* * *
Три часа обеда не обвенчаются успехом погулять под теплым солнцем вместе со своей дорогой семьей, потому как на слух уже день напролет давит назойливый звук покрапывания дождя, который, скорее всего, будет именно так же лить к полуночи. Несмотря на то, что журналист довольно сильно возлюбляет эту дождливую погоду, целый день ему конкретно не сойдется по душе слушать это постукивание об решетчатые ставни, которые, между прочим, стоят буквально под каждым ихним окном. Однако, все же, кого-то это длительное время присутствия дождя радует, ибо после него — любимая слякоть², по которой можно будет попрыгать за ручку в сноубутсах³. Очевидно же, что Джорджу нравится после дождя попрыгать да побегать по ней. Младший родитель, Линч, сидит сейчас на диване и внимательно наблюдает за действиями мальчика, чтобы он что-то не натворил, пока за стеной Джон катается по всей комнате на крутящимся стуле, в попытках придумать последующий сюжет событий в книге и ломая голову над нестыковками. Впрочем, так происходит каждые два-три дня, потому что писатель старается быстрее дописать чтиво, ибо читатели уже с ума сходят от слишком длительного отсутствия произведения. Егор понимает, что голубоглазому сложно, потому как книга должна выйти на более трех сотен страниц, поэтому ежедневно, когда возлюбленный приступает к работе, предупреждает Джорджа не влазить в его кабинет, периодично приносит еду (конечно, он сам ее иногда берет в экстренных случаях), что-то питьевое. А самое главное, что в доме зачастую царит тишина, которую каждый тщательно старается придерживать. Становится невыносимо скучно. Джордж сидит на полу и просто пялится в одну точку, соответственно, журналист тоже. Может, у них это уже стало как что-то общее, когда хочется чего-то сделать, но идей совершенно нет. Точно, борщ еще не готовый, как Линч мог забыть.. — Джордж, ты же не против посидеть здесь кое-какое время? Я тебе дам свой телефон, посмотришь свои мультики.. или что ты там смотришь. – Спросил Линч, ища свой телефон под всеми возможными подушками, находящимися в этой комнате. Мальчик просто иногда любит спрятать какие-нибудь вещи, а самое лучшее место для них — под подушками. Никто из родителей не понимает, почему так, но, скорее всего, это обыкновенные, своеобразные странности ребенка. Не удивительно, что ответа на заданный вопрос Линчем не последовало, поэтому увидев краткий кивок со стороны мальчика, журналист вручил ему свой телефон, попутно включая ютуб, а там уже Джордж сам разберется. Поцеловав в лоб и последний раз взглянув на него, Егор направился на кухню, где взял с холодильника все необходимые ингредиенты и вещи для приготовления еды на обед. К счастью, на этот раз немного черного хлебушка осталось, потому что зачастую его неожиданно быстро съедал Джон, вместе с чем-то еще сверху. Следовательно, в скором времени этот хлеб нужно будет прятать, ибо попадет во всякие не те руки.* * *
С просторов кухни доносилась мелодия иной-то песни. Линч, пританцовывая и напевая шепотом слова песни, режет черный хлеб, пока другие, горячие уже, отлеживаются на тарелке и в прямом смысле вбиваются своим запоминающимся ароматным вкусным запахом, которого, кажется, сейчас каждый член семьи унюхает и моментально прибежит. Борщ уже относительно давно готовый, стоит, ждет, пока остынет. Этот чудесный, пряный запах витает полностью и целиком по всей уютной квартире, кружит, стучит в двери, проскакивает между ними и заставляет встать со своего места да пойти сытно наесться едой. И вправду, через некоторое время слышится открывание двери, тихие, но быстрые шаги.. Джон. Значит, все таки, унюхал. Писатель высовывается всем туловищем из дверного проема и осматривается, видит готовый, наложенный в тарелку ароматный борщ. У Линча всегда еда получалась безумно вкусной, наверное, в детстве да и не только он, по крайней мере, учился готовить еду вместе с Лили, либо же она его сама учила. Впрочем, Джон очень сильно любил разные супы от возлюбленного: бульон, рассольник, щи, и так далее по списку. Абсолютно все это