44 калибр и губы на нем

лицо кирена преследует его. в жизни, на работе. мелькает тут и там. в каждой заднице затычка. всегда есть, что сказать, всегда нужно возразить и поспорить, потрепать чужие нервы, поскандалить, козырнуть дрянным характером. на портретах в доме уокеров. во снах — его губы на чертовом кольте. 44 калибр, взведенный курок при полном барабане патронов, ударно-спусковой механизм готовый к атаке зверь. язык лезет в дуло. — что тебя так бесит, гарри? — кирен смеется. * склоки склоками, и пистолет у чужого лба уже как что-то привычно-правильное, на своем месте, где и должен быть, драки или словесные перепалки, все свое, все родное, подходи, выбирай поскорее, чтобы потом можно было — прости меня, кирен. кирен, прости, прости, — гарри горячо шепчет на ухо, жмет к стене за углом паба, он сам весь горячий, разгоряченные ладони, красное лицо, покрасневшие уголки глаз. и кирен льнет к этому жару, тяготеет к человеческой энергии, к живой подвижности и агрессии, к яркому мимолетному существованию, к тому, чего в нем не осталось ни капли. все происходит рвано, неправильно и гарри не целует, гарри кусает, человеку было бы больно, наверное, но кирену не больнее игр с малым котенком. у гарри зудят зубы, сводит скулы судорогой, когда он трется носом о мягкие волосы на затылке, гудит голова. — на что у тебя так стоит, гарри? на ебучую гнилушку? — кирен смеется. * ирландцы ирландцами, и мертвые двинутые подружки в порядке вещей, казалось бы, но так выводят из себя. — что ты с ним делал, кирен? он тебе так понравился? кто тебе нравится больше, я или он? он на коленях, на своих великолепных худых коленках, только перед ним, и это пьянит. старательно открывает рот и чуть ли не закатывает глаза, его мусс стирается вхлам от чрезмерного контакта, обнажает, открывает белую кожу, капельку естественнее, чем нравится гарри, по крайней мере, как он уверяет и поэтому — сними линзы, кирен, — сдавленно просит, ему скажешь сейчас, он и умолять станет, не постесняется, но когда гарри видит странные пробирающие до мурашек бледные глаза, синюшные холодные губы вокруг своего члена, когда чувствительная головка проезжается по ребристому небу, упирается в ужасно сжатое горло — точно, у гнилушек нет рвотного рефлекса, можно долбить рот кирена, как захочется, — и когда он замечает трупные... трупные пятна на его шее. гарри так сильно кончает, что сперма течет у кирена из носа. он непонимающе хлопает глазами, утирая лицо рукавом и смеется. * может, гарри переборщил, может, не стоило накачивать кирена всякой дрянью, может, стоило смириться со своими интересами и пристрастиями, может, стоило попросить у кого-то совета, сходить к психологу, может, стоило потрахаться лишний раз, и тогда в голову не приходила бы всякая чушь, кто знает, но сейчас гарри орет и стенает под дверью. — я вернулся, вернулся, открой мне.