A Forest.

Расскажи мне обо всех окурках в моей пепельнице у нас на балконе, о каждом грамме табака, о каждом миллиграмме никотина в моём теле. Ты всегда считала количество выкуренных мною сигарет и грустно вздыхала. Ты прятала мои сигареты и твоим альтернативным предложением были объятия. Сначала я находил это не то что бы глупым, просто бессмысленным. Ведь я курю с начала средней школы. Как ты собралась отучать меня? И главное — зачем? Мы же оба знаем, что я не поменяюсь. Сначала я обнимал тебя из-за неугасающих по сей день чувств. Потом я понял, что ты наисильнейшее лекарство, что я когда-либо употреблял. Я употреблял тебя с помощью объятий, прикосновений и поцелуев, с помощью взглядов и смеха, с помощью одежды и бижутерии. При помощи лишь одного упоминания твоего прелестного имени. Расскажи мне обо всех иглах шприцов, что когда-либо побывали в моём теле. Расскажи мне о том самом передозе, из-за которого меня выгнали из группы, из-за которого я сам ушёл. Расскажи мне обо всех видах таблеток, что я когда-либо пробовал. Расскажи мне о каждом стакане виски, что я выпивал залпом у тебя на глазах, прося уйти от меня подальше, чтобы я не навредил тебе. Но ты не слушалась, как не слушался тебя и я. Ты всегда находилась неподалёку и именно это спасало меня всю жизнь. А я всегда был жутким собственником и не позволял никому даже руку тебе пожать. Я разрешал тебя обнимать только парням из «Алисы», твоим подругам и членам наших семей. Ты была хладнокровна к моим друзьям. У тебя никогда не возникало к ним интереса. Ты не протягивала руку для рукопожатия, ты не роняла ни слова. Ты лишь терпеливо стояла рядом, сжимая мою ладонь, и делала вид, будто тебя здесь и вовсе нет. На приветствия ты кратко кивала и вновь отводила взгляд куда-то в сторону. Я спросил лишь единожды о том, неприятны ли тебе мои друзья и знакомые. Ты ответила: «Я не имею ничего против. Просто не хочу иметь ничего общего с ними». Друзьями ты считала лишь нашу четвёрку. Все те «друзья» бросили меня. Ты осталась. Мне не забыть твоих переливающихся в утреннем свете тёмно-русых мягких волос, мне не забыть твоих глаз, радужка которых была прямым путём к твоему сердцу, мне не забыть твоих бездонных карих заплаканных глаз, мне не забыть всех твоих трудов, написанных поздней ночью, мне не забыть всех твоих усилий и самопожертвований ради меня. Мне не забыть тебя. Я хотел позабыть тебя из-за любви. Я не смог. Из-за любви. Я ненавижу эту грёбаную любовь. Я так сильно ненавижу себя. Почему мы должны были быть в тени? Скажи мне, почему всё так? Почему мы должны были скрывать наши чувства, наши отношения, наши взгляды? Скажи: почему ты никогда не влепляла мне пощёчину, когда я флиртовал с другими? Как тебе удавалось сохранять спокойствие рядом с таким монстром как я? Как тебе удавалось не закатывать истерики ни по пустякам, ни по делу? Скажи: это из-за меня ты научилась не показывать боль и слёзы? Болезненный вздох. Кружится голова. Прости. Прости меня. Тебе всегда говорили держаться от меня подальше. Тебе всегда говорили завязать, порвать, покончить со мной, бросить, забыть, растоптать, уничтожить, использовать