Под взглядом Маахеса

В полумраке, который едва рассеивал свет Луны, с трудом угадывались контуры колонн, подпирающих массивные своды. Рука древнего резчика придала им характерную форму стеблей папируса. Краска фресок выцвела, хотя штукатурка пока держалась, а вот глаза, тщательно изготовленные из стекла и закрепленные рукой не просто художника – жреца, за тысячи лет ничуть не побледнели и так же внимательно наблюдали за любым, кто входил в давным-давно запечатанный зал. *** Чем занимаются боги, у которых сейчас не так уж много работы? На заре времен, когда мировой диск едва появился из пучины первозданных вод Нун, а Ра каждую ночь вынужден был сражаться с Апопом за новый восход, каждый из богов непрестанно делал свою работу – и Хонсу не раз приходилось буквально брать ночное небо на свои плечи. Шли годы, мир вставал на свои места, перестали срываться с небосвода звезды, Апопа надежно заперло в себе раскаленное земное чрево, и даже Себеку больше не было нужды самолично устраивать ежегодный разлив Нила. Постепенно боги находили себе новые занятия – так, Хонсу пришлось по вкусу искусство врачевания – а еще позже, почти перед самым своим уходом, боги и вовсе предались праздности, почили на плодах своей работы, в любви и ненависти, интригах и ссорах, битвах и прочих вещах, более присущих людям. Хонсу держался долго, но и его прошлое было небезупречно. Многие боги жили человеческую жизнь: то тут, то там можно было встретить чье-нибудь человеческое воплощение. В такой форме боги были уязвимы, и не один пал жертвой собственной самоуверенности. Это была эпоха героев, о которых слагали легенды, ибо свои необычные способности все заключенные в смертную форму боги объясняли своим якобы полубожественным происхождением. Забавы ради они убивали чудовищ, водили человеческие армии, играли фараонов, прятали в пустыне сокровища и артефакты, притворялись собственными жрецами – или вовсе вели обычную жизнь от богачей до бедняков. Именно в это время Хонсу особенно полно увлекся своей миссией защиты путников ночи, и тогда этот его титул окончательно закрепился в человеческой памяти. В своем величественном истинном обличье он карал тех, кто причинял вред путникам, приносящим Хонсу молитвы. Но был и иной Хонсу, в человеческом обличье, в совсем юном теле, еще носящий “локон молодости” – косу сбоку головы, что была прической всех юношей. Его даже изображали таким, особенно в родном Карнаке, где ежегодно чествовали самого Хонсу и его родителей, и Хонсу, бывало, стоял в толпе – в человеческом облике – в день праздника, слушая гимны в свою честь. В человеческом облике Хонсу мог путешествовать с теми, чей приговор требовал подтверждения: даже боги бывают не всезнающими и нуждающимися в доказательствах. Затем, на очередном Совете, боги решили, что им надоело: слушать молитвы, выполнять просьбы, покровительствовать и карать, грозить и благоволить. Они хотели уйти, предоставить людей самим себе – но при этом остаться в мире через аватаров, наблюдать. Хонсу оказался в меньшинстве. Он единственный все еще любил людей настолько, чтобы быть их богом, но все, чего он добился прежде, чем был изгнан из совета в Священной комнате – это согласие богов на то, чтобы аватары Хонсу стали его Кулаками Возмездия. Так началась история Лунных Рыцарей, помогающих Хонсу в его деле. Но Хонсу недооценил людей. Путники ночи все еще путешествовали опасными путями, а вот достойные быть аватаром практически не заходили туда, где их мог бы встретить Хонсу, и дошло до того, что какое-то время он был и вовсе одинок, от того момента, когда его предал Артур, и до ночи, когда случился полный боли, расколотый изнутри, умирающий Марк. Хонсу надеялся, что встретил по-настоящему верного последователя. Он одновременно ошибся и нет. Марк оказался той еще гробницей с сюрпризами. Хонсу был в своеобразном восторге, когда в одной из трещин души, поделенной между Марком, который постоянно занимался чем-то еще помимо, собственно, служения, и Стивеном, который сам был чем-то вроде аватара Марка, нашелся некто третий, Джейк Локли, бесстрашный, отчаянный и сосредоточенный только на Хонсу. Джейк льстил самолюбию Хонсу своим буквальным желанием касаться божества. Джейка не особенно интересовало сверхъестественное могущество или высшая цель, которые нужны были