Azan

Здесь все серое. Серое небо, серые горы, серая гладь озера, начинающегося прямо у подножья скалы. Здесь не бывает ветра. Ни одного слабого дуновения. Здесь нет ни птиц, ни зверей. Никого, кроме нас. - Как ты думаешь, почему Торина нет с нами? И есть ли он где-то вообще? А это точно чертоги Махала? Скучно как-то, - такое ощущение, что все по-прежнему. Ты сыпешь вопросами без остановки. - Честно? Я не знаю ответа ни на один твой вопрос, - я смотрю, как ты поднимаешь с земли камень и пристально его разглядываешь, будто пытаешься найти тайные знаки, которые прояснили бы все. Камень гладкий и, естественно, серый. Я молча опускаюсь на ближайший валун и достаю кисет. Всегда, когда мне надо подумать, я набиваю трубку. Да и дрожащие руки надо чем-то занять. Все-таки не таким я представлял себе посмертие. Момент, когда ты подходишь, я пропускаю. Просто ощущаю тепло, когда ты садишься у моих ног и кладешь голову мне на колени. Трубка раскурена. Серый дым на фоне серого мира выглядит реальней, чем этот самый мир. - Ну и что нам делать? – тебе незачем прятать эмоции от меня: нотки страха я все равно чувствую кожей. Я затягиваюсь горьким дымом, и неспешно выпускаю его. - Что-нибудь придумаем, – я треплю тебя по волосам, как в детстве. Ты морщишься, а потом, размахнувшись, выкидываешь камень в воду. Он погружается в серую гладь, словно затянутый в нее. Звуков здесь тоже нет. *** - Слушай, мы исходили здесь все вдоль и поперек. Это просто остров посреди моря. Что ты пытаешься высмотреть? – я говорю это только потому, что мне нужно что-то сказать, чтобы тишина так не давила. А ты с упорством истинного наследника Дурина продолжаешь идти вдоль кромки воды. - Здесь есть эта гора, в которой пещера и больше ничего, Кили! – ты оборачиваешься, в твоих глазах злость и ярость. - Что мы тут делаем, а? Это не чертоги. Я не знаю, что это! – тебе не хватает воздуха, и ты возмущённо замолкаешь. Я беру тебя за плечи – тебя трясет – и прижимаюсь лбом к твоему лбу. Ты часто дышишь, и я внезапно понимаю, что твое дыхание теплое. Что ты теплый. Живой. Здесь все неправильно. - Все будет хорошо. Мы справимся, слышишь? Ты киваешь в ответ и обнимаешь меня. В моей груди перекатывается что-то тяжелое, неподъемное, но я только крепче прижимаю тебя к себе. - Фили, пойдем спать? – ты говоришь совсем тихо. - Пойдем. Мы не чувствуем ни голода, ни жажды, ни усталости. Ничего. На самом деле, можно и не спать – разницы никакой. Но это ритуал. Ты первый заходишь в пещеру, скидываешь тяжелые сапоги и расстилаешь плащ. На голых камнях спится точно так же, как и на мягкой постели. Еще одна загадка. Интересно, а если ходить голышом, будет холодно? Надо попробовать. Разувшись, я снимаю свою куртку и сажусь рядом с тобой. Ты уже устроился, как всегда, у стены. Нет, не так. Это я первый лег ближе к выходу, неосознанно продолжая защищать младшего. Я ложусь к тебе лицом, накрывая нас курткой. Ты, вздохнув, просовываешь руку и кладешь ее мне на поясницу, утыкаешься лицом в шею, щекоча дыханием кожу. - Доброй ночи? – ты все еще не уверен, что это так уж необходимо, но от своего ты не отступишь. - Спи, Кили, - я легко целую тебя в лоб, и ты сразу расслабляешься. Через несколько минут ты уже спишь, а я смотрю на тебя и размышляю: что же дальше? *** - Помнишь, как ты в первый раз убежал из дома? Мы лежим на берегу серого моря. Я решил проверить наблюдение – на мне только штаны, но я не чувствую ни холода, ни жары. Я поворачиваюсь к тебе – ты закинул руки за голову, тонкая нижняя рубашка обрисовывает стройный торс, крепкие