меня. Тебе почти все твердили о том, что я опасен. И я действительно был, а может и до сих пор, опасен. Я часто напивался, нёс бред, когда был под кайфом, вступал в драки, мог просто накинуться на кого-нибудь. Я часто делал тебе больно психически и физически. Я вцеплялся в твои запястья и не только, я иногда что-то ломал или разбивал. Я всегда боялся тебе причинить вред. Я всегда его причинял. Но моим самым большим страхом был тот факт, что я мог убить тебя собственноручно. После всех упрёков и негативных разговоров обо мне, ты давала ясно понять, что чужое мнение тебя не интересует, и больше ты не желаешь говорить об этом. Или же ты вычёркивала тех людей из своей жизни, как бы тяжело это не давалось. Утрата. Такая нелепая и бессмысленная. Так резко разлившаяся на моих руках и так перманентно осевшая на моих губах. За что? За что мне всё это? Разве я заслужил? Разве я — плохой человек? Ты бы выкрикнула со всей дури слова протеста. Ты кричала бы, пока голос не осип и не пропал окончательно, кричала бы, пока могла дышать. Я делаю глубокий вздох за нас двоих. С тех пор как ты покинула этот мир, я больше не могу бороться со всем дерьмом, что происходит в мире и со мной. Я обещал быть сильным, но мне так нужна ты. Ты делала меня сильным мужчиной: ты раскрашивала мою жизнь, ты кривлялась и поднимала мне настроение, ты учила многим вещам, ты верила в меня и помогала со всеми трудностями. И я был неимоверно силён. А когда ты пропала, оказалось, что я слабак, который ждёт пока за него сделают что-нибудь. Иллюзия могущества. Меня спас Лейн в январе девяносто третьего. Моя дорогая, сколько раз спасала ты меня! А я… Не спас ни Лейна, ни тебя… И я себя ненавижу и презираю. Это я должен был умереть за вас двоих! Это я заслужил нескончаемых сплетен о моей зависимости! Это я заслужил все выговоры и неудачи! Я беспокойно сплю. После твоей кончины моя жизнь стала походить на жизнь между двумя измерениями. Я не единожды видел во сне тебя, не единожды бредил и разговаривал во сне, умоляя тебя вернуться ко мне, не единожды резко просыпался. Каждую ночь меня преследовало чувство, будто ты сидишь на краю кровати, скромно улыбаешься и гладишь меня по волосам. Когда тебя не стало, я хотел выдрать все волосы, я хотел смотреть, как кровь стекает вниз по моему лицу. Но я не срезал ни сантиметра волос. Потому что они всегда напоминали и напоминают мне о тебе. Я резал запястья так часто, что иногда не мог играть на музыкальных инструментах из-за острой боли. Выход в люди мне всегда давался легче, чем Лейну. Но почти каждый раз, когда я возвращался домой, я бежал в ванную комнату и словно подросток плача резал свою кожу на запястьях над раковиной, а потом скатывался на холодный кафель и мог лежать там часами. Я не смог себя отучить. В день после твоих похорон я наглотался таблеток и выпил очень много различного алкоголя. Но Мелинда пришла проведать меня и вызвала скорую. Я пролежал в больнице две недели. Всё это время я почти ничего не ел. Ко мне привели психолога, потому что никто больше не желал слушать мои ночные вопли о моей жене.