получались просто изумительно у журналиста. Однако, двое парней сходились на мысли брать простой доширак на всякий пожарный, если на задании нужно будет перекусить чем-либо. А вот когда Джон говорил, что лучше дома съест доширак, то Егор заводил длительные лекции о вреде этой неполезной еды, оттого и потом отхватывал вдобавок шатен. Линч заканчивает нарезать черный хлеб, быстро ставит его на сковородку и делает все так, как принадлежит для приготовления данной пищи. Потягивается выше к телефону, который стоит на верхней полке и из которого до сих пор доносится мелодия, но уже спокойная и тихая, выключает ее, а за ней сам телефон выключается. Егор оборачивается к писателю, который сидит на стуле с закинутой ногой на другую и дергает ней, смотрит на журналиста с довольно милым внешним видом: желтый фартук, что хорошо сочетается с его нынешней домашней одеждой, немного растрепанные волосы, собранные на макушке в маленький, очаровательный хвостик, что болтается при каждом малейшем движении, ибо уже давно еле как держится на последних силах за темные волосы. — Хозяюшка моя драгоценная, можно приступить к еде? – Хмыкнув, спрашивает Джон, кидая короткий взгляд в сторону наложенной на белую тарелку еду, потом возвращая дальше продолжать осматривать сверху-вниз видок своего обожаемого человека. — Да, можешь приступать, скоро наложу черный жареный хлеб. – Сверкнув мимолетной, нежной и обворожительной улыбкой, ответил Егор, уже снимая с себя фартук. Немного подходит к коридору и вслушивается в тишину, которую лишь нарушает писатель и его ложка, которой он ест борщ. Удивительно, что с той комнаты, в которой должен сейчас раздаваться какой-либо шум или голоса, ничего не слышится. Наверное, Джордж уснул.* * *
— Джон, вы выходите уже, а я вас догоню. Мне нужно закрыть окно в спальне, да и вообще во многих комнатах. — Робко проговорил Линч, усердно ища ключи во всех карманах курток, что висят на крючках в прихожей. Сейчас уже пол шестого, а эти трое только выходят с квартиры. Впрочем, это не настолько важно, как нужный сон ребенку, что уснул прямо за просмотром страшилки «деревня вампиров» о его нынешних родителей. Егор и Джон так и не поняли, как мальчик нашел их совместный канал о старо-забытых приключениях, которых ребята уже давно оставили, не забыв сообщить подписчиков. Конечно, журналист до сей поры делает разные посты о своей жизни, рассказывает истории, обещает, что когда Джордж подрастет — возьмется вновь за это дело со своим возлюбленным. Однако, еще никто из подписчиков не знает, что эти двое "приятели" крутят романы уже на протяжении трех лет. Может, кто-то и подозревает, что между ними происходила случайная, некая искра, с помощью которой они выдали себя. Это не столь важно, как возможные будущие вопросы ребенка о их приключениях. — Ладно, мы будем тебя на улице ждать значит. Может, сядем на ту лавочку, если она не будет занята бабой Верой, и, конечно же, не будет промокшая. – Последнее предложение писателя раздалось звонким эхом по всему этажу, ибо он взял мальчика на плечи и быстро по ступенькам побежал в низ. Больше всего брюнета удивляет то, что Джон никогда не пользуется лифтом, который, к слову, довольно хорошо и безопасно работает. С уст Джона «я боюсь полететь вниз в этой старой хераборине» звучит бывало устрашающе, но это не мешает журналисту продолжать на нем ездить. Выходя с Джорджем под руку на улицу, в нос сразу врезается изумительный и свежий запах дождя. Парень просит мальчугана крепче взяться за его шею, который шмыгает и оглядывается в неверии по сторонам, попутно пытаясь спрятать как можно быстрее свою маленькую голову от быстро капающих каплей, которые резко, еле-еле появляются на доли секунды в поле зрения и сиюминутно исчезают, отскакивают от ровного асфальта, оставляя за собой чуть видный пар. Спустя некоторое время сие асфальт будет пахнуть слишком прекрасно и воодушевляюще, слишком свежо и будет приносить столь желаемую, любимую атмосферу "после". Джон пошатывается, чувствуя крепкую хватку маленьких рук на своей шее, достает