Марку – он просто неизменно жаждал служить своему божеству лично и требовал время наедине с ним, воспринимая это как единственно возможную награду. Джейк был не подарок, он ревновал из-за того, что Хонсу нередко предпочитал более рассудительного и холодного Марка безоглядно преданному, но неостановимому Джейку. Ревновал к тому общему языку, который находили Марк и Хонсу: нельзя не признать, что особенно поначалу, пока Марк не встретил Лейлу, их притягивало друг в друге очень многое. Джейк поражал Хонсу своим странным интересом, который можно было честно назвать только… любовным? Он укладывал Хонсу рядом с собой на отельные кровати, которые по странной причуде людей размерами могли бы послужить богам, касался его ладонями и губами, вслух шепча, какой Хонсу стройный – они и впрямь были почти одинаковы по ширине плеч и талии при том, насколько Хонсу был выше. Джейк прижимался всем телом, и это тоже льстило: в человеческом обличье Хонсу был хорош собой, но выглядел не так величественно, как многие другие боги, из-за своей юности. Джейк был единственным, кого вообще интересовало человеческое обличье Хонсу, и кто, к счастью, был слишком далек от того, чтобы поинтересоваться этим у кого-то, помимо самого бога – а Хонсу был достаточно разумен, чтобы утверждать, что его единственная форма это та, которую Джейк перед собой видит. Вряд ли Джейка привел бы в такой же благоговейный восторг вид юноши, которым, несмотря на свой возраст, Хонсу все еще оставался – разумеется, внешне. Хонсу с удовольствием отдыхал в этих волнах темного обожания, что исходили от Джейка, в паузах между общением с Марком. Но потом Марк стал разрушаться все сильнее: исчез из жизни Лейлы, на которой успел жениться, а после смерти матери и вовсе стал терять контроль, пуская к рулю Стивена в самые неожиданные моменты, что оборачивалось совершенно катастрофическими последствиями – и все это в то время, когда Артур Хэрроу был так близок к своей цели пробудить Амет! Одновременно Джейк в своем роде обижался на Хонсу за то, что на такую важную миссию был избран Марк, и когда Амет пронзила грудь Хонсу его же собственным посохом, тот пожалел, что не доверился Джейку. Однако Джейк пришел на помощь снова, не позволив двум слишком много о себе возомнившим человечкам проиграть битву за человеческие души. Когда же Амет была повержена и запечатана в смертное тело, на пороге окончательной победы Марк вдруг решил, что он немногим лучше самого Артура и предпочел собственные интересы интересам своего бога. Хонсу сдержал слово: Стивен и Марк были свободны. В последнюю ночь перед долгим расставанием и сразу после смерти Артура и Амет, на этот раз окончательной и неопровержимой, Джейк исступленно пытался насытиться Хонсу, понимая, что теперь им придется усыпить бдительность Марка и Стивена, а значит, Джейку нужно будет залечь на дно. На счастье Хонсу, эмоции на его внешнем виде не отображались, а гулкий божественный голос – божественный шепот, если точнее, чтобы не разбудить способных слышать Марка и Стивена – звучал совсем глухо, скрадывая грусть, которую Хонсу определенно испытывал, прощаясь с Джейком. – Я мог бы связать их. Убить, если потребуется. Посвятить себя служению своему божеству без всяких препятствий! – Джейк шипел это зло, не оставляя сомнений в том, что способен исполнить свои слова, стоит только спустить его с поводка. – Запомни, – Хонсу гневно схватил Джейка за челюсть и стиснул, заставляя оскалиться от боли. – Запомни: я не хочу и не буду нарушать свое слово, данное Марку. Он – путник ночи, и ты, как мой рыцарь, позаботишься о том, чтобы ни он, ни Стивен ничего не узнали и были под твоей защитой. Джейк утыкался лицом Хонсу в бок, бессильно глухо рыча и лупя кулаком ни в чем не повинный матрас. Но сомнений не оставалось: приказ не будет нарушен. – Научись спать, – Хонсу знал, что Джейк только дремлет, более или менее глубоко, всегда слыша и часто видя то, что слышат и видят Марк и Стивен. – Научись спать как следует, и тогда я буду приходить к тебе во снах. Хонсу гладил Джейка по загривку, самому чувствительному месту, которое тот подставлял под божественную длань, прося одобрения после успешного выполнения задания. Постепенно дыхание Джейка стало ровным, и Хонсу оставил его на подушке одного, не отказав себе в слабости еще