частички их чувств

люмин учится читать быстро. как и говорить. слегка закусывая губу и тихо мыча, чтобы вспомнить произношение, она очень старательно, хоть и до смешного коряво выговаривает длинное буквосочетание. затем победно улыбается и мурчит что-то о «прирождённом даре быстро учиться новым языкам» и о «своей талантливой натуре», конечно же, смеясь ещё больше от этой шуточной похвалы. сяо прикрытыми глазами качает головой, мол, лучше не зазнавайся, а то устанешь быстрей, и даёт себе фору в пару секунд на одну крошечную едва заметную ухмылку, светящуюся гордостью за свою ученицу. но быстро вернув прежнее спокойное и безмятежное выражение лица, шелестит желтоватыми бумагами. — с этим дела лучше, но про письменность не стоит забывать. — он взглянул на неё исподлобья, так как, не хотелось признавать, рост в сидячем положении разнился. причём не в пользу сяо. — с ней куда сложнее. — да знаю я, но ведь я могу значиться молодцом? — она игриво бросила взгляд на его задумчивые перелистывания листов и неожиданно бросила: — а вот тут со мной придётся повозиться. я даже когда свой родной язык изучала, всегда застревала на письме. итэр тогда жутко переживал, что я отстаю от всех. — она с ностальгической улыбкой прилегла на ладонь, которая теперь поддерживала её голову, а затем взяла один свиток, что уже который день тащит с собой и не собирается открывать его с недавних пор учитель древне-китайского, или по привычному — адепт сяо. — а что тут? — она попыталась отворить позолоченный крючок, что скреплял верх и низ свитка, но быстро бросила это дело, как только заметила на себе пронзительный взгляд. — ты уже не в первый раз его приносишь и всё никак не откроешь. сяо только устало вздохнул и, откатав нужную длину другого свитка, весьма красноречиво положил перед ней на стол. — пиши. — тихо произнёс защитник якса, который сейчас почему-то никого не защищает, а сидит, занимается прописями с отважной путешественницей, которая почему-то сейчас нигде не путешествует. слегка склонив голову на бок, она без всяких отговорок стала послушно списывать текст. сяо посмотрел вбок: яркие лучи уже вечернего золотистого солнца почти не грели, а птицы не пели — только застенчивые стрекотания насекомых не оставили двоих загадочных гостей этого нежилого домика одних. и несмотря на внешний шум голова разрывалась от вновь начавшегося приступа кармы — голосов в голове, что молят о пощаде уже не убивающего никого, кроме монстров защитника яксы. он судорожно перевёл взгляд на люмин, что тихо и старательно выводила забытые смертными иероглифы на рисовой бумаге. она наклонилась слишком близко к листу, отчего дрожащей, из-за боли рукой сяо потянулся к её подбородку, дабы напомнить об осанке. люмин только чуть прикрыла глаза, не меняя выражение лица, но он понял, что она не проигнорировала его касания по едва заметным под солнечными лучами краснеющим кончикам ушей и появившимися мурашкам на открытых плечах девушка. голоса в голове сяо становились всё громче, а терпеть их крики он больше не мог, поэтому, судорожно глянув на тот старый свиток, он быстро, но с набожным спокойным тоном заговорил: — в том свитке написано стихотворение одного адепта, посвящённое своему архонту. — однажды они с люмин выяснили, что если во время приступа он начнёт говорить, то боль будет куда терпимей и в итоге быстро пройдёт. сяо тяжело дышал, но искренне верил, что простой разговор поможет и в этот раз. — в нём говорится о великом уважении и верности, чистоте намерений и слепой преданности, вечной службе своей госпоже и вечной заботе о своем слуге. это писание древнее, и сохранилось только на этом свитке и на человеческих переводах… — он запнулся, так как боль только усиливалась и как жгучий зной откликалась по всему телу эхом. люмин перевела на него взгляд полный интереса, но увидя уже спотевший лоб и дрожащие пальцы, она тут же накрыла их своей рукой, отмечая какие они холодные, и быстро с тревогой в глазах произнесла: — ого, значит можно почитать! обязательно это сделаю позже. — голос был чуть громче, чем следовало, но сильно переживая о состоянии своего друга, она не могла думать о таких мелочах. — не стоит, когда есть первоисточник. — он криво улыбнулся и глянул в её блестящие глаза. — к тому же смертные перевели эти стихи на свой лад. у них говорится не о госпоже и служащем, а о простой крестьянке и божественном воине, что связанны самой чистой любовью. каков… бред! — с нажимом произнёс страдающий от боли якса, не замечая как тёплые руки девушки стали подниматься всё выше по его предплечью. она тревожно гладила его, пытаясь что-то придумать. — а как они могли спутать слово