Её зовут Самара Морган

В том, что происходило с городом, погруженным от и до в кромешную тьму, не был виноват кто-то один. Винил, однако, каждый себя одного. - К смерти нельзя быть стопроцентно готовым или неготовым вообще, - Эвелин выкуривает очередную сигарету, - Однако, можно сделать то, что не успел. И это будет однозначно верным решением. Затушив еще одну сигарету, женщина стягивает волосы в тугой хвост и смотрит в глаза парня лет двадцати пяти. Он же не совсем понимает, о чём таком идёт речь. Эвелин же, больше не стесняясь, идёт ближе к нему, готовая одну за другой расстегивать пуговички на его рубашке. - Эвелин, остановитесь, я прошу! Парень отходил шаг за шагом назад, пытаясь параллельно вразумить мать, вот таким вот образом, страшным и ужасным, лишившуюся дочери. Ведь, боже, она не была в чем-то виновата! Точно - не она! Но теперь было поздно. И их конец был ближе с каждой секундой. - Я бы не была такой настойчивой, Ричард, - её руки раздевали парня, буквально разрывали на нем одежду, не давая и секунды опомниться, - Только вот скоро я, ты - оба мы умрём! И неужели ты не хочешь сделать это, в последний раз? Ричард перестал отбрыкиваться от женщины, полностью поддавшись всему, что она с ним делает. Но при этом - почти не отвечая. Анна, о которой парень помнил и по сей день, как о замечательной жене, хозяйке, любящей приёмной матери - её образ постепенно размывался пеленой, растворяясь в воздухе. Вот, Эвелин, биологическая мать девочки-призрака, оказывается в положении сверху, не обращая больше никакого внимания на просьбы Ричи. Её грудь буквально утыкается в лицо парня, которому ничего уже не остаётся. Только терпеть, молчать. - Мы сделаем это и умрём! - стоны Эвелин раздавались эхом в полупустой комнате с серыми стенами и холодным бетонным полом. Они словно находились в коробе, предназначенном для их совокупления, а после - мгновенной смерти. По груди Ричарда Моргана то и дело царапали длинные острые ногти его "любовницы", той самой, с кем теперь он и проводит свои последние, возможно, несколько минут. Женщина набирала темп, снижая его периодически до плавных, чуть резковатых движений. Самое страшное ждало парня позже - она решила зачем-то прильнуть к его губам, которые в последний раз целовала именно Анна, его любимая дорогая жена. Та, что умерла по воле приёмной дочери. Та, что всегда мечтала о детях, будто бы те были не иначе, как смыслом всей её жизни. Что до Ричарда? Ему не были нужны дети. Ему нужна была спокойная жизнь с женой, а уж будет в ней место потомству, либо же нет - дело десятое. Но и отказать так просто жене у него не хватало духу. И никогда бы не хватило. Ни в единой её просьбе. Будь то новое седло для лошади, дети. Никогда. Поцелуй оказался заводным, страстным. Таким, как никогда, наверно, не целовал его еще никто. И даже жена. У них был секс. Были ласки. Но всё происходило... иначе, по-другому. Здесь же абсолютно иная ситуация и обстоятельства. Отнюдь не любимая жена и не родная ему постель. Бетонная комнатка, а "ложем любви" служит старая софа, скрипящая всякий раз, когда Эвелин слишком быстро начинает двигаться на его половом органе. - Ричард!!! Последний вскрик. И еле слышный стон паренька, который, уже не задумываясь о дальнейшем, прикрыв глаза, изливается внутрь той самой женщины. Да-да, той самой, которая и есть мать его будущей смерти. Откинувшись на софе поудобнее, Ричард уже собирался одеться. Однако, за софой, в телевизоре, раздался шум помех и протяжный гул, режущий слух. К смерти нельзя быть стопроцентно готовым или неготовым вообще.