немного посидеть рядом на постели. Утром он отправился в Египет, подальше от своего аватара, подальше от соблазна каким-то образом снова заставить Марка служить себе, и вообще, подальше от всех. Пески были хорошим местом для Хонсу: они бесстрастно терпели порождаемый им ветер, а ночью над ними раскидывались звезды, сопровождаемые Луной. Даже спустя всю длинную божественную жизнь ночное небо оставалось самой красивой для взора Хонсу картиной. Он маялся и тосковал, не желая признавать, что испытывает не гнев на глупца-Марка, а скуку от безделья. Не утешал ни визит в Карнак – собственный храм, вопреки обычному мрачному удовлетворению от того, что все еще величественен, а иногда даже люден, пусть это были лишь туристы, вызывал обиду: он забыт! оставлен всеми! отвержен! – ни незримое присутствие на улицах Каира, где все напоминало о том, что еще недавно рядом был тот, кто исполнит любой приказ. Пусть не всегда рядом, но определенно был. Постепенно, находясь среди старых городов, Хонсу и мыслями возвращался к старым же временам. Припомнил, как развлекались боги раньше. Ветром гуляя мимо их изваяний, он вспоминал охоту, что любила Хатор, неизменно заканчивающуюся праздником, долгие беседы с Хехом – его голос, ни мужской, ни женский, как и весь его облик, был по-своему красив – бои ради забавы со множеством таких же юных, как сам Хонсу, божеств, от Маахеса, сына Баст и слуги Маат, до Айхи, сына Хатор. Не только бои, но и совместные путешествия, игры, когда каждый из них прятал в песках сокровище и предлагал другим найти его – или понаблюдать, как над загадками бьются ловцы удачи из числа смертных. Немало сокровищ все еще оставалось в пустыне ненайденными, забытыми, оставленными за ненадобностью. Когда-то Хонсу здорово развлекался, ища ответ на чужие загадки. Иронично, что скарабей, за которым охотился Марк по приказу Хонсу, тоже был однажды спрятан как подарок для искателя сокровищ. Скарабея из развлечения выкрали у создавшего его жреца, последователя Амет, мечтавшего возродить свою богиню, и как раз Маахес прятал его и рисовал свою загадку на стенах храма. Хонсу даже с некоторой нежностью вспомнил Отца Загадок. Маахес остался в памяти людей как Сфинкс, задающий путникам вопросы и карающий за неверные ответы. Близость к Маат, принимающей в качестве ответа только чистую истину, сделала Маахеса несколько… суровым к путникам, по мнению Хонсу. Загадка про скарабея была не единственной, которую оставил будущим ловцам удачи Маахес. Сразу несколько барельефов начинались с фигуры с головой льва, ножами в руках и короной пшент на голове: Маахес был рожден в период объединения Египта, чем очень гордился и подчеркивал. Часть иероглифов стерло время, Хонсу отбросил загадку с нижнего барельефа: она была почти до гладкого камня заполирована многочисленными наводнениями, случавшимися время от времени. Но вот загадка в самом верху… Маахес словно писал ее для Хонсу: следовало вспомнить древние названия созвездий и звезд, дождаться определенной фазы Луны и пуститься в путь ночью… На решение потребовалось больше суток, но Хонсу не сдавался никогда. И вот, Хонсу, одинокий и все еще в смятении после всего произошедшего, но полный азарта и радости от найденного ответа, отправился в пустыню, где в песках тут и там все еще покоятся ненайденные сокровища прошлого, окруженные хитроумными ловушками. Которые, как оказалось, ловят не только людей. Стеклянные глаза, истратив запас вложенного в них заклятия, разом потускнели и покрылись сетью трещин. Хонсу рухнул на колени, с ужасом чувствуя, что меняется. Что уменьшается в росте, что пропадает из рук посох, что одежды превращаются в те самые, что он носил в последний день присутствия на празднике Опет в Карнаке. Последней проявилась коса, мягко мазнув по лбу и спадая на правый глаз. Хонсу поднял ладони к лицу, коснулся себя. Он весь, от макушки до подошв сандалий, был человеком, и, что самое страшное, не мог превратиться обратно. То, что с ним случилось, было не просто подлостью Маахеса, это было ловушкой, приготовленной для богов, ведь дальше следовало идти только человеком, и Маахес позаботился о том, чтобы это условие было исполнено – с прямотой слуги Маат. Хонсу взял себя в руки: может, действительно просто пройти путь до конца, и это заклятие рассеется? Он внимательно