Нуна

      Соён за всю ночь так и не сомкнула глаз: её всё не отпускали тягостные раздумия и угрызение совести. Во-первых, девушку беспокоило то, что произошло между ней и Чонгуком. Спать с почти женатым мужчиной — неправильно, с какой стороны ни посмотри. Если ещё и учесть, что Чонгук младше её на пять лет, то это и вовсе аморально, на её взгляд. Ещё превратно и то, что, как бы ей горько ни было признавать это, ей понравилось. Поддаться порыву долго скрываемым чувств, ни о чём не думать, раствориться в ощущениях. И во-вторых, возбуждение. Чёрт возьми, унять его было сложнее всего. Всю ночь мысли постоянно крутились только вокруг Чонгука.       — Снова будешь меня избегать? — наутро встретившись на кухне, спрашивает он.       Соён оглядывает Чонгука, который, не изменяя себе, расхаживает без футболки, и замечает, что у него вид потрёпаннее, чем у неё. Донсэн выглядит максимально неряшливо: волосы торчат во все стороны, слегка опухшие глаза — явные последствия бессонной ночи. Что и остаётся в нём неизменным — так это его очаровательная «кроличья» улыбка, которой он встречает её любопытное рассматривание.       — Нет, — проговаривает Соён, замечая его довольное выражение лица и всей кожей ощущая странное покалывание от того, как он улыбается ей.       Чонгук с первых дней приноровился к дому нуны — он ни капельки не чувствовал в нём дискомфорт, и это было прекрасно видно Соён. Даже сейчас, несмотря на произошедшее, он спокоен как удав и уже копошится возле кофемашины, отвернувшись от девушки. Взгляд Соён непроизвольно скользит по мышцам, она замечает пару красных отметен на спине. По коже проходит табун мурашек, и она нервно сглатывает, догадываясь, каким образом они появились.       — Тогда почему ты убежала вчера? — как ни в чём не бывало спрашивает Чонгук, поднеся ей кружку кофе, затем усаживается напротив и смотрит прямо в душу. — Я думал, всё было хорошо.       Слова Чонгука заставляют сердце Соён биться намного чаще, а от того, с какими очаровательными глазками он ждёт ответа, на душе становится приятно. Однако нуна борется, из всех оставшихся сил противится этим чувствам, считая, что это наилучший вариант для будущего.       — Мне кажется, это было ошибкой, — наконец отвечает Соён, ощущая тяжесть от своих же слов, потому что вмиг лицо Чона начинает отражать ужас. — Прости, Чонгук, я не должна была так поступать с тобой.       Соён из всех сил старается не выражать своих чувств, но её же высказывание причиняет ей не меньшую боль. Чонгук сдерживает себя, и это заметно по тому, как он сжимает кулаки, а вот во взгляде, который он дарит Соён, она видит весь спектр эмоций. Только что она собственноручно ранила его, и это болью падает ей на сердце.       — «Ошибкой»? — переспрашивает Чонгук. — Ты сейчас серьёзно?       Соён видит в его взгляде самую мерзкую эмоцию — отвращение, но не к ней самой, а к тому, что она только что сказала. И не может быть не согласна с ним, вот только она не в состоянии понять, почему он удивляется, ведь не Соён выходит замуж, между прочим.       — Разве ты так не считаешь? — Она всё силилась понять, почему он так удивляется, будто не он скоро женится, и почему вообще не затрагивает тему свадьбы. Как он может так поступать? Если бы Соён была на месте той девушки, ужасно бы огорчилась в женихе. Так же нельзя.       — Нет, не считаю, — слишком властно заявляет Чонгук сквозь сжатые зубы. — Я хотел этого. Как это может быть ошибкой?       Нет, в понимании Соён — это явно беспредел. Когда Чонгук стал таким неправильным? Неужели за пять лет он начал так безжалостно относиться к девушкам? Вот только сил спорить с ним у неё совсем нет: она измучена вчерашними насыщенными вечером и ночью. Все мышцы болят от чрезмерного истощения, а внизу живота тянущее напряжение.       — Я не хочу с тобой ссориться, — признаётся Соён и, отпив несколько глоточков кофе, дабы чуть успокоиться, встаёт со стула, намереваясь поскорее снова оказаться в своей спальне.       Кофе своё дело не сделал: он её не успокоил, да и Чонгук решил, что не согласен и преградил ей дорогу, когда она собиралась выйти из кухни.       — Тогда давай компромисс, — слегка ехидным тоном произносит Чон, снова сверкая своими чёртиками в глазах.       Соён хотела уже спросить: «Какой?» — как Чонгук, притянув её к себе за талию, накрывает её губы своими, невесомо, нежно, словно нуна из хрусталя. Однако Чон не может устоять и дольше секунды, поэтому поцелуй мгновенно становится страстным, прикосновения наглыми, а язык проворным. Руки плавно переходят к попе, затем, ухватившись чуть ниже, ловким движением поднимает её и сажает на тот самый стол, под которым вчера творился хаос. Так приятно просто притянуть человека и поцеловать, когда вздумается, а не задаваться тысячей вопросов.       — Чонгук, — тихо произносит Соён куда-то в плечо парня, когда тот целует её шею с такой страстью, словно не они вчера занимались любовью всю ночь.       Она вздрагивает от прикосновений рук под футболкой, в то время как Чонгук снова нацеливается на её губы и накрывает их в страстном поцелуе. Губы Чонгука действуют на неё успокаивающе. Все мысли уходят прочь, как только он сильнее прижимается к ней, даря тепло крепкого тела. Её вновь накрывает эйфория. Соён поглощается этим моментом до звезд перед глазами. Чувства взрываются внутри, как тысяча фейерверков. Однако рассудительность Соён — это её самое настоящее проклятье.       — Чонгук, — вновь зовёт его Соён, останавливая, когда его руки оказываются на резинке домашних брюк. — Твоя свадьба…       Она еле выговаривает последние слова под натиском напористых губ Чонгука. Он продолжает целовать, и ей приходится выставить руки перед собой, дабы оттолкнуть от себя.       — Чёрт, — выдыхает Чонгук, с силой отстраняясь, а руки перемещая на талию. — Умеешь же ты испортить момент.       Соён смотрит на него с удивлением. Вот снова эти оленьи глазки, словно он вообще не понимает, в чём же дело, словно не он за спиной невесты целует другую девушку. Нет, Соён абсолютно точно не хочет быть яблоком раздора. Даже несмотря на эти очаровательные глаза напротив, эти притягательные губы, это совершенное крепкое тело, которое хочется обнимать и чувствовать спокойствие. Однако это всё не по правилам Соён.       — Как ты так можешь, Чонгук? — не выдерживает она, всё ещё чувствуя его отвлекающие внимание ладони у себя на талии. — Тебе не стыдно перед невестой?       Чонгук вздыхает и слегка закатывает глаза так, будто Соён глупость сморозила. Её это возмущает, и она с силой убирает его руки со своего тела.       — Да нет у меня никакой невесты! — наконец не выдерживает он.       — Что? — не веря своим ушам, рефлекторно спрашивает девушка, застав на месте. Она искренне не понимает того, что же, чёрт возьми, творит Чонгук.       Он смотрит на неё слегка притупленным взглядом и нервно трогает свои волосы на макушке. Соён знает: он так часто делает, когда понимает, что поступил неправильно.       — Я всё придумал, — чуть спокойнее и с сожалением в голосе произносит Чонгук, осторожно смотря на Соён.       — Ты сейчас издеваешься надо мной? — сразу же слетает с её губ, она всё ещё не понимает, как воспринимать его слова.       Соён смотрит на эти бесстыжие огромные глаза и диву даётся. Всё никак не может успокоиться, потому что этот чёртовый донсэн творит всё, что ему вздумается. Со дня встречи с ним она сторонилась его, дабы ненароком не нарушить свои правила. Позже, когда он начал быть напористее, подавляла в себе все желания, чтобы не быть причиной их с невестой разлада. Каждый день думала об этом, и это было как огромный бетонный барьер, который постоянно не давал ей насладиться моментом до конца, потому что угрызения совести сводили её с ума. И теперь этот Чон Чонгук заявляет, что всё придумал? Разве это не издевательство? Тогда у неё напрашивается вопрос: «Почему же не сказал сразу, как долго собирался глумиться над ней?»       Однако Чонгук не намеривался долго дразнить её. Его мысли постоянно путались при виде прекрасной нуны, отчего он просто-напросто вечно забывал про этот момент. И только сейчас, увидев в глазах Соён удивление и раздражение, понимает, что допустил ошибку. Да, ему не стоило так далеко заходить.       — Нет, правда, Соён, — признаётся Чонгук. — Я соврал.       Осознание вины давит на него, и он хочет чуть приблизиться к нуне, но та рывком соскакивает со стола и отходит от него, сверкая яростью в зелёных глазах.       — Зачем?       — Просто я был зол и хотел проверить твою реакцию, — честно говорит Чонгук, ощущая дикий стыд за свои детские выходки. Это действительно глупо, он признаёт это и мысленно проклинает себя за допущенную оплошность. — Прости.       Соён заглядывает в тёмные глаза Чонгука и видит в них искреннее сожаление, однако раздражение, которое распространилось по венам, полностью поглощает её. Девушка никогда не чувствовала себя настолько обманутой дурочкой.       — И в какую из правд ты мне предлагаешь верить? — спрашивает Соён, стоя на расстоянии метра от донсэна, блокируя все его попытки приблизиться. — В то, что ты соврал, потому что был зол, или в то, что у тебя нет невесты? Или, может, ты сейчас врёшь? — Озвучивая вопросы, Соён не предполагала, что запутается в них сама. Ей кажется это абсурдом, происходящим определённо в чужой голове, потому что прежде такого хаоса в своей жизни она не допускала.       — В первые два, — совсем невинно лепечет Чонгук. — У меня и девушки-то нет, какая там невеста?       Он определённо точно владеет каким-то шармом обольщения. И сейчас, глядя в эти привлекательные проворные глазки, Соён понимает, что злость медленно отступает.       — Да быть такого не может, чтобы у такой ходячей секс-машины не было девушки, — говорит она, смотря на него с удивлением.       Соён жалеет о сказанном почти сразу же, как только видит, что в карих глазах мелькают огоньки азарта, а на лице Чонгука появляется дурацкая улыбка. Девушка лишь вздыхает и отводит взгляд, поняв, что снова попала в его сети. И непроизвольно глаза цепляются за манящую татуированную руку. С такого расстояния Соён даже может рассмотреть несколько цветных рисунков.       — Это приятно, конечно, — сияет от удовольствия Чонгук, смотря в очаровательные зелёные глазки, которые сейчас округлились до размера огромной монеты, когда их поймали за разглядыванием. — Но отношения меня не интересуют уже давно.       Чонгук возвращает свой бывалый вид спокойного пуленепробиваемого удава, а Соён вновь ругает себя, что слишком быстро поддаётся провокации и также спешно отходит.       — Не верю, — искренне выражает сомнение она, так как принять за чистую монету его слова практически невозможно. — С каких это пор?       — С тех самых, как ты ушла, — сразу отвечает парень, в глазах которого промелькнула толика печали, однако он быстро отгоняет мысли прочь.       Соён глядит на него с недоверием, потому что после всего, что он творил, сомнения, хочешь не хочешь, всё равно возникнут. Да и как верить этим хитрым оленьим глазкам?       — Хочешь сказать, всё это время ты хранил себя для меня? — недовольно буркает Соён.       Кажется, смех Чонгука при желании мог услышать весь Сеул, отчего девушку бросает в жар. Как Соён умудрилась такое ляпнуть? Она точно теряет рассудок рядом с ним.       — Нет, конечно, — отвечает Чонгук, чуть успокоившись. — Я мужчина, у меня есть свои потребности.       «Нашёлся альфа-самец», — думает Соён и понимает, что слышать этого ей не хотелось бы, поэтому она лишь закатывает глаза, затем произносит:       — Без подробностей.       Девушка уже намеривается развернуться и уйти, пока есть время, но что-то её заставляет безмолвно стоять на месте и любоваться красивым мужчиной перед собой. Небрежный вид даже не портит его, а придаёт милого шарма, на который можно точно залипнуть.       — А ты будто монашка совсем? — спрашивает Чонгук, поймав в её голосе раздражительность от своих слов. И чуть склоняет голову, изучая лицо нуны, пока ждёт ответа, а Соён при этом чувствует, как слова лезут наружу без её ведома.       — Да, представь себе, — чуть повышает голос, смотря прямо в тёмные глаза парня, которые сейчас серьеёны как никогда. — Я не смогла подпустить к себе никого за эти чёртовы пять лет!       