***
Минут двадцать спустя Северус расположился на диване в гостиной, почти не обращая внимания на всплески энергии у слизеринцев — как правило, они были особенно неугомонными в воскресные вечера, выжимая из выходных всё, что было в их силах, перед целой неделей занятий. Глубоко погрузившись в собственные мысли, Северус рассеянно взглянул на первокурсников, увлечённых игрой в плюй-камни за одним из журнальных столиков. Малфой и Поттер сидели бок о бок, и хотя между ними не наблюдалось особого дружелюбия, парочка выглядела… по крайней мере, терпимо. Впрочем, как и последние несколько недель. Северус смотрел на них ещё с минуту, размышляя о письме от Люциуса Малфоя в своём кабинете — о нескольких письмах от Люциуса Малфоя, — а также о посланиях от родителей других слизеринцев. Скоро они появятся лично, как и каждый год, особенно те, у кого есть дети младшего возраста. Северус знал, что нужно готовиться к неизбежным допросам о его лояльности и о том, чему именно он учит своих слизеринцев, впрочем, в этом не было ничего нового — он сталкивался с подобным ежегодно и всегда выходил победителем, хотя подозревал, что присутствие Поттера может внести дополнительную сумятицу. — Не хотите сыграть с нами, сэр? — окликнул Гойл. Остальные первокурсники оторвались от игры и выжидательно уставились на декана. Похоже, его внимание к ним не осталось незамеченным. Северус приподнял брови: смешно даже предполагать, что ему доставят удовольствие камни, плюющиеся в лицо мерзко пахнущей жидкостью. Он поднялся с кожаного дивана, на котором уже успел устроиться, подошёл к игрокам и незамедлительно отвесил Гойлу подзатыльник, стремительный, но совершенно не болезненный. Впрочем, другим об этом знать было необязательно, да Гойл и сам никогда бы им не признался. — Это напоминание делать то, что вам говорят, и держаться подальше от комнаты трофеев, — вкрадчиво сказал Северус, понизив голос — подобный тон по-прежнему пугал младших учеников и большинство старших. — Если только вы не хотите заглянуть в мой кабинет. — Простите, сэр, — Гойл, покраснев, опустил голову. — Больше такого не повторится. — Этого и сегодня не должно было случиться, — проворчал Северус и вернулся к дивану, посмеиваясь про себя, когда первокурсники в шоке уставились на него, не веря, что на этом всё и закончилось. Снейп иногда был способен на снисхождение, даже если прятал его под толстым слоем сарказма. Неприкрытое изумление учеников забавляло и в какой-то степени помогало выбросить из головы мысли о Квиринусе и письмах, с которыми придётся иметь дело.***
Незаметно пролетела неделя, Гарри не верилось, что уже четверг. Большой зал великолепно украсили к празднику Хэллоуина: тучи живых летучих мышей летали прямо над головой (к ужасу Миллисенты Буллстроуд, хотя она отказывалась признать это, изо всех сил стараясь скрыть дрожь и испуганные вздохи), свечи внутри пустых тыкв заставляли светиться вырезанные в них глаза и рты. Дурсли не особо жаловали Хэллоуин, хотя неохотно разрешали Дадли наряжаться в костюмы и гулять с друзьями. Обычно это сопровождалось лёгким вандализмом, хотя тётя Петуния никогда бы не признала, что её милый сынишка способен на такое. Однако сегодня Гарри не думал о Дурслях, а сосредоточился на странном внимании к себе. Становиться объектом нежелательного интереса было для Гарри не в новинку: он каждый день сталкивался с этим со стороны других факультетов. Перешёптывания, пристальные взгляды — всё это было Гарри знакомо, и то, что сейчас шепотков и взглядов стало больше, чем обычно, вероятно, осталось бы совершенно незамеченным, если бы слизеринцы тоже не вели себя странно. Это было ненавязчиво, совершенно не похоже на тыканье пальцем и неприкрытые взгляды, к которым он так привык за пределами безопасной гостиной. Но