довольно большой черный зонтик и открывает его. Видит, как поблизости на лавочке сидит та же самая баба Вера и покачивает ногами со стороны в сторону, руки ее засунуты в просторные карманы куртки за пятьдесят, а свой зонтик держит она под подмышкой, крепко-крепко так, что стоит он ровно и покорно, защищая старушку ладную от молниеносных капель неприкращаемого дождя. Старушка эта, Вера, была в действительности добрая и приветливая, каждый раз здоровались и за щечки тянула Джорджа, когда он вместе с родителями выходил погулять куда-то. Да и не только с этими троими здоровалась. В этом подъезде было достаточное количество людей, с которыми та познакомилась, с утра пораньше всегда желала хорошего дня всем, сидела и игралась вместе с детьми, если просили, конфеты раздавала, когда была возможность. А те ей в ответ благодарности приносили, разные, первые в качестве разнообразной еды, а другие — обыкновенные деньги на жилье и так далее. Впрочем, хорошо жилось, бабушка Вера в свободное время всегда сидела на своем месте любимом. Только вы не подумайте, что она проживает на улице, нет-нет! Вне зависимости от того, что она на улице бывает намного чаще, чем дома, она все таки живет и будет жить в своем скромном жилье. Больше всего она получает благодарностей простых без особой причины от Джона, достаточно популярного писателя в этой стране. Оттого и любит она эту семейку немного больше, все добрые и приветливые, хорошие и совсем не жадные. Помогут в любое время, если что не так. — Здравствуй-здравствуй, милок! Как поживаешь, как жизнь, почему в дождь вышел вместе с Джорджи? А где Егорушка? – Своим хриплым, чем-то приятным голосом завалила вопросами бедного писателя, который уже устал стоять с тяжелой тушей ребенка на спине и с зонтиком, что то и дело, как дергается и не может устоять ровно на месте, потому что непослушный Джордж продолжает искать новую, удобную для себя позу, не обращая внимания на предупреждения родителя о том, что сейчас тот будет стоять на мокром асфальте, а если хуже — сидеть на мокрой, грязной траве, ибо это послужит наказанием за испачканную куртку. — Привет, баб Вер.. У нас все хорошо, вот, вышли погулять на пруд к уткам, там, в лесу, ты знаешь то место.. – Указательным пальцем указывает на небольшой лес, с которого сразу отчетливо виднеется какая-то узкая тропинка, что ведет к тому самому пруду с уточками. — А мы решили прогуляться вместе, скоро Егор придет и пойдем, он сейчас в квартире ключи ищет. Мы, кстати, немного хлеба взяли! В ухо врезается и сразу же отталкивается резкий порыв ветра, что движется в унисон. Он запутывается в волосах словно в лабиринте, устраивает бурю и быстро взъерошивает нежные каштановые локоны, которые постепенно превращаются из хорошо вычесанной прически в непонятный абсурд со смешным образом. Лицо невольно морщится, глаза прикрываются, а брови сразу же хмурятся; руки моментально тянутся к лицу, дабы убрать надоедливые, мокрые пряди, что продолжают быстро и сильно рваться в одну сторону, куда дует холодный ветер, вдобавок оттого и прилипшие ко лбу локоны волос. Ощущается не приятно — определенно. Поэтому Джон немного сильнее сжимает одной рукой обе руки ребенка и подходит к бабушке, которая не сводит глаз с шумного леса, куда собирается пойти семейка. Малость времени погулять по возможности по роще, попрыгать по недавно созданным лужам да накормить уток, так сильно возлюбленных Егором Линчем. Столько есть милых и чудесных животных, но журналист больше всего полюбил их, уток, мандариновых уток, интересно, почему так? – Задавался этим вопросом Джон. Конечно, брюнет любит еще многую другую живность, но.. — Милок-милок, а скажи, как у вас там на личном фронте с Егорушкой? Он мне наводил лекции еще тогдашним днем, что волнуется о том, как на публике вас будет называть Джорджи.. – Немного волнующим взглядом задала вопрос бабуля, беря маленькую ручку мальчишки в собственную и нежно поглаживая большим пальцем. — Я попробую с ним сегодня поговорить на данную тему. Чем раньше — тем лучше. Нужно будет каким-то образом