Челя.

—Я ему сразу сказал, жми на рычаг, а потом танк выстрелил, потому что он нажал на педаль. И кто ж виноват, что он такой тупой? —жестикулируя, оживлённо тараторил Юра. —Хоть и сработал дульный тормоз, но стену проломило. У Коли отказала нога, а Гриша обосрался. Костян, я сделал все что мог! —после рюмки спирта он был особенно эмоционален. —Я тебя звал не по этому поводу. — нежно накрыв своей ладонью бледную руку собеседника, заговорил вдруг «Костян». Он и не вникал в речь Юры.       Затуманенный алкоголью взгляд его карих глаз, был устремлён в агатовые глаза Татищева. Заметив у Кости приливы нежности, Челябинск одарил его не понимающим хмурым взглядом, отшатнулся назад на спинку стула, но руку не убрал. Напряжённо наблюдая за собеседником, ожидал, что дальше. —Я тебе давно сказать хотел…- Костя продолжал, не отводя ласкового взгляда.       Привстав из-за низкого стола, он подошёл ближе к брюнету, не убирая ладони. Юра застыл в напряжении. —Люблю я тебя, Юра. -нежно произнёс, сверля того пристальным взглядом и мило улыбаясь.       Юра резко привстал из-за деревянного стола, с шумом оттолкнув его. —Опять на работе бухаешь? — недоумевая, раздражённо спросил Челябинск. —Чё за хрень началась, мужик?       Повисла неловкая пауза. Костя вплотную подходил к Юре. —Костян? -отозвал того настороженный Юра. —Свербит это всё во мне, Челябинск! Только ты мне нужен …- «ссентименталился» Екатеринбург, глядя умоляющим взглядом. -Не могу я уже молчать, понимаешь? —подойдя вплотную, положил сильные руки на хрупкие плечи Юры. —Совсем с ума сошёл?! Прекрати! —пытался оттолкнуть товарища. —Руки убрал от меня, гомосек! Да что с тобой?! —Я не хочу тебя силой брать, хочу чтоб по любви всё было. —продолжал, ложа руку на талию друга и притисняя его к столу. —Что ты?! Ты рехнулся?! —Юра продолжал громкие сопротивления. —Отпусти меня, пидарас! —и брезгливо отталкивая друга.       Грозовой дождь барабанил по оконной раме, а ноябрьский ветер гудел в проводах. Осенняя слякоть оставалась за мутным окном. Электричество отключили не вовремя, потому в тесной кухне потемнело. Лишь вспышки молнии на мгновение освещали её.       Опьяневший Константин с грохотом завалил брыкающегося Юру на низкий стол, удерживая того за плечи сильными руками. Юра, хребтом ударившись об твёрдую поверхность, начал сильнее отбиваться ногами. Игнорируя истерию друга, Уралов грубо схватил Юру за тонкую щиколотку. Силой раздвинув его колени, с трудом притиснулся между ног Татищева, не давая им сомкнуться. Крупные руки обхватили его худые бёдра, придвигая к себе. —Костя?! Пидор блять! —испуганно отзывал Юра. —Ты что творишь?! Прекрати!       На что Уралову его мольба? Спустив руку вниз, он неуклюже расстёгивает ширинку, оголяя низ друга. Приспустив свои тоже.       Татищев не сводит агатовых глаз с насильника, пристально наблюдая за его спешными действиями. Грудь ходила ходуном, от сбившегося дыхания. Он не ожидал «удара» от лучшего друга. Бессильная ярость овладела им. С трудом пытаясь приподняться, в его плечи вжимаются пальцы сильных рук, что заваливают его обратно.       Уралов пьян, но не в хлам. Наклонившись над Юрой, торопливо шепчет ему на ухо признания в любви, утешения, обещая быть с ним мягче. От него несёт дешёвым пойлом. Не менее пьяный Юра с отвращением отворачивается от него. —Перестань же. -повторял Костя, крепко обхватив пальцами острый Юрин подбородок. Вздыхая аромат дешёвых сигарет, небрежно целует в крепко сомкнутые обветренные губы.       Уралов снова возвышается над Татищевым. Медленно поглаживая его внутреннюю поверхность бедра, рука скользит вверх, обхватывая сильными пальцами чужой член. Вводя вверх вниз, плавно подрачивая ему. —Кать! Прошу, хватит! -судорожно противился Юра.       На что Екатеринбург крепче удерживал ослабевшее тело, не давая привстать и сомкнуть худые ноги.       Ближе придвигая ослабшее тело, в бедро жертве упёрся стоящий член. Сумасшедший без подготовки пытается пристроить свою сочащуюся смазкой головку члена к тугому кольцу мышц.       Константину хватает одного слитного толчка, чтобы оказаться в нём. Юра не сумев сдержать срывающегося с губ истошного крика, до хруста прогибается в спине. Выжидая некоторое время, пока Татищев привыкнет к твёрдому члену внутри себя, Уралов, чуть ухмыльнувшись, двинул бёдрами. Страдалец сдерживал мучительные стоны от сильной рези в проходе, пока Костя продолжал размашисто трахать его. Юра слабо цеплялся за крупицы самообладания, что бы не взвыть истошно.       