это было. В то утро, когда они выстроились в ряд, чтобы Снейп осмотрел их перед завтраком, Трейси пробормотала «прости» так тихо, что Гарри даже не сразу понял, что она вообще это сказала. — Простить? За что? — удивился он, с Трейси они никак не сталкивались и не конфликтовали. Трейси лишь бросила на него странный взгляд, а когда Снейп подошёл ближе, уставилась прямо перед собой. Гарри сделал то же самое, решив не давить на неё, а она больше не поднимала эту тему. Он совсем забыл об этом, пока они с Винсентом не оказались бок о бок возле умывальника в одном из туалетов для мальчиков. — Ты в порядке? — неожиданно спросил Винсент, не глядя в глаза и сосредоточенно намыливая руки. — В смысле? Винсент просто пожал плечами, по-прежнему не глядя в глаза. Он двигался как-то неловко, и Гарри засомневался, насколько это связано с тем, что Винсент был Винсентом. — Всё нормально, — озадаченно пробормотал Гарри. — Ну и ладно, — Винсент сполоснул руки и направился к дозатору бумажных полотенец. Гарри не сумел определить, что именно показалось ему странным, и не мог отделаться от ощущения, что он чего-то не понимает. Даже старшекурсники вели себя непонятно. Не то чтобы они делали что-то особенное или обделяли его вниманием. Нет, всё было на первый взгляд как всегда, но в этом было что-то странное, что-то, что Гарри не мог сформулировать. Теренс Хиггс похлопал его по плечу, когда проходил мимо во время обеда, и хотя не остановился, чтобы поболтать, а присоединился к другим старостам дальше за столом, но Хиггс никогда раньше не делал ничего подобного. Пять минут спустя Гарри потянулся за последним бутербродом с беконом и столкнулся рукой с рукой Драко, которому пришла в голову та же идея. Они оба замерли на мгновение, затем Драко с таким выражением лица, что казалось, будто он умирает, отдёрнул руку и пробормотал: — Бери. Гарри уставился на Драко, который, в свою очередь, смотрел в пространство над головой Поттера. В последнее время Малфой стал гораздо терпимее, временами ещё оставаясь придурком, но с ним было значительно легче общаться после того, как он извинился за инцидент с Невиллом в гостиной. Тем не менее, отдать последний бутерброд Гарри было настолько чуждо Драко, что подозрения перерастали в уверенность — происходит что-то чрезвычайно необычное. Остаток дня прошёл в том же духе: школа пялилась и таращилась так же, как и в первые пару недель занятий, а товарищи Гарри по Слизерину были самими собой, но как-то немного по-другому. Как будто все они знали что-то такое, о чём он и не догадывался. В конце концов, когда все уселись за стол ужинать, Гарри собрался с духом и повернулся к Дафне: — Что происходит? — О чём ты? — недоумевающе посмотрела на него Дафна. — Все ведут себя странно. Вернее, не странно, а как будто у меня на спине табличка, и я не знаю, что на ней написано, — сбивчиво пояснил Гарри, стараясь говорить как можно тише, чтобы его не подслушали. — Что происходит? Просто скажи мне. Дафна долго молчала, а Гарри заметил, что, как бы тихо он ни старался говорить, Блейз и Миллисента тоже слышали его, хотя решительно делали вид, что это не так. — Перестань, — наконец сказала Дафна, раскрасневшись и не в состоянии встретиться с ним взглядом. — Ты знаешь почему. — Это совсем другое, — возразил Гарри. — Сегодня никто не смотрит мне в глаза. Я действительно не знаю, Дафна. Если ты мне не скажешь, может быть, Миллисента или Блейз… Блейз и Миллисента тоже покраснели, хотя, по крайней мере, соизволили наконец посмотреть на Гарри. — Твои родители, — быстро пробормотала Дафна. Гарри на мгновение уставился на неё, и тут до него дошло. Хагрид в хижине на скале, трясущиеся от страха Дурсли. Столько всего произошло! Так много нужно было переварить! Принять, что он волшебник. Выяснить, кто