Занимайте места согласно купленным билетам

— А ну, сядь на лицо. — Нет. — Сядь на лицо. — Нет. — Сядь. — От этого властного тона у Арсения колени сами подгибаются. — На лицо. Арсений послушно садится на кровать. Антон довольно ухмыляется. Он с Арсением слишком давно, чтобы не считать голодный огонёк в его глазах еще с первой просьбы-указания. Арсений та ещё сука, и если Антону хочется хорошенько отлизать, то Арсения хлебом не корми — дай повыёбываться. Если бы Арсеньево «нет» было сказано другим тоном, не игривым с заминкой, а твердым и спокойным, Антон бы ограничился вечным «пидора ответ», и отъебался, чего он, не понимает что ли. Более того, если бы Антон заметил чужую усталость и нежелание делать что-либо кроме втыкания в потолок в горизонтальном положении, он бы изначально не стал начинать эту игру. Почему так? Арсений же, хоть напрямую и не говорил о своих желаниях и планах, но целый день изводил Шастуна двусмысленными сообщениями, а когда тот вернулся домой, демонстративно завис в ванне на добрых сорок минут. Антон уже который год не знает, каким богам молиться, чтобы его мужик научился разговаривать нормально и нормально просить — и просто подстроился сам — для него, в отличие от всего остального мира, Арсений — открытая книга, а если тот попросит прочитать следующий абзац вслух, Антон прочитает. Не торопясь, Антон подходит к Арсению, совсем вплотную, так, что тот утыкается носом в живот, грея кожу жарким дыханием через слой ткани. Раздеваться Антон не спешит. Просто так Арсения посадить на лицо и выполнить то, чего хотят они оба, тоже не хочется — а вот завести, распалить, заставить покусывать губы в нетерпении — да. Арсений вечно спешит куда-то, даже если следующий день выходной, привык к бегу, Антон вечно его стопорит, во всех вопросах. Он помнит, как вчера — пока сам тупил и пытался разобраться в вопросе собственной ориентации, Арсений уже и флажок (отнюдь не красный, хотя и такие в его поведении случались), и хуёк (потому что дверь в душевую надо закрывать, а не заставлять коллегу краснеть ещё три дня) показал, и облапал всего от и до, и на мелочи вроде каких-то там приличий не разменивался. Сам шутил пошлые (не)двусмысленные шутки, демонстративно плюясь, когда это делали другие, и смотрел-смотрел-смотрел влюблённой нищенкой в ожидании первого шага пару лет. Хотя в нищенском взгляде Антон с ним бы посоревновался. — Тох, — Арсений говорит невнятно, всё еще уткнувшись в Антонов живот, — пожалуйста. — Ну вот, а то всё «нет» да «нет», — смеется Антон и почесывает Арсению затылок. — Всё-то тебе надо усложнить. — Иначе скучно, — бурчит Арсений в ответ и лезет пальцами под футболку, поднимает её на пару сантиметров, проводит носом по коже, по дорожке жестковатых светлых волос, тянущейся от пупка вниз. Антон хмыкает, сжимает волосы в кулак, отстраняя Арсения от своего живота. Взгляд у того поплывший, темный. Внимательный, насквозь пронизывающий и просящий одновременно — такой взгляд не видел никто, кроме Антона — это лично для него. Пальцы с затылка скользят ниже, на загривок, и тянут легонько вверх за ворот домашней футболки, Арсений поднимается, меняясь с Антоном местами, теперь на кровати сидит он, широко расставив ноги. Перед тем, как снять с Арсения штаны, Антон мнёт его задницу, будто проверяя на ощупь, такая же ли она охуенная, как и обычно. Такая же. В мире арсова непостоянства лишь одна вещь остаётся неизменной, Антона это вполне устраивает. Он резким движением тянет штаны за резинку вниз, сразу спуская их до колен — Арсений, как обычно, без трусов и уже слегка возбуждён. Игнорируя это, Антон помогает Арсению избавиться от штанов и майки вовсе, и ложится на кровать, подложив под шею подушку. — Уважаемые пассажиры, занимайте места согласно купленным билетам. — Антох… — Арсений не сдерживает смешка, но залезает на него, перекинув ногу через антонову голову, и медленно, будто бы опасаясь чего-то, опускается Антону на лицо. Ухватившись за бёдра, Антон усаживает Арсения поудобнее, раздвигает его ягодицы и, собрав на языке побольше слюны, которая и без того скопилась во рту от предвкушения, размазывает её по гладкой коже промежности. Перемежая широкие лижущие движения языком с короткими прикосновениями в миг ставших еще более пухлыми и чувствительными губ, он Арсения доводит до дрожи в коленках буквально за несколько минут. Тот тщетно старается сдерживаться и, когда Антон толкается кончиком языка в расслабленное совсем и мокрое колечко мышц, только крутит задницей в попытке подмахнуть, насадиться глубже. Чувствовать на себе вес чужого тела, так интимно расположившегося на той части тела, которой Антон делает немаленькие деньги на телеке и в интернете, слышать утробные хрипы — в эти минуты Антон чувствует себя правильно. Он наощупь, поглаживаниями, находит арсов