{Ты мне не бывшая! Ты моя жена со дня нашей свадьбы! Ты моя женщина со дня нашего знакомства! Я тебя никому не отдавал! ТЫ ЛИШЬ МОЯ, СЛЫШИШЬ?! Я ещё вернусь к тому, что тебя отняло у меня…}

Я сухо рассказал психологу всё произошедшее. Во время рассказа я отвернулся к стене, чтобы мои слёзы не увидел ни врач, ни потолок, ни окно. Меня не осудили, но сказали, что дальше жить можно, и я поправлюсь. Как же. Медленно выдыхаю сигаретный дым и устало тру глаза. Я не спал больше суток. Опять. Обычно из нас двоих именно ты поздно ложилась и с трудом вставала по утрам. Ты была невероятно умна, усидчива, целеустремлённа, напориста, упряма. Иногда твоя учёба в университете доходила до абсурда, и я нагло брал тебя на руки и нёс в спальню, чтобы ты могла поспать лишний час. Ты редко обижалась на мою нахальность. Вернее сказать, ты вообще не обижалась на меня. Как так?! Как можно было любить меня настолько, чтобы и слова мне обидного не сказать? Я тоже не смел тебя обижать. У меня язык не поворачивался обозвать тебя, или послать, или высказать за что-то. Нет. Я восхищался и восхищаюсь тобою. Самое дорогое, я бы сказал, бесценное в моей неоднозначной жизни — Ты. Мне многие говорили попытаться отпустить тебя, начать тушить горящие адским огнём воспоминания, утопить все сундуки, в которых лежат толстые книги, что могут поведать обо всём времени, проведённом вместе с тобой. Сначала я был агрессивен, потом я запутался между людьми и своими мыслями, затем я разговаривал с людьми о тебе всё реже, и реже, и реже… в конечном итоге сейчас я готов переворошить все воспоминания, просмотреть все мементо, рассказать о каждой детали. Я бы даже мог написать книгу о нас с тобой! Помню, я давал большое интервью одному человеку. Он превратил его (интервью) в книгу, в которой есть отдельные страницы, посвящённые тебе. Но несколько страниц и пара колких строк не сравнятся ни в какой мере с тем, что мог бы написать в своей книге я. У меня есть куча дневников. Одни — твои, другие — мои старые (некоторые меня заставляла вести ты), третьи — полностью исписанные тетрадки, блокноты и прочее о воспоминаниях, моментах, связанных с тобой; о жизни с тобой, окружённой твоей безграничной любовью. Надеюсь, Мелинда потом где-нибудь опубликует мои каракули и сумбурные мысли или же оставит как семейную реликвию. Я оповещу её о моих записях в предсмертном письме. Ну да, я собрался покончить. Пять лет без тебя — самые страшные муки. Иногда я начинал верить в Бога и как идиот на коленях в полнолуние просил у Него, чтобы после смерти я воссоединился с тобой. Не знаю, — усмешка, — Может быть, может быть. Я совершил много ошибок. Предостаточно, чтобы ненавидеть себя очень легко и сильно. В последние годы я очень люблю играть на пианино. Я помню как мы с тобой мучились, запихивая громоздкий инструмент в гостиную. Помню, как ты подавила стон боли, ударившись о пианино. Помню, как я грязно выругался и заставил тебя смеяться.

Я безумно рад, что большую часть жизни я заставлял тебя смеяться, а не плакать.

Помню, как ты просила меня сыграть что-нибудь на пианино… Тебе было неважно что, лишь бы я играл. Ты с упоением могла слушать мои нелепые импровизации или одну и ту же мелодию 102 раза в день. Я играю твои любимые произведения, пробую что-то новое, возвращаюсь к старому-доброму. Сколько раз ты вытаскивала меня из всяких проблемных ситуаций. Будь то драка с кем-то, или открытые перепалки в стиле кошка-собака с кем-либо, или мои аресты… Я буду продолжать бесконечно долго просить у тебя прощения за то, что я наркозависим всю жизнь. Для заядлого наркомана вещества — хлеб. А ты была моим самым сильным веществом. И когда ты исчезла, я начал сходить с ума: разум и тело просили тебя, но я не мог и не могу дать им ничего, кроме лекарств, лезвия и музыки; сердце протяжно стонало о пустоте в груди, которая в скором времени начала пожирать моё бренное тело. Руки тряслись, голова раскалывалась, мозг плавился, пульс учащался, губы дрожали, слёзы текли, нервная система давала сбой, ноги путались друг в друге, живот скручивало, шея затекала — я кричал от боли. — Блять… Единственное произнесённое мною слово вслух за сегодня. И я повторю его. — Блять. Но уже твёрже. Я сдавил то, что оставалось между моими пальцами, в руке и выбросил с окна, наблюдая, как окурок стремительно летит вниз. Плевать, останется ожог или нет. Плевать на всё, с того самого дня. Я сдался. Поджал губы. Проживать тяжко, а вспоминать ещё тяжелее. Исправить можно всё, кроме смерти. Ты меня не заслужила. Я не сделал для тебя столько, сколько мог. Я мог бросить курить, я мог отказаться от наркоты, я мог не проводить время в постели с девочками. Но я делал и эти, и другие ужасные вещи. И всё никак мне, подонку, не хватало. Я всё никак не мог наиграться. Но всему свойственно заканчиваться. И только потом многие из нас начинают признавать свои ошибки. Если твой дух всё ещё здесь, то любишь ли до сих пор ты меня? Я не думаю, что достоин носить это кольцо на пальце. Но я не сниму его, ведь наш брак будет длиться вечность. Ведь кольцо — это самое что ни на есть мементо о тебе. Ведь наши кольца — это часть нас самих. Ты любила молчать. Тебя было легко смутить. Поначалу легко было задеть. Но потом я научил тебя быть сильной, потому что сам был таким. Из-за моих дурацких поступков и наркотиков моя уверенность и сила начали рассыпаться. Тебе тоже было плохо тогда. Но ты оказалась сильнее меня и взвалила весь груз на себя. За это я отплатил тебе своей верностью и уютом в доме.