такой Волдеморт. Узнать, что родители не погибли в автокатастрофе — они были убиты, а он выжил и стал знаменит. Услышать правду обо всех странных происшествиях, случившихся в первые одиннадцать лет его жизни. Осознать, что он вот-вот уедет с Тисовой улицы и отправится в школу магии. Это было так трудно воспринять, что Гарри до сих пор пребывал в ошеломлении, когда вспоминал ту ночь, и даже радость от осознания того, что он уедет от Дурслей, не могла подавить это ощущение. Но оставались ещё не до конца понятые и осознанные фрагменты, которые периодически всплывали в памяти. Хагрид вскакивает с дивана, разъярённый тем, что Гарри наврали про гибель родителей в автокатастрофе, и рассказывает ему правду об их смерти. — Всё, что известно — ОН заявился в деревню, где вы жили, на Хэллоуин десять лет назад. Тебе был всего год от роду. Он пришёл в ваш дом и… и… Учитывая всё, что Гарри узнал за тот короткий промежуток времени, он вдруг понял, что сосредоточился тогда не столько на точной дате смерти своих родителей, сколько на том, как они умерли. Но, чёрт возьми, это было сегодня. Сегодня, десять лет назад. И все помнили об этом, кроме него. — Точно, — после долгой паузы хрипло выдавил он и, сглотнув, повторил: — Точно, конечно же. Все трое уставились на него с ещё более странным выражением. Гарри проигнорировал их, а когда на столах появились блюда с едой, торопливо предложил: — Выглядит аппетитно, давайте ужинать. Но едва Гарри потянулся за печеной картошкой, двери Большого зала распахнулись, профессор Квиррелл бросился к главному столу и, рухнув перед Дамблдором, простонал: — Тролль! Тролль… в подземелье… спешил вам сообщить… И потерял сознание. — Следуйте за старостами и немедленно возвращайтесь в гостиную, — приказал профессор Снейп слизеринцам, собравшимся в вестибюле, он говорил негромко, но достаточно, чтобы они его услышали в суматохе беспорядочно разбегавшихся по гостиным факультетов. — Постройтесь в две колонны. Если услышу хоть один звук, хоть один палец, ступивший туда, куда не следует… — Он сделал паузу для пущего эффекта и вкрадчиво договорил: — Это будет не линейка. Гарри вспомнил насмешливое замечание Хиггса, что у Снейпа есть трость, и невольно вздрогнул. Краем глаза он заметил, как по мраморной лестнице поднимается Рон Уизли, а за ним спешит Невилл Лонгботтом, но его внимание привлёк Снейп, который пристально смотрел на него: — Мне нужно повторить, Поттер? — Нет-нет, сэр, — поспешно сказал Гарри. — Тролля больше нет в подземельях, — сообщил Снейп, опережая невысказанный вопрос. — Его видели несколькими этажами выше, так что вы в безопасности. — Он помолчал и добавил: — Будете в безопасности, если не наделаете глупостей. И он ушёл, поспешив вслед за другими профессорами, которые поднимались наверх с палочками наготове. Слизеринцы спускались по лестнице в несколько подавленном состоянии, стараясь не делать ничего такого, что декан может счесть за глупость. В тот момент, когда они оказались в гостиной и каменная стена за ними закрылась, всех словно прорвало, поднялся невообразимый гам. — Тролль! Настоящий тролль!.. Жаль, мы его не увидим. Представляете, увидеть настоящего тролля!.. Можем посмотреть, если осторожно… Кто-то расхохотался, кто-то иронично бросил: — Да уж, хотел бы я посмотреть, чем это для тебя обернётся, Боул — ты наверняка никогда больше не сядешь! Через несколько мгновений в гостиной появились золотые тарелки с яствами с прерванного пиршества, встреченные смехом и одобрительные возгласами, эхом отразившимися от стен подземелья. Обычно Гарри принимал участие в празднике с не меньшим энтузиазмом, чем его софакультетники, но сейчас он, почти не обратив внимания на то, чем нагрузил свою тарелку, побрёл в спальню для мальчиков-первокурсников. Поставив