Atonement — The Last of the Blacks // Искупление — Последние из Блэков

      — Ты уверен, что хочешь пойти? — спросил Барти у Регулуса, пока Блэк стоял около зеркала в ванной и слабыми руками старался расправить галстук под поднятым воротником.       — Сегодня пробная работа СОВ по Трансфигурации... — закрывая глаза сказал Регулус. Он убрал руки от шеи, где сейчас висел развязанный галстук и оперся ими о раковину. Ему было чертовски холодно, глаза закрывались, а силы были на исходе, — Завтра будет История магии, и вот её я скорее всего пропущу.       Он слышал, как вздохнул Барти. Безнадежно, глубоко, но с каким-то смирением. Он перешагнул порог ванной комнаты, и руками, которые показались Регулусу просто горячими, повернул его к себе за плечи и взял галстук в свои руки.       В отличие от Регулуса, Барти в два счета ловко и аккуратно затянул галстук на шее, практически не касаясь его рубашки. Лицо Барти было серьёзным, задумчивым. Регулус чувствовал его дыхание, тепло, исходящее от его тела, и хотя лишь больше захотел спать, присутствие Барти странным образом его успокоило.       Регулус протёр глаза, пытаясь проснуться. Он не дал Краучу за себя опустить воротник рубашки, поправляя его самостоятельно.       За окном стояла тьма, солнце будто даже и не собиралось подниматься на небо, и это давило лишь ещё больше. Регулус вышел из ванной вслед за Барти, и ничего кроме палочки и пера с собой не взял. Он прекрасно знал всю теорию, и повторять практические формулы просто не было сил.       Первая неделя декабря была посвящена пробным контрольным, — наподобие тех экзаменов, которые ждали студентов в июне. Это была уже четвёртая работа, и Регулус чувствовал, что уже не справляется. Его всегда преследовали мысли о неудаче и последствиях — плохие оценки, гнев родителей, наказания. Для Регулуса даже «В» — выше ожидаемого, что являлось хорошей оценкой, — стала низкой. Регулус понимал, что несмотря на все родительское давление, про которое, казалось, можно было забыть, особенно спустя три месяца после отъезда из дома, он, все же, тоже сделал удручающе большой вклад, чтобы загнать себя в этот капкан. И Регулус уже не понимал, как ему из него вырваться, потому что даже редкая среди «П» оценка «В» начала доставлять ему куда больше переживаний, как если бы он получил её год назад.       Родители увидят его табель с полугодичными оценками.       Если что-то случится, и Регулус промахнется на одной из контрольных — конечно, возможно, оценку ему и завысят, ведь ни от одного педагога, как правило, усердия студента не ускользают, — это сильно повлияет на его состояние.       Однако Регулус управился с письменной частью по Трансфигурации за два часа, хотя все перед глазами плыло, пальцы левой руки окоченели настолько, что Регулус их практически не ощущал, а под конец перо было держать практически невозможно.       Он справился с работой на ура, но ноющая мысль, что он где-то что-то опустил, параноидально скулила в его голове. Регулус понимал, что это неправильно, что ему стоит успокоиться — за последние несколько недель из-за стресса, давления и количества обязанностей он набрал такую скорость, что сейчас лишь обнаружил, что в очередной раз перестарался.       Да, завтра он не пойдёт на Историю магии. Возможно, он проспит целый день и даже не сможет встать на ноги, но историю магии он сможет сдать и письменно, и устно без проблем.       Чего не сказать о Трансфигурации. Регулус определённо делал какие-то успехи, но программа на месте тоже не стояла. И страшно представить, сколько сил он потратил на одну лишь Трансфигурацию.       Уже в коридоре Регулус сел на пол, опираясь о толстую стену. Рядом с ним сел Барти, в руках у него был закрытый учебник. Регулус еле сжимал свою палочку. Перо он оставил на каком-то подоконнике сразу после того, как вышел из огромной аудитории после письменного экзамена, и теперь понятия не имел, где оно лежит, но это его и не волновало.       Желудок неприятно скручивался от одной мысли о формулах и превращениях бедных зверей в неодушевленные предметы. Перед глазами то и дело появлялся облик Макгонагалл, её сухого и худого лица, тонких губ, острого носа и строгих глаз.       Но Регулусу никогда не приходилось долго ждать, когда дело касалось пофамильной очереди.       На ватных ногах, уставший и измученный, он безучастно смотрел, как Макгонагалл достаёт ему белого пушистого кролика, которого надо превратить в ложку. Этот огромный комок белой пушистой шерсти — в маленькую, тоненькую и изящную ложку. Не половник, или какую-то декоративную и большеразмерную смешную ложку, а в обычную столовую ложечку.       Регулус хотел проклясть весь мир, что окружал его сейчас. И Макгонагалл, и задание, и СОВ. Бедный кролик, думал Регулус. Конечно, это все безболезненно для животного, иначе бы таких вещей в школьной программе просто не было, но в голове всё ещё плотно сидела мысль о том, что это просто кощунство.       — Попробуйте, мистер Блэк, — произнесла Макгонагалл, а Регулус, невольно, но чересчур громко вздохнул, поднимая палочку.       Макгонагалл смотрела на Регулуса спокойно, но обеспокоенные взгляды в его сторону от Регулуса не ускользали. Ещё бы — естественные и уже привычные синяки под глазами из-за тонкой кожи стали ещё заметней, глаза уставшие и вот-вот грозятся захлопнуться, взгляд измученный; вся фигура Регулуса говорила, как ему надоела эта учёба и особенно Трансфигурация.       Регулус безразлично направил в кролика свое заклинание. Стремительно животное начало превращаться в ложку — уши прижались, тело стало меньше, затем оно вытянулось, посерело, и в конечном счёте — перед Регулусом и Макгонагалл на столе расположилась красивая ложка, которая была похожа на те, которыми ели на Гриммо 12. И если бы не фиолетово-синий густой дым, то все превращение, которое открылось бы человеческому глазу, едва ли можно было назвать зрелищем для слабонервных.       Регулус выдохнул, но ненадолго. Его зрение обострилось. Если до этого он едва ли держал фокус в своих глазах, то сейчас они могли заметить даже малейшее колебание. Ложка лежала смирно. Лишь два раза она едва-заметно дернулась, но затем она окончательно застыла, будто она никогда и не была кроликом.       — Весьма неплохо, — сказала Макгонагалл с каким-то облегчением в голосе. Только сейчас Регулус заметил, что практически не дышал, и когда кролик снова принял свой привычный облик, лёгкие стали просить больше воздуха. Уксусный привкус, который появился в момент, когда Регулус перешагнул класс Трансфигурации, сходил на нет, а затем и вовсе пропал.       Впереди ему предстояло вытянуть билет и ответить на вопросы устно, но это не заняло много времени. Теоретическая часть на фоне практической была такой лёгкой, что могла сравниться с курсом зелий в первый год обучения, и с тем же предметом, только уже в выпускной год.       И когда Макгонагалл его отпустила, огромная волна облегчения сошла на него, забирая львиную долю внутренних переживаний. Он вышел из класса Трансфигурации, чувствуя, как практически полный успех отнял все последние силы. Он вложился в это единственное заклинание, и теперь еле держался на ногах.       Он не успел переглянуться взглядами с Барти, так как Регулус мгновенно отошёл к ближайшему окну справа от класса, а Барти, заговорившийся с кем-то о чем-то, не заметил, как Регулус вышел из класса. Поэтому он влетел в помещение, даже не успев спросить, как у друга дела.       Регулус сел на подоконник, прикасаясь головой к ледяному стеклу. Ему и без того было ужасно холодно, но ему было всё равно. Он закрыл глаза, слыша бормотание его однокурсников со Слизерина — те повторяли формулы, определения, движения, и Регулус был невероятно благодарен, что по фамильному списку он второй и ему практически никогда не приходится долго ждать своей очереди.       