осмотрел плиты пола, маняще прямо ведущие его к цели. И действительно, по краям была едва заметна резьба: зубы Апопа. Под плитами, легко теряющими опору, ждали колья. Возможно, все еще остро заточенные, даже спустя время. Хонсу нашел иной путь, по узкому каменному карнизу по краю, только по плиткам, обозначенным звездами, как и было сказано в тексте: звезды приведут тебя… Что ж, может, Маахес был не так уж неправ – так было даже интереснее. Хонсу на мгновение оступился и вынужден был опереться на плиту пола. Та опасно закачалась, и он поспешил снова довериться своей “звездной” тропе. В конце его ожидал триптих с изображением сцен из древней жизни. Хонсу уже знал ответ: сокровище следовало искать там, “откуда видят лишь боги” – за камнем, на котором был выбит многорукий диск Ра, солнца, с высоты которого могут смотреть только боги. Львиная голова, весьма искусно вырезанная из бирюзы, на другой стороне оборачивалась человеческим лицом – портрет самого Маахеса. Разгадка и награда искателю. Полностью бесполезный с точки зрения превращения обратно в человека кусочек камня. Хонсу заглянул за камень-тайник: ничего. Никаких признаков, что где-то есть вещь или что-то, разрушающее заклинание, запечатавшее Хонсу в человеческой форме. Он невольно сделал шаг назад. Нет-нет-нет! Должен быть выход! Зал заполнялся светом, первый луч упал на диск Ра и словно растекся по лучам-ладоням. Хонсу обернулся на восток. Хотелось бы верить, что здесь есть вода: Маахес был еще и богом испепеляющей жары. Конечно, его тело было не до конца обычным, но все же человеческим настолько, чтобы ему требовалась вода, пища и сон, оно знало усталость и чувствовало боль. В этом, в конце концов, был его смысл! Хонсу сел на пол и привалился спиной к колонне. Маахес смотрел бесстрастно обоими своими лицами. В камне даже было отверстие: предполагалось, что нашедший его станет использовать как амулет. Все это было прекрасно, но не помогало Хонсу освободиться. Ситуация осложнялась еще и тем, что в день своего ухода боги заключили соглашение, вложив каждый свою силу в то, чтобы запретить богам принимать человеческую форму, ограничивая тем самым в возможностях: все, что делалось в мире людей отныне должно было делаться руками аватаров – если эти самые аватары соглашались исполнить волю бога. Наверняка боги уже в курсе произошедшего с Хонсу, по нынешним меркам это сильная магия, практически взрыв в тишине, да вот незадача: те, кому могло быть дело до произошедшего, прямо сейчас по милости последователей Амет существовали без аватаров, и вряд ли в ближайшие часы их найдут! Хонсу бы, пожалуй, предпочел бы сейчас даже заключение в статуэтку-ушебти, из такой его уже освобождали. Он выдохнул сквозь зубы: опрометчивость слишком дорого ему стоила. Явившись сюда в одиночестве и с пустыми руками, пренебрежительно отнесясь к ловушкам Маахеса, Хонсу жестоко поплатился, поставив под угрозу собственную жизнь. Даже одежда на нем не годилась для обратного путешествия через пустыню, не говоря уж о том, что вокруг был современный мир, а на нем пальмовые сандалии! Гнев внутри бесплодной попыткой породить ветер ударился в ребра. На мгновение возникло желание швырнуть бесполезный кусок бирюзы с портретом проклятого Сфинкса-Маахеса, но делать этого было нельзя: кто знает, не пригодится ли он для исцеления. Хонсу обошел триптих еще раз, но ни других тайников, ни знаков, указывающих на новую загадку, не нашел. Луч света тем временем сполз с солнечного диска на барельефе и теперь светил в лицо фараону. Хорошо, нужно было признать: он попался. Оказался один в ситуации, хуже которой сложно представить. Все, что он мог сделать – пока еще мог, неизвестно, сколько еще у него будут сохраняться хоть какие-то крупицы божественной силы – это обратиться к своему аватару. С которым все было как никогда сложно. Хонсу в голос выдохнул – да, кстати, голос теперь куда менее впечатляющий, разумеется. Он прикрыл глаза. Исходить он будет из того, что Марк выслушает его всего один раз. И это должно пройти лучше, чем суд над Хэрроу. – Марк! Хорошая новость: его услышали. Плохая – у руля снова был идио… Стивен. – Что? Нет, это еще что такое?! – Стивен уронил что-то и едва не свалился сам. Должно быть, так люди ощущают разговор по телефону: звук есть, но перед глазами