***
Большой зал раздражительно зудит, словно насекомое, проникшее под кожу. Драко медленно ковыряется вилкой в пироге, разбирая его на волокна. Шум от толпы кажется похожим на звук цикад, который он с детства терпеть не мог. Так и хотелось раздавить всех, чтобы на мгновение услышать тишину. Рядом с ним сидят Блейз и Пэнси, если Паркинсон достаёт своими разговорами Дафну Гринграсс, то Забини обращает всё своё необъятное внимание на него, и от этого хочется исчезнуть ещё больше. — Так что тебе сегодня снилось? — Блейз с привычной ему лёгкостью, аккуратно разделывает свою порцию тостов с яйцом, когда Драко давится, не успевая положить ничего в рот. — Ничего особенного, — обманчиво спокойно, будто всю жизнь готовил себя к этой мелкой лжи. Через стол от него поднимается небольшой шум, выбивающийся из привычной картины. Он точно знает, кто является его источником, но всё равно поднимает взгляд на гриффиндорский стол, где спорит знаменитая тройка, победившая Волдеморта. — Именно поэтому ты ворочался, что-то то ли бормотал, то ли стонал и проснулся в холодном поту? — Забини с прищуром смотрит прямо в бледное лицо Малфоя, кладя в рот кусочек тоста. — Потому что ничего особенного не снилось? Ты сам не свой с того момента, как мы вернулись на повторный курс в Хогвартс. «Я сам ничей», — проносится в мыслях, когда серые глаза находят в толпе отвратительных белых пятен ещё более отвратительный красно-золотой галстук. Она одна его до сих пор носит. — Не обращай внимания, — безэмоционально отвечает Драко, а затем переводит взгляд на друга, которому он мог рассказать обо всём. Почти. — Тебе не кажется, что Грейнджер изменилась? Лицо Блейза непомерно вытягивается, а следом будто светлеет. Он смотрит перед собой на источник шума, отодвигая тарелку с завтраком. Возникший интерес отчётливо проступает в глазах в виде увеличенных зрачков. Нечто тёмное тянется в груди Драко, словно тягучее варево, которое получается у одногруппников на уроках вместо зелья. Он выдыхает, ожидая ответа. — Да вроде нет. Всё такая же отличница Грейнджер. Всё та же школьная блузка, застёгнутая на все пуговицы под горло, всё та же юбка по колено и всё тот же нравоучительный взгляд. — Блейз резко возвращается к завтраку, практически утыкаясь лицом в тарелку. — Я слышал, что она на три месяца пропала куда-то. То ли отдыхала, то ли лечилась, но в Великобритании её не было. — Слышал? — необоснованное чувство ревности дьявольски держит небольшой огонь над фитилем адекватности. — Ну да, сплетников в Хогвартсе полно. Ты словно первый день тут, — Забини пожимает плечами и слишком долго не отводит от него взгляд, будто хочет что-то сказать, но не решается. — Слушай. Волдеморта больше нет, ваша семья и так уже отведала дерьма по самое горло и… Если ты пересмотрел свой взгляд на магглорождённых, то в этом нет ничего такого. Тяжёлая рука Блейза опускается на плечо Малфоя, похлопывая в знак поддержки. Драко переводит расфокусированный взгляд на ладонь друга, борясь с желанием ломать её до тех пор, пока не услышит хруст каждой косточки. Злость окутывает плотным туманом только от того, что он оказывается в одном предложении с Грейнджер. Ему противно дышать с ней одним воздухом, находиться в одном помещении и жить в одной стране. От её нимба над головой его черти в болезненной агонии рвут изнутри изувеченное тело. Никогда такому не бывать. — Забини, ты, блять, слышишь, что говоришь? — он пытается держать себя под контролем, но каждая клеточка тела дрожит от агрессии, рвущейся наружу. — Никогда не говори ничего подобного! Даже не думай! — Я всего лишь… — Никогда! — Драко срывается: его крик перекрывает уже наставшую тишину, обращая внимания учеников на него. Он отшвыривает от себя тарелку и быстро поднимается с места, пугая Дафну и Пэнси. Драко толкает какого-то второкурсника, когда тот появляется перед ним, загораживая дорогу. Перед глазами в красной пелене лишь дверь. Мысли путаются, и он не может выделить даже одну. Перед тем, как покинуть Большой зал боковым зрением он улавливает карие глаза, неотрывно следящие за ним из-за противоположного стола.***
