибы и вмятины. Он положила свои руки вдоль его тела, тоже сильно изгибаясь, она прижималась грудью к его телу, обеими руками он гладила спину и бедра. -Зубы Акеми уже успокаивался. Все было не так плохо, как показалось сначала. Безумие уходило и достаточно быстро . Должно быть, на него так подействовало осознание, что он рядом -Итомэ, давай поспим?,- спросил Кейчи. Спокойный и теплый голос его Итомэ звучал негромко и успокаивающе. Он нежно положил ее голову на плечо, он полностью его принял. Он поджала ноги к себе. Как чудесно. Итомэ накрыл их одеялом , и потом она сомкнула губы на плече возлюбленного. Акеми так же устроился. Когда они засыпали, Акеми показалось, что его грязные бабочки вдруг стали обретать смысл. Тонкой линией света сделала его чуть чуть лучше. Итомэ был его светом