только что, что здесь и сейчас. – Кто здесь? – Стивен? Хорошо, выслушай меня и передай Марку. – Кто ты такой?! – Я все еще Хонсу, если ты не успел стать ничьим еще аватаром, – Хонсу сжал кулаки. Не стоило ссориться даже со Стивеном, если он хотел получить помощь. – Хонсу? – голос сменился. Марк взял дело в свои руки. – Во-первых, мы больше не служим тебе. А во-вторых, что у тебя с голосом? – Я… заключен в смертную форму, я в ловушке. Я посреди пустыни, и я умру здесь, если ты мне не поможешь! Марк молчал. Наверняка они вели диалог со Стивеном внутри. Хотелось бы верить именно в это, а не в то, что Марк просто пытается его игнорировать. Тишина затягивалась, и Хонсу подал голос еще раз. – Я лишен всех сил, и мне больше не к кому обратиться. Марк? – Как ты сейчас говоришь со мной, если лишился сил? Если я больше не аватар? – Мы все равно остаемся связанными… В определенной степени, – примерно на одну треть, закончил про себя Хонсу. – Мне нужно подумать. – Марк! Хотя бы выслушай и запомни, где я. На случай, если я больше не смогу с тобой связаться, – к концу голос совершенно самостоятельно и правдоподобно упал. На то, чтобы вложить в сознание Марка путь к месту, откуда его нужно спасать, Хонсу истратил почти все силы. – Это там, где я думаю? – некстати снова прорезался Стивен. – Долина Царей? Нет, это еще дальше от Луксора, как ты туда попал? – Я буду ждать тебя три дня. А после попытаюсь выйти сам, даже если это меня убьет. Хонсу остался один в тишине. Больше он не чувствовал ничего, кроме человеческой жажды. Самое главное сделано, дальше оставалось только ждать. Трех дней хватит и на споры Марка со Стивеном, и на дорогу. Хонсу не мог не думать о том, что Марк может просто решить не делать ничего… Тогда, возможно, Джейк посчитает, что жизнь его божества важнее, чем запрет на раскрытие тайны своего существования. Но это был крайний и очень нежелательный вариант. Хонсу не сдавался никогда – таков был его выбор. Если на исходе третьего дня он все еще будет здесь один, что ж, он отлично ориентируется по звездам, и у него есть шанс добраться если не до Луксора, то хотя бы до Долины Царей – там могут быть туристы. Оставалось надеяться, что смертному слабому телу хватит сил на путешествие без воды и пищи. Марк пришел на исходе второго дня. К этому времени Хонсу уже целиком разрушил весь пол из качающихся плит, едва не угодив в ловушку, исследовал каждый камень, из которого был сложен этот маленький храм, сбил локти, застряв в узком коридоре, и наконец, порвал сандалию, оставшись босиком. Его мучила жажда, обезвоживание и истощение подступали головокружением, слабостью и апатией. Только обретя способность физически страдать, вспоминаешь, почему люди так одержимы плотскими страстями… Марк, вооруженный и замотанный в платок, вошел в зал медленно, держа наготове короткий автомат. – Марк? Стой! – Хонсу в один прыжок скрылся за колонной, потому что Марк от неожиданности вскинул оружие. – Выходи! Выходи, или я буду стрелять! Погоди-погоди, Марк, помнишь, вопросы? Хонсу, – это уже Стивен, – если это и правда ты, скажи что-нибудь, о чем никто больше не знает. – Ты… Марк пришел ко мне, умирая. Он был полон боли и не хотел жить. Я предложил ему, лежащему у подножия моей статуи, стать моим Рыцарем… – Нет-нет, подожди, это уже не такой уж большой секрет. Это видел Хэрроу, когда пытался судить нас, это знала Амет от него, может, и кто-то другой тоже знал. Что-то еще? Хонсу задумался. – Хм. Марк? Помнишь Мадагаскар? Ночь низкой Луны, первая в твоем служении мне. Ты тогда по моему приказу уничтожил группу наркоторговцев. Мы стояли на крыше, и ты сказал, что ощущаешь полную силу костюма и мое присутствие. Я помню твои руки… – Да, да, я вспомнил! Стивен, это он. Марк, подожди, что там было? Ничего, я все вспомнил, это он, Стивен. Хонсу, выходи. Давай, выходи, – Марк не давал Стивену и слова вставить. Хонсу вынужден был подчиниться. Марк, несмотря на то, что снаружи проникал свет, включил дополнительный фонарик. – Х-Хонсу?.. Это ты? Это – ты? Хонсу закатил глаза. Да, наверное, увидеть могучее некогда божество в одной юбке бывшего белого цвета, было, мягко говоря, неожиданно. Особенно если только что вспоминал совсем иного Хонсу, величественного на фоне слишком большой Луны, отливающей багрянцем. Марк тогда стоял