Она так на себя не похожа. Драко смотрит на Гермиону в одном бюстгальтере и слишком короткой юбке. От одного её вида в брюках становится до невозможного тесно. Ему хочется запомнить её такой. Горячей, раскрепощённой и румяной. Постель под её телом прогибается, повторяя контуры тела. Она лежит на краю и болтает ногой, лениво осматривая комнату, в которой ей знакома каждая пылинка. Грудь еле заметно поднимается от движения, а юбка задирается всё выше. Малфой не сдерживает себя в порыве и касается разгорячённой кожи бедра. Гермиона бьёт его по руке, и её взгляд темнеет от злости. — Я говорила не трогать меня первым, — ему чудится, что карий цвет радужки сменяется ярко-алым. Всего лишь мгновение. Затем она снова расслабляется, устремляя взгляд в потолок. — Грейнджер… — Опять ты за своё, — Гермиона поднимается на локти, осуждающе сверля глазами. — Опять твои разговоры, бла-бла-бла. Она резко забирается на кровать полностью. Драко каждый раз говорит себе, что всё это не то. Не так. Это не Грейнджер, это не он и это не они. Бутафория. Имитация. Иллюзия. Свечи отбрасывают слабый отблеск на порог кровати, создавая эффект горения. Малфой горит, особенно, когда она рядом. Возвысившись над ним, Гермиона хватает его за загривок, заставляет смотреть в глаза и, видя там знакомую похоть, она впивается губами в губы. Скверна течёт сквозь поцелуй, заполняя его как пустой сосуд. Драко вновь не сопротивляется. Он целует её каждый раз так отчаянно, а она испепеляет его изнутри. По венам бурлит Адское пламя. Гермиона зарывается в его волосы, кусает, оставляет засосы. И она всегда сверху. Это сводило с ума. Каждый грёбаный раз. — Я хочу тебя, — шепчет Грейнджер, прижимаясь к нему вздымающейся грудью. — Всегда хотела. Он откидывается на подушки, расставляя руки по бокам своих бёдер, и в который раз отдаёт ей себя, будто это действительно то, что она хочет. Гермиона оттягивает край нижнего белья в сторону и проводит пальцами между половых губ, собирая выступающую влагу. Драко наблюдает за каждым её движением: за тем, как она медленно поднимает пальцы к лицу, а потом тянет в рот, слизывая собственную смазку. Он плюёт на её чёртовы правила и, вцепившись ладонями в линии талии, больно тянет на себя. Солоноватый вкус мешается на их сплетённых языках и разит непозволительной близостью. — Ты снова… — она отстраняется, быстро дыша. Между ними повисает тонкая ниточка слюны и смазки. Связующая, словно цепь из звений противоречий. — Плевать, — грубо отвечает Драко, впиваясь ей в бока настолько сильно, что пальцы начинают неметь. — Ты же знаешь, что я с тобой сделаю… — Грейнджер медленно опускается на член, вбирая его полностью. Её глаза закатываются, а Драко не сдерживает стона. Комната не спеша плывёт по кругу, утопая в свистопляске хлюпающие звуков. Она с такой силой сжимает его плечи, что это кажется невозможным. Не пошевелиться. Гермиона двигается быстро, её тело будто зависает в воздухе. Драко перемещает руки на её ягодицы, оставляя на нежной коже горящие отпечатки влажных ладоней. Ему нравится видеть, как после каждого удара её бьёт дрожь, как она судорожно выдыхает и как кусает губы. Полосы на плечах от ногтей обжигают сладострастной болью. Он хочет наказать её за то, что она имеет такое влияние над ним, но по итогу добровольно сдаётся в плен. Он помогает найти нужный темп, что здорово её злит. Грейнджер производит лёгкое движение рукой и подушки из-под Драко улетают с кровати на пол. Малфой падает на простыни, изменяя угол проникновения. Гермиона протяжно стонет, упираясь раскрытыми ладонями ему в грудь. — Я же говорила… — сбито произносит она, замирая на месте. Драко цепляется за простыни, когда чувствует, как влагалищные мышцы сокращаются вокруг члена. Он подаётся бёдрами вперёд, заполняя её изнутри собой. Комната начинает преображаться. Тени на стенах растут, словно монстры, выползающие из тёмных углов. Она медленно опускается до его лица, корпус тела отъезжает назад. Малфой сглатывает, словно в трансе он смотрит на девушку на себе и не