Господи, у Соён определённо сегодня словесное недержание. Этот Чонгук заставляет высказываться её одним своим видом. У неё словно весь запас молчания и недосказанности за пять лет исчерпался, и теперь лепечет без остановки, как пташки ранней весной. И от осознания того, что она наговорила, её взгляд потупляется, останавливаясь на груди Чона. Чёрт, сдержанная Соён теряют свою хватку.       Чонгук же воспринимает это с удивлением: как и любому другому мужчине, ему становится абсолютно точно приятно. Он не может не радоваться такому исходу, потому что его ужасно беспокоил этот надоедливый Соджун, а оказывается, зря: Соён не подпускает к себе кого попало.       Заглядывая в застывшие глаза нуны, Чонгук подходит ближе, и в этот раз она не отталкивает. Воспользовавшись этим, он в одночасье зажимает её в крепких объятиях, уткнувшись подбородком в ямку между плечом и шеей.       — Тогда я восполню всё с полна, — проговаривает он тихим и слегка озорным голосом.       Чонгук прикрывает глаза, ощущая хрупкое тело Соён и вдыхая любимый аромат персиков. Она не соврала, когда говорила, что вкусы не изменились. Девушка всё ещё пользуется одним и тем же гелем для душа. Кажется, кто-то однолюб во всём.       — Чёрт, Чонгук! — Она снова пытается сопротивляться, но он действует на неё слишком успокаивающе. — Мы ещё не договорили.       Чонгук знает, что нуне лучше не разговаривать, иначе снова сбежит, и именно поэтому, отстранившись, он закрывает ей рот самым из приятных способов — собственными губами.       И так проходит неделя в неопределённом состоянии. Соён, как и обещала, не игнорирует его, но при этом всё же старается под руки не попадать. Однако Чонгук настойчив, и она просто плавится под его вниманием.       Начинается с того, что он готовит каждое утро завтрак, заставляет её кушать, будто он решил заделаться в домохозяйки. Можно было бы так и предположить, но мужчина при этом успевает работать, совершая крупные сделки так же умело, как и обольщал Соён. А в один день завтраки перерастают во что-то большее, и Чонгук решает, что этого мало. Сломить броню Соён очень сложно, и он прибегает к тяжёлой артиллерии.       — Какой красивый букет! — восхищённо восклицает один из работников компании Соён, когда она проходит мимо них, держа в руках цветы.       Это всё выходки Чонгука, который прислал огромную охапку пионов прямо на работу девушки, оставив маленькую записку: «Моей любимой нуне», которую та сразу же спрятала.       — Ваш ухажёр не перестаёт удивлять, — говорит на следующий день ещё один коллега, выходя из её кабинета. Это её секретарь, который, видимо, зашёл к ней, чтобы, как обычно, оставить кофе на столе, но увидел нечто большее.       В кабинете Соён обнаруживает огромную корзину всех тех сладостей, что она любит. Она смущается до чёртиков, потому что таких настойчивых парней у неё ни разу не было. Всегда все отметались на первом свидании, максимум настаивали на втором. Однако этот проказник Чонгук о ней знает многое, особенно о том, что если она вобьёт что-то себе в голову, то с этим придётся долго и упорно работать. Если уж это ему известно, то точно и о предпочтениях в сладостях нуны осведомлён.       Он мог бы подарить целое состояние, но Чонгук прекрасно знает, что тогда Соён точно будет противиться в трёхкратном размере. Но как бы она ни собиралась проявлять безразличие, ей приятно. Такие мелочи, но опредёленно любая девушка растаёт. Однако говорит она совсем другое, когда застаёт Чонгука дома, сидящим на диване и лениво переключающим каналы.       — Долго ты будешь меня на работе доставать?       Чонгук окликается на неё почти сразу, расплываясь в довольной улыбке.       — Пока ты не согласишься пойти на свидание.       И конечно же, из-за упёртости и непонятных правил Соён снова не соглашается. Она думает, что если запрётся у себя в комнате, то всё решится само собой, а Чонгук сдастся и испарится. Однако не всё так просто с её донсэном.       На следующие дни он ведёт себя как ни в чём не бывало, так же лучезарно улыбаясь и даря «кроличью» усмешку. Каждый раз, ловя её врасплох, то крепко обнимает, то слишком страстно целует, не имея силы воли сопротивляться чувством. Соён плавится под ним и удивляется, как у неё хватает сил каждый раз отстранять его.       