Регулус твёрдо решил, что не пойдёт на пробный экзамен по истории магии. Он зайдёт к Помфри, та выпишет ему справку об освобождении, — одного вида будет достаточно, и Регулус легко задвинет два или три дня перед тем, как начнётся последняя неделя учёбы перед каникулами — с итоговыми семестровыми зачетами.       Каждый день Регулус думал об Альфарде и Андромеде. О тех, от кого он так и не дождался писем, хотя уже наступил декабрь.       С Сириусом он больше не пересекался. Барьер, созданный за столько лет, оказался слишком большим. Вероятно, чтобы его попробовать преодолеть, понадобится не меньше времени, чем на его создание. Но Регулусу уже ничего не казалось возможным — ни получить письма, ни вернуть отношения с Сириусом.       Впереди его ждали каникулы. Перед глазами всплыл дом на площади Гриммо, а затем и какой-нибудь визит. Ему придётся встретиться со своими родителями. Они увидят его. Увидят, как он изменился за четыре месяца — стал немножко выше, будто бы немного похудел, устал. Сам Регулус не замечал в себе изменений — зеркало никогда не было для него чем-то важным. Он редко наблюдал за собой. Его отражение нечасто привлекало его собственное внимание. Наверное, если бы не фотографии, Регулус вовсе бы не имел ни малейшего представления, какой внешностью он обладает.       Но почему-то ему казалось, что как минимум его мать — Вальбурга — всегда замечает любое изменение. Она всегда была слишком внимательна к мелочам. Всегда все помнила, и наверняка, каждый раз, когда она оставалась с Регулусом наедине и стояла напротив него, совсем близко, рассматривала каждую черту его лица, она изучала, как меняется её сын.       Регулус не мог так сказать об отце, Орионе, но Вальбурга наверняка отметит, как изменился Регулус, пусть даже совсем незначительно.       Из размышлений его вырвал голос появившейся из ниоткуда Доркас Медоуз. Голос был слишком громок для Регулуса, хотя Доркас говорила своим обычным тоном:       — Рег, какая встреча, что ты тут делаешь? — на её лице расцвела улыбка, оголяющая белые зубы, практически идеальные, если бы не два немного выпирающих клыка.       Регулус открыл глаза, но не пошевелился — продолжал опираться об окно. Он мотнул головой в сторону дюжин студентов, ожидающих своей очереди, а Доркас понимающе кивнула.       — М... Понимаю, ты уже все ведь? — спросила она, а взгляд её скользнул по лицу Регулуса.       — Ага. Жду Барти, — ответил Регулус, а затем зевнул, прикрывая рот рукой.       — Выглядишь не очень, — сказала Доркас, аккуратно усаживаясь около Регулуса на подоконник. Её рука нырнула в густые выпрямленные чёрные волосы, и пальцами шестикурсница, словно расчёской, провела сквозь длинные волосы.       — Когда я выглядел "очень"? — усмехаясь, спросил Регулус. Доркас еле заметно улыбнулась, поворачиваясь к окну боком и спиной опираясь на каменный свод.       — Много вам ещё? — спросила она, имея ввиду пробные экзамены.       — Для меня последний, — устало проговорил Регулус, — Больше никуда не пойду, — хотя этот вариант ему нравился меньше всего, он понимал, что ему понадобятся силы для зачётов.       Из класса вылетел Барти, он оглянулся в поисках Регулуса, а когда заметил его с Доркас на подоконнике, улыбнулся и стремительно зашагал к ним. Доркас соскочила с подоконника и Барти приобнял её. Регулус продолжал сидеть, молча наблюдая за этой сценой.       — В Большой Зал пойдёте? — спросила Доркас. Время близилось к обеду, а у Регулуса во рту не было ни крошки. Ему стало гораздо легче после того, как он вышел из класса Трансфигурации, поэтому он медленно сполз с подоконника и засунул палочку во внутренний карман тёплой кофты, в которой был все это время.       Большой Зал был практически пуст, и оно понятно. Пятый и седьмой курс на пробниках, у остальных уроки ещё не успели закончится. В конце года происходят небольшие изменения в расписании в связи с подготовкой пятых и седьмых курсов, и сейчас Регулус, Барти и Доркас попали как раз в самое хорошее время.       Они сели где-то в середине Слизеринского стола. Регулус копался в макаронах с сыром, Барти уплетал картофельное пюре, а Доркас рассказывала им недавние сплетни. Регулус слушал вполуха.       Через минуты три после начала их тихой трапезы на пороге Большого Зала показались Пандора Олливандер и Сольвейг Соммерсет. Обе от души хохотали, и их смех эхом раздавался по всему большому залу.       Обучаясь в Хогвартсе несколько лет подряд, постепенно начинаешь привыкать к бесконечному смеху, крикам, шутками и разговорам, особенно в таких местах, где постоянно собирается большое количество студентов.       Но внимание Регулуса внезапно приковалось к двум девушкам, которые смеялись так громко, что еле-еле передвигали ноги и держались за животы. Сольвейг и Пандора были двумя противоположностями, хотя в них и было что то, что их объединяло. У Сольвейг кожа была темнее, наверное, ее можно назвать смуглой или оливковой. Темно-каштановые волнистые волосы, иногда закручивающиеся в кудри, особенно у лица и на концах. Пандора же имела удивительно светлые волосы, длинные, лишь слегка волнистые. Бледное лицо, голубые небесные глаза.       Они влетели в этот зал, никого не замечая. Они существовали в своём мире, где нет войны, ожидания и неизвестности. Где тебя не гложут мысли, где тебе не надо притворяться. Регулус встретил их взглядом, против воли зацепился, и Барти заметил это.       Он резко крутанулся на своём месте, желая посмотреть, кто зашёл в зал, хотя все уже поняли, кто это были, а в следующий момент присвистнул.       Девушки остановились на полпути к столу Рейвенкло, синхронно замирая и смотря в сторону стола Слизерина. На их лицах застыли тени радости, счастья, детской беззаботности, и в следующий момент их маршрут был изменён. Пандора потянула Сольвейг за собой, к столу Слизерина у стены, но Сольвейг и не сопротивлялась. Она по пути что-то говорила Олливандер, которая просто вытирала от смеха слезы со своих глаз.       Они уселись за столом. Сольвейг села около Барти, который любезно, но совершенно без необходимости, подвинулся, а Пандора рядом со своей подругой.       Сольвейг оказалась прямо напротив Регулуса, и их глаза в какой-то момент пересеклись и застыли. Регулус словно впервые заметил её зелёные глаза. Он не мог вспомнить — действительно ли в первый раз замечает цвет глаз Сольвейг Соммерсет, или ему просто впервые представился момент как следует разглядеть их?       По лицу четверокурсницы все ещё гуляет тень смеха, но само выражение лица уже изменилось на более привычное — спокойное и в какой-то степени, равнодушное и умиротворенное. Она улыбнулась Регулусу, и тот не сдержался, чтобы слабо не улыбнуться в ответ.       — Как ваша Транфсигурация? — спросила Пандора, поправляя прядь волосы, а затем опираясь подбородком о руку.       — Гори оно ярким пламенем, — сказал Регулус, наконец отводя взгляд и перенаправляя его на Пандору. Она приподнимает брови, слегка улыбается, но как-то грустно.       — Опять кролики? — спрашивает она, усмехаясь. Регулус не удерживается от ответной ухмылки, подкладывает правую руку под голову и отвечает:       — Чёртовы кролики, — устало, но спокойно отвечает Регулус, а Доркас слева от него усмехается.       — Как от тебя просить чего-то большего, когда тебе жалко кроликов... — справедливо подметила Доркас. Регулус улыбнулся, протирая глаза рукой.       — Если мне понадобится чашка или ложка, я просто пойду в магазин и куплю её, не буду же я отлавливать кроликов, — сказал Регулус, а в следующих момент Пандора и Сольвейг дружно рассмеялись. Пандора смеялась заливисто, а Сольвейг в этот раз прикрывала рот рукой, явно пыталась сдержать смех, но этого не получалось. Регулус снова улыбнулся.       — Ладно, а как история магии, вы готовы? — спросила Пандора, обращаясь к Регулусу и Барти. Барти кивнул, Регулус поморщился. От мысли о каком-то возможном возможном пробном экзамене все только сильнее неприятно свернулось внутри.       — Достаточно, — произнес Регулус, — Приду в комнату и отрублюсь. Надолго, — медленно сказал он. Тарелка с макаронами была практически полной, в Регулуса снова ничего не помещалось.       Пандора еле заметно кивнула, уводя взгляд. Доркас продолжила рассказывать что-то из последних новостей Хогвартса, но Регулус не слушал. И он заметил, что Сольвейг тоже не слушает. Перед ней стоял давно остывший черничный пирог, взгляд её притуплен, словно она о чем-то думает, и вероятно, поток мыслей у неё не менее сильный, чем у Регулуса.       Регулус успел рассмотреть её сине-бронзовый галстук, который виден лишь совсем чуть-чуть, потому что потом скрывается за теплой чёрной жилеткой. Мягкие пушистые кудрявые концы волос ниже плеч. Маленькие руки с не очень длинными пальцами. Руки у неё были красивые. У него похожие (только пальцы более длинные) — это руки, которые знакомы с музыкальными инструментами. Почему-то у него не было сомнений в том, что Сольвейг тоже обладает навыками игры на каком-то инструменте.       И было бы несправедливо не сказать, что Сольвейг тоже успела рассмотреть Регулуса. Невзначай, она старалась делать это незаметно, также, как и он. Она рассмотрела его руки, придя к такому же заключению, что Регулус умеет играть. И зелено-серебристый галстук, который так ему шел. И даже идеально выглаженную, влитую рубашку. Она знала его, как и большинство студентов Хогвартса, как наследника из невероятно богатой семьи. Брат Сириуса Блэка. Полная его противоположность. Чистокровный, самовлюбленный и надменный. Хотя большинство эпитетов, оказывается, были выдуманы. Да, Регулус Блэк действительно обладал невозмутимым с виду лицом, гордой осанкой, изяществом и элегантностью, но это не мешало ему быть таким настоящим. Талантливым студентом, спокойным, уравновешенным и вовсе не таким злым, как его описывают. Парень пятнадцати лет, умный и начитанный. Ему жалко кроликов, которых он вынужден превращать в чашки и ложки. Разве этот человек может стать пожирателем смерти, — думала Сольвейг, и образ, сидящий перед ней, никак не сходился с тем, который вырисовывался перед каждым студентом, кто не знал Регулуса Блэка не то что лично, а так близко, как он подпустил к себе всех, кто сейчас около него сидел, и даже Сольвейг, которую он практически совсем не знает.       — ...в любом случае, — заключила Доркас, вытаскивая Регулуса и Сольвейг из оков мысленного водопада, — Когда вся эта чертовщина пройдёт, вы пойдёте в выручай-комнату на мини-вечеринку в честь окончания семестра и начала каникул?       Барти заинтересовался и раньше всех задал вопрос:       — А много кто там будет?       Доркас пожала плечами.       — Не думаю. Основная часть собирается устроить очень шумную тусовку прямо в гостиной, но сами понимаете, некоторым куда приятнее разделить, ну, допустим... пять бутылок огневиски на десять-тринадцать человек, чем двадцать каких-то дешманских на пятьдесят или шестьдесят студентов... — протянула Доркас, — Поэтому, как обычно, типа твоего дня рождения. Может быть, вместе с Сольвейг, — она ей подмигнула, а Соммерсет, по видимому, настолько сильно отвлеклась, что все ещё еле въезжала в тему, — Может быть, без Хоуп или Рабастана... Но черт их знает, Мерлин, наверняка Лестрейндж припрется. Взгляды взглядами, но потусить как следует хочется всем.       Регулус молча слушал об этом предложении. Глаза Барти загорелись, Пандора заинтересовалась и теперь с надеждой смотрела на Сольвейг, которая лишь недоуменно хлопала глазами. Барти так же смотрел на Регулуса. Регулусу хотелось как можно быстрее дойти до Помфри, взять справку, и упасть на кровать. Отключиться на два или сразу три дня.

***

      В день после пробника по Трансфигурации Мадам Помфри, при одном только виде Регулуса, буквально за руку вытащила его в больничное крыло, и Регулус еле-еле уговорил её, чтобы она отпустила его спать в свою комнату, так как он не был болен, а лишь очень сильно переутомился. И свои выходные он получил. И он просто проспал их, лишь пару раз поднимаясь для того чтобы поесть, умыться, а затем снова падал и укрывался одеялом.       Как Регулус себе и обещал, он пропустил два дня Истории Магии и день Чар, — самые последние пробные экзамены.       Благодаря этому зачётная неделя оказалась гораздо проще. Ему стало лучше. Конечно, он за три дня не мог отоспаться за четыре месяца, но желание жить и учиться снова родились в нем.       Даже на зачёте по Трансфигурации у него все получилось достаточно недурно, и Макгонагалл поставила ему "П" — "Превосходно", чем не мало подняла Регулусу настроение и самооценку. В этом семестре по всем предметам у него вышли "П", и теперь как минимум одна причина для родительского гнева была вычеркнута из списка всевозможных вещей, которые могут вывести их из себя.       Весь замок был в предвкушении Рождественских каникул. Постепенно все украшалось — появлялись венки, ленты и гирлянды, в воздухе витала атмосфера радости и счастья. С каждым днем приближался отъезд из школы, и Регулус не мог определиться, действительно ли он хочет вернуться на Гриммо двенадцать.       И как же Регулус боялся, что он больше никогда не увидит Андромеду и Альфарда. Он, можно сказать, смирился с тем, что уже за четвёртый месяц ожидания так и не получил ни одного письма. И он старался не вспоминать об этом — он курил, иногда пил таблетки, пытался читать и заниматься.       Самое обидное для Регулуса — чем больше он занимался музыкой, играл на рояле в выручай-комнате, тем тяжелее ему становилось. Он находил ноты в выручай-комнате, но любой нотный сборник был так похож на тот, который Альфард подарил ему минувшим летом.       Альфард, Альфард, Альфард...       Меда.       Он не делился этими переживаниями с Барти, не рассказывал об этом Пандоре. Он привык переживать все в себе, и он не рисковал лишний раз кому-то открываться. Он и так сделал этого достаточно за последний год.       Приближался 1977 год. Как быстро летит время.       До отъезда всего три дня.       И сегодня, 19 декабря, все забыли свои проблемы. Попытались забыть о "Пророке", об очередных подрывах, покушениях и убийствах. Все, кто в этот день сидел в выручай-комнате попытались забыть что-то свое.       Кристиан и Теренс, к которым в этот вечер прицепился и Эван Розье (никто, в прочем, не возражал, потому что в этот вечер были забыты все ссоры и недоумения) с бутылками сливочного пива, в которое они подлили огневиски (вызывая этим напитком у Доркас и Пандоры что-то наподобие рвотного позыва) хохотали, шутили бульварные и пошлые анекдоты и сами с них смеялись. Их не волновали их неутешительные результаты по Зельеварению или Трансфигурации.       Пандора сидела на диване, уплетая на пару с Сольвейг испеченные ими самими кексы с разноцветным кремом, возле них, за спинкой дивана стояла Элизабет Гринграсс, со стаканом огненного виски и рассказывающая что-то очень увлекательное и смешное, потому что обе иногда смеялись.       Рабастан пришел вместе с Хоуп, как и предполагала Доркас, Лестрейндж не отказался от хорошей выпивки, которую Кристиан Нотт достал благодаря своим друзьям, выпустившимся из Хогвартса.       