узнаёт. Она его поражает. Руки поднимаются по её бёдрам и останавливаются в районе талии. Вновь. Грейнджер выпрямляется, от чего происходит ещё одно движение телом на его торсе. Он шумно выдыхает и крепче сжимает её ладонями, она заинтересованно глядит ему в глаза. Раз. Гермиона впивается ногтями ему в грудную клетку. Два. Чёткие розовые полосы появляются через всю грудь и наполняются кровью. Три. Он не может пошевелиться. Голос и силы покидают тело. Четыре. Окровавленные ладони смыкаются на шее. Пять. Прежде, чем потерять сознание, Драко видит, как она ложится ему на грудь, отсчитывая удары сердца. Медленнее. Медленнее. Тишина.***
Ещё одним утром он просыпается на мокрой от пота подушке, руки машинально тянутся к горлу. Драко смахивает ужас с лица, переворачиваясь на другую сторону. Полог кровати задёрнут, но что-то ему подсказывает, что солнце только начинает рассветать. Сны с участием Грейнджер начались буквально через пару дней после возвращения в Хогвартс. Сначала он просыпался от холодного пота из-за того, что это в принципе ему снилось. Но тот момент, когда он начал ждать ночи, чтобы вновь её увидеть — стал невидимым порогом, который он переступил по дороге в личный ад. Гермиона поселилась в его голове так нагло и вероломно, что он не знает, как от неё избавиться. Днём он изнемогает, наблюдая за той, которой абсолютно всё равно на него. Она выполняет свои обязанности старосты, преуспевает во всех предметах и улыбается своим мерзким друзьям. Его тошнит каждый раз, когда он об этом думает. Каждый чёртов день. Но зато ночью. Ночью она вся его. Во всех позах, с сорванным голосом, с вырванными клочками волос, с царапинами, с засосами и укусами. Во сне Грейнджер только его. Он не намерен делиться. Драко устало поднимается с постели, сон давно не приносит ему отдыха, лишь удовольствие и ужас. Слизеринская спальня поглощена умиротворением и тишиной, Блейз и Тео беззаботно спят на своих кроватях, когда их сосед находит у себя среди платиновых волос ещё один, отличающийся по оттенку. Дверь закрывается за ним с небольшим скрипом, он выбирается из подземелья и направляется в единственное место, где может найти то, что ему жизненно необходимо. Если бы психоз можно было заново открыть, то Малфой назвал бы его её именем. Таким же несуразным, глупым и доставляющим кучу проблем. Пустые коридоры встречают его отголосками ещё непрожитого дня и провожают усталостью вчерашнего. Кажется, что если станет ещё тише, то он сможет услышать свои мысли. Мысли, песни, кричалки, слоганы. И всё это сможет уместиться в одно слово. В ёбаные девять ненавистных букв. «Г р е й н д ж е р». Массивная дверь, ведущая в больничное крыло, выглядит устрашающе. Драко подходит ближе, проводя пальцами по выпуклым резным узорам. Если бы ему кто-нибудь сказал, что снова придётся красть зелья, как несчастный вор, то он бы одарил говорящего скептическим взглядом и послал к Мерлину. Что же… Время послать самого себя. — Алохомора, — наконечник палочки касается замочной скважины. Малфой отступает назад, убирая палочку. Дверь без проблем подаётся вперёд и приоткрывается. Тонкий луч света, падающий через открытое окно, рассыпается ковром около его ботинок. Больничное крыло пахнет травами, настойками и всем тем, что он презирает — слабостью и отчаянием. Он идёт вдоль больничных коек и пытается всмотреться в ряд стеллажей, выискивая нужное зелье. Различные склянки отдают блеском на солнце, некоторые играют перламутром и приятно завораживают. Он может посчитать это мгновение умиротворяющим. Неожиданно боковая дверь звякает старым замком, и из-за неё показывается та, которую он сейчас видеть не хочет. Удивление на лице Грейнджер настолько явное, что его может увидеть даже слепой. Она стоит с распущенными волосами, в юбке короче, чем обычно, в тонком топе и сверху наброшенном вязанном кардигане. — Ты что-то хотел, Малфой? — так легко и непринужденно, будто они друзья. Никогда. — Ты что тут делаешь? — он желает спросить совершенно иное, но слова сами вырываются сквозь неплотно сжатые губы, так что приходится