ужин на прикроватный столик и не заботясь о том, что нарушает правило не приносить еду в спальни, он плюхнулся на кровать, уставился в потолок, и меньше всего его мысли сейчас занимал тролль. И чем больше он думал, тем больше понимал: это было типично, что все знали день смерти его родителей лучше, чем он сам, все знали о его знаменитости ещё до того, как он сам это узнал. Гарри вспомнил тот вечер в Хогвартсе, когда подрался с Драко в гостиной. Оскорбления подзадоривали его, особенно те, что касались матери, но ведь Драко смеялся над чем-то, о чём Гарри в течение многих лет даже не подозревал, а Малфой знал задолго до него — и эта мысль стучала у Гарри в висках, когда он ударил Драко. На самом деле типично. Гарри продолжал смотреть в потолок, не притрагиваясь к еде и чувствуя невероятную жалость к себе, и поднялся только тогда, когда услышал движение за дверью. Винсент, Грег, Блейз, Тео и Драко вошли, каждый с тарелкой еды, и уселись на своих кроватях. — Что вы здесь делаете? — спросил Гарри. — Тролля поймали? — Без понятия, — пожал плечами Тео. — Но наверху очень шумно. Гарри разрывался между желанием потребовать, чтобы они просто оставили его наедине с мыслями, и чувством благодарности за то, что они разыскали его без лишнего шума. До сих пор ему и в голову не приходило, что Дурсли не рассказали ему о том дне, когда умерли его родители, и его внезапно охватило негодование. Они соврали о том, как Поттеры умерли, но с этим Гарри смог как-то смириться, бывало и хуже, гораздо грандиознее по масштабам, как раз в духе Дурслей. Сейчас же Гарри смущали мелочи, а также тот факт, что на него орали, едва он открывал рот, чтобы задать вопрос. А уж спрашивать что-то о людях, которые пожертвовали своими жизнями ради него… У слизеринцев не принято открыто симпатизировать, но было что-то, чего не было у Дурслей, что-то, что Гарри поймёт много лет спустя — сочувствие. Гарри не привык к такому, и сейчас его переполняло головокружительная смесь благодарности, злости и щемящего чувства глубоко внутри, которому он не мог дать названия. — Ты правда не знал, — наконец нарушил молчание Винсент, — что твои родители умерли сегодня? Блейз метнул в него подушку, и Винсент едва не расплескал свой ужин. — Ой! Смотри, куда швыряешь эту штуку! — А ты держи на замке свой дурацкий рот! Гарри потянулся к своей тарелке и отправил в рот немного пристывшей фасоли, не потому, что проголодался — просто не знал, чем занять себя в этот момент. — Извини, — быстро сказал Винсент. — Мы вообще не собирались ничего говорить, но… мы думали, ты знаешь. Просто странно, что ты не знал. Разве твои родственники тебе не сказали? — Нет, — сглотнув, коротко ответил Гарри и закинул в рот ещё фасолину. — Да бросьте, — наконец сказал Драко со своей кровати. — Он не хочет говорить об этом. Гарри взглянул на него, ожидая оскорблений, но их не последовало, как и откровений о том, что тётя и дядя терпеть Гарри не могут. Винсент умолк, а вскоре разговор снова зашёл о тролле, о том, где он находится и не сражаются ли с ним преподаватели прямо сейчас, пока они тут болтают. — Скорей бы найти место для дуэли, — уныло протянул Грег. — Где-нибудь, где Снейп нас не поймает. Это будет супер. — Снейп знает всё, — покачал головой Блейз. — Мы и до седьмого курса не найдём такое место. — Я по-прежнему думаю, что мы можем воспользоваться комнатой трофеев, если будем осторожны… если нам удастся улизнуть как-нибудь ночью… В ответ на сбивчивое предложение Грега раздался приглушённый хохот, вопреки своему желанию, рассмеялся даже Гарри. — Он не может постоянно следить за нами, — упрямо возразил Грег, как будто у них и не было подобного разговора, хотя они говорили об этом уже не единожды. Опустевшие тарелки исчезли, но первокурсники Слизерина