Доркас Медоуз, немного подвыпившая, лежала на плюшевом красном ковре. Рядом с ней упал Лестрейндж, еще совсем не пьяный, и они о чем-то увлечённо спорили. Хотя Рабастан и имел достаточно скептическое мнение по поводу Медоуз, и относился он к ней с подозрением, ведь Регулус прекрасно помнил, как тот на нее смотрел, сейчас во взгляде Лестрейнджа-младшего что-то изменилось. Это не ускользнуло от Регулуса, и тем более, не ускользнуло от бедной Хоуп, которая в той лежачей компании чувствовала себя третьей лишней.       Регулус сидел у того же дивана, на котором сидели девочки, на полу. Ему не хотелось пить, у него в руках была стеклянная бутылка какой-то газировки, которая вполне его устраивала. Если бы не Барти, он бы вряд-ли сюда пришел по собственной воле.       Завтра ему придётся идти к Слизнорту — очередной вечер в честь Рождества. Снова толпы людей, не очень вкусной еды.       Сейчас Регулус больше скучал. Да, ему было хорошо. Лёгкая музыка на фоне — хиты магического мира этого года, которые ты, хочешь не хочешь, рано или поздно запомнишь и сможешь самостоятельно петь наизусть.       Барти окончательно потерял интерес к Элизабет Гринграсс, и теперь сидел около Регулуса со стаканом огневиски. Он снова повторит свою ошибку, а завтра, в день вечера, когда ему придётся идти вместе с Регулусом на встречу у Слизнорта, проснётся с жутким похмельем.       На часах было шесть, все только начиналось. Все были пока что в своём уме, хотя глядя на некоторых, вроде Кристиана, Теренса и Эвана, можно было подумать, что праздник длится уже минимум час.       Эти трое, не пойми откуда, достали две старинные тупые шпаги, похожих на те, которые использовал Фидо на уроках фехтование с Регулусом, только возможно, гораздо более старые. Они неумело фехтовали — вероятно, все трое знали, как это делать, но первые глотки их сымпровизированного напитка уже ударили им по мозгам, и движения были расплывчатые и мягкие, иногда чересчур опасные. Регулус не удивиться, если кто-то пойдёт к мадам Помфри с выколотым глазом или проколотой глоткой (если тот еще будет в состоянии идти), однако, студентов никто не останавливал.       — Какого Мерлина вы делаете? — недовольно спросил Рабастан, приподнимаясь на локтях, когда раздался очередной вскрик от Теренса.       — У нас дуэ-э-эль! — протянул Кристиан, указывая широким жестом на Эвана и Теренса, которые со смехом тыкали друг в друга шпагами.       — Давай сюда, Лестрейндж! — крикнул Теренс, а в следующий момент потерял равновесие и плюхнулся себе на зад.       — А ты умеешь фехтовать? — спросила Доркас, потягиваясь на спине и провожая взглядом поднимающегося Рабастара.       — Я? — усмехнулся Рабастан. В его глазах родились искры азарта. Он уже стоял на ногах, улыбаясь, — У кого спрашиваешь, Медоуз, — он приподнял брови. В словах не было слышно агрессии или презрения, как в тот день, когда Лестрейндж подошёл к Регулусу в большом зале.       В следующий миг все внимание было приковано к Лестрейнджу, который теперь на шпагах дрался по очереди с каждым из безумной троицы. Стоит заметить, что Рабастан действительно был очень хорош в фехтовании. Регулус уже давно догадывался, что в семье Лестрейнджей к образованию относятся не менее трепетно, чем в семье Блэков.       Их вечеринка приобрела новый оборот. Четверо слизеринцев забыли обо всем. Их целью было "пронзить" противника насквозь, и хотя выигрывал, в основном, Рабастан, ни Криса, ни Теренса, ни Эвана это не волновало. До тех пор, пока те трое не свалились на землю без сил — слишком пьяные, слишком весёлые и слишком изможденные.       Рабастан даже не напрягался. Он видел, что Доркас смотрит на него очень внимательно, и было видно, что ему льстило внимание Доркас. Но Доркас прекрасно понимает, какого о ней мнения Рабастан, и сейчас водит его за нос, дразнит, издевается, но лишь ради того, чтобы снова утвердиться в себе. Чтобы снова показать, кто тут оказался умнее. Безусловно, в тот вечер Рабастан откинул все задние мысли и практически не отрывал взгляда от Доркас. Коварная слизеринка подыгрывала ему. Шутя флиртовала, смеялась с его шуток, но всё ради одной цели.       И Регулус не мог её осуждать. Насколько опасно это для неё не было, никто её не останавливал.       Где-то сидя на кресле вздыхала Хоуп. В её руке был пустой стакан с огневиски. Она выпила уже достаточно, и вместо дикой ревности, которая бушевала в ней в начале вечера, место заняла тягучая тоска. Но можно быть уверенным — стакан-другой и её поведет также, как Розье.       Рабастан вытер лоб тыльной стороной ладони, и отхлебнул из бутылки сливочного пива. Он оторвал взгляд от Доркас, и совершенно случайно зацепился глазами за сидящего на полу Регулуса. В его руках была все та же бутылка газировки, перед ним раскрыт магический журнал, который Барти каким-то образом откапал на складах комнаты, и теперь он слушал полную дискографию Ниджелуса Хопминга, — даты, историю создания лучших альбомов, особенно невероятные, по словам Барти, вступления, и поэтому даже не заметил, как Рабастан поселил на нем свой пристальный взгляд.       — Блэк, — на его губах расцвела ухмылка.       Регулус, сидящий до этого тише воды и ниже травы поднял взгляд. Он не знал, что было лучше — с одной стороны, он привык к рассказам о певце, который ему не нравится, а пестрые картинки в журналах нашёл приятным отвлечением, а с другой стороны, он бы с радостью свернул и выкинул этот журнал, от которого постепенно начало рябить в глазах, в помойное ведро. Но он не хотел, чтобы причиной смены его деятельности являлся Рабастан.       — Что, — это было, наверное, первое слово, произнесенное им этим вечером. Все, кроме Барти, словно забыли, что тут ещё и Регулус, и когда тот подал голос, смеющиеся девушки, конечно же, замолчали.       — Ты ведь хорошо фехтуешь, не так-ли? — с вызовом бросил Лестрейндж. Регулус понял намёк, но не торопился.       Он уже давно не брал в руки шпагу и после последних занятий с Фидо утекло много воды. Но нет, он не мог забыть совершенно все.       — Допустим, да? — сказал Регулус, делая глоток газировки. Он все ещё сидел, смотря на Рабастана.       — Не хочешь развлечься? — фактически, это был не вопрос, какая бы интонация эти слова не сопровождала. Отказ не принимался.       Рабастан поднял с пола упавшую шпагу. Семикурсник протянул её Регулусу рукоятью вперёд, и Регулус поднялся. Его ноги уже затекли, шея неприятно ныла из-за долгого положения в одной позе, и поэтому сейчас любое движение являлось своеобразным освобождением.       Можно было чувствовать, как все замерли в ожидании чего-то. И Регулус, и Рабастан чувствовали на себе взгляды каждого, кто сегодня пришёл в выручай-комнату. Даже сидящие на полу Нотт, Паркинсон и Розье, в стельку пьяные, ожидали нового зрелища.       Регулус почувствовал прилив адреналина. Желание показать свое превосходство. Возможно, это его "блэковская штука", как бы сказал Барти.       Он поставил бутылку с газировкой на пол, достаточно далеко, чтобы не сбить (потому что даже не заметил, что он встал с ней). Регулус подошёл к Рабастану, и на момент его уверенность пошатнулась. Рабастан рядом с Регулусом был просто огромный — хотя Лестрейндж был строен, и очень широкие плечи и грудь, ноги, руки — всё было гораздо большим. К тому же Рабастан был выше Регулуса, — почти на целую голову.       В момент, когда Регулус перенял у Рабастана шпагу, на его лице появилась еле заметная ухмылка. Шпага легла в руку как влитая. Пока они не начали, Регулус успел разглядеть её багровую рукоять, её переливы и почти незаметные, потертые узоры.       На лице Рабастана был интерес — наконец-то он нашёл стоящего соперника, думал Лестрейндж, и не зря.       