«~ Господи, да он же опасен для тебя! Тебе нужно срочно от него съезжать, понимаешь? ~ Он думает лишь о себе. Говорю же, уходи от него! ~ Очередной наркоман. Почему ты не бросишь его?! ~ Ещё скажи, что у вас всё так круто и хорошо. Ещё скажи, что ты от него ребёнка родишь! ~ Жалкое зрелище, хах. И чего ты к нему прибилась? Вот, лучше посмотри, какого я тебе нашла самца! ~ Ну да, он единственный и неповторимый. Его доброта осталась в первых годах вашего брака. Разведись с ним!»

Моя маленькая печаль… Да, мы могли бы создать полноценную традиционную семью. Да, ты могла бы родить детей. Да, я мог бы стать отцом, а ты — матерью. Но реальность не такова. Ты боялась. Жутко боялась родов. Тебе было страшно оттого, что ты могла убить ребёнка. А ещё страшнее тебе было умереть при родах. Мы с тобой сошлись на мнении, что нам хорошо вдвоём, и мы не будем друг друга обязывать. Кто бы знал, как всё закрутилось. Может, мне бы было ещё больнее от того, что у нашего малыша такой непутёвый отец. Ты — мой лучик надежды. Из-за наркотиков у меня часто случались срывы: меня сопровождали резкие перепады настроения, будучи трезвым и чистым я изливал тебе душу и иногда плакал. Ты меня никогда не судила за слёзы. Мы действительно нашли друг друга. И мне очень хочется сказать, что мы созданы друг для друга. Точнее… были. Были созданы… Твои духи — моё спасение ближайшие годы. Это даёт неплохой эффект, но всё же это совсем не то. Запах волос, кожи, одежды — всё это принадлежало тебе живой. Вдыхать аромат твоих волос, отвлекая тебя от какого-либо дела, прикасаться к твоей коже своей, целовать каждый участок твоей кожи, который я только пожелаю, надевать в шутку что-то из твоего гардероба, пользоваться в шутку твоей косметикой, надевать твои украшения — всё это имело значение лишь при твоём присутствии.

Нет тебя живой — нет меня.