Она ошибочно предполагает, что на работе немного отдохнёт от страстного Чонгука, но её планы летят коту под хвост, когда он присылает уже не то чтобы огромный букет пионов, а целую тысячу красных роз, которые ей даже поднять не удалось, поэтому курьер помог занести в кабинет. Смущённая до красного румянца на щеках, она снова прячет листочек с надписью: «1000 и 1 роза для самой упёртой девушки на свете».       — Чонгук, мы должны прекратить это, — просит она, когда в пятницу, ближе к ночи, обнаруживает его дома, слегка уставшего и потрёпанного.       — Не совсем понимаю, о чём именно ты, но я не хочу, — сразу же отвечает парень, расположившись на диване.       Чонгук, к удивлению, одет в чёрную футболку, что не осталось незамеченным Соён. Кажется, у него сегодня сил нет даже для обольщения, и именно поэтому, воспользовавшись моментом, она наконец собирается с мыслями.       — Чонгук, мы не встречаемся — ты не можешь так поступать, — говорит Соён, стоя в паре метров от сидевшего и уставившегося на неё донсэна. — Мы с тобой не виделись пять лет. Ты появился так внезапно и решил, что можешь делать всё, что пожелаешь. Что подумают мои коллеги, когда узнают, что всё это присылает мой донсэн?       Слова выходят так же быстро, как они мечутся у неё в голове уже несколько недель. Ей начинает надоедать, что Чонгук так поступает, даже несмотря на то, что она остаётся польщённой таким вниманием. Всё же загоны — это её вечная проблема. Сейчас даже она сама не понимает, на что больше злится. Ведь проблемы в виде невесты нет, но что-то непреклонно беспокоит её душу. Возможно, недосказанность?       На этот раз, кажется, даже спокойный и покладистый Чонгук начинает раздражаться, потому что уже не знает, что сделать, чтобы Соён наконец выкинула все свои дурацкие предрассудки. Да и к тому же день был очень сложный, а после недельной усталости сдержанность даёт явные отклонения.       — Господи, Соён, как долго ты будешь думать о своём возрасте? Тебе что, пятьдесят? — искренне не может понять Чонгук. Он встаёт с дивана и подходит к ней ближе. Теперь они стоят друг напротив друга и выглядят как два разъярённых быка. — Ты отдалилась от меня на пять лет, а когда я хочу восстановить что-то, ты снова сопротивляешься. Ты помнишь наш последний год? Ты просто взяла в тот момент и убежала, а я просто хочу восполнить всё упущенное время.       Между ними незримо летают молнии недосказанности, непонимания и злости. Никто не хочет уступать. И абсолютно точно непонятно, чего они добиваются.       — Но ты же сам отдалился от меня тогда, не я, — говорит Соён, явно не осознавая, как так получилось, что мысль так быстро материализовалась в слова. — Стал пропадать в университете.       Болезненные воспоминания окутывают её голову, и она снова жалеет, что высказалась. Слова отдают горечью на языке, они желали быть наконец-то сказанными, потому что Соён прекрасно помнит этот период. Чонгук может и не знать, но он сам сделал свой выбор и перестал с ней общаться, и она приняла всё как должное. Сейчас же Чон ведёт себя нагло, обвиняя во всём её.       Чонгук на время застывает, как в прошлый раз, ошеломлённый её неожиданным признанием, однако сейчас он быстро собирается. Он смотрит на слегка потускневшие глаза Соён, которая стоит напротив и удивляется, как у них всё так быстро меняется. Только недавно он обнимал её, всячески пытался радовать, терзал её сладкие губы своими при любой возможности, а сейчас они снова цепляются друг к другу.       — Ты действительно не догадываешься почему? — устало спрашивает Чонгук и чуть приближается к ней. — Я думал, ты намного проницательнее.       — Ну уж простите, что не умею читать ваши мысли, господин Чон Чонгук! — не сдерживается в своих колких фразочках Соён.       Она видит, как Чонгук вновь начинает злиться, примерно так же, как и несколько недель назад, когда у них состоялся откровенный разговор. Однако, помимо всего этого, она видит в его глазах дикую усталость, что сердце сжимается от одного такого взгляда.       — Я не хотел видеть эту ослиную морду рядом с тобой! — чуть повышает голос Чонгук, избегая её взгляда.       — Что? — не понимает Соён, ища с ним зрительного контакта.       Чонгук скалит зубы, напрягает челюсти, и это не остаётся не увиденным Соён. Парень несколько секунд смотрит в сторону, затем, вздохнув, глядит на нуну.       — Ну как там твоего парня тогда звали? — спрашивает всё ещё напряжённый парень напротив. — В общем, неважно, я терпеть его не мог. Каждый раз бесился, что ты с ним гуляешь.       Высказав всю правду, что мучила его с давних пор, Чонгук не почувствовал облегчения, он лишь ощутил отвращение к ним. Вспоминать то время для него сродни самоубийству, и он каждый раз старался не думать об этом и уж тем более не планировал так глупо признаваться.       — Но почему не сказал? — от удивления голос Соён смягчается.       Девушка растеряна и не совсем понимает, что и думать. Столько всего, оказывается, в жизни донсэна происходило, а она ни сном ни духом.       — По той же причине, что и ты, Соён. Считаешь, ты одна пошла на жертвы? — вновь не выдерживает накала непонимания парень. Чонгук смотрит на неё и осознаёт, что ему пора бы высказаться. — Я тоже не мог вмешаться в твою личную жизнь, потому что ты не позволяла мне обращаться к тебе чуть больше, чем к нуне. Ты всегда сторонилась любых контактов со мной, и я просто решил, что я не интересую тебя как мужчина, даже несмотря на то, что я был вдвое больше своих ровесников. Ведь ты старше, опытнее, наверное, немало мужчин возле тебя крутилось. И я сходил с ума от этого. Тренировался, качался изначально ради тебя, потом просто вошёл во вкус и это стало моим любимым хобби. А затем ты просто исчезла с лица земли…       Чонгук злится, но после сказанных слов словно теряется, не знает, куда деть руки, ноги, да и в целом самого себя. Ему некомфортно. Он всегда стремился, чтобы люди не знали о его слабостях. А слабость у него одна, самая большая и пугающая, — его нуна. Однако Чонгук ещё больше раздражается, поняв, что, как маленький ребёнок, сейчас пожаловался на проблемы.       Кажется, у жизни действительно были другие планы на их счёт. Судьба играет злую шутку с ними. Две одинаковые стороны, два чувства, два взгляда, два противостояния. Каждый был полон этих чувств, только что один, что другой боялись проявить себя. Везде решало одно — возраст.       — Чонгук, мне жаль, но ты был молод, и я просто думала: так будет правильно…       — Господи, Соён, ты вообще слышишь себя? — перебивает её Чонгук, заглядывая в растерянные глаза нуны. — Ты поступила отвратительно!       Он в первый раз за всё время крикнул, и Соён, совсем не ожидавшая этого, слегка шарахается.       — Тогда какого чёрта ты заявился ко мне?! — тоже не остаётся в долгу и повышает голос Соён, злясь на такого Чонгука, сама не понимая, почему они сами себе усложняют жизнь.       — Потому что, в отличие от тебя, не мог иначе, — никак не успокоится Чонгук, сейчас он похож на пороховую бочку. — Ты, как последний трус, сбежала, бросив всё и наплевав на чувства людей!       Дом затихает. Чонгук и Соён безмолвно пялятся друг на друга, продолжая излучать страстную ярость. Время замирает. Чонгук не сразу соображает, как умудрился такое высказать.       Верно говорят: правда глаза колет. Соён чувствует, как под кожей собирается нечто похожее на отвращение и злость одновременно. И эти ощущения в то же время возникают и на себя, и на человека, который высказался не совсем лестно. Его слова отражаются болью на душе, какими бы они истинными ни были. Соён сама до глубины сознания чувствует, что он прав, но сердце ужасно ноет, изливается, а ком становится поперёк горла, мешая дышать.       — Уходи, — неожиданно для себя говорит Соён. — Оставь. Уезжай в Пусан.       Слова опадают на язык осадком горечи, ядом — на душе. Они произнесены вслух и ужасно ранят обоих. Соён видит в глазах Чонгука дикий ужас и растерянность, но боль, что раздирает изнутри, сильнее, и она просто испаряется из его поля зрения. Подходит к двери и покидает дом, даже не задумываясь ни о чём.