Десятый холд. Книга первая: Джига на драконьем гребне

      Когда я пришел в себя, я был точкой. Мое сознание, очищенное от всего вторичного, не знало ни времени, ни памяти, ни оков косной материи. Ответы на вопросы "кто", "где" и "когда" не имели для меня никакого значения. Сами эти вопросы просто не приходили мне в голову. В своей нынешней одномерности я просто не смог бы вместить их в себе, и единственное, на что меня хватало - это осознавать свое существование. Пожалуй, в тот момент я был воплощенной мечтой ревнителей максимального освобождения личности от всего подряд. Я был полностью самодостаточен и лишен каких бы то ни было связей с остальным миром. Его для меня просто не существовало, как не существовало и неизбежно связанных с ним ограничений. Пожалуй, я был абсолютно свободен - и заодно лишен возможности эту свободу как-нибудь применить. На это можно посмотреть и с другой стороны - я был абсолютно ограничен, настолько, что не имел возможности даже осознать это. Такой вот занятный коктейль из свободы и несвободы, доведенных до абсолюта. Впрочем, разве не везде так? Дело, пожалуй, только в количестве и того, и другого, пропорция же остается неизменной.       Из этого одномерного безвременья я вряд ли вышел бы сам. Там для этого просто нет никакой мотивации. Да и откуда ей взяться, когда не знаешь ничего в мире, кроме себя, и, более того, считаешь самого себя - всем миром? Тому, кто есть Альфа и Омега, делать совершенно нечего - но только до тех пор, пока внешний мир, который никуда и не девался, внезапно не решит напомнить о своем существовании. Для меня это было нечто, весьма напоминающее удар током - уж не знаю, какую природу это явление имело на самом деле. Единственное, что могу сказать - это больно и очень страшно. Чтобы понять насколько, представьте, что вы одни дома и, за отсутствием любых других развлечений, коротаете время, разглядывая себя в зеркале. Дурацкая вводная, конечно, но тем не менее. И вот изучаете вы, значит, свою физиономию в отражении, как вдруг за вашим плечом показывается некто в африканской ритуальной маске. Это - уже вполне уважительная причина для инфаркта, а ведь незнакомец тем временем еще и тычет остро заточенной вязальной спицей вам в шею. В этот момент вы вряд ли сможете понять, чего вы боитесь больше - боли от укола спицей, или же того, что у вас дома, где никого не должно было быть, вдруг обнаружился этот проклятый незнакомец. И даже если за этим ничего не последует, ваше душевное спокойствие будет поколеблено надолго. Но в моем случае это имело и другое следствие. "Удар током" стал единственным ориентиром во времени. Все мое точечное существование разделилось на две эпохи: "Золотой Век", когда я еще ничего не боялся, и суровая реальность, в которой существовала неведомая и оттого еще более страшная угроза. Желая хотя бы мысленно вернуться в безопасное время, я обратился к памяти... и с удивлением обнаружил, что она далеко не пуста. Напротив, в ней хранилось совершенно невообразимое количество информации. Это был словно калейдоскоп разноцветных картинок, иные из которых виделись вполне отчетливо, в то время как другие уже подернулись мутной пеленой забвения. Вот, к примеру, картинка из детства, на которой уже можно различить только самые общие очертания. Здесь мой еще тогда не полностью поседевший дед играет со мной, своим младшим внуком, в мушкетеров, увлеченно фехтуя на подобранных с земли тонких прутиках. Разумеется, мой дорогой дедушка сдерживается и поддается, ведь, в конце концов, доблестный д'Артаньян в моем лице должен непременно победить. Тем не менее, рефлексы рапириста-разрядника дают о себе знать, и временами мне приходится нелегко. А вот другая картинка, намного более поздняя и отчетливая. Здесь я, каким-то случайным ветром занесенный в компанию ролевиков, решаю тоже помахать текстолитовым мечом. И очень быстро убеждаюсь, что полуигровые уроки рапиры более чем десятилетней давности - не лучшее подспорье в поединке на полуторниках. Иными словами, обставляют меня так, что аж стыдно. Потом я, правда, увлекся ролевками чуть серьезнее, и на мечах худо-бедно натаскался, но фехтовальщиком все равно остался посредственным.       