были слишком взвинчены вечерними волнениями, чтобы лечь спать. К тому же было ещё рано. Они собирались вернуться в гостиную, когда Гарри вдруг заговорил: — Мои родственники… Они ужасные… Они ничего мне не рассказывали. В комнате надолго воцарилась тишина. — О твоих родителях? — наконец спросил Драко. — О чём угодно. Я не знал, что я волшебник, пока мне не исполнилось одиннадцать. Я вообще ничего не знал о магии. — Поймав шокированные взгляды ребят, Гарри пояснил: — Они ненавидят магию. Всё, что с ней связано. И ничего мне не рассказывали. Заявили, что мои родители погибли в автокатастрофе. Не дали мне прочитать письмо из Хогвартса и вообще хотели убежать. Я узнал правду от Хагрида, школа послала его забрать меня. И снова тишина. У Гарри внезапно стал горячим затылок, а в животе неприятно заурчало. Что он натворил? Рехнулся, что ли? Сказанное уже нельзя забрать обратно. И теперь… — Теперь понятно, — наконец тихо сказал Блейз. — В смысле, раз они тебе не говорили… — Что понятно? — не расслышав, переспросил Гарри. — Всё понятно, — повторил Блейз. — То, какой ты… — Ты не знаешь многих вещей. То, что знают все, — пояснил Винсент. — Мы всё гадали, почему так. — О, — пробормотал Гарри, и все снова замолчали. — Ты говорил, — на этот раз молчание нарушил Драко, — что они несколько лет назад рассказали тебе о магии. Остальные удивлённо посмотрели на Драко, и Гарри понял, что Малфой сохранил в тайне разговор, который они вели во время одного из многочисленных ранних отходов ко сну. — Я соврал, — признался он. — А что ещё я должен был сказать? — Это ужасно, — заметил Драко. — Мой отец думал, что ты где-то во дворце, готовишься стать следующим Дамблдором. — Я жил в Литтл-Уингинге, — усмехнулся Гарри, — в крошечном… крошечной спальне и одевался в обноски своего кузена. — Так вот почему твоя одежда так выглядит? — спросил Тео. Гарри не ответил — его магловская одежда всё ещё была ему слишком велика, хотя её удалось немного уменьшить, постоянно тренируясь с уменьшающим заклинанием, которому Снейп научил их в гостиной несколько недель назад. Когда они наконец вернулись в гостиную, свет уже почти погас. Гарри испытывал множество ошеломляющих эмоций, которые были несколько приглушены присутствием сокурсников, наконец-то узнавших правду. Они не смеялись над ним, но и не любезничали, перегибая палку, чтобы показать, как им жаль его — это было не в стиле слизеринцев. Да и Гарри такого точно не хотел и был благодарен за то, что с ним не сюсюкались, высказывая сочувствие. Снейп ворвался в гостиную незадолго до девяти, разъярённый до предела, хотя все быстро поняли, что злился декан не на своих змеек. — Тролля усмирили, — отрывисто сообщил Снейп, когда весь факультет вскочил на ноги и уставился на него в ожидании новостей. — Кое-кто получил лёгкие травмы. Завтра всё будет как обычно. А теперь все спать. Сейчас же. Он резко развернулся и вышел так же быстро, как и вошёл, а старшекурсники тут же принялись возмущаться, что ещё не время ложиться спать. Гарри не стал задерживаться, а направился обратно в спальню. Драко и Грег последовали за ним. — Что-то случилось, — Драко, почистив зубы и переодевшись в пижаму, плюхнулся на кровать. — Декан злился. Что-то пошло не так. — Кое-кто получил лёгкие травмы, — повторил Гарри. — Он имел в виду тролля или кого-то другого? — Думаю, мы узнаем это завтра, — сказал Грег. Гарри кивнул. Когда остальные заявились в спальню и стали готовиться ко сну, его охватило желание поблагодарить Драко за то, что он… ну, Гарри не знал, какое слово можно использовать, кроме «порядочный». Но, с другой стороны, он сомневался, что подобный порыв будет хорошо воспринят, и решил ничего не говорить. Вместо этого он просто пожелал спокойной ночи, погасил свет и нырнул под своё одеяло.