мышцы. - Конечно, помню. Когда я вернулся, Торин меня так отходил розгами, что я неделю на животе спал, - усмехаюсь я, припоминая двухдневное ощущение полной свободы и расплату за это. - Я тогда страшно испугался, - ты смотришь на меня, а я смотрю, как ты дышишь, как поднимается и опускается твоя грудь. - Чего ты испугался? Я же вернулся, - я наигранно удивлен подобным поведением и ты ведешься. Вздыхаешь, набираешь побольше воздуха и, наконец, произносишь: - Того, что ты не вернешься, погибнешь, - ты лукавишь, это я знаю. Я усмехаюсь и хитро говорю: - Погибну? Где? В Эред Луин, которые знаю, как свои пять пальцев? - Хорошо, хорошо. На самом деле я боялся, что ты ушел из-за меня. Что тебе надоел мелкий младший брат, который везде за тобой таскается. Я боялся, что ты меня бросил, - ты зло смотришь на меня и делаешь попытку подняться, но я тебе не даю. Резко дернув за руку вниз, я опрокидываю тебя на себя. Ты пихаешь меня, брыкаешься и шипишь на куздуле, чтобы я отвалил. Но я все-таки твой старший брат и знаю некоторые нечестные приемы. Я щекочу тебя, проводя пальцами по ребрам, задевая живот. Ты сдавленно булькаешь от смеха и возмущения разом, а потом вдруг расслабляешься, дав прижать себя к земле. - Все, твоя взяла, - ты закрываешь глаза, чтобы я не заметил затаенной, еще той, детской обиды. Я качаю головой и дую тебе в лицо. Ты смешно жмуришься и открываешь один глаз. - Дурак ты. Ну как я мог тебя бросить? Мне просто надо было подумать, прогуляться. А потом было уже поздно, и я решил переночевать в таверне. Я же вернулся. - Ты вернулся потому, что если бы Торин сам тебя нашел, ты б не неделю – месяц не смог бы сидеть, - ты ухмыляешься все еще недоверчиво. Я сбрасываю шутливую маску и смотрю тебе прямо в глаза. - Кили, я никогда тебя не брошу. Ты – самое дорогое, что у меня есть. И то, что мы здесь вдвоем – лучшее тому доказательство, - ты моргаешь, а потом обнимаешь меня крепко и куда-то в подбородок говоришь: - Я люблю тебя, Фили. Мы собираемся обратно в пещеру, и всю дорогу я корю себя за вырвавшиеся слова. Я тоже люблю тебя, брат. *** Какое-то время мы просто ходим к берегу, разговариваем, спим. Нам не надо заботится о пище и ночлеге. Это странно, но в этом есть свои плюсы. Ко всему можно привыкнуть. К тому, что ты мертв – тоже. А потом тебе приходит в голову идея. У меня даже слов не находится, поначалу. - Ты хочешь искупаться? Здесь? – наверное, желание услышать это от тебя еще раз удержало меня от того, чтобы не влепить тебе затрещину. - Да, я хочу искупаться. Я хочу проверить кое-что, - ты настаиваешь. - А ты не подумал о том, что в этой воде может кто-то прятаться? Да мы даже не знаем, вода ли это! Ты видел, как эта штука затягивает брошенные камни, - попытка воззвать к твоему разуму провалилась. Весь твой вид – скрещенные руки, сжатые в тонкую полоску губы, прямая спина – говорит о том, что ты настроен серьезно. Упрямый мелкий брат. Значит, убедить тебя не получится. Хорошо, поступим по-другому. - Кили, я тебе запрещаю не то что купаться в этой дряни, но даже подходить к ней ближе, чем на фут, - я тоже могу быть суровым. Ты вспыхиваешь, потом, опасно сощурив глаза, приближаешься ко мне, словно хищник. Подавить, сломить, склонить на свою сторону. Кто угодно другой испугался бы. Но только не я. Я сам научил тебя этому приему. - Ты не можешь мне приказывать. Ты мне не командир! - Я твой старший брат! Я за тебя отвечаю. - Я сам могу прекрасно о себе позаботиться. - Нет, не можешь, раз хочешь совершить такую убийственную глупость. - Я все равно сделаю