приучить эту козявку называть нас так, как мы решим, по крайней мере, пока он не подрастет, а тогда уже он сам будет решать. – Сразу же после последних сказанных джоном слов, слышится по ту сторону нажатие на круглую, громкую кнопку, а далее открывание металлических дверей и очередные жалобы на то, что они слишком тяжелые. Погода улучшается. Окатный дождь успокаивается на считанные минуты и на время оставляет за собой изумительный вид природы и небольшой окрестности, в которой проживает бывалое количество людей и животных, животных, что ежедневно выходят со своих недавно найденных укрытый и идут прямиком в те же самые кусты, где, как кажется, побывала уже вся живность прочая, да даже незнакомая с этим местом. Просто по случайности попавшая сюда. Животных, которых так безупречно сильно обожает Джордж, жаждет погладить каждого полностью и целиком, расцеловать куда угодно, даже в пятую точку, будь то оно нужно. — Ну что, Джон, пошли? – Отдышавшись, говорит Линч, держа в руке часть вкуснейшего батона. — О, здравствуйте, баб Вер! — Пошли.. – А за ним слышится бабушкин голос в понятии дружелюбного приветствия.* * *
Проходя между колыхающихся деревьев по обе стороны, можно увидеть, как некоторые белки спешно пытаются смастерить себе маленькое гнездо на некоторые время проживания, пока не перестанет ллить холодный дождь. Первые ищут, а второе тихо наблюдают со своих уютных домов, наверное, волнуясь, но помочь возможности нет. Кажется, Джорджа эта картина чем-то забавляет, поэтому мальчик неспешно подносит ручку и указывает на одну белку, а потом на другую, периодично хихикая и идя с писателем, который, соответственно, тоже заинтересовался. На голову падают нескончаемые капли проливного дождя, они врезаются в капюшон и растворяются, оставляя за собой маленькую, чем-то подобную круглую лужу, который потом нужно будет оставить сохнуть или, все таки, высушить. Ребенок высовывает свой язык наружу и подставляет, чтобы капли дождя попали прямиком на него. Но не получается, кажется, капает везде, но теперь только не на язык. А так хотелось попробовать на вкус.. Два родителя идут бок о бок, обнимаются, старший держит младшего чуть выше талии, а тот следит за мальчиком, дабы не упал в какую-либо лужу. К сожалению, сноубутсов не нашлось, наверное, по случайности оставили у Лили. Журналист рассказывает что-то так увлеченно, что видно, как он целиком нырнул в интересный рассказ, смотрит куда-то вдаль и рассказывает, иногда смеется.. Этот рассказ внезапно обрывает легкий джоновый поцелуй в нежную линчевскую щечку, на что брюнет резко замолкает и краска на его лице перемешивается в непонятный цвет, вводит кругами палитрой и оставляет за собой видный розоватый оттенок. Они уже подходят в небольшому пруду. Утки не встречают, плавают туда-сюда, занимаются своими делами.. или просто бездельничают? Но стоит в их поле зрения попасть кусочек хлеба в руке давних приятелей, которых животные запомнили наизусть — сразу мчатся к ним на встречу. Крякают, просят милостыни и немного еды, кружляют по пруду, оставляя за собой водяной, неровный след; рисуют невнятные, но идеалистически необычные узоры, которые моментально исчезают и оставляют за собой лишь четко видное отражение деревьев, что расположились вокруг своеобразного озерца. Озерца, на которого падают слабые листья сие деревьев, лишь туда, куда имеют возможность упасть и раскинуться красотой волшебной. Джорджа отпускают и он отправляется исследовать новую, незнакомую для него локацию. Слушается приказа родителей и пытается не упасть в водоем, ходит от него как можно дальше, пока за мальчиком наблюдает писатель, что стоит на другой стороне берега. Впрочем, вряд-ли кто-нибудь бы упал в пруд, потому что его окружает большое болото, что располагается по небольшой территории рядом с тропинкой. Ребенок прячет свои руки в карманы, пытаясь скрыть их от массовых, нескончаемых каплей дождя; но не против вновь высунуть язык, попробовать на вкус данную природную «воду». Егор отламывает маленький кусочек хлеба, на что Джон немного приподнимает