архонт и крестьянка? — вот будешь учиться писать, сможешь понять, что иероглиф «великой госпожи» и… — взгляд невольно упал на лист, по которому писала люмин, быстро добавил: — этот иероглиф должен писаться с запятой кверху, вот так. — он положил свою холодную руку на её и, зажав своей, они продолжили писать уже вместе. — теперь оно выглядит как… — пальцы слегка вздрогнули, выводя ровную линию, из-за с трудом сдерживаемого кашля. — «защити меня» — защищу. — что? — сяо хотел удивлённо посмотреть на неё, но чуть не ударился о чужой подбородок. из-за того, что тот присоединился к письму через её руку, он не заметил, как придвинулся к ней. расстояние, что и до этого было не большим, теперь лишь оставляло желать лучшего для чересчур уважающего свои личные границы адепта. та видимо не поняла, что умудрилась ляпнуть, но и не это её волновало. она была весьма задумчивой, особенно от переживаний за сяо, но теперь она лишь обращала внимание на тёплое дыхание рядом сидящего, который каким-то образом оказался так близко. нет, она не такая нетерпимая к маленьким расстояниям как сам адепт, но всё же её что-то смущало. и это что-то, а точнее кое-кто сейчас смотрел на неё своими кошачьими глазами, блестя ярко-желтым светом, словно янтарь на солнце, и очень хрипло дышал. но теперь никто из них не был уверен в том, что эта хрипотца возникла только из-за кармы. а если быть честным, то уже никто не сомневался, что причина совершенно иная. да что только делать, когда на ум приходит невесть что. вот люмин, например, имела возможность слегка наклонить корпус назад, чтобы хоть как-то отодвинуться, да только шевелиться она, будто бы совсем, права не имела. даже не дышала. а сяо только зачарованно наблюдал за цветением ярко-красных роз смущения на девичьих щеках, что уж точно были нецелованны, если не в её жизни, то в этом мире точно. взгляд медленно блуждал по всему лицу, замечая крохотные отличия от других смертных. например, эти едва заметные веснушки, которых точно не увидеть в темноте или при тусклом свете на обычном расстоянии. а эти тонкие светлые ресницы, которые сейчас чуть вздрагивают, казались такими украшающими и без того прелестные глаза, что и у него дыхание остановилось. а взгляд все продолжал рассматривать каждый участок кожи открывшегося на тёплом жёлтом свету солнца лице, пока не дошёл до губ. розовые, небольшие и тоже нецелованные. да что за мысли вообще? сейчас они должны заниматься писанием, а не глазеть друг на друга как в первый раз. он наконец выдохнул задержанный в лёгких воздух и слегка отодвинулся. девушка же разочарованно отвела взгляд. — продолжай писать. и… тот иероглиф… — он приложил руку к щеке, отмечая то, какая она у него горячая. — подучи. в принципе, ты уже знаешь многое. но… — он пододвинулся к ней ближе, чтобы она наконец посмотрела на него. — зачем ты это учишь? язык давно забытый, кроме адептов и архонтов ли юэ его никто не знает. даже духи обители уже не шибко помнят большинство слов и значений. так к чему твои старания? — в этом и дело. на нём говорят адепты и архонты. ты адепт. как и гань юй, мадам пин и янь фей. а чжун ли вообще архонт. я хочу уметь говорить с вами на вашем родном языке, таким образом доказывая свою почтительность и уважение. — она говорила это с таким наивно открытым выражением лица, что у сяо невольно поднялись уголки губ вверх. он смотрел на неё как на ребёнка, которого погладят по головке, тут же вспоминая, что она, вообще-то, намного старше него самого. он глядел на неё внимательно и, что-то думая об услышанном, хитро спросил: — а почему я? есть же та же мадам пин или гань юй. даже хранительница облаков не прочь поговорить и поучить кого угодно. — потому что ты тот, из-за которого я в первую очередь захотела выучить язык. — слова слишком откровенны для того, кто всегда пытался огородиться от других. ведь после подобного невольно привязываешься. он также внимательно, но с небольшим удивлением продолжил смотреть на неё, и будто ждал, когда она с победным смехом крикнет «ха! я пошутила!» да только этого не последовало. она с таким же открытым искренним взглядом смотрела на него и, поняв, что слов больше не последует, с хитрой ухмылкой отвернулась к рисовой бумаге, на которой красовалась небольшая чернильная капля. — могу я забрать эти свитки себе? паймон отравилась, так что я сегодня без неё. и надо бы вернуться к ней пораньше, чтобы успеть купить лечебные травы. — она взяла всё в охапку и вскочила с низкого столика. — ну, я пошла. до встречи, сяо! — д…до встречи… люмин. — последнее слово не было слышно ни девушкой, ни самим яксой, ведь тот только сейчас заметил, что карма давно отступила.