Шея в петлю не лезет, лезвие не заносится, балкон закрыт. Как мне сдохнуть блять скажи?! Как мне блять сдохнуть побыстрее, чтобы поцеловать тебя в могиле? Ты очень любила сладкое. Я очень любил быть ненормальным. «Я сильный мужчина, которому подвластно всё!» Я лишь маленький мальчик, забившийся в угол от страха. Есть металлические доспехи, но нет внутреннего стержня. Я сражал наповал своей улыбкой или ухмылкой, пользовался популярностью, был обожаем и любим. Был. Никогда у меня не было стержня. Без тебя. Без тебя не было у меня ничего. Но мы встретились, спасибо всему, и ты наполнила мою жизнь смыслом, превратила моё существование в жизнь. Я бросил те доспехи в грязный тёмный чулан после твёрдого осознания своей зависимости, после полного осознания того, что я влип, повёлся, попался. А ты пропала 5 лет назад. Испарилась, исчезла, оставила меня. Покинула этот мир, ушла за горизонт, умерла. Мертва. Мертва, мертва, мертва. «ОНА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ МЕРТВА. СКАЖИ, ЧТО ЭТО НЕПРАВДА!!! СКАЖИ, ЧТО ЭТО ОШИБКА!!! СКАЖИ!» Говорить нечего. Нажатие на курок уже произошло. Мою женщину не вернуть. Что отняло её у меня? Женщины. Женщины. Женщины… Ревность женщин ко мне. Ревность, перешедшая в угрозы, конфликты, досаждения. Ревность, ставшая причиной твоей смерти. Вены исколоты, штанина трубой. Хочешь ли ты побыть рядом со мной? Только прости насчёт вот этой любви. Я уже не тот. Я никогда не хотел, чтобы ты занималась пассивным курением. Я старался никогда не курить при тебе. Я всегда заботился о твоём здоровье, полностью плевая на себя. Но сейчас я стою и курю вторую сигарету, которую зажёг на автомате. Я зажигал всю жизнь сигареты, ты зажигала всю жизнь свечи в тёмном лабиринте моего сердца и разума. Я признаю: наркотики испортили мне жизнь, убили наш брак, меня, твою веру в моё выздоровление. Я полностью продал свою душу, прожёг свои мозги, вырезал своё сердце. Но от признания ничего не произойдёт. Уже нет. Может раньше это могло помочь нам двоим. Тебе нужно было бежать от меня, Любимая! Ненавижу. Неимоверно ненавижу себя за всё… Нет смысла в том, чтобы я смирился с твоей смертью. Нет смысла, слышишь?! Я и сам на грани смерти. Мне осталось совсем ничего, чуть-чуть, капельку, самую малость. И я знаю, что моя смерть не окупит все мои грехи. Но я хочу отыскать тебя. Я нашёл тебя в этом мире 27 лет назад, я предложил половинке твоей души стать одним целым с моей половинкой, ведь я влюбился, ведь мне снесло крышу. Я поставил жизненную цель: ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не потерять тебя. Ты вышла за меня замуж 26 лет назад, Королева. Я отдал наименьшее, что мог — все свои деньги за последние пару лет, чтобы купить тебе самое красивое обручальное кольцо. Я оставил наибольшее — свою душу, свою любовь тебе. Это было одним из единственных правильных решений в моей жизни. Я так тебя любил. Я так тебя люблю. Я буду так тебя любить всегда. Мои поиски не должны останавливаться. Раз тебя нет в этом мире, значит стоит искать в другом. Ты связалась не с тем человеком. Просто так я своё не отдаю. Ты — часть меня. Никто и ничто не смеет разделять нас. Когда я мимолетно слышу что-то хоть как-то напоминающее твой голос, то вспоминаю о лесе и иду туда. Это был твой любимый лес, а я его ненавижу. Ведь именно там тебя убили. Я проклинаю это место и тех людей, что наложили на тебя руки. Прости меня, Е. Прошу. Я хотел бы тебя как тогда обнять, но для этого придётся тело раскопать. Твои кости ледяные где-то там на дне. Прорастут цветы в этой оплаканной земле. Подойди посмотри. Видишь ли хоть что-то среди высоких стволов деревьев? Я смотрю сквозь них и ищу обезумевшими глазами твоё безжизненное тело, ищу место чужого преступления и моего отчасти тоже. Хворостинки, веточки, шишки — всё хрустит под ногами. Я топчусь в этом лесу, как слон в посудной лавке. Деревья слишком высоки, овраги слишком широки. Ты не камень в душе. Твои ладони на моих плечах, ты словно давишь на меня, пытаешься поставить меня на колени. И ты знаешь, что я охотно поддаюсь. Это ты завела меня в этот лес. Ты сама зазвала меня сюда. Разве нет? Внезапно я останавливаюсь. Но заведомо знаю в закромах души, что уже слишком поздно. Оглядываюсь так медленно и тщательно, что любому бы надоело осматривать одни и те же стволы деревьев, одни и те же кучки лесного сора в тысяча второй раз. Я затерялся, по всей видимости, но ничего. Девочка проведёт меня, выведет на свет. Она укажет мне правильную дорогу и на прощание мы крепко обнимемся, улыбнёмся друг другу и всё будет хорошо. Хорошо. Хорошо, где девочка? <…> Где девочка? <…> Девочка не тут. Девочки никогда здесь не было. И девочка никогда не была твоей. Моей. Она никогда и никому не принадлежала. Дурак. Дурак-дурак-дурак! Дурень, идиот, остолоп! Как можно было так повестись на злые шутки своего подсознания? Я не нужен ей, опомнись, Майк! Пять лет! Пять лет назад она умерла, и мир поставил точку в твоей судьбе, Майк! Просто проснись! Как ты зашёл настолько далеко, идиота ты кусок… Настолько далеко, что сейчас стоишь на коленях и видишь перед собой надгробную плиту и до жути сопливую эпитафию чуть ниже. Очередная иллюзия? Конечно. Проморгайся. Проморгайся. Что? Что? Плита? Эпитафия? Шорох? Взволнованный крик птиц? Что? Положение лёжа? Небо? Затруднённое дыхание?