Следующее воспоминание, судя по всему, тоже было связано с ролевками. По крайней мере, так можно было сказать, глядя на мой явно средневековый наряд и меч на боку. Только почему я при этом нахожусь в роднющем чуть ли не до отвращения офисе? Странно. Может, собирался с вечера ехать на игру, а коллеги попросили переодеться и похвастаться? Не в моем духе, вообще-то. Но мало ли? Или же это воспоминание о сне? Скорее всего так. Там бывают и не такие сочетания, да и отсутствие других связанных с тем случаем воспоминаний косвенно подтверждало эту версию. Тем более, что имелась и другая картинка, ясно дающая понять, что ролевки я забросил еще в студенчестве, перейдя на компьютерные игры, шахматы и "Мафию", как развлечения, совокупно дающие почти те же эмоции, но даже в сумме не столь затратные, как по деньгам, так и по времени. Последние же воспоминания... Увы, они не были ни игрой, ни сном. Напротив, они вполне объясняли, как я оказался в прискорбном положении мыслящей точки. То, что теперь я воспринимал все произошедшее без особого удивления, просто как данность, не особо облегчало мои невеселые думы - напротив, это меня даже беспокоило. Остался ли я собой после произошедшей пересборки всего жизненного опыта? Странный, конечно, вопрос для неудачной и вопиюще неполной копии личности, внедренной в сознание, если уж называть вещи своими именами, жертвы ответственного за безумие демона. А ведь Шеогорат еще что-то говорил о тройном слиянии и какой-то Рыжей, так что на деле все могло быть устроено намного сложнее. Тем не менее, я еще на что-то надеялся. Скорее из принципа, поскольку в случае искажения и утраты личности от изначального меня оставалась только память, коей было суждено неизбежно потускнеть со временем, а потом - и вовсе исчезнуть, оставив лишь незначительные следы в сознании получившегося существа.       - Так, - подумал я. - Вот для начала: я вообще жив, чтобы заморачиваться такими вещами?       Вопрос этот, к слову сказать, в той ситуации и впрямь имел смысл. Как-никак, самым последним воспоминанием, прежде чем все померкло и я оказался здесь, был удар кинжалом. Ныне же тела, явным образом фигурировавшего в моих воспоминаниях, у меня не было. Вывод из этого напрашивался сам собой. По всему получалось, что я был мертв, а это "чудное" бестелесное состояние было ничем иным, как моим посмертием. И это меня, надо сказать, изрядно разочаровало. Нет, конечно, я не ждал, что меня встретит благообразный старец с ключами на поясе, который укажет мне путь в райские кущи, но неужели нельзя было все-таки чуть-чуть больше уважения к тому, кто прошел тернистый путь от сперматозоида до бесплотного духа? Например, вывести из самодостаточного состояния чем-то более деликатным, чем имевший место тычок неясной природы. А после этого - как-то обозначить свое присутствие и вкратце описать сложившуюся ситуацию. Не самую приятную, наверное, ситуацию, но я же без обид. Я же все понимаю, пришло мое время - значит, пришло. Не то, чтобы я успел сделать все, что планировал, но смысл ворчать, когда ничего изменить нельзя? Да никакого. Разве что хотелось бы напоследок все-таки понять, зачем было городить огород с моим похищением и утаскиванием неведомо куда, если в конце концов все свелось к банальному убиению. Конечно, это вполне объяснялось фразой "потому что Шеогорат", но принимать такой вариант за основную версию было как-то даже обидно.       