Потенциальный предатель одного — сокровище другого

      Как бы сильно он ни пытался предотвратить возможное, как бы крепко и усердно он ни цеплялся за бедра ледяного демона на протяжении лет, кажется, в конце концов всего этого все равно было недостаточно. — Ваше Величество, пожалуйста... — сумел выдавить из себя Шан ЦинХуа, пока холодная и крепкая рука Мобэй-Цзюня плотно сжимала его горло. — Этот... Ценит твою помощь на протяжении всех прошедших лет, но теперь, думаю, ты выполнил свою задачу. Лучше всего избавиться от тебя сейчас, до того как ты слишком сильно привыкнешь и решишь предать меня, — сказал Мобэй-Цзюнь со всей непринужденной отстраненностью того, кто не сжимал шею кого-то другого до смерти в этот самый момент. — Но, Ваше Величество, этот никогда бы... Пожалуйста... — Шан ЦинХуа предпринял еще одну попытку, несмотря на недостаток кислорода, что впоследствии повлияло на основные функции организма — его глаза теперь затуманились и потеряли фокус.       Он умрет.       Он умрет, всегда знал, что умрет, и в данный момент не мог сделать ничего, кроме как напрасно царапать руки вокруг своей шеи и проклинать Систему за то, что ему не позволено что-то с этим сделать, за то, что знал о том, что произойдет, если он отступит от канона и умрет еще быстрее из-за наказания Системы за то, что не следовал истории.       Шан ЦинХуа проклинал все, включая самого себя. Конечно же, ему не было известно о том, что все обернется подобным образом, но почему именно он должен был исправить таких кровожадных и недоверчивых персонажей!?       Он также был действительно сбит с толку тем, что Его Величество вдруг почему-то решил избавиться от него. Шан ЦинХуа не били уже довольно долгое время. Ему казалось, что у них все хорошо? Сделал ли он что-то не так? Они только что пришли со встречи, молча проходя вместе по коридору, прежде чем его внезапно впечатали в стену крупные холодные руки.       Шан ЦинХуа не уверен в том, что натворил.       Однако у него больше не было времени думать об этом, поскольку вскоре он начал чувствовать, как обмякает и ощущает холод, страх давно просочился под его кожу и теперь казался выколотым на нем, когда послышался голос: — Уже устал от своей игрушки, Мобэй-Цзюнь?       Давление на шею Шан ЦинХуа не ослабло, но приостановилось. Его Величество ничего не сказал, лишь издав короткое грубое фырканье. — Если он тебе больше не нужен, — вновь заговорил голос — Шан ЦинХуа не мог точно определить кто это был, но он звучал также, как и во время первой произнесенной фразы — довольно и радостно, — Я более, чем счастлив забрать его у тебя.       На мгновение воцарилась тишина, прежде чем Мобэй-Цзюнь заговорил. Кому-нибудь другому тон Его Величества мог бы показаться равнодушным, но Шан ЦинХуа уловил оттенок растерянного раздражения, когда тот, подумав секунду, выплюнул: — Я не понимаю, какая от него может быть польза Цзюньшану. — Да ладно, — эхом отозвался мрачный смех, — Он был полезен тебе в течение многих лет, и я уверен, что он сможет здорово помочь и мне. А если нет, что же... Ну, у меня в любом случае тоже приготовлено кое-что особенное для моего дорогого «Шан-Шишу».       Когда голос начал говорить во второй раз, их разговор полностью был пропущен мимо ушей Шан ЦинХуа, находящегося в полубессознательном состоянии. Он был слишком сосредоточен на том, чтобы с хрипом вдыхать то количество кислорода, которое мог достать для своих легких, но терпел неудачу, поэтому не заметил, что вскоре после этого они перестали разговаривать, и в комнате стало холодно, а затем снова потеплело в оглушительной и тяжелой тишине.       Единственное, что он почувствовал — вернувшееся болезненное ощущение давления на горло, но лишь на секунду, прежде чем внезапно оно полностью исчезло, и его тело упало на пол жалкой грудой увесистых одежд, которые он носил обычно и к которым уже привык, хотя прямо сейчас они ощущались слишком тяжелыми на нем, прибавляя невидимой силы дополнительно к гравитации, удерживая его на холодной земле.       