Рабастан хотел первым же выпадом — неожиданным, непредвиденным, и, по правилам, не совсем честным, — коснуться рубашки Регулуса. Но Регулус оказался готов, потому о том, чтобы встать в позицию, даже не думалось.       Как только раздался звонкий звук соприкосновения двух шпаг — Регулус остановил нападение Рабастана — Доркас Медоуз окончательно поднялась и теперь сидела на ковре. Пандора, широко раскрыв глаза, всем корпусом развернулась к происходящему действию. Сольвейг от неожиданного резкого звука практически вздрогнула, и теперь тоже не могла оторвать взгляда. Хоуп страдальчески смотрела на лицо Рабастана, но тому теперь было не до флирта.       Регулус начал нехотя. Периодически он делал короткие выпады, ловко и быстро атакуя уязвимые места Рабастана, чего тот явно не ожидал. С каждым уколом Регулус вспоминал все, что говорил Фидо. Кисть, локоть, плечо. Плечо, локоть, кисть. Редко вперёд, назад, обман — укол. И теперь его было сложно остановить.       Рабастан изо всех сил отбивался, но ещё не жалел, что вызвал Регулуса на дуэль. Все же, Лестрейндж несколько раз был очень близок, чтобы докоснуться до Регулуса. Но хоть Лестрейндж и выигрывал массой, Регулус оказался куда более проворней.       На момент Регулус отступил, давая Рабастану испытать свою удачу, но лишь для того, чтобы податься вправо.       Все пошло так, как Регулус рассчитал — Рабастан накинулся на него, как голодная собака на необугланую кость. Момент — шпага останавливается прямо у плеча Регулуса. Другой — Регулус бьёт Рабастану в правый бок.       — Туше! — крикнул Нотт, который несмотря на помутневший взгляд, очень внимательно наблюдал за происходящей сценой.       — Чёрт! — воскликнул Рабастан, отпрянув от шпаги Регулуса, но поздно — Регулус уже успел докоснуться до него.       Улыбка легла на губы Регулуса. Ему, безусловно, было приятно.       — Еще раз? — спросил Регулус, когда Рабастан снова повернулся к нему лицом. Теперь он вытирал рукой настоящий пот, а не то, что он небрежно смахнул после дружественной стычки с Ноттом.       Лицо Рабастана снова расплывается в улыбке, он делает шаг к Регулусу и совершает красивый колющий удар, который Регулус еле-еле изловчился, чтобы блокировать его.       Они фехтуют ещё несколько секунд, пока Рабастан не оступается, спотыкается о свой собственный ботинок и падает на спину, теряя из руки шпагу.       Тупой конец мягкой шпаги Регулуса оказывается у самой шеи Лестрейнджа. Они оба замирают в своих позах — Рабастан, распластавшись на земле, с приподнятыми к верху ладонями руками, а Регулус — прямо над лежачим, — прислонил холодный конец шпаги к шее. Еле заметно от холода у Лестрейнджа дернулся мускул, но вскоре он снова улыбнулся.       Регулус не сдерживается и улыбка поселяется и на его лице. Слабое торжество, которое принесло достаточно много наслаждения, ощущается во всем теле.       — Туше, — тихо говорит Регулус, не отводя взгляда от темно-карих глаз Рабастана. На момент между ними что-то проскальзывает — что-то неуловимое, что-то, что невозможно объяснить словами. Регулусу было жалко Рабастана. Он не понимал, почему. Но знал, что именно это чувство сейчас тенью стоит в его глазах, и если Рабастан все ещё достаточно трезв, рассудителен и внимателен, то он это заметит.       Регулус убирает шпагу, оставляя сильную шею Рабастана. Тот без помощи встаёт, от нечего делать поднимает шпагу. Регулусу стоило протянуть ему руку, чтобы тот мог встать. Банальные правила, ведь помощь Регулуса для такого силача, как Рабастан — совершенно бессмысленна. Именно поэтому Регулус не протянул ему руки.       Однако когда Рабастан был на ногах — он протянул ладонь, ожидая дружественного рукопожатия.       Регулус, даже не думая, протягивает свою правую руку и их ладони соприкасаются.       Взрыв.       Стон.       Крик.       Беллатриса.       Круциатус.       Авада кедавра.       Сердце Регулуса пропускает удар, когда он обнаруживает, что у Рабастана совершенно такая же рука, как и у Рудольфуса. Грубая, тяжёлая и жёсткая, как наждачная бумага.       Неприятно заныла левая кисть, до которой никто не дотрагивался.       Регулуса отбросило на полгода назад. Перед глазами снова мелькают те события. Он так усердно пытался стереть из своей памяти те воспоминания, но с какой громкостью он услышал все звуки, которые в тот день восторжествовали над просторами Хогсмида.       Внутри все похолодело, хотя он всеми силами старался не показывать, что что-то произошло.       Рабастан отпустил руку, и все словно вернулось на свои места. Он вернулся к своим переглядкам с Доркас, иногда бросал взгляды на Хоуп.       Регулус взял с пола свою полупустую бутылку с газировкой, отхлебнул и обнаружил, насколько сильно пересохло во рту, особенно во время того, когда Рабастан пожал ему руку.       Регулус незаметно вытер ладонь о штанину, словно это могло помочь согнать все, что на него наплыло.       После небольшого поединка все, кажется, вернулось на свои места. Снова стала слышна музыка, Рабастан вернул шпаги Нотту, Паркинсону и Розье, которые снова принялись фехтовать.       Рабастан не раз бросал на Регулуса хитрые и даже немного озорные взгляды, и он продолжит это делать до самого вечера.       Прогоняя тени ненавистного дня, Регулус подошёл к Барти, чтобы снова усесться на пол. Он неплохо взбодрился, дал фору брату Рудольфуса Лестрейнджа, и, безусловно, всех впечатлил.       — Ты никогда не говорил, что ты фехтуешь так! — широко открыв глаза сказал Барти. Его взгляд ещё не был слишком помутнен, он все ещё был в себе, и после искреннего удивления Регулус лишь пожал плечами, поднося бутылку ко рту и снова опускаясь на пол.       Он посмотрел на Доркас, которая показала ему большой палец вверх, пока Рабастан отвернулся. Регулус снова улыбнулся.       Все снова пошло своим чередом. Игра в бутылочку, в которой участвовали все, кроме Регулуса, Сольвейг, и в этот раз, почему-то, Доркас. Пьяные жмурки, пение.       Все отдыхали, и лишь Регулус не мог выкинуть из головы лишние мысли, и даже стакан-другой огневиски, который он все же решил попробовать, не помог полностью осушить океан плохих предчувствий и переживания.       В нем поселился страх, что вернувшись на Гриммо 12 ему скажут страшную новость, участниками которой будут его кузина и дядя. Все это подкреплялось недавним ярким воспоминанием о дне в Хогсмиде, который, как оказалось, оставил куда больший отпечаток, чем Регулус мог думать.       Возможно, что-то просто случилось, из-за чего ни Меда, ни Альфард не могут отправить письма, но из-за неизвестности, как это и свойственно большому количеству людей, в мыслях преобладали ответы куда хуже.       И Регулус провел в раздумьях весь вечер, сидя на диване, иногда болтая с Пандорой или Доркас.       Он заметил, что Сольвейг тоже, как и он, не фанатка таких мероприятий. И хотя на этой почве они могли бы сойтись и поболтать о чем-то общем, укрывшись в тени шкафа, но за весь вечер никто из двух не произнёс ни слова.       И конечно, Регулус ушёл раньше, чем все закончилось.       Он отлучился покурить, когда в Выручай-комнате стало слишком шумно, но после похода на Астрономическую башню Регулус не вернулся в комнату.       Регулус пошёл длинным путями, через десяток широких и узких коридоров, и спустя какое-то время своих блужданий даже не совсем понимал, где он находится. Но, как было принято считать, рано или поздно, заблудившись в коридорах замка, ты выйдешь на нужный путь. На путь, который тебе знаком и который приведёт тебя в место, которое тебе необходимо.       