ловить лишь горькое послевкусие. Грейнджер выглядит куда лучше его. На ней не виднеется следов усталости, недосыпа и бледности, совсем даже наоборот. В эту чёртову рань она выглядит так энергично и жизнерадостно, будто наглоталась зелья, за которым он пришёл. — Я тут дежурю иногда, помогаю мадам Помфри, — Гермиона делает шаг через дверной порог, словно через черту, разделяющую их миры. — Так тебе что-то нужно? «Тебя». «Мне нужна ты, Грейнджер. Ничего больше не поможет». Она идёт к столу, где аккуратно лежат стопки исписанного пергамента. Выудив из бокового ящика толстый журнал, разбухший от количества использованных чернил, Грейнджер садится на стул. Страницы шелестят под её тонкими пальцами, а ему до невозможности хочется отсюда уйти. — Мне нужно, чтобы ты не лезла не в своё дело, — злостно выпаливает Драко, чувствуя подступающую ярость. Он сам до конца не осознаёт, почему так злится на неё. — Это всё ложь, Малфой, зачем-то ты же сюда пришёл, — Гермиона оборачивается через плечо, испытующе на него смотря. Порой кажется, что она выработала противоядие на его слова и никому об этом не сказала. — Может ты заболел? Выглядишь нездоровым. «Это всё из-за тебя, я схожу с ума из-за тебя. Ты — моя болезнь, Грейнджер». Гермиона придирчиво его осматривает, её лицо меняется, и она снова возвращается к пергаменту, энергично черкая в нём пером. Волосы спадают на спину, оголяя шею и плечо. Драко потеет. Всё его внимание приковано к одной совершенно крохотной метке, которую он каждую ночь видит во снах. Он столько раз целовал её, кусал и вылизывал, что просто не мог перепутать. Знак похожий на букву «v» с кованой фигурой посередине. — Ты нормально спишь? Гермиона поднимается с места, подходя до стеллажа с зельями. Драко не отрывает взгляда от её плеча, въедаясь в него искрящим непониманием. Этого не может быть. — Что у тебя на плече? — Малфой в одну секунду оказывается рядом. Грейнджер наспех запахивает кардиган. Её глаза блестят злобой, но потом снова затягиваются безразличием. — Маггловское тату, пыталась забить один из шрамов, который мне оставила твоя сумасбродная тётка, — упёршись спиной в полку, она поднимает голову и с вызовом смотрит в глаза. — Ещё вопросы? Драко стоит так близко, что буквально может чувствовать, как сходит с ума. Как она забирает его сознание по капле. Смакуя. Свежий аромат духов идёт вразрез с тем, что отпечатался у него на обратной стороне лёгких. Грейнджер совсем рядом: он видит её веснушки, даже может их сосчитать; он чувствует её рваное дыхание, которое хочется остановить. Она не боится: стоит смирно и твёрдо, её смелый взгляд и воинствующая поза показывают насколько Гермиона абсолют уверенности. А ему так хочется причинить ей боль. Схватить за волосы, опустить перед собой на колени, сцепить руки на тонкой шее и душить, душить пока не перестанет на него так смотреть. Как на чужака, на врага и на злодея. Скверна, словно ручной фамильяр в образе чёрной кошки, довольно мурчит в его груди от одной только мысли об этом. Пелена гнева окрашивает мир перед ним в ярко-красный. Раскрытая ладонь непроизвольно тянется к её шее. Малфой успевает заметить, что она сильнее вжимается в стеллаж. Всё верно. Теперь контроль в его руках, она должна бояться. Он сходит с ума. Заметив напротив её головы пузырёк с нужным зельем, Малфой нервозно хватает склянку и решительно направляется к выходу из больничного крыла, пока ещё может сопротивляться. Позади слышится звон разбитого стекла от падающих на пол флаконов, которые он зацепил. Драко не оборачивается, и лишь когда за ним закрывается дверь, когда он оказывается в том же тихом коридоре, злость находит свой выход через разбитые костяшки.***