В этот момент меня вновь тряхнуло. Так же болезненно, менее страшно - и все равно весьма неприятно в сумме. К неприятному относились в первую очередь весьма простые и логичные мысли, объяснявшие отсутствие проводника в страну Вечной Охоты. Кто, собственно, сказал, что я своей земной жизнью заслужил нечто большее, чем висение в неизвестности с периодическими ударами током? Я не был ни чистейшим праведником, ни распоследним грешником, и мое текущее состояние это вполне отражало. Ни чертей вокруг, ни ангелов - только периодические тычки, долженствующие что-нибудь обозначать и даже, не побоюсь этого слова, символизировать. Например, вот этот - за грех чревоугодия, выраженный в ночных набегах на холодильник. Вот этот - за не изжитое до конца чувство собственной важности, что есть самый настоящий грех гордыни. А вот этот... Ну, нет, это уже совсем личное. Вот этот же... Этот же ясно давал понять, что я - впечатлительный идиот. Конечно, в мое оправдание можно было сказать, что ничего подобного я никогда не испытывал, и сравнивать творившееся безобразие мне было, по хорошему, не с чем. Однако такая отмазка была слишком позорной для человека, зарабатывающего себе на мясо с картошкой умственным трудом. Аналогия ведь была, в общем-то, очевидной. Ведь периодические удары током - это именно то, чем откачивают пациентов, сердцу которых не посчастливилось остановиться. Я же, к своему стыду, смог это понять только тогда, когда оно вновь неуверенно трепыхнулось, наконец поддавшись на не особо вежливые уговоры условного дефибриллятора.       И последнее, в сущности, давало определенные надежды, далеко не ограничивающиеся простой радостью от того, что пламенный насос в моей груди таки решил вернуться к перекачиванию крови по венам и артериям. Скажем, почему бы мне сейчас не очнуться в приятно покачивающейся на ухабах машине скорой помощи в обществе прекрасной молодой незамужней реаниматологини, страшно довольной тем, что смогла вернуть меня в сей бренный мир? А насчет всяких там камней душ, шизофренических демонов и темных эльфиек с красными буркалами - так пусть окажется, что мне все это просто померещилось. Не самое ли это реалистичное объяснение всему произошедшему? Самое, что ни на есть. И вообще, жизнь - штука логичная, упорядоченная и намного более прекрасная, чем о ней принято думать. И все непременно закончится хорошо. А как иначе? Вот ведь уже и захлестнуло организм по-хорошему болезненное покалывание возобновившегося кровотока, и вместе с ним мое тело стало словно бы пробуждаться. Казалось, что каждая составляющая меня клеточка считала своим долгом оповестить сознание о возвращении своей работоспособности, и все эти отчеты сливались в единый гимн всепобеждающему жизнелюбию. Правда, клеток в организме оказалось закономерно много, причем, о целых их сегментах я до того момента и не подозревал. А было ли оно и раньше устроено таким образом? Впрочем, я никогда раньше не получал о своем организме настолько полной и всеобъемлющей информации. Мог ведь чего-то и не замечать, верно? Сознание ведь в принципе не управляет телом на таком уровне детализации. Отдавать осмысленные приказы каждой отдельной мышце - этого ведь ни один мозг не вынесет. И мой, к слову сказать, выносить постепенно переставал. Самым ярким симптомом этого было странное ощущение, более всего близкое к тошноте, но при этом относящееся более к сознанию, нежели к телу. Я как будто бы на практике понял, что мог бы ощущать сервер, переживающий DDOS-атаку. И повел себя, в сущности, как этот самый сервер. То есть, благоразумно отключился.

* * *

      Сознание включилось не сразу. Оно постепенно разгоралось, как энергосберегающая лампочка неудачной модели, пока, наконец, не вышло на полную мощность. Сон отступил окончательно, но я, по своему обыкновению, не спешил раскрывать глаза и переходить к активному бодрствованию, предпочтя еще немного поваляться, прислушиваясь к ощущениям. Которые, надо сказать, были многообещающими. По крайней мере, то, что я лежал в постели, укрытый тяжелым теплым одеялом, вполне искупало некоторые неудобства. А они, чего уж там, присутствовали. В частности, мои мышцы затекли так, словно я, не меняя позы, бессовестно продрых пару столетий. Тело из-за этого казалось совершенно чужим, будто бы одолженным у какого-то неизвестного доброхота. Пытаясь снять это ощущение, я вытянулся в струну, одновременно напрягая все мышцы, заложил руки за голову... Да так и застыл. Сколько себя помню, стрижка у меня всегда была достаточно короткой, чуть ли не солдатской. Те же волосы, что я осязал под пальцами, были изрядно длиннее. Раскрыв глаза, я осторожно, словно имея