нижнюю часть своей кофты, выставляя за подобный пакет или вещь, на которую можно что-либо положить. Брюнет кладет первый кусочек туда, а за ним уже постепенно присоединяются другие. Линч садится на корточки и преподносит в своей руке ломтик хлеба, своим способом подзывает уток, которые уже успели отплыть по разным сторонам. Они видят, собираются вместе и плывут к парню; каждый по очереди берет свой кусочек, оставляя другим свою, как кажется, заслуженную еду. А Джон отправляется за мальчишкой. Спустя некоторое время приходит, говорит, чтобы тот взял себе пару ломтиков в ручку и дал младшим уткам. Слушается, делает, как сказали и повторяет за журналистом: садится на корточки, еле держа равновесие и помогая себе одной рукой, чтобы не упасть, выставляет руку. Уткам с первого взгляда чем-то понравился Джордж: животные все это время, пока ребенок осматривал окрестность, плыли некоторые вместе с ним, приветствовалось своим «языком», в понятии крякали; пытались обратить на себя внимание, но тот лишь осматривал большие, лиственные деревья, пытался дотянуться до веток, дабы сорвать немного красивых листьев. Темнеет. На часах пробивает восемь вечера. Проливной дождь все также продолжает ллить как из ведра: застенчиво стучит по незакрытым окнам и козырькам, заполняет своими каплями трещины и ямы на дорогах да тратуарах, на которых после этой длительной погоды будут плавать игрушечные кораблики из бумаги, сделанные детьми. Кто-то смотрит в окно и мечтает под любимую песню, пока дождевые капли стекают вниз по деревянной люкарне⁴, кто-то спешит домой после работы, а некто иной как Егор Линч, Джон и Джордж собираются возвращаться домой, потому что хлеб закончился, вдобавок то, что они начинают замерзать от долгого времени нахождения под холодным дождем. Проходя мимо неспокойных деревьев и радостных растений, что были спасены тогдашним временем от изнуряющей жары, можно увидеть в тусклом небосводе свинцово-серые тучи, которые периодически собираются во едино, а потом по небольшой части вновь обретают свою прежнюю форму. Закрывают светило, но продолжают выпускать с себя крошечные капли, не щадить человечество и проросшие земли. Земли, которым, к слову, это действительно нужно. Тропинка, по которой они идут, давным-давно целиком и полностью промокшая со слякотью, провоцируя ребенка на ней попрыгать, но родители могут отругать, ибо сноубутсов на нем сейчас нет. Пару минут и в поле зрения бросается иной подъезд. Рядом с ним стоит довольно старая, потрепанная жизнью лавочка, на которой, как видно, продолжает сидеть бабушка Вера и следить за благолепной да великолепной природой и живностью. Живностью, которая бегает туда-сюда, играется. Ребята подходят ближе и начинают разговор, спрашивают, почему не ушла домой еще тогда, на что получают ответ в понятии «мне нравится дождь; у меня иммунитет и я не заболею». Та здоровается с Джорджем, целует в лобик и напоследок тискает за маленькие щечки. Прощаются, обещают, что завтра мальчик выйдет во двор погулять, а она, соответственно, приведет свою внучку, с которой тот уже знаком и игрался пару троек раз.* * *
— Козявка, сыграем в прятки? Я ищу, а ты прячешься, только к папе Линчу не заходи. — По рукам! — И Джордж побег прятаться в свое найденное заранее место, пока за спиной отчетливо доносился голос писателя, что медленно и громко считал от одного до тридцати. Пробегая мимо кухни, с которой слышался звук приготовления и ароматный запах еды, мальчик резко остановился и понял, что у него не хватит времени залезть внутрь просторной тумбочки, потому как в запасе времени остается всего лишь-то с десятка секунд. Поэтому, не задумываясь, он моментально решил встать к стене и закрыться обоими дверями, которые были буквально рядом: одна на одной стене, а другая на второй. Встав так, как нужно, он быстро открыл двери и направил на себя, чтобы те как будто бы соединились, создавая маленькое пространство. Однако есть проблема.. Ноги. Они же видны снизу, если приглядеться или наклониться, из-за штуковины, чтобы дверь открылась и закрывалась. Где-то