Портрет

Близился полдень. Майлз стоял, облокотившись о капот своей машины, которая вот-вот грозилась повстречаться с землей из-за веса напиханных в нее коробок. Казалось, солнце только-только коснулось лучами неба, а Майлз уже чувствовал себя изрядно вымотанным. Они с Фениксом все утро ходили туда-сюда, таская нелегкие стопки книг, ящики и даже гребанный горшок с Чарли. Майлз прикрыл глаза, когда услышал, как входная дверь в очередной раз открылась и на пороге появился Феникс собственной персоной. В руках у него было еще несколько коробок, из-за которых торчала только колючая макушка. Майлз застонал: — Феникс, откуда у тебя, черт возьми, столько вещей? — он оттолкнулся от капота и подошел, чтобы забрать одну из коробок из рук мужа и запихать ее к остальным в багажник. Он ворчливо затолкал горшок поглубже и кое-как уместил новоприбывшие коробки. — Если бы знал, никогда бы не предложил тебе съехаться. Или выйти за тебя. Или забирать всю эту гору самостоятельно. Честное слово, Феникс, нам стоило вызвать грузчиков. Феникс абсолютно невинно рассмеялся, искря ямочками на щеках и легкими морщинками в уголках глаз. Один этот звук — и все наигранное раздражение Майлза смыло, как волной. Он только мученически вздохнул, но предательская улыбка все же поползла ему на лицо. Он, черт возьми, съезжался с Фениксом Райтом. Фениксом Эджворт-Райтом. С человеком, которого любил и которым абсолютно восхищался. Какие-то коробки, даже тяжелые и бесконечные, ни за что не испортят этого. — Извини, — еще посмеиваясь, Феникс опустил принесенные коробки на появившееся свободное место и резко выдохнул. Он провел ладонью по лбу, стирая пот, но не отошел, поддерживая рукой сомнительную башенную конструкцию из картона, до отказа наполненного вещами. Она грозилась рухнуть в любой момент. — Я и сам устал! Ни за что бы не подумал, что у меня в офисе столько всякой всячины. — Там еще что-нибудь осталось? Феникс отвел взгляд, призадумавшись. Майлз невольно залюбовался тем, как игриво ласковые утренние лучи запутались в разноцветных глазах. Огонь в них стал еще ярче, и Майлз почувствовал, как непроизвольно смягчился его собственный взгляд. — Да, кажется... Ох! — Феникс не успел договорить: башня коробок угрожающе накренилась, и адвокату пришлось ловить ее. — Черт! Майлз, там на столе осталась одна небольшая папка. Я бы не хотел ее потерять. Принесешь, пожалуйста?.. А я тут пока разложу все. Майлз ловко подхватил свалившуюся с самой вершины "башни" перевязанную стопку книг, прежде чем она встретилась с землей, и положил ее куда-то вглубь багажника. — Хорошо. Осторожнее, не поранься, — сказал Майлз. Он встревоженно убедился, что Феникс справится с коробками самостоятельно, и только потом вошел в здание. Несколько ступенек, пара лестничных пролетов — и Майлз уже в офисе, непривычно пустом и светлом. Больше ничего не указывало, что несколько лет тут жил и работал легендарный адвокат Феникс Райт. Сколько всего видел этот офис... Майлз смущенно вспомнил, как они впервые поцеловались прямо здесь, на входе, когда прощались после недолгой прогулки. Невозможно забыть нежность на коже, дыхание и пальцы, слегка мозолистые, невесомо проводящие по шее... Прокурор коснулся губ и почувствовал, что улыбается. Феникс, даже спустя столько лет, все еще чудесным образом вызывал у Майлза отчетливый жар в груди и румянец на щеках. После такого было, наверное, даже слегка грустно прощаться с этим офисом. Но Феникс вовсе не выглядел расстроенным. Он из раза в раз повторял, что в их общем доме они создадут еще больше счастливых воспоминаний. И Майлз в это верил. Он скользнул взглядом по опустевшей мебели и увидел на столе ту самую папку. Она лежала на самом краю, как будто упала случайно, видимо, когда Феникс поднимал ту огромную стопку коробок. Майлз шутливо закатил глаза. Папка оказалась внушительной и довольно тяжелой, не такой, как на вид. Бумажная, потертая, с кривой смешной наклейкой в углу. Когда Майлз взял ее в руки, она чудом не развалилась. Из нее даже вывалилось несколько листов. Майлз присел на корточки, чтобы подобрать их, и удивленно моргнул. Это были наброски. Картины. Быстрыми, слегка смазанными мазками акварели намечался зеленый пейзаж лесной фермы. Высокая крыша царапала бледное небо, а изумрудные кроны деревьев и травяной покров окружали старое кирпичное здание. На заднем плане виднелся едва различимый силуэт лошади, которая склонилась к стогу сена. Майлз повертел лист в руках и на обороте нашел размашистую надпись, сделанную знакомым неаккуратным почерком: «Феникс Райт, первый курс» — и рядом год. Майлз ласково хмыкнул. Значит, это были университетские работы Феникса? Почему-то он никогда не показывал их. Майлз, чувствуя взволнованный трепет, поднял остальные выпавшие листы. Он едва касался их, боясь даже сжать, как будто любое резкое движение могло обратить бумагу в пыль. На другой картине снова был акварельный набросок. Теперь здесь цвел парк, летали лепестки розовой сакуры, а на фоне цветные кляксы изображали людей. Лица