дело с чем-то взрывчатым, вытянул перед собой один из локонов. На вид он был вполне настоящим, разве что по какой-то непонятной причине рыжим. Но мое внимание привлекло не это. Волосы - это ладно, они могли отрасти, а какой-то неизвестный шутник вполне мог их покрасить. Но моя рука абсолютно никаким способом не могла так измениться! Тем не менее, факт оставался фактом - вместо нормальной мужской мозолистой хваталки, которую я привык видеть, перед моими глазами располагалось нечто тонкое и изящное, наводившее на мысли о тоннах разнообразных кремов и притирок, регулярно изводимых на это великолепное безобразие.       Вывод из наблюдаемой картинки напрашивался сам собой. Тем не менее, я что есть сил гнал от себя эту назойливую мысль, стремясь максимально отсрочить весь ужас осознания моей самой главной проблемы. Проблемы, разумеется, субъективной, ведь кто-нибудь другой, окажись он на моем месте, нашел бы подобную метаморфозу забавной и даже интересной. Кто-то, думаю, и вовсе был бы счастлив поменяться со мной местами - уж нравится мне это, или нет, но такие люди все-таки существуют. Но я-то - не такой! Причем, категорически, окончательно, бесповоротно и воинствующе, а кто видит в этом задавленную склонность к девиациям, пусть катится за самую что ни на есть горбатую гору! Одна мысль об этом уже приводила меня в ярость. Впрочем, смысл врать самому себе? В ярость меня приводил страх - страх утратить еще одну частичку своего эго. Причем, страх абсолютно бесполезный - смысл бояться уже произошедшего? Да никакого. И я это отлично понимал. Но все равно боялся. Как, спросите вы, я преодолел свой страх? А я его и не преодолевал. Я просто шагнул ему навстречу, рывком откинув одеяло и оглядев себя. В ответ страх вполне предсказуемо прошел вокруг меня и сквозь меня - и неожиданно исчез, обернувшись глубочайшим обалдением.       - Мать твою, - очаровательным бархатным меццо-сопрано прошептал я, испытывая к увиденному неодобрение, неловкость и восхищение одновременно. Неодобрение - поскольку тело, в которое я угодил, было категорически не моим. Оно, как я и боялся, было женским. В этом же крылась и причина неловкости, поскольку тело было полностью обнажено. Что же до восхищения, то здесь все было совсем просто. Тело было, мягко выражаясь, очень даже ничего. Слишком, пожалуй, мускулистое для того, чтобы соответствовать общепринятому идеалу, но не настолько, чтобы это начало выглядеть отталкивающим. В общем, в самый раз.       - Эй! А ну стоп! - мысленно прикрикнул я на себя, рывком возвращая одеяло на место. - Вот еще удумал - на самого себя слюни распускать, извращуга проклятый!       Что же, определенный резон в этом был. Из всех возможных человеческих недостатков нарциссизм я всегда переваривал хуже всего, а подобное внимание к себе любимому вполне подпадало под его изначальный древнегреческий смысл. Конечно, мифический Нарцисс отжег еще капитальнее, по уши втрескавшись в мужскую версию себя, но разве было бы для меня оправданием, что кто-то отличился больше моего? Тем более, если этот кто-то, скорее всего, и не существовал вовсе. Да и вообще, не подобает воспитанному мужчине нагло пялиться на заголенные прелести незнакомой дамы. Пусть даже этой дамой волею судеб оказался он сам. А что полагается делать джентльмену в такой неловкий момент? Правильно, с исполненным глубокого внутреннего достоинства вниманием изучать детали окружающей обстановки, совершенно случайным образом находящиеся в противоположной от оконфузившейся дамы стороне. Уж это-то мне было легко - противоположной от меня стороной была почти любая. Да и в принципе, осмотреться мне все равно стоило.       