с другой комнаты слышится более громкая цифра один, означающая, что Джон готов выходить искать. Тихие шаги наполняют коридор и бывают буквально везде, не оставляя за собой незамеченного места. Мальчик стоит неподвижно, почти что не дышит, не смыкает глаз, боится, что его каким-то образом смогут найти. Боится писателя, у которого слух можно сравнить с кошачьим. Боится буквально все. Слышит, как кто-то выходит с кухни и направляется прямиком в его сторону. Но оказывается, что это папа Линч, просто идет взять свой заряженный телефон. Он определяет это по звуку включающего гаджета, так же понимает, что.. К сожалению, хочет в туалет. Нужно держать себя в руках — определенно. Оттого и садиться на корточки, немного отодвигает двери и смотрит на пустой коридор; вздыхает и тут же слышит шорохи с левой комнаты, которую тот не сможет увидеть на данный момент. Звуки с кухни прекращаются, обворожительный, ароматный запах во всех смыслах витает в каждой комнате, будь она закрыта. Но вместо ожидаемой, различимой на слух тишины он чувствует, как левую, верхнюю часть двери кто-то придерживает, не дает сдвинуть с места. Оборачивается, поднимает голову и видит, как на него смотрит устрашающее лицо с жуткой улыбкой, от которой хочется расплакаться. Джон стоит неподвижно, давит лыбу и смотрит в маленькие глаза в пять копеек и пытается не заржать как сумасшедший конь. Да, таких шуток давно он не делал. Уже живот побаливает, но голубоглазый видит, как у Джорджа от испуга краешки глаз наполняются хрупкими, еле видными прозрачными слезами. И вот раздается первый всхлип. Журналист, видимо услышав внезапную, странную тишину, выходит с кухни и оглядывается в поисках этих двух проказников. Видит, как Джон стоит на коленях спиной к нему и обнимает Джорджа, поглаживая по голове. Подходит и спрашивает, что случилось и почему мальчик плачет, на что не сразу, но получает рассказ о страшном лице и улыбке отца Джона. Да, отца.. Егор взволновался и взял себе на руки ребенка, пытаясь остановить нескончаемые слезы и успокоить самого мальчика. Рассказывает, что писатель не хотел и это всего лишь неудачная шутка, которую он не так понял. А сам писатель не стоит, извиняется, ловля на себе злобный взгляд от Линча. Невинно улыбается и затягивает двоих к себе в объятия. — Идите есть уже, скоро нужно будет ложиться спать.* * *
С гостиной комнаты доносится умеренный звук телевизора, на котором играет совершенно рандомный мультфильм. Джордж бегает по комнате и играется, прыгает по большому дивану, строит всякие домики с подушек, пока журналист принимает и отбирает на потом разнообразные арты с Линчарки, по крайней мере, пытается. Звук телевизора громче, поэтому остается радоваться тому, что надоедливое постукивание дождя по стеклянным окнам прекратилось на часа два-три. А с другой комнаты, где сейчас Джон, можно услышать грубое общение с писаниной с ручкой по бумаге. И вот звук совсем затихает, включается реклама, мальчик отчаянно ищет пульт, чтобы ее отключить, но понимает, что его потерял. Опять. Пока ребенок ищет пульт, Егор встает с дивана и направляется в комнату к Джону, дабы проверить, что да как. Легонько стуча в дверь тишина не прекращается, по ту сторону комнаты совсем ничего не слышно, кажется, что шатена там вообще нет. Линч открывает дверь и осматривается, но никого не видит в комнате; проходит пару шагов и застывает, чувствует горячее дыхание рядом со своим затылком. Хочет обернуться и посмотреть в глаза, но не получается: его резко берут за талию, притягивают как можно ближе к себе и ставят свою голову на его плечо. Журналист вздыхает знакомый сладкий аромат Джона, узнает и решает спросить, что происходит. Однако и слова с уст не вылетает, как одна рука писателя закрывает ему рот, не давая возможность сказать, а другая тянется вверх под удлиненную футболку, тем самым приоткрывая вид на подтянутый торс. Буквально лапает, изучает каждое место и той же рукой спонтанно меняет управление, вводя вниз по чувствительной спине и дотрагивается до ягодицы, сжимает, на что получает