Она появляется ровно в полночь, как и всегда до этого. И если раньше Драко ждал её прихода, как наркоманы ждали другого прихода, то сейчас он чувствует лишь жестокие отходняки. Передоз Грейнджер ощущается отверстием в голове, через которое вытекает мозг. У него нет над этим власти. В одночасье желание сжать её в объятиях и сжать руки на её горле в одинаковой мере охватывают тело. Гермиона закрывает за собой дверь, сбрасывая около неё мантию, под которой ничего нет. Ложь не имеет смысла. Драко присаживается на край своей кровати, расстёгивая рубашку. Желанное девичье тело останавливается напротив окна, мерцая в переливающихся лучах луны сквозь водяную призму. Он замирает, рассматривая каждый дюйм её кожи. — Почему это всегда слизеринская спальня? — Драко бросает рубашку на стул, направляясь к ней. Малфой оказывается на коленях около Гермионы, нервно дыша в оголённый живот. Её горячая ладонь касается спутанных светлых волос, а затем проводит линию от виска до подбородка, мягко приподнимая. — А почему нет? Никогда здесь не была. Она наклоняется, впиваясь в его губы болезненным поцелуем. Драко ощущает обречённое грязное запретное влечение, поддаваясь её тьме. Кровь приливает к члену, от чего пах неприятно тянет. Толкнув Гермиону спиной в ледяное стекло, он рвано целует низ живота. Ладонь ползёт вверх по телу, смыкаясь на груди. Тихое шипение вырывается из её тонких губ, превращая комнату в пристанище похоти и разврата. Ему хочется взять её раком, поставить на колени, схватить за волосы, заставить скулить, плакать и умолять. Но он решает начать иначе. Малфой приближается к лобку, касаясь языком половых губ. Он забрасывает одну ногу Грейнджер себе на плечо, открывая доступ к её будущему краху. Член болезненно спазмирует в брюках, вынуждая на секунду прикрыть глаза. Он наклоняется ближе, проходясь вниз-вверх языком по налитым половым губам. Обхватив ладонями за ягодицы, Драко касается её промежности. Малфой целует, покусывает, вылизывает и втягивает клитор губами. С каждым последующим движением влаги во рту становится больше, а Гермиона обмякает в его руках. Её дрожь передаётся ему. То как она сильно хватает его за волосы; то, как крепко удерживает его между ног; то, как двигает бёдрами, вжимаясь в его лицо и то, как громко стонет. Гермиона на пике своего наслаждения инфицирует Драко властью над ней. — А теперь проси, — Малфой отстраняется от неё, вытирая губы и подбородок от смазки. — Что? — пелена возбуждения спадает с её взгляда, обнажая нечеловеческую злобу. Гермиона хватает его за загривок, больно оттягивая волосы назад. — Как ты смеешь? — Проси я сказал, иначе трахай себя сама, — необъятное удовольствие над её растерянным видом и над искаженным гневом лицом, растекается по венам. Это сильнее и ярче оргазма. Её вздымающаяся грудь с болезненно стоящими сосками, с нехваткой воздуха в лёгких, с дрожащими коленками, с красными щеками, с бликами в глазах. Она вся его. И он докажет ей это. Драко наблюдает, как Гермиона сыпется, сыпется прямо ему в руки. — Пожалуйста! — сердито выкрикивает Грейнджер, медленно сползая по стеклу. — Малфой, сейчас я прошу, но позже убью тебя. Он знает это и без неё. Драко вновь приближается к ней, издевательски выпуская горячий воздух на набухший и требующий ласки клитор. Она хнычет и подаётся вперёд, но он предусмотрительно отстраняется. — Я уже попросила! — Гермиона рвёт и мечет, глотая вместо воздуха плотное разочарование. — Смотри мне в глаза, иначе я остановлюсь. Малфой медленно втягивает клитор губами и размазывает между пальцами стекающую смазку. Разрядка настолько близко, что она практически сходит с ума. Драко проталкивается внутрь, надавливая подушечками пальцев на верхнюю стенку влагалища. — Я сейчас… — она задыхается в собственных вдохах, сжимая грудь руками. — Я знаю, Грейнджер, — пот покрывает его тело тонкой плёнкой. — К чёрту! — Гермиона с силой отталкивает его, дрожа всем телом. Напряжение стекает по стенам к их ногам, а комната плывёт. Запахи пота, смазки и сладких духов смешиваются в самый сильный афродизиак, от которого голова идёт кругом и не остаётся сил владеть собой. Драко падает на холодный пол разгорячённым телом, мысли стучат в голове набатом, шум крови в ушах заглушает рациональность, и он снова в её власти. Бесповоротно. Где-то в глубине души он может признать, что это приносит ему удовольствие, но злоба на Гермиону за использование себя не позволяет этого. Он не успевает