Комната, в которой меня угораздило оказаться, была обставлена с тяжеловесным средневековым шиком. Ну, тем самым, когда богатство отделки какой-нибудь ерундовины с переменным успехом маскирует сугубую прозаичность ее области применения. Взять, к примеру, балдахин над кроватью. Глядя на всю эту расшитую золотой нитью алую парчу с золотыми же кистями по углам, поневоле можно и впрямь подумать, что оно здесь для красоты, а не от падающих с потолка насекомых. Равно как и ковры с гобеленами, выполненными в том же стиле, вовсе не защита от холодного камня стен и пола, а так, для антуража. О том же, что такое количество выпендрежа на квадратный метр реально давит на мозг, неизвестный дизайнер, разумеется, не подумал. Единственным, что примиряло меня со всей этой обстановкой, было не по-средневековому огромное окно, через которое в комнату щедро вливался яркий солнечный свет. Его наличие, кроме всего прочего, давало надежду на то, что все это пафосное безобразие здесь и впрямь для красоты, и детальное ознакомление с типичными неудобствами рыцарского замка мне не грозит. Но все-таки, разве нельзя было сделать поуютнее? Спальня же, а не тронный зал, в конце концов. Впрочем, этот факт некоего изувера от интерьерного дизайна волновал скорее от обратного. В этом у меня не было ни малейшего сомнения, поскольку кроме уже упомянутых выше гобеленов, на стенах висели картины. Исполненные, кстати, в стиле, весьма напоминающем эпоху Возрождения. И весьма неплохо, надо сказать, исполненные - если абстрагироваться от того бреда, что был на них нарисован. Навскидку я даже не понял, что там было изображено. Вглядываться же в эту неведомую фигню мне показалось не самой хорошей идеей, поскольку были серьезные опасения, что в ответ она начнет вглядываться в меня. Вон даже ведь и глаза там есть, только торчат из... Ой, блин... В общем, одно могу сказать точно - вменяемый человек, будь он хоть триста раз авангардный живописец и четыреста - героиновый наркоман, такое нарисовать бы не смог в принципе.       Это, к слову, полностью снимало все вопросы на тему того, где я находился. На территории самой большой психушки всех времен, миров и народов, именуемой Дрожащими Островами. Звучит дико, но в любом другом месте санитары вряд ли позволили бы безумному рисователю завершить такие шедевры. Легко было угадать и какое из отделений сего бедлама я осчастливил своим присутствием. Разумеется, Дом Мании. Элементарно, на самом деле: в Доме Деменции в этих монументальных полотнах, как, впрочем, и в любых других, мигом нашли бы призывы к свержению существующего строя, и вместо них на стене висел бы сам живописец. Частями. Впрочем, возможно, я зря наговариваю на дементов, и по стенам у них висят всего лишь всякие пыточные приблуды. Не знаю, я туда не заглядывал. О чем ни капли не сожалею сейчас, да и тогда от души порадовался. Впрочем, насчет Мании и ее обитателей у меня также иллюзий не имелось. Тоже ведь часть Дрожащих Островов, значит, не курорт по умолчанию. Следовательно, неплохо было бы найти в комнате какой-нибудь увесистый дрын - на случай, если местные пациенты активно заинтересуются, что за новенькую к ним подселили. Да и одежду какую-нибудь отыскать также стоило - разгуливая голышом, можно вызвать нездоровый ажиотаж и у вполне нормальных людей. Движимый этими двумя мыслями, я от греха подальше замотался в одеяло и, наконец, выбрался из кровати. И тут же до смерти испугался, что так и не успею выполнить ничего из задуманного, поскольку, стоило мне отойти от своего ложа буквально на пару шагов, как раздался скрип открывающейся двери.       - А, так ты проснулась, - произнесла вошедшая с узнаваемым гортанным акцентом. И действительно, обернувшись, я и впрямь обнаружил в дверях ту самую уже знакомую мне данмерку. Или, все-таки, другую? Впрочем, нет, другая вряд ли стала бы разгуливать по Дому Мании в наряде откровенно дементского фасона.       - Вот уж не думал, что буду рад тебя снова увидеть, - с ехидцей, но все-же абсолютно искренне сказал я. - Только прости, имя твое забыл. Помню только, что было что-то не то про рельсы, не то про мины...       - Релмина, - проигнорировав мое паясничанье, представилась данмерка. - Релмина Вереним. И привыкай говорить о себе в женском роде.       - Один-один, - ответил я с деланным безразличием. - Ты, кстати, определись, сюда ты, или отсюда, а то я при открытых дверях немного нервничаю. Ходят ведь у вас тут всякие.       - "Всякие", говоришь? - переспросила Релмина, закрывая за собой дверь. - Меня, выходит, ты совсем не опасаешься?       - А стал бы Шеогорат ломать комедию с "ты-то мне нормальным нужен", если бы планировал сдать меня тебе на опыты?       Данмерка хищно ухмыльнулась, отчего мне стало основательно так не по себе.       - О, уверяю тебя, стал бы! - нараспев протянула она. И, видимо, удовлетворившись моей изменившейся физиономией, продолжила, как ни в чем не бывало, нормальным будничным тоном, - Впрочем, ты - действительно не тот случай. Ты и нашему лорду зачем-то нужна, и экспериментировать с тобой - риск неоправданный. Но шутила бы ты все равно поменьше. Мало ли какая может произойти случайность? Здесь с этим быстро, уж поверь мне.       - Ну, разумеется, я тебе верю, - ответил я, с неудовольствием подметив в своем голосе весьма нехорошую дрожь. - Только, видишь ли, я не особо и шучу. Я, дорогуша, идиотничаю и хамлю. А это совсе-е-ем другое! Это значит, что я очень-очень-очень напуган... и зол. Потому-что я не понимаю, какого хре... - чувствуя, что начинаю срываться на ор, я осекся, - в смысле, для каких таких целей я твоему лорду уперся. Вообще, мне сейчас жутко хочется обкладывать всех вокруг нехорошими словами. И из одной лишь только вежливости я все-таки сдерживаюсь... как получается. И прошу это хоть немного ценить. А вот угрожать мне, дорогуша, не надо. Совсем-совсем не надо! Потому-что мне, мать твою, терять уже нечего, я и так - хреновая копия! Ты ведь меня понимаешь?       После этой тирады я, признаться, ожидал, что на мою голову тут же обрушатся громы, молнии и метеоритные дожди, поскольку заговорился, что уж там, изрядно. Вывалить такое не последней по влиянию женщине на Дрожащих Островах - это надо было догадаться. Извиняться, впрочем, было уже без толку, только хуже бы сделал. Оставалось только ждать, чем ответит Релмина. Которая, судя по выражению лица, страстно хотела порвать меня на максимально возможное количество кусочков. Впрочем, в данмерских мордах я тогда ничего не понимал, так что мне любая изображаемая поверх них мимика показалась бы угрожающей и архизлобной. Немудрено, что я ошибся. Обнаружилось же это, когда Релмина, вместо того, чтобы каким-нибудь особо болезненным способом прервать течение моих дней, от души расхохоталась.       - Ну, точь в точь! - утирая тыльной стороной ладони выступившие на ее красных глазах слезы, произнесла она. - Прямо как... Постой. Лорд, кажется, говорил, что вы там у себя знаете, кто он и откуда?       - Знаем, - обескураженно и едва ли не разочарованно ответил я. - Он - вымышленный персонаж. Из игры. Только что-то это, как выясняется, ни разу не правда. Хотя, он, помнится, что-то упоминал про "голозадых альтмерок из него лепить"... Так, стоп. Нет, я все-таки точно знаю, кто он.       - И кто?       - Сволочь он мстительная, - с чувством произнес я. - А еще Защитник Сиродила называется.       - Я все слы-ышу-у!       Вот уж воистину, легок на помине... Шеогорат моментально возник прямо из воздуха без каких-либо спецэффектов, и тут же принялся раздавать, что называется, всем сестрам по серьгам.       - Ты! - начал он с меня. - Не обзываться! Не орать! На жалость не давить - здесь это бесполезно! Хамить и идиотничать... Так и быть, разрешаю. Но чтобы по первому требованию прекращала! И да, оденься, что ли, а то с тобой о серьезных вещах говорить невозможно!       Я чисто рефлекторно попытался козырнуть, но мое одеяльное одеяние предательски поползло вниз, так что пришлось его ловить и ограничиваться банальным кивком.       - Вот о чем и говорю, - сокрушенно покачал головой Безумный Бог и обернулся к Релмине. - Теперь ты! Новенькую не дразнить! Моей подноготной не выбалтывать! И вовсе я, кстати, не так себя вел тогда, так что совсем непохоже, не ври тут. Да, еще одежду ей подобрать помоги. И после этого - сразу ко мне!       - Да, лорд Шеогорат, - смиренно ответила Релмина. Что характерно - уже в пустоту, поскольку ее лорд исчез так же быстро, как и появился.       - Да уж, - задумчиво пробормотал я. - Еще немного - и я его начну считать славным парнем.       - Помолчи, дура! - зашипела в ответ Релмина. - Ты хоть понимаешь, как близко сейчас прошла наша смерть?       - Да? - недоверчиво переспросил я. - А с виду и не скажешь. Он ведь и разговаривал лучше, чем обычно. Почти как нормальный.       - Да он и есть нормальный, - данмерка перешла на совсем уж заговорщицкий шепот. - Единственный, не считая тебя, на все Дрожащие Острова. И когда это становится настолько заметно - жди беды. Это значит, что мы его утомили.       В этот момент я даже испытал по отношению к Шеогорату что-то вроде сочувствия. Я был во все это впутан от силы несколько суток, а окружающее сумасшествие уже меня задолбало до такой степени, что я почти перестал удивляться его новым проявлениям - и это еще до полномасштабной экскурсии по Дрожащим Островам. До какой степени это должно было сидеть в печенках у самого Князя Безумия, было страшно даже предположить - даже с поправкой на его происхождение из магического мира.       - Кстати, - добавила Релмина, - если сейчас тебе кажется, будто ты начинаешь его понимать: то, что ты видела и испытала - даже не сотая часть. То, что ты сейчас переживаешь, проходили все претенденты на его место. Он был первым, кто выдержал это больше недели. И нет, я не читаю мысли - кроме, разумеется, тех случаев, когда они ясно написаны у собеседника на лице.       - Получается, я - претендент? - спросил я.       - Не льсти себе, - насмешливо фыркнула данмерка. - У тебя будет своя задача. В чем она заключается - лорд расскажет сам, я же раньше времени ничего тебе раскрывать не стану. Хотя, нет, кое-что все-таки раскрою. Скажем так: если бы перед лордом Шеогоратом стоял выбор вновь пройти путь претендента, или же занять твое место, он, не сомневаясь ни мгновения, вновь пошел бы на бой с Джигаллагом.       Перспектива, что ни говори, получалась умопомрачительной. Сунуть свой нос туда, куда не стал бы лезть самый безбашенный из Князей Даэдра, надо же! Вот уж воистину, не чих собачий.       - И что же мне тогда помешает послать эту, с позволения, миссию туда, где ей самое место? - холодно осведомился я.       -Об этом лорд сможет рассказать тебе намного доходчивее, - вновь уклонилась от ответа Релмина.       - Ясно, - печально вздохнул я. - В таком случае, предлагаю договор. Сделать мне ты все равно ничего не можешь, поскольку твой лорд это, насколько я понял, прямым текстом не велел. То есть, сугубо теоретически, выпендриваться я на твой счет я могу, как захочу, причем, абсолютно безнаказанно. Так вот, как бы мне не хотелось обратного, делать этого я не буду. Взамен я ожидаю от тебя двух вещей. Первое: общаться мы будем нормально. То есть, без лишней церемонщины и запугиваний с твоей стороны. Второе - ты будешь обращаться ко мне в мужском роде. Идет?       - Я не против, - пожала плечами Релмина. - Только я разговариваю с тобой, как с женщиной, для твоего же блага. Иначе может развиться противоречие между тем, кем ты себя ощущаешь, и тем, кто ты есть.       - Это, будь добра, оставь мне, - отрезал я. - Если уж я после всего произошедшего до сих пор не чередую дикий хохот с безудержными рыданиями, то мое душевное здоровье явно несколько крепче, чем кажется с первого взгляда. Сам справлюсь.       - Резонно, - чуть подумав, произнесла данмерка. - Что же, я согласна. Тем более, что мне и самой так будет легче.       - Вот и славно, - кивнул я. Если с этим разобрались, то давай тогда перейдем к одежде. Только, умоляю, по возможности - без кружева, рюшечек и вырезов до пупа.       - Вот ведь неожиданность! - хмыкнула данмерка. - Ладно, попробуем что-нибудь найти.       Надо ли говорить, что в объемистом шкафу, гордо занимавшем один из углов комнаты, были вещи, относившиеся только ко всем трем забракованным мной категориям одновременно? Но делать было нечего. Не голышом же, в самом деле, расхаживать. И потому я, ругаясь как сапожник, терпеливо погрузился в перебирание имеющихся шмоток, пытаясь выбрать из этих нарядов для борделя что-нибудь наименее похабное. И этой фигней мне предстояло заниматься еще очень долго, поскольку таковых в предоставленном мне наборе категорически не имелось.