сдержанный, желаемый стон в собственную ладонь. Улыбается, неожиданно для Линча поворачивает его к себе и ставит уже обе руки на задницу, чтобы тот смог подпрыгнуть и Джон поднял его на руки. Слушается. Послушный мальчик. Затягивает возлюбленного в страстный поцелуй, на что журналист удивляется и слегка приоткрывает рот, чем голубоглазый пользуется этой возможностью и проникает тому в зев, пафосно водя своим языком и прикасаясь к противоположному; дотрагиваясь собственным до неба, а потом нежно проводя по другим, незатронутым местам. Джон жаждет Линча полностью и целиком. Только вот.. — Отпусти меня! Джордж сейчас в другой комнате, вдруг он нас услышит!? — Пытаясь оттолкнуть растерянного писателя, который явно не ожидал, что долгожданные страсти так внезапно прекратятся. — Да не услышит он нас, Егор, ты же умеешь сдерживать.. стоны? — Ты сумасшедший, это ничего не меняет! Если не услышит, то наверняка зайдет в комнату, — уже стоя на полу во весь рост и поправляя задравшуюся футболку, отрезает Линч. Высокомерно фыркает и направляется на выход, но только дергает за ручку двери и понимает, что та закрыта. Поворачивается и видит, как Джон сидит на краю двуспальной кровати, упираясь двумя руками об синее одеяло, явно намекая на что-то интересное. — Открой мне дверь, паршивец. — Целуй меня. Десять раз. Если не хочешь заниматься сексом. Глаза становятся больше, застывают в немом удивлении в экстазе со злобным возмущением. Парень вздыхает, подходит к возлюбленному и немного наклоняется, дабы поцеловать сначала в лоб. Целует, так легко и кратко, словно воздушный, отправленный поцелуй с воздуха. Писатель вскидывает брови и тянется за рукой журналиста, перехватывает и тянет того на себя. Егор падает прямиком на Джона, врезаясь головой в грудь шатена; приподнимается и смотрит в голубые, словно чистый небосвод, глаза. Усмехается, тянется к желанным, сладким губам, но его резко и без колебаний притягивают быстрее да целуют, пытаясь влезть своим языком тому в рот. Джон поглаживает парня талию, ласкается и мысленно просит Линча приоткрыть немного зев, на что не сразу, но получает желаемое. Журналист одной рукой немного надавливает на грудь писателя, явно намекая приостановить страсти и снять очки с лица. Джон снимает. Оба смотрят в противоположные глаза партнера. На данный момент у Линча столь прекрасные, завораживающие изумрудные глаза, словно действительно самый драгоценный изумруд в мире разместился в линчевских глазах. А у Джона сие глаза настолько очаровательно голубые, будто чистейший, восхитительный сапфир, в котором отображаются осадки разбитого прозрачного стекла. Совсем немного. Вновь соединяются в поцелуе. Оба проявляют как можно больше инициативы со своей стороны, но, все же, побеждает Джон. Побеждает Джон, неожиданно перехватив в свою одну журналиста обе руки. Перевернув того на кровать, чтобы лежал на спине, начал постепенно расцеловывать каждое нетронутое ним место на шее, все так же держа над линчевской головой его собственные руки в своей одной. Но останавливается, когда брюнет напоминает, что он должен целовать десять раз, а не писатель, и, тем более, только в губы. Поэтому сменив позу, продолжает выполнять свою обязанность, пока нижний безмолвно радуется и наслаждается оставшимися минутами нахождения в удовольствии от сладострастных, временами хрупких и манящих вновь, поцелуев своего возлюбленного. И вот настает последний.. Егор выиграно улыбается и на этот раз целует в щеку, что сиюминутно залилась красноватым оттенком, хотя должна была еще до начала выполнения джоновой просьбы. Взъерошивает каштановые волосы писателя и направляется к до сих пор закрытой двери, упирается об стену и всем своим видом очевидно напоминает, что парень должен открыть ее. Джон встает, самодовольно облизывая свои губы, на которых осталось «что-то» от губ брюнета и подходит к Линчу, на последок быстро оставляя нечто на подобии чмафка⁵ и достает с ближайшей тумбочки маленькие ключи, открывает. — Благодарю тебя за честно выполненную просьбу, Егор Линч. — Подмигивая и