Уралов плавно наращивал темп. Вскоре боль распространялась глубже, оставляя отметины не только на теле, но и на душе. Хоть Уралов пытался обходиться с жертвой мягче, однако сейчас каждый толчок выбивал воздух из лёгких. —Хватит, пожалуйста! Кать! Прошу! —надрывно просил мученик. —Мне больно… —прошепетом Юра, поняв, что пытка не прекратится. Накатило тошное отвращение – к «другу», что размашисто насиловал его, к себе слабому, к проклятому вечеру.       А жгучий стыд разъедал его изнутри. Дрожащими руками стыдливо прикрыл покрасневшее лицо, дабы не видеть этого. Из прикрытых век стекает скупая мужская слеза. В ушах звенело, острая резь притуплялась, отходила на второй план. Стыд заслоняет глубокое равнодушие. Он молча терпел, жмурясь, давясь от боли. Мученик, обречённый на страдания, выносил пытку мужественно.       Уралов, заметивший оцепнённое состояние страдальца, завершал акт насилия. Наращивая темп, доводя себя до пика. От резких, грубых и пошло звучавших толчков, Татищев болезненно стонал.       Растрёпанный, издёрганный Юра скудно излился. Никакого удовольствия, нет, только ужас, стыд, вина -типичная реакция организма.       Заметив семя, стекающее вниз, Константина свело с ума. Закатывая вверх ореховые глаза, откинул голову, обнажая острый кадык. Толчок. Больно впивая пальцы в чужую плоть, мгновенно вынял окровавленный член.       Уралов обильно излился себе на бёдра.       Дёрнувшись, он не хотя разлепил сонные глаза. Ещё пару секунд назад был потерян во времени и в пространстве. Пустой взгляд кофейных глаз был устремлён в стену, освещаемую луной. Остро чувствовалось собственное спешное биение сердца. Простынь не приятно липла к взмокшему телу. Сон оставил свой муторный осадок.       Скользнув рукой вниз, под штаны, его догадки подтвердились: дурной сон спровоцировал поллюцию, проще, он обкончался во сне.       Выругавшись, Уралов вылез из кровати. Его сонное лицо мягко освещал лунный свет, падавший сквозь мутные стёкла напротив. Нащупав на стене выключатель, он некоторое время щурясь, выжидал, пока глаза привыкнут к свету. Вспотевшее тело, покинув тёплую постель, тут же почувствовало суровый холод ноябрьских ночей. Он лениво направился в ванную.       Как он не пытался отогнать эти мысли, стоя под горячим душем и вымывая семя из лобковых волос, но снова вспоминался недавний сон. То, что повторялось уже не первый раз, то, что хоть немного согревало в сибирский холод— Юра Татищев занимал все его мысли и даже сны. В мыслях снова предстал он: растрёпанный, раскрасневший, с блестящими агатовыми глазами и тяжело дышащий…       В ванной, наполненной густым паром, с его пальцами, пытающимися навести чистоту между ног, и с думами о Нём, член не мог снова не встать.       Тяжело вздохнув и ругнувшись, он бросил вспененную мочалку себе под ноги.       И снова Костя вспоминал дурной сон. А Юра в нём такой…его бледное лицо, смольные глаза, тёмные синяки, густые брови, вороные волосы.       «Прекрасен!» — он зажал член в кулаке и провёл рукой сверху вниз.       А его бледная плоть. Его изящные ключицы, остро выпиравшие из-под тонкой кожи. Его обнажённый острый кадык, вздрагивавший при каждом глотке. Тогда он схватил его за запястье, тонкие, хрупкие. А сквозь него просачивались синие вены.       Уралов уже яростно дрочил крепко вставший член.       Тогда на балконе они снова остались наедине. Ночная прохлада пробиралась по телу, заставляя покрыться «гусиной кожей». Тогда Юра был серьёзен, оставив свои дурацкие шутки при себе.       Костя долго всматривался в его мрачные глаза, а пьяный Юра и не замечал.       Небрежно достав дешёвую сигарету, он поднёс ко рту. Юра шарил по карманам, ища зажигалку. И тут рука друга приподносит ему зажжённую спичку. Уралов, зная привычку друга, всегда носил в кармане брюк спичечный коробок, для Него. Юра сдержанно улыбнулся от дружеской заботы. Приняв огня, он закурил. Вальяжно, зажимая сигарету в тонких пальцах, жадно вдыхая и выдыхая густой дым.       Уралову нравилось наблюдать как тот наслаждается сигаретой.       Юрины веки сонно прикрылись, а голова приятно глючила. Он уставился на Уралова и смотрел усталым взглядом. —Анечка снова меня отшила. —безразлично промолвил он. Он все ещё любил её. И это злило Уралова. —Нет. —он почти кончил, но передумал доводить начатое до конца. Включил холодную воду и облил себе ноги. —Не этично, не правильно.       Обтеревшись махровым полетенцем, выключив свет, покинул душную ванную.       Почувствовав ночной холод, по тёплой плоти пробежалась дрожь. Он долго стоял в думах на том самом балконе, задумчиво уставившись в городской антураж.       И снова причина его тихой грусти он-Юра Татищев. —Челя-Челя… —тяжёло вздохнув, Уралов наконец вернулся во внутрь.