Кошмар

— Ты... Байчжу роняет склянку на пол. Руки трясутся, цепляются за тело на кушетке, пытаясь растолкать, разбудить, воскресить — чужое лицо бледное, почти синее, испачканное кровью и грязью. Мертвое. Веснушки потемнели, уродливыми пятнами расползлись по щекам. Губы больше не изогнуты в улыбке — изодраны, растерзаны зубами до мяса. Лоб прорезали жесткие морщины — не от старости, от жуткой боли. Волосы свалялись в комья, тело словно одна сплошная рана, куда ни глянь — кровь. Байчжу трясет, Байчжу выворачивает, Байчжу едва ли не сознание теряет. Он многое повидал, страшные болезни, отвратительные раны — он все это видел сотни раз и наверняка еще столько же увидит, но Чайлд, его Чайлд, глупый-смелый-беспечный-сильный Чайлд клялся, что Байчжу и царапинки на нем никогда не увидит; закатывал глаза и пренебрежительно фыркал. И лежит сейчас — месиво из костей и органов, холодный и равнодушный ко всему. Лгун, он знал, что все так и закончится! Байчжу ударяет рукой по кушетке, словно Чайлд как обычно дёрнется на резкий звук и начнёт ворчать, что нервы совсем не к черту. Чайлд не дёргается. Не ворчит. Не дышит. Байчжу мог бы его спасти, мог — он бы успел, обязательно успел бы, если бы предательски дрожащие руки не подвели. Он не знал, не мог понять, что именно сделал не так, может, не то зелье использовал, перепутал склянки, не уследил, дёрнул рукой и задел что-то, что задевать было нельзя. Вот он, живой Чайлд, что-то тихо бормочет и кривит губы, а вот он — мёртвый, замолкнувший, только как-то странно вздрогнувший перед тем как... Байчжу сглатывает, мотает головой, упрямо берет скальпель, бинты, кучу склянок, склоняется над Чайлдом. Что теперь? Он всегда старается сохранять спокойствие и хладнокровие, иначе он никому не сможет помочь — какая польза от врача, который трясётся и на пациента взглянуть боится? Но сейчас Байчжу не может даже ухватиться за что-то одно — лить зелье в рану уже бесполезно, бинтовать нечего, нож в дрожащих руках едва ли пригодится сейчас. Байчжу ненавидит чувствовать себя беспомощным. Бесполезным. Чаншэн скользит где-то рядом. — Чаншэн, — Байчжу сипит, с надеждой смотрит в темный угол, где тускло блестит чешуя, — Чаншэн, он... помоги, я не могу...я... Она лишь шикнула в ответ. — Он мертв, — подползает ближе, шипит громче — обвиняет, презирает, словно она знает, кто виновен в смерти их-человека. Чаншэн ценит человеческую жизнь. Чаншэн ценит Чайлда — она помнит, как Чайлд присматривал за Цици, помнит, как он дарил ей, Чаншэн, блестяхи и сувениры. Чаншэн винит Байчжу. — Мертв из-за тебя, ты убил его, — Чаншэн надвигается прямо на него, раззевая пасть, скалит зубы, словно собирается броситься на него, впиться клыками в лицо. Змеиная морда искажается, плывет перед глазами. Байчжу делает вдох перед тем как.... ....резко вскочить на кровати. В комнате полумрак, забытая лампа на столе приветливо мигает ему, разгоняя тени кошмара. Байчжу шарит рукой по месту рядом с собой, натыкается на теплое и мягкое тело — и сгребает Чайлда к себе. Он теплый, с целыми руками-ногами, красными щеками — обгорел на солнце, дурак. Чаншэн, днем ругающаяся с Чайлдом до победного, ночью спит с ним, обвив руку хвостом. Оправдывается тем, что у него подушка мягче. Никаких мёртвых тел и разъяренных змей. Никаких разбитых склянок и страшных ран. Опять кошмар. Причин для волнения не было, Байчжу не понимал, почему каждую ночь его преследовало одно и то же. Смерть Чайлда, ненависть Чаншэн, собственная беспомощность — чего он так сильно боялся? Пусть Чайлд свою рыжую голову особо не берег, он все равно был осторожен. Байчжу ни разу не видел Чайлда с серьёзными ранениями. Царапины, ушибы, сломанные пару раз пальцы от собственных маневров. Иногда Байчжу даже подозревал, что настоящие раны ему просто не показывали, а сам Чайлд приходил только чтобы игриво поныть и выпросить лечебный щелбан по лбу. Ну и шипение Чаншэн как терапию, конечно. — Ах ты змеюка... дай лечь... — сонная возня под боком успокаивала. Байчжу не любил спать с кем-то, даже Чаншэн уползала сопеть в другой комнате. А тут это чудо рыжее — и теперь с Байчжу спит не только он сам, но и Чаншэн. Хотя он и склонялся к мысли, что она приходила спать к Чайлду под бок только чтобы разбудить с утра злобным шипением. — Чего у тебя ноги холодные? Спи... — Чайлд вяло пихнул ногой чужие ступни под одеялом, чтобы согреть. — Сплю, — Байчжу коснулся пальцами веснушек на плечах, словно пытаясь убедить себя, что никаких пятен нет и не было. И не будет. — Тц, на полу спать будешь... — Чаншэн согласно зашипела. Вдох-выдох. Байчжу двигается ближе, обнимает Чайлда, получает шлепок хвостом по руке от Чаншэн и наконец успокаивается. Никто не умрет. Если посмеют — с того света достанет.