среагировать, как Гермиона оказывается сверху. Она садится ему на грудь, а потом упирается коленями по бокам от головы Драко. Он хочет её сбросить, но тело сковывает без возможности пошевелиться. Грейнджер берёт его за волосы, не спеша опускаясь на лицо. Малфой ощущает знакомый солоноватый привкус на губах. Чёрт с ней. Драко подстраивается под её темп. Грейнджер быстро двигает бёдрами, водя промежностью по лицу. Телесная жидкость стекает по подбородку, скапливаясь в районе ключиц. Она резко заваливается на бок, содрогаясь в конвульсиях. Тяжесть в теле отступает, Драко вытирает рот и поворачивает голову в сторону. Грейнджер лежит около него на холодном полу. Её волосы разбросаны, она часто дышит и всё ещё дрожит. Комнату заполняет её громкий, но холодный смех. — Ты же знал, что в этой игре меня не переиграть. Капли пота стекают по влажному лбу, когда Гермиона нежно их смахивает, проводя ладонью по разгорячённой коже. Её ногти не торопясь спускаются по голой груди к молнии на брюках. Драко задерживает дыхание, чувствуя поглаживания. Его член дёргается в крепкой хватке, Малфой на грани. — Чья теперь очередь умолять? — Гермиона приподнимается, озорно сверкая глазами. — Стерва… — сквозь зубы произносит он, когда она смыкает пальцами головку члена. — Да, но ты без ума от меня, — Гермиона хохочет, расстёгивая брюки. Грейнджер проводит ногтями по стволу члена, а потом слегка царапает уздечку, от чего Драко со стоном откидывается на пол полностью. Она перебрасывает волосы на плечо и наклоняется над членом, пускает на него нить слюны и распределяет рукой. Рваный выдох сотрясает спальню, сбивая с неё слои сказанной лжи и неозвученной правды. Реальность падает в бездну маленькими кусочками пазлов, теряясь в гамме чувств и эмоций. Эйфория окутывает сознание так стремительно, что, когда влажные губы Гермионы смыкаются на члене, он находится в трансе. Стоны, глотки воздуха, капли пота, резкие толчки, сжатые пальцы, влажные тела, хлюпающие звуки, давящиеся хрипы. Он сходит с ума. С ней. По ней. Из-за неё. Вместо неё. Драко кончает спустя пару мгновений, содрогаясь несколькими фрикциями. Сперма небольшими толчками заполняет горло Грейнджер, он готов кончить по второму кругу лишь от того, как головка члена упирается в стенку гортани, как умело Гермиона вбирает в себя всё до последней капли и то, как мастерски владеет своими губами. — У нас ещё есть время до рассвета, — шепчет она, нависая над ним. Малфой вытирает тянущуюся нить слюны и спермы в уголке её губ. — Но мне не хочется тут находиться. У тебя не может быть власти в постели со мной. Смирись. Грейнджер вновь садится ему на пресс и наклоняется, чтобы поцеловать. Каждый раз перед тем, как уйти она долго целует его, после чего он чувствует себя невообразимо опустошенным. Поцелуй Дементора. Сладость перетекает в горечь, радость в печаль, ночь в день. Гермиона до крови прокусывает нижнюю губу Драко, а он вновь ощущает тяжесть мышц, тело становится громоздким и неподвижным. Воздух пробкой встаёт в глотке, а перед глазами всё плывёт калейдоскопом. — Прости, — слишком тихо, чтобы он услышал. Её зрачки становятся вертикальными, а вместо ногтей вырастают когти. Его грудная клетка является лакомым куском. Драко с ужасом смотрит как то, что осталось от Грейнджер, рассекает воздух когтями, вонзая их в грудь. Боль запечатывает голосовые связки, перевязывая их колючей проволокой. Вместо слёз по щекам бежит жидкий свинец, который заполняет тело до краёв, атрофируя мышцы. Кожа лохмотьями летит в разные стороны, струи алой жидкости заливают голое тело, а перед глазами лишь её лицо со звериным оскалом. Малфой хрипит и давится кровью. Осталось совсем немного. Гермиона прекращает пытку и ложится на выпотрошенную грудь, отсчитывая сердцебиение. Медленнее. Медленнее. Тишина.***