это, – ты гнешь свое, но я тоже не так прост, братишка. Я отхожу от тебя на шаг назад, поднимая ладони вверх. - Хорошо, Кили. Делай, что хочешь. Я больше тебе ни слова не скажу, - я разворачиваюсь и иду прочь, едва сдерживаясь, чтоб не устроить тебе головомойку. Очень трудно держать эмоции под контролем, но так надо. День мы проводим порознь. Я не знаю, чем ты занят, но я готов побиться об заклад, что просто сидишь на берегу. Что бы ты ни говорил, без меня ты никуда не полезешь. Сам я тренируюсь с мечом, чтоб отвлечься от желания вернуться за тобой, сграбастать в охапку и не отпускать. Иногда, необходимо поступить наоборот. Когда я отправляюсь спать в нашей пещере, тебя еще нет. Я отворачиваюсь к стене и закрываю глаза. Через какое-то время до меня доносятся шаги, шорох одежды и ты ложишься рядом, утыкаясь лбом мне между лопаток. Я облегченно вздыхаю. Ты что-то бормочешь, нечто среднее между «прости» и «сам виноват». - Что? Я ничего не понимаю, - подаю голос, а ты тут же двигаешься ближе. - Я говорю, прости меня, Фили. Не знаю, что на меня нашло, - и вот как тебе отказать, когда ты обнимаешь так крепко? - Что, больше не хочешь совершить заплыв по местному водоему? Ты смеешься, но как-то горько, невесело. - Нет, не хочу. Я понял все. Ты был прав, а я нет. Я разворачиваюсь к тебе, чтобы убедиться, что не сплю – ты только что признал, что не прав. Смотрю на тебя -брови приподняты, губа закушена, смотришь робко – да, ты определенно выглядишь виноватым. - Брат, а ты и правда, вырос, - я аккуратно придвигаюсь вплотную к тебе. - Ага, - довольно сопишь ты, уже поняв, что ругать не будут. В этот раз я засыпаю быстрее. Уже проваливаясь в сон, я вспоминаю, что ты лег ближе к выходу и чувствую прикосновение губ к виску. *** - Интересно, мы проведем тут вечность? Или как? – к тебе вернулось твое обычное настроение, и ты опять задаешь вопросы. - А какой ответ ты хочешь услышать? – раздраженно бросаю я, - что на меня снизошло озарение и я сейчас все-все расскажу? Ты смотришь на меня, а потом подходишь близко. - Я просто не могу понять, почему мы именно здесь, - в твоем голосе больше отчаяния, чем злости и я опять сдаюсь. - Такова наша судьба? – неловко пожимаю плечами, а ты фыркаешь в ответ и трясешь головой, ну точь-в-точь упрямый пони. - Наша судьба – героически погибнуть и оказаться в этом бесцветном мире? – ты кусаешь губы, и я почему-то не могу отвести от них взгляд, - иногда мне кажется, что еще немного – и мы обратимся в камень. Безжизненный и серый. И тут я понимаю. В этом месте все серое. Кроме тебя. Твоя одежда – темно коричневый походный плащ, синий капюшон, черные сапоги, каштановые волосы и глаза - по-прежнему карие, но в их глубине, словно дикий зверь, затаился огонь. Ты продолжаешь стоять, смотря куда-то поверх моего плеча, а я, как во сне, поднимаю руку и провожу по твоей щеке. Пальцы ощущают тепло кожи и жесткую щетину. Ты переводишь взгляд на меня и недоуменно хмуришь брови – ну да, мне не свойственна такая нежность, но это же ты. - Фили… - начинаешь ты, но я качаю головой, прося помолчать. - Кили, здесь все серое. Но только не мы. Понимаешь? – я заглядываю тебе в глаза, пытаюсь объяснить тебе то, что до конца еще сам не понял. Ты на секунду замираешь, а потом, быстро подавшись вперед, целуешь меня. Жестко, отчаянно. Отстраняешься на миг и выдыхаешь резко. - Я-то понимаю, а вот ты только сейчас увидел, - и снова целуешь меня. Я отвечаю, притягивая тебя ближе, чувствую губами твою шальную улыбку и понимаю, что сам улыбаюсь. И серое расцветает всеми красками мира.