Он хрипел и задыхался, втягивая в себя столько воздуха, сколько могли вместить его позабытые легкие. Удаляющийся звук шагов, заглушенный жжением и сухотой в горле и легких, и еще одна пара — на этот раз приближающихся и останавливающихся перед ним. — Шан ЦинХуа.       Он поднял глаза, и все облегчение, охватившее его от того, что у него снова получилось дышать, улетучилось.       Ло БинХэ стоял перед ним со всей своей устрашающей аурой главного героя. — Ц-цзюньшан, — попытался он, но все закончилось лишь мучительным кашлем; его горло болело.       Ло БинХэ внезапно наклонился вперед, протягивая руку.       Шан ЦинХуа не мог скрыть дрожь.       Похоже, его попытки добиться расположения у Его Величества действительно кое-что изменили... Просто не в самую лучшую сторону. Вместо того, чтобы быть быстро убитым им, он по каким-то причинам будет убит своим главным героем. Шан ЦинХуа приготовился к боли, какой-то своей частью желая, чтобы это была скорая смерть, а не давно излюбленные пытки Ло БинХэ.       Пальцы коснулись его шеи.       Но по какой-то причине боль не сопровождала прикосновение. Оно было легким, почти нежным, к воспаленным местам на его коже.       Осторожно приоткрыв один глаз, он увидел Ло БинХэ, присевшего на корточки до его уровня, пальцы которого были подозрительно осторожными и мягкими, несмотря на мозоли, все еще дотрагиваясь до его шеи. — У Шан-Шишу где-нибудь болит?       Шан ЦинХуа уставился на другого, не уверенный, что на самом деле разговаривают с ним, несмотря на явное использование его имени, и не веря, что плавность и мягкость этого ласкового тона, подобного тону только для жен, была обращена к нему. Он чувствовал себя скованно настороженным: на шею больше не давили, но ему было трудно дышать из-за нового вида страха, охватившего его.       Он подпрыгнул от неожиданности, когда Ло БинХэ повторил вопрос. — Все н-не так уж и плохо, этот в порядке! — взвизгнул он, не обращая внимания на жгучую боль.       Если Ло БинХэ и волновала его очевидная ложь, он не сказал ничего об этом, только промурлыкал что-то себе под нос, прежде чем лицо Шан ЦинХуа внезапно оказалось в его больших ладонях — хватка была не грубой, но все еще достаточно крепкой, чтобы дать ему понять, что он не должен делать неверных движений. Не то чтобы он так или иначе сделал бы это. Он лучше, чем кто-либо другой, знал, на что способен Ло БинХэ.       Лицо Ло БинХэ было близко, слишком близко к его собственному; неизвестная искра давала о себе знать, когда он говорил, голос казался легким, но мрачные власть и авторитет были очевидны в его тоне: — Ну, если Шан-Шишу вдруг пропустил весь разговор, то с сегодняшнего дня, — он встретился с ним взглядом, — Теперь... Ты принадлежишь мне, — улыбнулся Ло БинХэ, погладив Шан ЦинХуа по щеке, отчего тот задрожал в страхе еще сильнее, когда прикосновение скользнуло вниз к его шее, на которой наверняка появятся синяки, и легонько надавил на кожу с молчаливой угрозой.       Он резко сглотнул от этого прикосновения.       Лицо Ло БинХэ приблизилось, своими пугающе темными обсидиановыми глазами впиваясь в его большие карие: — Понятно?       По какой-то причине он не мог обрести дар речи, но энергично закивал головой, поскольку даже если бы Ло БинХэ не сказал об этом, у Шан ЦинХуа, очевидно, был выбор, и он решился на тот, который, скорее всего, продлил бы его жалкую жизнь.       Этого жеста, по-видимому, было достаточно для главного героя — тот снова улыбнулся, обнажив острые зубы, словно говорящих «привет» своим блеском. Тот, что выше, отступил, давая ему совсем немного пространства, прежде чем небрежно потрепать по, с большей вероятностью, растрепанным волосам, как будто Шан ЦинХуа был послушной собакой, которую он только что подобрал как раз перед тем, как отдать в приют. — Хорошо, — после Ло БинХэ встал, потянув его за собой, «любезно» даже как-то, чтобы помочь ему стоять ровно, поскольку у него все еще немного кружилась голова. — Итак, Шан-Шишу голоден?