Он наблюдает за ней на уроке зельеварения. То, как Грейнджер чересчур активно шинкует ингредиенты для своего зелья и то, что успевает ещё заглянуть в котлы своих тупых дружков, чтобы спасти ситуацию. У самого Драко энергия на нуле, он просыпается уже усталым и через силу выполняет базовые потребности жизнедеятельности. Зелье не помогает, даже если он принимает дозировку больше, чем надо. Его мысли путаются, сознание мутнеет, а рассудок медленно стекает по виску. — Ты чего? — Пэнси выводит его из забвения, а рефлексы заставляют дёрнуться в сторону. — Драко, ты в порядке? Голос Паркинсон меркнет, комната плывёт, ноги не держат. Он стремительно погружается в темноту. Последнее, что отпечатывается в памяти, словно дежавю, — наглухо прикованный к нему взгляд карих глаз. Малфой приходит в себя вечером, на койке в больничном лазарете. Голова пульсирует нескончаемой болью, тело наливается бетоном, а за столом у окна сидит Грейнджер. Ему хочется смеяться. Лёгкие саднит, будто они наполнены водой до горла. Он неповоротливо пытается подняться, толкая случайно прикроватную тумбу. Небольшие свёртки из Сладкого Королевства падают на пол, привлекая внимание. Её вздох будоражит пространство вокруг него. — У тебя сильное переутомление и обезвоживание, так мадам Помфри сказала, — Гермиона подходит к его постели, протягивая склянки с зельем и стакан воды. — Тебе нужно больше пить воды, плотно есть, чаще бывать на воздухе и лучше спать. На последнем слове дрожь забирается ему под кожу. Драко выпивает зелье, хотя знает, что оно не подействует, но Грейнджер до смешного выглядит взволнованной. Почему-то это забавляет. Он ложится обратно на подушку, закрывает глаза и надеется, если уснуть, то больше не проснуться. Соседняя кровать неприятно скрипит. — Я посижу с тобой, — шепчет Гермиона. — Почему ты убиваешь меня? — губы пересушены, он чувствует, как кожу болезненно тянет. — Через сны. — Ты бредишь, — Грейнджер поднимается, чтобы поправить ему одеяло. — Обещаю охранять твой сон. Он чувствует знакомый сладкий аромат духов, когда она склоняется над его грудной клеткой. Зелье побеждает, и Драко постепенно засыпает.***
Малфой ждёт её, смотрит на настенные часы, отстукивает неровный ритм и ждёт. Гермиона в любом из своих представлений помешана на пунктуальности. Ровно с двенадцатым ударом стрелки, дверь открывается и её силуэт показывается на пороге спальни. — Я хочу выполнить твоё желание, — властный голос удивительно разбавлен несвойственным ей трепетом. — Но только одно. Драко откидывается на гору подушек, пытаясь прощупать подвох, повисший в воздухе. Тошнота от зелёных оттенков комнаты подкатывает к горлу, и рвотный позыв щекочет гланды. — В обмен? — он не понимает, почему торгуется, но даже частица власти над ней опьяняет. — На твою душу, — сладко тянет Гермиона, пропитывая каждую букву своим приторным парфюмом. — Мир снов — моя территория, даже если ты уверен, что это всё твоё подсознание. — Так если это действительно моё подсознание, то зачем мне же моя душа? — Малфой склоняет голову на бок, демонстрируя насмешливость ситуации. — Не тебе, а твоей проекции. Самообман. Тебе будет легче, если ты будешь считать себя бездушным, — Грейнджер забирается на кровать, мягко касаясь его лица горячими пальцами. Она вглядывается в помятое лицо, словно ей не всё равно. — Будем честны: эта иллюзия — всё, что у тебя есть, тебе не быть с реальной Гермионой. Нечто болезненное, кровоточащее и инородное воет в груди оглушительно громко. Фантомная боль разрывает корсет из рёбер, мечась загнанным зверем в тесной грудине. Нежеланная правда. — Я хочу быть главным, — Драко рывком скидывает Грейнджер с себя, нависая сверху и удерживая за руки. — И буду. На её лице появляется знакомая ухмылка, но Гермиона ничего не отвечает, лишь слабо кивает. Малфой разрывает на ней ублюдскую школьную блузку, застёгнутую под горло. Пуговицы рассыпаются по каменному полу, отвратительно стуча. Ему всё равно. Он забирается ладонью под длинную юбку, сжимая линию чулок. Драко усмехается. Образ не до конца продуманный, не было случая узнать, что носит Грейнджер под этим балахоном, но сейчас эта брешь лишь добавляет огня. Она так прекрасна, что только гнев помогает ей противостоять. — Будет больно. Он говорит это ей, но почему-то больно ему. — Я знаю. Драко сжимает её тело до