так близко, и Хонсу положил ему руку на плечо – жест одобрения, жест благословения. Марк, подчиняясь благоговейному порыву, качнулся навстречу, прижимаясь щекой к руке бога, целуя через маску тыльную сторону ладони… Марк тогда испугался и отступил первым. Сбросил с себя объятия Хонсу, буквально сбежал прямо по крышам, на улочки, в свою съемную комнатку. Хонсу не преследовал. В конце концов, их миссия была окончена. А грызущее желание близости с божеством будет запрятано подальше – прямиком в сидящего в тех же глубинах подсознания Джейка. Вот уж кто ничего и никого не боялся… Стивен все не унимался: – Я же говорил, что нужно взять одежду. Древнеегипетская молодежная мода непрактичная, хех… И давай мы уберем это, да? Здесь ничто не угрожает, – Стивен торопливо отставил оружие в сторону и принялся копаться в рюкзаке. Для Хонсу они привезли мягкие штаны, футболку, худи и кроссовки. Все принадлежало Марку, а потому едва держалось на худом Хонсу. Марк торопливо отвернулся, когда Хонсу закончил переодевание и обратил на Марка взгляд. Значит, смотрел? Хонсу хмыкнул и направился к выходу. – Идем. Надеюсь, ты на машине, а не на верблюдах. – Стоп-стоп, – Марк чувствительно тряхнул его за плечо, и тут же отдернул руку, словно удивившись разнице силы. – Давай-ка ты сперва расскажешь, как здесь оказался. – Марк, я в смертном теле в сердце пустыни два дня, без воды, пищи и сна. Мой рассказ прямо здесь и сейчас ничего не изменит. – Марк, давай и правда отсюда уедем. Хонсу указал на Стивена, кивая: вот, двое против одного, решение принято. К счастью, Марк был на машине, и даже с запасом воды. Божественные пиры с самыми изысканными напитками меркли в памяти в сравнении с первыми глотками теплой воды из пластиковой бутылки. Пытаясь отдышаться, Хонсу плеснул воды на ладонь, растирая пыль мокрыми полосами по лицу. Марк странно смотрел на него, а столкнувшись вглядом, отвел глаза, бросив в сторону: — Давай помогу. Умываться двумя руками было действительно куда удобнее. Трясясь на пыльном джипе по каменистой долине, Хонсу все же начал рассказывать. О загадках Маахеса, о своем путешествии и о ловушке. – То есть, ты просто неудачно сыграл в Лару Крофт? – Хонсу следил за человеческой культурой и даже смог отшутиться. – Хорошо, что не в Мумию, хм? Марк усмехнулся, покачав головой. – Ну прекрасно, а теперь у меня в машине парень без документов и личности, который к тому же понятия не имеет, как ему вернуть свое божественное могущество. Знаешь, я надеялся, что ты не побеспокоишь меня, м-м, хотя бы какое-то время. – О, ну уж извини, что предпочел не умирать из уважения к твоему прошлому служению, Марк Спектор! Хонсу отвернулся, сложив руки на груди. – Ты действительно не знаешь, как все вернуть? Хонсу покачал головой. Марк тяжело вздохнул. *** – Еда, вода и постель! Не думал, что простые человеческие радости могут доставить столько счастья! – Хонсу с удовольствием растянулся на невероятно мягкой – по сравнению с храмовыми камнями – постели. – Пожалуйста, – саркастично ухмыльнулся Марк. – Отоспись, а завтра мы все обговорим и подумаем, как тебе помочь. Марк закрыл дверь в другую комнату. Хонсу выключил свет и накинул одеяло. Сквозь неплотные занавески пробивался свет города. Хонсу отключился мгновенно, все-таки слишком много свалилось на его смертное обличье за последние два дня... – М-м-м! – он закричал бы, если бы ему не зажимали рот. Лунный свет обрисовывал силуэт Ма… Джейка. Хонсу прекратил отбиваться. – Джейк! Джейк молча всматривался в лицо Хонсу, руками шаря по плечам. – Во-от оно что, – полубезумно улыбаясь, Джейк припал к шее Хонсу, вдыхая запах. – Вот как выглядит мое божество… для бессмертных. Джейк стиснул его в объятиях, как ему нравилось делать раньше. Вот только… – Дж…ей!.. – Хонсу едва дотянулся до затылка Джейка, хватая привычным движением за волосы — но сейчас попытке оторвать от себя. – Не так… сильно! Джейк тряхнул головой, немного приходя в себя. Он приподнял Хонсу, крепко держа его за плечи. – Почему Марк? А как же верный аватар, как же приходить во снах? О, Джейк и его ревность. – И как ты себе это представляешь? Я бы рассказал все это тебе, а кто бы донес это до них? Ты? – Я мог бы сделать все сам! – Да, и они, конечно же, не заметили бы, что на неделю выпали из жизни! Джейк, нет! – Хонсу