Поэтому он брел по каменной плитке, смотря в пол; тонул в стремительном потоке мыслей, смиренно ждал, когда он наконец выйдет в коридор, ведущий к лестницам в подземелье, и из рассуждений его внезапно вырвали чьи-то шаги. Регулус поднял голову, а перед ним оказалась Сольвейг Соммерсет.       Та, явно не ожидавшая встретить слизеринца в коридоре, ведущем к лестнице в башню Рейвенкло, резко встала, распахнув глаза. Но быстро на её лице появилась улыбка, неконтролируемая и одновременно спокойная:       — Привет, как тебя сюда занесло? — спросила она, делая шаг вперёд.       Регулус оглянулся, и теперь понял, что попал в коридор, по которому чаще всего ходят студенты Рейвенкло, затем пожал плечами и буркнул:       — Не знаю. Случайно, — ответил он, и понял, что совсем не знает что делать.       Обойти и пойти дальше? Как-то грубо.       Спросить что-то? Что ты собираешься спрашивать, Регулус Блэк?       Регулус настолько забыл каково это — знакомство, которое ещё не переросло в хорошую дружбу, но и которое уже достаточно долгое и имеет общие воспоминания, чтобы считать друг друга просто случайными встречными людьми, имена которых вы по чистой случайности узнали и запомнили.       — Ты уже ушла? — спросил он, и был готов треснуть себя по лбу за этот глупый вопрос. Разумеется, она ушла, иначе зачем ей направляться в гостиную Рейвенкло?       — Ага. Также, как и ты, — она лукаво улыбнулась. Даже показалось, что ей этот вопрос совершенно глупым не кажется. — Там начался просто разгром, слишком шумно для меня. К Пандоре недавно пришёл Ксено, Доркас зависает с Рабастаном... — она приподняла брови, задумчиво глядя куда-то за Регулуса, — И я снова третья лишняя, — здесь она улыбнулась. Было непонятно — обидно ли ей говорить эти слова или нет, но если да — то она с искусным мастерством скрывала свои настоящие чувства, — А ты чего ушёл?       Регулус снова пожал плечами.       — Шумно и скучно. И просто устал, — его голос был привычно тих, — Да и завтра надо выдержать Слизнортский вечер, поэтому я спать.       Сольвейг снова улыбнулась, опуская взгляд.       — Ладно. Доброй ночи, — она сделала шаг, затем другой, приближаясь все ближе и намереваясь пропасть в большой арке за спиной Регулуса.       — Доброй ночи, — ответил Регулус, когда она была гораздо ближе к нему.       Сольвейг замедлила шаг, явно собираясь что-то сказать, но перед этим словно усердно думая.       — Красиво фехтуешь, — сказала она.       Сольвейг была ниже Регулуса, и он смотрел на неё немного сверху вниз, и о, Мерлин, как Регулусу хотелось отвернуться, потому что в этот момент он был невероятно близок к тому, чтобы раскраснеться.       — Спасибо, — промямлил он, глядя на её белую свободную рубашку, в которой она сегодня была. На левой руке, на среднем пальце, он разглядел кольцо — простое, но очень изящное, отражающее языки красного пламени факелов.       Сольвейг, однако, тоже не осмеливалась посмотреть ему в лицо, поэтому снова легко улыбнулась, смотря куда-то мимо. А затем она повернулась и лёгким шагом пошла к лестнице.       Регулус еле заметно обернулся, чтобы увидеть её силуэт сзади, и он очень надеялся, чтобы она не почувствовала, что он пялится ей в спину.       Пока что Сольвейг была, на удивление, самым спокойным человеком во всей школе, с которыми был знаком Регулус. Невидимая аура спокойствия, казалось, практически всегда витает вокруг неё, и она носит её за собой повсюду.       Весь этот вечер казался сном. Все было нереальным, странным.       Скорее всего, он всё же устал и в последнее время слишком сильно переживает, но до отъезда остаётся немного.       Совсем немного.

***

      Регулус проснулся поздно. Сегодня вечером его и еще нескольких студентов ждёт Слизнорт. Очередной вечер, где соберутся неизвестные ему люди, на столах будут покоиться тонны не очень вкусной еды и десятки тем светских разговоров будут жужжать в ушах.       Он не хотел туда идти. И Барти, который еле-еле добрел утром до их комнаты, тоже был совершенно против этого праздника.       Регулус подумал и решил, что если все будет совсем скучно и тоскливо, он просто пораньше уйдет. Вернется в комнату, достанет свою сумку и соберет все те немногочисленные вещи, которые ему понадобятся на двухнедельных рождественских каникулах.       В голове все еще сидела мысль о том, как быстро пролетает время.       И день 20 декабря пролетел также быстро. Солнце ушло за горизонт, оставляя землю Шотландии в полной темноте, и лишь фонари спасали от тьмы.       В подземельях у Слизнорта снова было очень шумно. Сотня людей приехала сегодня в Хогвартс. Регулус с Барти традиционно пришли позже «официального» начала, когда народ уже собрался и все были чем-то заняты. И это помогало им оставаться незамеченными — никто к ним не подходил, не знакомился. Они были спасены от долгих разговоров со Слизнортом.       И если первые полчаса все было достаточно терпимо — они рассматривали новых гостей, обсуждали абсурдные наряды некоторых дам, Барти дегустировал соки и разные другие напитки. Но когда все известные им имена были вспомнены, каждый гость рассмотрен, а каждая закуска изучена — стало очень скучно.       Если другие студенты находили что-то, чем можно было себя занять — сплетни, еда, обсуждения чего-то, — то у Барти и Регулуса запас шуток на этот вечер оказался крайне скудным, сплетни в голову как обычно не очень лезли, а все, что можно было обсудить — уже обсуждено.       Через час бездумного нахождения в большом зале подземелья, Барти отлучился — это была своеобразная проверка, поймет ли кто-то, что кое-кто из студентов решил по-быстрому убежать (потому что удивительно ловко Гораций Слизнорт спрашивал и искал именно тех, кто недавно имел честь покинуть вечер декана Слизерина). Но если времени прошло достаточно много, то можно было и попробовать уйти немного раньше. Потому что именно в этот вечер почему-то было ужасно невтерпеж поскорее свалить к себе в комнату.       Регулус остался один, и больше не мог сидеть на одном месте. Ему казалось, словно пока он неподвижно сидит на кресле в тени, плавая в своих раздумьях, время намеренно замедляется, и стрелки часов создают иллюзию, будто они стоят на месте.       Регулус вышел из тени, оглянулся и понял, что оказался среди столпотворения взрослых волшебников и волшебниц. Здесь практически не было студентов, так как все они были в специальном отведенном месте, где еда была еще более-менее сносной и не имелось ни капли какого-то алкогольного напитка.       Регулус был окружен шумом, и из этого гама взрослых голосов он иногда отделял совершенно разные фразы и предложения, начиная от «рыжие — волосы сомнительный цвет...» и заканчивая «мерлинова борода, вардов нам и не хватало». Палитра тем для общения впечатляла даже у картин, висящих на стене — некоторые были либо просто возмущены, что Регулус подходит к ним так близко, считая, что это портит их краски, а некоторые обсуждали сущность их бренной жизни и разновидности огневиски.       Регулус не мог сказать, что лучше — оставаться среди студентов, которые ему ужасно надоели за это короткое время, или попасть в среду чудаковатых, незнакомых взрослых.       Регулус уже видел выход, однако, идти до него оставалось еще достаточно прилично, как вдруг его взгляд случайно зацепился за одну из немногих знакомых фигур. Он присмотрелся, чувствуя, как начинает бухать в груди сердце, как горло сжимается, а все навязчивые мысли, которые он имел в своей голове уже несколько недель, снова прибавили в своей массе и теперь полной силой навалились на него.       Мужчина в простом, но элегантном черном костюме стоял к Регулусу почти полубоком, с кем-то радушно разговаривая и улыбаясь. Безусловно, Регулус узнал ту прическу, жесты, которые когда-то запомнил, позу, и в момент, когда мужчина повернулся к нему, Регулус быстро узнал профессора, доктора — Чарльза Клеменса.       