потёртостей, красноты, вымученных стонов и синяков. Без поцелуев, поглаживаний, касаний, томного дыхания и чувств. Есть только боль. Ощутимая, непроглядная и чёрная. Она закрадывается в каждый уголок его души, делая её ещё более темной и злой. Сопротивление не оказывается. Быстрым движением Малфой переворачивает Грейнджер на живот. — Согни ногу, — приказной тон сочится из едва приоткрытых губ. Проводив двумя пальцами между половых губ, чтобы распределить смазку равномерно, он приносит ей последнее удовольствие. Драко входит резко и грубо, накрывая своим телом. Рваные вскрики теряются в подушках, когда Гермиона прячет в них лицо. Её тело дрожит. — Я предупреждал, — звучит неубедительно, будто оправдание. Комната утопает в шлепках тел, в громких криках, в истоме иллюзорных желаний, в рассечённых ударах. Удовольствие от слёз Грейнджер, от того, как она вжимается в кровать, как сжимает простынь в ладонях и от того, как предательски течёт от грубости, растекается по телу приятной негой. Драко кусает до крови, бьёт, давит, сжимает, вколачивается в тело, которое не смеет сопротивляться. Его гнев удовлетворительно качает головой, наблюдая со стороны на то, как марионетка на мгновение управляет кукловодом. Малфой дрожит от возбуждения и ярости. Ему хочется большего. Хочется мести и хочется конца. Безумие перчит на языке, разъедая вкусовые рецепторы и размягчая мозг. Он хочет лишь покоя. — Прости, — слишком тихо, чтобы она услышала. Драко выходит из Гермионы, переворачивает её обратно на спину и смотрит в глаза. Так больше продолжаться не может, и это единственный шанс остановить своё сумасшествие — накормить оголодавших демонов. Её лицо заливается слезами, цвет щёк и белков глаз одного оттенка, губы дрожат. Ладони смыкаются на шее. Она не сопротивляется, лишь продолжает смотреть в глаза. Давится воздухом, наливается кровью, синеет. Будет больно. — Ты...ты… был, — Гермиона хрипит, глаза непроизвольно закатываются. Драко чувствует, как Грейнджер берёт его за запястья, сжимающие её горло. Он не хочет, чтобы она договаривала, крепче вжимая несопротивляющееся тело в кровать. Буквы теряются в горле булькающими звуками. — е..нве..ным. Будет больно. Больно. Больно. Больно. Сердце предательски заходится в собственном бешеном ритме, вынуждая глотать воздух, будто он последний. Будто это его удушье, и собственные ладони перекрывают доступ к кислороду. Мнимая петля смыкается узлом, опора исчезает и щелчок шейных позвонков оглушает. Малфой убирает руки, когда она теряет сознание. Он дрожит, а она не дышит. Комната вращается по кругу, живот разъедает спазмом, озноб прошибает опустошенное тело. Драко всматривается в лицо смерти, ища своё отражение. Гермиона лежит красиво, будто спит. На мгновение так действительно кажется, и спокойствие проседает в рёбрах гранитной плитой, утягивая его в яму. Привкус могильной земли ярко ощущается на языке. Но если посмотреть внимательнее, если приблизиться ближе к страху, то сознание ударит кнутом по раздробленному позвоночнику. Среди фиолетовых засосов и розовых укусов проступают тонкой россыпью синюшные отпечатки пальцев. Молочная кожа покрывается следами боли, следами его безумия. Стеклянный взгляд карих глаз заставляет смотреть в ответ. Куда-то глубже того, что произошло. В глубокий омут тёмной души. Тонкие губы застыли в слабой усмешке, она даже после смерти насмехается над ним. Он гасит свечные огарки, погружая комнату в кромешную темноту. Демоны срываются с поводка, осыпая жертву и виновника поцелуями, смоченными трупным ядом. Всё должно вот-вот закончится. Всегда заканчивалось. Драко ложится на её грудь, отсчитывая слабые удары сердца. Малфой ждёт, когда она проснётся. Дверь слизеринской спальни тихо приоткрывается. — Тут как будто Тролль прошёл, — зашторенный порог заглушает громкость голоса Блейза. — Малфой опять развлекается, — слышится голос Тео. — Пойдём отсюда. Драко в панике переводит взгляд на мёртвое тело Гермионы. Гнев, разразившись леденящим душу хохотом, растворяется в спёртом воздухе. Дыши. Дыши. Дыши. Медленнее. Медленнее. Тишина.