неразличимы, но их фигуры, спешащие в разные стороны, вызвали у Майлза табун мурашек. Спокойствие падающих лепестков сакуры, нежным ковром застилающих тротуар, и сумбурность пестрой толпы — все это вместе выглядело удивительно эмоционально. Контраст пленил взор. Майлз пригляделся к толпе. Он даже рассмотрел в ней Ларри, его дурацкую прическу и какую-то девушку рядом с ним. Возможно, среди клякс были и другие друзья Феникса, с которыми Майлз не был знаком. Он тихо хмыкнул и уже собирался убрать этот лист обратно в папку, когда вдруг замер. Взгляд зацепился за несколько смутных мазков. Среди толпы выделялся малиновый пиджак и серые волосы. Майлз моргнул. Он, замерев, вгляделся в этот отдаленно узнаваемый силуэт. Губы поджались. Могло ли это быть?.. Он перевернул лист и увидел дату. Тот год. Рядом с подписью Феникса отчетливо стоял год, когда Майлз стал прокурором. Именно в тот год он получил свое первое дело, а его известность стала набирать обороты. Среди этой толпы людей Феникс нашел место для Майлза. Для Майлза, тогда прекратившего любые контакты со старым другом; для человека, с которым его не связывало ничего, кроме одного — самого счастливого — года в глубоком детстве. Майлз почувствовал, как у него дрогнули руки, а губы сжались плотнее. Он несмело убрал этот набросок в сторону... ...и оторопел. На очередном листе акварельной бумаги был портрет. Майлз затаил дыхание, непроизвольно разжимая лист и тут же стискивая его снова. Это был его портрет. Изображенный слегка вполоборота; с сосредоточенным взглядом, направленным куда-то вдаль — на бумаге красовался молодой Майлз Эджворт. Но ни хмурых бровей, ни наглой усмешки, ни даже фирменного пренебрежения ко всему миру — лишь легкая поволока вдохновленной задумчивости. Уже ставшие фирменными быстрые мазки, больше напоминающие неаккуратные пятна, смотрелись потрясающе подходяще. Вся общая воздушная неаккуратность делала портрет живым и приятным. А еще Майлз на портрете улыбался. Нечитаемо, скромно, лишь уголками губ, но от этих едва уловимых деталей взгляд серых глаз не выглядел таким суровым, каким его привык видеть Майлз в собственном отражении. Неужели таким его видел Феникс?.. В груди сладкой патокой разлилось тепло, от которого защемило сердце. — ...наконец все запихнул! — раздался знакомый звонкий голос на входе. Не пришлось даже оборачиваться, чтобы узнать его. Феникс ввалился в офис, не переставая говорить. — Правда пришлось несколько коробок на сиденья перетащить, ты же не пр-... Эй, ты чего? Что-то случилось? Майлз не заметил, что все это время сидел на корточках, поднимая выпавшие листы. Он легко качнул головой и выпрямился, тут же развернувшись к мужу. — Все в порядке. Я просто поднимал выпавшие из папки картины. Феникс моргнул. Его взгляд опустился на листы в руках Майлза, и щеки за долю секунды обрели румянец. Портрет лежал поверх пейзажа фермы и наброска толпы. — Э-э... кхм, — Феникс снова взволнованно моргнул, прочищая горло. Он выглядел как ребенок, пойманный за шкодством. Даже эта забавная привычка растерянно чесать затылок снова проявила себя. — Ну-у, в университете мне часто приходилось писать акварелью, как видишь... Майлз изо всех сил сдерживал широкую улыбку. У него уже заболели щеки. — В-вообще, я не очень люблю писать портреты, больше пейзажи и, ну, знаешь... Лесные, может... — сбивчиво затараторил Феникс, блуждая рассеянным взглядом по пустому офису. Неловкая полуухмылка постепенно превращалась в нервную. — А нам, представляешь, задали портрет... ну и я, как бы- — Ты нарисовал меня. Феникс смущенно посмотрел на Майлза и увидел, как восторженно горят его серые глаза. Адвокат почти подавился воздухом, когда сделал судорожный вздох. — Ну... да, — поджав губы, выдавил он. — ...тебе нравится? На этот раз Майлз все же не сдержался. Он весело рассмеялся. Нежно, тепло, с любовью, слегка прикрывая рот рукой. Столько искренности было в этом полном счастья звуке, что Феникс неожиданно засмеялся в ответ. Растерянность исчезла, и даже офис, совсем пустой, больше не казался таким охладевшим. Майлз подошел к Фениксу и приблизился к его лицу. Губы тут же соприкоснулись. Мягкий целомудренный поцелуй наполнил сердца еще большей любовью. — Очень нравится, — тихо ответил Майлз прямо в губы мужу. Они замерли с полуприкрытыми глазами, соприкоснувшись лбами, и ловили кожей горячее дыхание друг друга. За окном солнце набирало силы, прокрадывалось в опустевший офис зайчиками света и тепла. Один из них замер на лице Майлза, и Феникс провел по нему большим пальцем, как будто хотел запечатлеть его на бледной коже. Прохладные руки в ответ коснулись шеи и запутались в колючих волосах. — ...Тогда, полагаю, мне нужно нарисовать еще один портрет? — негромко сказал Феникс, задорно замечая, как удивленно распахнулись глаза Майлза. — Ну а что? Мой муж, как первоклассное вино, с годами только хорошеет. Майлз возмущенно шлепнул Феникса по плечу и расхохотался. А Феникс снова подался вперед, губами перехватывая улыбку возлюбленного. Близился полдень.