Лес?

Поздравления принимай, Майк. Ты умираешь. Ты умираешь, ублюдок, ты умираешь! Не лей слёзы, господи тьфу, прекрати всё фальшивое шоу! — Я-я ведь т-так любил т-тебя, Е. — слёзы затекают в уши, растекаются по всему лицу, щекочут шею и заставляют глаза зудеть, — Я ведь т-так любил тебя! — тон чуть громче, — Я ведь любил тебя! — громче, — Я люблю тебя по сей день! — ещё на полтора тона повышаем. Дальше лишь пронзительный душераздирающий крик «За что?» и растягивание гласной «А» в не менее плачевном и громком тоне. Это не пропевание гласной. Это выплеск всей носимой боли наружу в этот и без того жестокий мир, который истекает кровью, гниёт и страдает от людских ненастий и бед. Но все мы на земле лишь гости. И я не исключение. Я не несу ничего полезного. Не несу в себе ничего. Я пустышка. Стал ею, когда продал душу за кайф и другую реальность и когда потерял тебя, Е. Скажи, почему мне так больно? Я просто лежу и кричу не потому, что не принимаю смерть. Потому что я окончательно запутался. Что я делаю? Для чего? Какой ерундой я страдаю? Психика? Психика что это? Объясни мне значение всех моих снов прямо сейчас. Объясни, что происходит с моим разумом и телом. Я раскалываюсь наконец? Скажи, почему мне так больно? Объясни мне почему живое тело остывает так быстро. Почему веки тяжелеют и лёгкие более не чувствуются в груди. Почему стук сердца напоминает лишь какие-то звуковые волны под водой. Скажи, почему я ничего не чувствую? Потому что я мёртв. И эта могила с эпитафией уготована мне была. И я лежу в этой яме уже четыре часа. И запах сырой земли больше не ударяет в нос. И я уже как два часа мёртв.

Скажи-ка, Лес, почему мне уже не больно?

8.03.2011.