Именно из-за этого имени в голове снова всплыл Альфард.       Все мысли, которые Регулус собственноручно душил и с которыми уже смирился, вырвались из-под его контроля и снова овладели им.       Регулус остановился как вкопанный, глядя на Чарльза и словно ожидая, когда же тот наконец заметит его.       Но ждать долго не пришлось. Как только мужчина, с которым Чарльз Клеменс беседовал все это время, наконец отошел, и мужчина остался в одиночестве, его взгляд зацепился за Регулуса.       В глазах Клеменса заиграло тепло, которое Регулуса и испугало, и одновременно, почему-то притягивало.       В Чарльзе Клеменсе он увидел свою последнюю надежду. В душе снова все поднялось.       Профессор двинулся ему навстречу, и Регулус сдвинулся. С трудом он передвигал ноги, и пришлось прилагать особенные усилия, чтобы идти.       Регулус старался скрыть все переживания и эмоции, которые кубарем неслись в его голове, заглушая разум. С виду нельзя было сказать, что Регулус сильно переживает, и весь тот внутренний хаос оставался в секрете.       — Регулус, здравствуй, — сказал Чарльз еле слышно — настолько громко было в зале, — Отойдем вон туда?       Клеменс указал на широкий проход, завешанный занавесками — одна из тех комнат, которые служат чем-то вроде комнат отдыха, передышки, в общем, всем тем, что необходимо для того, чтобы отлучиться от толп людей.       Рука профессора приподнялась, словно он хотел направить Регулуса, нежно подтолкнуть, но всё, что она сделала — в воздухе зависла перед спиной Регулуса, и лишь едва докоснулась своими пальцами до рубашки Регулуса.       Легкие мурашки пробежали от шеи и до поясницы, Регулус сглотнул, и снова почувствовал тугой комок в горле. За этот короткий промежуток времени, что они шли к тихому месту, можно сказать, пролетела перед глазами вся жизнь.       Регулус старался почувствовать, что думает Чарльз. Могла ли его голове держаться мысль о том, что что-то случилось и ему необходимо поведать об этом Регулусу? Казалось, что нет. Но вдруг он специально сохранял это убийственное спокойствие, чтобы лишний раз не устраивать паники?       Сердце забилось ещё быстрее и громче, когда тяжёлая штора рассоединила двоих с шумным светским миром.       Чтобы привыкнуть к приглушенному свету много времени не понадобилось. Как только Регулус покинул этот безумный вечер и остался наедине с Чарльзом, все его чувства снова обострились.       Он узнал все — движения Чарльза, глаза, лицо. Услышал его голос и почувствовал его приятный парфюм. И все это отдалось коротким, необъяснимым импульсом.       — Регулус, — обратился к нему Чарльз, притрагиваясь рукой к плечу Регулуса, словно стараясь таким образом наладить контакт и сконцентрировать внимание Регулуса конкретно на том, что он сейчас скажет, что, впрочем, и получилось. И, конечно, Регулус окончательно замер, — Альфард просил передать тебе, что с ним все в порядке.       В этот момент Регулус резко выдохнул.       Он закрыл глаза и немного отстранился от Чарльза. Рука профессора соскользнула.       Всё в порядке.       Черт возьми, всё в порядке.       — Четыре месяца, — глухо сказал Регулус.       Он теперь не смотрел на Чарльза.       Регулус слишком много времени потратил на переживания и вопросы, внутренние монологи. Все это буквально истощало его рассудок, и теперь, узнав, что все в порядке, ему нужно было поверить. Просто поверить.       — Альфард столкнулся с проблемами. Сейчас он во Франции, но ему было необходимо уладить все. Над ним установили контроль, так как несмотря ни на что, он все еще Блэк и... — начал объяснять Клеменс.       Он все еще Блэк.       Неужели, это то, за что его преследовали?       Несмотря ни на что оставались люди, которые ему не верили.       Еще бы, столько лет Блэки выставляли себя в другом свете.       Я бы тоже не поверил, — внезапно подумал Регулус.       А кто тебе поверит? — спросил он себя.       — ...И Тонксы тоже. Хотя благодаря тому, что Андромеда вышла за маглорожденного... это ее спасло. Также, как и официальное подтверждение того, что она перестала быть членом рода. В отличие от Альфарда.       Чарльз замолчал. В голове Регулуса все встало на свои места.       Он думал об этом и раньше, но как сложно было заставить себя в это поверить.       Облегчение, спокойствие накатили тяжелой волной.       Он, кажется, постепенно приходил в себя.       — Никто не хотел ставить тебя в опасное положение. Ты должен это понимать, — немного нравоучительно, но по прежнему с добротой и искренностью сказал Чарльз.       Регулус почувствовал, как ком поднялся выше и теперь грозил слезами, которые уже собрались где-то под его глазами. Регулус старался умерить свое дыхание, не дать эмоциям воли, и он все ещё стоял к Чарльзу спиной.       Грубо.       Ужасно грубо.       Но он не хотел, чтобы Клеменс видел его переживания. Хотя Регулус мог быть совершенно уверен, что профессор его поймет.       Регулус кивнул, зная, что надо что-то сказать.       — Хорошо, — на выдохе сказал он. Немного более нервно, чем он ожидал, но все же спокойно, — Спасибо, — прошептал он, все еще не в силах обернуться.       Он мог почувствовать грустную улыбку на лице Клеменса. Профессор подошел к нему, снова прикасаясь к плечу.       Нет, Регулуса не передернуло, как это обычно происходило.       Он спокойно принял тепло исходящее от этой руки, и когда убедился, что в силах совладать со своими эмоциями, немного обернулся в сторону Чарльза, однако, все еще не смотря в его сторону.       — У тебя все в порядке? — спросил он аккуратно. Какой мягкий был у него голос, думал Регулус. Спокойный и мелодичный. Он отличался от голоса Альфарда — такого же певучего, но более оживленного, в котором была слышна характерная нетерпеливость и вспыльчивость, нескончаемая энергия жизни. Этот голос действовал почти что усыпляюще.       — Да, все нормально... спасибо, — ответил Регулус, рассматривая запонки на черной рубашке Клеменса, — Как долго это ещё может продолжаться?       Клеменс пожал плечами.       — Несколько недель, месяцы или годы. Никто не знает. Остается лишь надеяться, что все обойдется.       Регулус облокотился о стену, вдыхая немного затхлый воздух. Чарльз присел на край какого-то стола, напоминающего парту и стоящего непонятно для кого.       — Скажи это Сириусу. Я не видел его здесь, и вряд ли увижу. Альфард хотел бы, чтобы вы оба знали это.       Регулус кивнул. Разумеется, Сириусу надо будет сказать. Это даже не обсуждалось.       Наплевать на все, он скажет это Сириусу.       Скажет до того, как Регулус уедет на Гриммо 12, а Сириус домой к Поттерам.       Чарльз смотрел на Регулуса неотрывно. Печально, задумчиво, но так по доброму.       Что-то в нем напоминало об Альфарде. Такое же тёплое, такое же приятное, такое... То, чего ему не хватало.       То, чего он не мог получить от Барти или Пандоры... То, что он могу получить только от Альфарда, и больше ни от кого.       Чарльз так отличался от Альфарда, но что-то их непрерывно связывало.       — Когда все уладится, они вам напишут, — сказал Чарльз.       Регулус ничего не ответил. Он снова вспоминал Сириуса.       Он не знал, должен ли тот быть здесь сегодня. Скорее всего, его здесь нет. Как Регулусу хотелось найти Сириуса и поговорить с ним. Один на один.       Сейчас это желание особенно обострилось. Различные чувства заполнили юную душу доверха, и Регулус не знал, что с ними делать. Но он не показывал, что ему сложно.       