член, мнет мошонку — кожа влажная, прохладная — прекама как всегда много, такой приятный нюанс, от понимания которого каждый раз сердце ухает куда-то в живот, а свои яйца поджимаются в сладкой истоме. Когда Арсений тонко вскрикивает от пальцев, взявших его член в плотное кольцо, у Антона уже затекает челюсть и язык, он шлепает свободной рукой Арсения по заднице в немой просьбе подняться. Хочется большего, хочется пальцы в него погрузить, хочется развести их ножницами после долгой растяжки, сплюнуть в дырку и смотреть, как слюна на анусе пузырится. Антон сглатывает. Арсений неизящно перекатывается с него на вторую половину двуспальной кровати — максимально удачное вложение в их семейную жизнь. — Хорошо тебе? — Антон поворачивается к тяжело дышащему Арсению, который водит большим пальцем под головкой и жмурится, будто от солнышка. — Не трогай пока себя. — Д-да, хорошо, но… — Арсений запинается, вздыхает резко, рвано. — Чего ты хочешь? — Антон пережимает свой член у основания, чтобы самому не спустить просто так. Арсений молчит, упрямый, снова своими синющими глазами хлопает в надежде, что его поймут без слов. Антон бы и рад понять, но… — Арс, я не буду продолжать, пока ты сам не скажешь. — Хочу, чтобы ты… кончил в меня. И вылизал потом, — Арсений, запыхавшийся, краснеет еще гуще. — Умничка. — Не показывая удивления от совпавших (в который раз уже) желаний, Антон садится, шарит рукой в ящике тумбочки у кровати — еще одно удачное приобретение — доставая оттуда смазку. — Ложись на живот. Арсений просьбу выполняет и подушку под бедра подкладывает сразу, чтобы Антону удобнее было — такие действия годами выверенные. Радуясь, что разнеженный Арсений хоть сейчас не сучится, Антон времени не теряет, стягивает шорты — но не футболку — пристраивается сзади, между разведенных ног и, наскоро смазав пальцы, вылив на них порядочное количество из тюбика, вставляет один, и сразу же второй палец. Арсений не зажимается, наоборот, даже тужится, в попытке взять больше от того, что дает ему Антон. А Антон даёт — бодро орудует пальцами, сгибает их, разводит в стороны, слушая, как вторит движениям глухими стонами Арсений куда-то в подушку. Закончить растяжку и вставить — дело нескольких минут, только руку в смазке вытереть о член — чего продукт переводить (Арсений ли со своей бережливостью ненароком Антона заразил?). Он наваливается на Арсения, за загривок его кусает — там, где бледная кожа обычно скрыта воротом футболок и рубашек — входит медленно, полностью, почти сразу начиная взъебывать с оттяжкой, глубоко, шлёпая яйцами о влажную кожу ягодиц. Обхватив его за поясницу, Антон тянет Арсения на себя, заставляя встать на колени, и прижимает к себе, сокращая амплитуду фрикций и наращивая скорость. Одной рукой придерживая Арса за живот, второй Антон ведет вверх, по солнечному сплетению к груди, щиплет мягкую кожу, обводит кожу вокруг ареолы, перекатывает пальцами твердый сосок — Арсений скулит сквозь зубы и напрягается — Антон своего добился. Просьбу Арса он исполняет на отлично — вдыхая пряный соленый запах потного короткостриженого затылка, кончает, продолжая мелко двигаться, добавляет смазки, хотя и спермы по ощущениям столько, что не факт, что Антон сможет всю её вылизать. Вынув, наконец, обмякший член, Антон опускает Арсения грудью на кровать и, перед тем как лизнуть его припухший анус, наблюдает, как пытаются сомкнуться мышцы, и как медленно по внутренней стороне бедра бежит струйка спермы. Язык в растраханную дырку скользит свободно, но Антон не может удержаться и, отстранившись, сплевывает, попадая прямо внутрь. Трёхочковый. Было бы смешно, если бы не было так пошло. Решив, что отлижет Арсению как-нибудь потом — не последний же раз они трахаются, Антон шлёпает окончательно поплывшего Арса по заднице, обращая на себя его внимание. — Подержи себя, — Арсений раздвигает руками ягодицы, пока Антон без труда вставляет два пальца, и смотрит, как по ним стекает белёсая мешанина из смазки и спермы. Блядство. У Арсения руки заняты, и Антон дрочит ему, с хищническим интересом наблюдая, как мышцы ануса пытаются сомкнуться в предоргазменном состоянии, удерживая в себе остатки спермы, но та всё стекает скупыми потёками. — Расслабься, Арсюш, — шепчет Антон на ухо Арсению и давит подушечкой большого пальца на уретру, чувствуя как в руку стреляет струя спермы. Арсений вымученно стонет и валится прямо на сбившиеся простыни и мокрое от смазки, пота и спермы одеяло. Антон хмыкает — тот выглядит как чёртово искусство даже будучи знатно оттраханным, потным, грязным. И абсолютно счастливым — на приоткрытых губах, из которых до сих пор доносится отдалённое подобие ещё недавно бывших громкими стонов, застыла довольная улыбка. Налюбовавшись, Антон целует задремавшего Арсения в висок и идет в ванную за полотенцем.