схватил Джейка за запястье. Тот тянул за ворот футболки, грозя порвать. Хонсу поймал взгляд Джейка и медленно покачал головой. Тот зарычал, но ворот отпустил, тут же подминая Хонсу под себя, прижимая всем весом к постели. Хонсу отвечал. Запрокидывал голову, обнимал в ответ. Человеческое тело ощущало Джейка совсем иначе. Более приземленно, более горячо. – Нет! Никаких следов! – Хонсу стукнул кулаком Джейка, который, задрав на нем футболку, припал к ключице. – Здесь не видно, мое небо. Я надеюсь, ты не собираешься раздеваться перед Марком? – Джейк и не подумал останавливаться, оставляя новые следы на ребрах и… Хонсу зажал ладонью рот: Джейк поставил засос-укус на внутренней стороне бедра. – Почему именно такая внешность? – Джейк совершенно неуважительно вертел Хонсу, взяв за лицо. – Такие в древнем Египте были каноны красоты. – Сколько этому телу лет? Мне чувствовать себя педофилом? – Чт… Мне больше лет, чем звездам, которые ты знаешь! Это просто образ цветущей юности. – М-м, и правда цветущей… Так пахнешь… Это специально? – Да, – признал Хонсу. – Это тело создавалось привлекательным. – Мг-м, – Джейк приятно касался губами шеи. – Будь осторожен. Держись рядом с Марком на улицах. – Где же твое благоговение, мой рыцарь? – Вот оно, – Джейк двинул бедрами, нагло ухмыляясь. Он и так не был излишне трепетным, сейчас же с него слетел последний страх перед божеством. Джейк не задумывался, что однажды все вернется, он жил здесь и сейчас, не выпуская из рук сокровище, до которого дорвался. А еще Джейк единственный из всех личностей целовался с открытыми глазами. Грубо, напористо, жадно. – Закрой глаза, Джейк. – Ни. За. Что. Хонсу бы солгал, сказав, что такой Джейк ему не нравится – поверх всей грубости в нем ощущалась неуемная жажда обладания, желание пополам с до странности неторопливыми “прежними” ласками: он целовал Хонсу руки в точности так, как делал это в их прощальную ночь. Джейк также был практически лишен стыдливости перед божеством: – У тебя там салфетки лежали, передай-ка. Джейк развалился по постели, удовлетворенно вздохнув. – Не вздумай отключиться, – Хонсу потряс его за плечо. – М-м, сейчас-сейчас… – Джейк, если ты уснешь здесь, как я буду объяснять Марку утром, что делает со мной в одной постели? Джейк недовольно засопел. Вероятно, только то, что он вообще не хотел, чтобы Марк делил с Хонсу кровать, даже во сне, заставило его послушаться и уйти к себе. Хонсу остался один. Уже засыпая, он подумал, что с Марком ему все же повезло. Утро принесло новые ощущения: еда, даже самая изысканная, во времена, когда Хонсу ее последний раз ел, была несоизмеримо иной. Хонсу быстро справился с современной вилкой, и теперь разбирал, что именно было у него в порции. Марк с завтраком закончил быстрее, и теперь болтал стаканом с кофе, который Хонсу тоже пробовал впервые: удивительно, что, живя так близко к родине кофе, египтяне не только не переняли, но и даже не знали о таком напитке. – Скучал? По еде, по всему этому? – Хм. По вкусу еды и наслаждению, которое она дает, но не по жажде и голоду, которые испытывает тело. Марк покивал. – Появились идеи насчет возвращения к… себе? Хонсу оторвался от еды: – Нам нужно в Карнак. Обратно к загадкам Сфинкса. Любая его загадка имеет… – Двойное дно, да, – перебил его Стивен. – Ого, это должно быть интересно! Да уж, интересно. Хонсу провел много часов, думая, где искать разгадку. Ему требовалось еще раз посмотреть на барельеф. И если от Стивена в этом будет хоть какой-то толк, отказываться он не станет. – Кстати, – невинно поинтересовался Хонсу, – а почему вы не привезли с собой Лейлу? Она ведь египтолог, могла бы помочь? – Не втягивай ее в это, – Марк агрессивно ткнул указательным пальцем в сторону Хонсу. – Ее все это не касается. – О, то есть, она не в курсе, что ты здесь? Как это было в духе Марка: делать то же самое, надеясь, что на этот раз все получится по-другому. – Тебе надо побриться целиком, эта твоя, эм, прическа привлекает слишком много внимания, – Марк предпочел сменить тему. – Ну уж нет. Я не буду ходить лысым. Могу заплетать косу назад. И носить, мм, капюшон? – Все равно слишком смело для исламского Египта. – Это уродливо? – Нет, – после паузы признал Марк. – Ладно, просто носи кепку, хорошо? – Хорошо. А ты будь поблизости. На всякий