Вечер был проведен в компании Чарльза Клеменса. В тишине, в отдалении, где при всем желании его не мог найти даже Барти. Они покинули ту недо-кладовку, и беседовали весь вечер напролет, пока студенты не начали расходиться и пока не начало клонить в сон.       Чарльз Клеменс настраивал Регулуса настолько положительно, насколько это было возможно. Искать Сириуса сейчас было бессмысленно, и поэтому Регулус спокойно (если можно было так сказать) сидел за столом вместе с Чарльзом. Они обсуждали все — алхимию, писателей, книги, музыку, и Регулус был ему невероятно благодарен.       Хотя чувство недоверия все еще сидело в нем — ведь его корни крепко вросли в грубую почву. Регулус все еще боялся, что Чарльз окажется не тем, кем Регулус его ожидает увидеть. И хотя ему с ним комфортно и уютно, спокойно, Регулус боялся какого-то предательства.       Такого, какое случилось однажды, когда Нарцисса и Беллатриса отвернулись от Андромеды. Регулусу было всего одиннадцать или двенадцать, и он совершенно этого не понял.       Такое случилось, когда мать сказала, что ее брат — Альфард — идиот и она бы не хотела иметь такого брата. Она хотела бы, чтобы тот не был частью рода. Тогда Регулусу было еще меньше. И хотя Альфарда все еще полноправный член рода Блэк, Регулус давно понял, что большинство, кто улыбался его дяде, не любили его.       Такое случилось однажды, когда Сириус сказал ему, что он — Регулус — глупый сынок родителей. Трус и слабак. Это было сказано в порыве гнева, во время одной из их самых первых тяжёлых ссор, ставшей началом их раздора. И это все равно отпечаталось в голове Регулуса. Потому что это была неправда. И поэтому он так отчетливо это запомнил. Сириус не понял мотивов Регулуса, а Регулус оказался слишком неумелым и юным, чтобы все быстро объяснить.       И он не хотел верить, что Чарльз может оказаться таким же. Отказывался верить.       Никто не видел, что Чарльз вместе с Регулусом.       Клеменс чувствовал, что Регулусу нужна какая-то помощь. А Регулус не признавал этого. Он четыре месяца справлялся с этим сам, и, безусловно, был благодарен Чарльзу, но не был намерен цепляться за него как утопающий хватается за соломинку.       Чарльз понял и это. Без слов, просто увидел и понял.       А потом они расстались. Легко и непринужденно, так, словно они встретятся ещё и завтра, а затем — и послезавтра, и каждый следующий день. Такое прощание было, наверное, смешным, но Регулус не хотел, чтобы оно было другим. Он не хотел прощаться надолго. Даже несмотря на то, что это всего лишь иллюзия, в которую он будет верить.       Регулус по-быстрому покинул зал. Приятная сонливость уже начала сковывать его тело, веки. Грудь грели слова: «с Альфардом все хорошо». И с Андромедой тоже. Они живы.       «Живы», — пронеслось в его голове.       Ещё бы, что могло с ними произойти?       И до сих пор не получалось признать, что оно могло произойти.       И все еще может.       Отбой уже прошел, но в последний, предканикульный день, его никто не соблюдает. И всем, по большому счету, было все равно.       Регулус не нашел Барти, не нашел Доркас, Пандоры или Сольвейг. Возможно, он бы нашел Барти или Доркас в гостиной Слизерина. Но Регулус, разумеется, снова туда не пойдет.       Полнейшее безумие, — думал он, когда отправлялся на Астрономическую башню. В брюках и рубашке. При минусовой температуре за стенами замка. Просто сумасшествие.       Но все уже второй день казалось нереальным.       И холод, который Регулус уже предвкушал его почему-то не пугал.       Зимняя свежесть ударила по легким, когда Регулус оказался на башне. На перилах, не дающих упасть вниз, образовался легкий морозный налет, который Регулус оттер легким движением руки. Холод обжигал, Регулус видел белые клубы пара, которые выходили при дыхании, и первые ледяные мурашки пробежали по всему телу.       Регулус достал сигарету. Что еще оставалось делать?       Он усмехнулся, когда поджег ее конец и вдохнул горьковатый грубый вкус, который уже не казался ему слишком терпким. Скудное тепло сигареты все же подогревало левую руку, но на этом все заканчивалось. Регулус уже чувствовал, как замерзает.       Снова чьи-то шаги.       Он не был удивлен, когда услышал чье-то шарканье. Но сердце отчего-то гулко забилось.       Когда человек должен был оказаться на площадке башни, он вдруг остановился. Регулус чувствовал кого-то за своей спиной. На момент в голове пронеслась безумная мысль, а потом Регулус слегка обернулся, и мысль подтвердилась.       Сириус.       Сириус.       У него в руках уже лежала пачка с сигаретами, и одна из них, которую он доставал, словно застыла во времени.       Уйдет ли брат сейчас? Развернется, пойдет курить в другое место?       Сириус почти сделал это, когда Регулус, медленно начал поворачиваться спиной к нему. Но Регулус вовремя себя одернул.       Регулус не любил, когда к нему вставали спиной. Родители делали так постоянно.       Не смей так делать, думал Регулус, и через силу снова полубоком повернулся к Сириусу. Это все, на что его хватило.       — Мне нужно кое-что тебе сказать, — сказал Регулус тихим голосом. Он удивился, что тот не дрожит от холода.       Сириус сделал нерешительный шаг вперед. Он достал сигарету, затем достал палочку, поджег. Регулус снова смотрел вдаль, боковым зрением видя, как Сириус зажигает сигарету и затягивается. Сигарета Регулуса уже почти закончилась.       — Я жду, — сказал Сириус, немного грубовато, возможно, грубее, чем он сам ожидал, и этим он заставляет Регулуса резко обернуться на него. Сириус, казалось, ничего не заметил, хотя взгляд, которым Регулус его пронзил, казалось, мог прожечь насквозь.       — Знаешь Чарльза Клеменса? — Регулус постарался сказать это мягче. Он решил потянуть. Начать издалека. Зачем? Он не хотел объяснять, как узнал, что с Альфардом все хорошо. Не хотел вопросов, просто ради того, чтобы Сириус и он снова поняли друг друга.       — Ну... да, — сказал Сириус, немного напрягаясь. Регулус это слышал и это было именно то, что ему необходимо, — Ты с ним знаком?       — Альфард познакомил этим летом, — сказал Регулус, почему-то радуясь, что Сириус задал ему этот вопрос. Регулус протянул паузу, которая ощущалась очень длинной в этот вечер. Он сделал последнюю затяжку, и лишь после этого, когда уже чувствовал, что Сириус весь во внимании, сказал: — Чарльз сказал, что с ними все хорошо. Альфард просил его передать. У них возникли какие-то проблемы. Но пока все в порядке.       Регулус слышал, как выдохнул Сириус. Громко и сильно, неожиданно для самого себя.       Сириус приложил руку ко лбу, уставляясь в тонущий во тьме горизонт. На губах Регулуса ложится небольшая усмешка. Все оказалось так легко.       После того, как все было сказано, Регулус почувствовал дикий холод. Не удивительно, но только в этот момент Регулус почувствовал его в полную меру.       — Спасибо, — прошептал Сириус.       Регулус хоть и онемел на момент от волнения, тупого переживания, он все же кивнул и повернулся к выходу. На холоде он окоченел.       Но перед самыми ступеньками Регулус услышал:       — Спасибо, Реджи, — прошептал Сириус еще раз, наверное, надеясь, что Регулус этого не услышит.       Эти слова вырвались сами, Сириус не хотел, чтобы они были произнесены. И он надеялся, что его младший брат этого не услышит. У Сириуса в глазах стояли слезы, и хотя он хотел, чтобы одни лишь губы произнесли очертания этих слов, но еле слышный шепот все равно вырвался из горла.       Сириус тоже очень долго ждал.       Внутри все в миг сжалось.       Но Регулус сделал вид, будто не слышит. Он еле сказал «не за что», тоже не будучи уверен, что Сириус расслышит эти слова.       «Спасибо, Реджи», — неслось в его голове.       И как долго он еще будет слышать эти слова.