специально давя невинную лыбу. — Если бы дверь не была закрыта, поцелуев бы не видал. — Неожиданно меняя настроение и говоря раздражающим тоном. — Ну-ну, какие мы злюки. Смотри не лопни от злости, утенок. — На что ответа не последовало, лишь слышное фырканье от журналиста и явный факт того, что обыкновенные джоновые слова на парне отобразились яркой краской, заставил Джона по новой самодовольно улыбнуться и приступить к завершению своих дел. Заходя в гостиную комнату и чересчур ожидая то, что мальчик нашел несчастный, потерянный пульт и уснул за просмотром очередного мультфильма, Линч видит перед собой следующую картину: Джордж, построив себе совсем маленький домик из больших подушек, смирно и тихо посапывает, укрывшись оставшуюся частью прижатого одеяла. Разочаровано вздыхает и подходит ближе, дабы убрать верхнюю подушку, что служит за временную, слабую «крышу». Убирает и постепенно этот дом исчезает, оставляя за собой открытый вид на спящего Джорджа, что свернулся в комочек. Журналист тихо смеется и берет пульт, выключает телевизор, а потом берет на руки ребенка, попутно и свой телефон. Оказывается, нести на руках спящего Джорджа намного легче и лучше, чем вечно неспокойного и непослушного. Смотрит на часы, что висят на стене у прихожей, видит одиннадцать часов вечера и идет в спальную комнату, тем самым проходя мимо джоновой и немного постучав, намекая на то, что нужно ложиться спать. Уже в спальной комнате ставит мальчика на кроватку, целует в лоб и желает спокойной ночи, а сам подходит к шкафу; одевается в свою спальную одежду и садиться на кровать, ожидая прихода писателя. Парню явно надоедает ждать сидя, поэтому ложиться окончательно на кровать, укрываясь долгожданным, теплым одеялом. Со стеклянных окон беззвучно стекают прозрачные капли непрекращаемого проливного дождя, оставляя за собой водяной, невнятный след сверху-вниз. Из-за этого следа не четко видно вид на безлюдную, но воодушевляющую улицу с непотухшими фонариками ночными; почти ничего не видно, лишь иные размытые изображения, в которых мерцают разноцветные источники света. На уши безжалостно давит звук покрапывания по полностью промокшим козырькам, не давая возможность уснуть глубоким сном. Это все сиюминутно прекращается, когда из мыслей брюнета выводит звук открывающейся двери, за которой сразу же выходит сонный Джон, часто зевая. Джон делится своей яркой, усталой улыбкой и повторяет ранее линчевские действия: подходит к шкафу, достает уже только домашние, предназначенные для сна шорты, а футболку снимает и оставляет где-то на краю кровати, аккуратно сложа, чтобы та не помялась. Заканчивает переодеваться, оборачивается и видит, как Егор меняет каждый раз позу, пытаясь найти самую удобную, на что на лице непроизвольно появляется какая-то добрая насмешка. Джон ложится на другую сторону мягкой кровати и притягивает к себе журналиста, прижимая того к себе как можно ближе. Да так, что тот не сразу, но быстро очнувшись понимает, что лежит прямо на писателе, своим лицом прижимаясь к противоположной груди. Линч понимает, что шанса выбраться с крепких объятий нет, поэтому ложится поудобнее, ставя свободную руку на каштановые волосы голубоглазого и поглаживает, пока не уснет. Поглаживает периодично, утыкается своей головой об джоновые ключицы и вздыхает сладостный, до мурашек по коже и до боли знакомый, аромат. Постепенно засыпают, и.. — Сладких снов, Джон. — А в ответ надоедливый, тихий храп. Дождь со временем перестает докучать и медленно, но точно утихает, оставляя за собой изумительную свежесть и восхитительный вид на город. Тишина наступает вместо долговременного покрапывания дождя, сопровождаясь единственным слышным храпом в небольшой, но уютной воронежской квартире. Деревья так же успокаиваются и прекращают колыхаться с одной стороны в другую, а виною всему — сильный, холодный ветер в унисон. Кто-то ложится спать, относительно недавно прослушивал любимую песню, сидя на окне и мечтая или фантазируя, а кто-то начиная свою позднюю смену с хорошего настроения, потому что дождь закончился.