случай. *** Подготовка к поездке напоминала подготовку к археологическим раскопкам: помимо, в общем, обычных для туристов запасов еды и воды, в багажник машины отправились фонарики, веревки, какое-то количество оружия. Стивен был против последнего, но двумя голосами против одного он оказался в меньшинстве. Карнак, как часть Луксора, был наводнен туристами даже среди жаркого дня. Тут и там экскурсоводы на разных языках вещали о том, как древние архитекторы планировали постройки по солнцу, как наводнения стирали иероглифы со стен, какое значение имели те или иные божества для древних египтян. Хонсу старался не слушать. Небольшой храм Маат, по обеим боковым стенам густо исписанный иероглифами, мало кого интересовал. Тут не было никаких архитектурных изысков, способных заинтересовать неспециалиста, а студенты в это время года здесь практику не проходили. Стивен делал фотографии: им предстояло расшифровать надпись в более спокойной обстановке. Хонсу же просто вчитывался, стараясь уловить какой-то скрытый смысл. – Перепиши еще вручную, где ты будешь печатать фото? – Да-да, конечно, сейчас, – Стивен торопливо развернул блокнот горизонтально и стал копировать символы. – Это “нмах”, поправь, – Хонсу стоял за плечом у Стивена и следил, чтобы все было переписано в точности. Стивен, надо признать, был неплох в древнеегипетской письменности, ему разве что не хватало практики, и многие знаки он писал неправильно с точки зрения начертания, но это сейчас было неважно. – И ты все это можешь прочесть? – заметно было, что Стивен давно хотел задать этот вопрос. – Считай это моим родным языком, – Хонсу смотрел свысока на сидящего прямо на полу Стивена – точно в позе древнеегипетского писца. Стивену, конечно, не хватало знаний для полноценной расшифровки. Его познания, пусть и весьма глубокие, были любительскими, соответствующего образования ни он, ни Марк не получали. Хонсу промолчал насчет того, что здесь пригодилась бы Лейла – у нее-то как раз профильное образование было, подкрепленное практикой с отцом и опытом, связанным с определением подлинности артефактов на черном рынке. Хонсу переводил начертанное. Сперва целиком, потом по одному знаку. Стивен делал пометки в записях. Слабая надежда, что Маахес оставил подсказки где-то рядом на стенах храма, таяла по мере того, как Хонсу их осматривал: другие надписи не имели отношения к загадкам, и это подтверждалось рамкой, в которую был заключен текст: единая область, которую можно было принять за текст молитвы. – Уже поздно. Давайте продолжим из дома, мы все равно уже сфотографировали все, что можно было, – Стивен сдался первым. Хонсу, честно говоря, держался уже из последних сил и упрямства. Устал он ничуть не меньше. Его тело было выносливым, но все же человеческим. Ночной город шумел. Ночью он напоминал себя многотысячелетней давности – только в тысячу раз больше и освещеннее. А вот люди были те же самые. Хонсу вдруг захотелось оказаться там, среди них, как бывало раньше. Услышать их музыку, смех, разговоры. Наверняка принципиально не изменилось ничего, люди все так же любили, ругали “фараона”, ненавидели очередных соседей. Как могли боги покинуть их? Марк затормозил у отеля, где они остановились. – Все в порядке? – Да, – Хонсу рассеянно кивнул. – Все в порядке. Все действительно было в порядке, таком же, как и всегда. Совет Хонсу насчет переписывания иероглифов был как нельзя кстати: принтер в отеле не работал. Марк безразлично перелистал записи – он интересовался Египтом не слишком сильно, этот интерес принадлежал в первую очередь Стивену. – И как ты собираешься гадать? – Так же, как в первый раз, – пожал плечом Хонсу. – А если разгадки не окажется? – Тогда меня ждет человеческая жизнь. Последняя на моем веку, – Хонсу думал об этом, и ему было страшно. Сам факт смертности не пугал, Хонсу смирился с тем, что боги смертны, очень давно – но жить человеком? Хрупким, слабым? У которого могут болеть, например, плечи от целого дня с рюкзаком? И не тысячи лет, а совсем короткие по его меркам семьдесят? Восемьдесят? Одряхлеть, а то и потерять разум в конце? Хонсу-врачеватель видел таких, которым не могло помочь его искусство, людей ведь нельзя излечить от старости. В ванной шумела вода. Хонсу хотелось бы сейчас купальню с молоком и цветами лотоса, тонкие льняные одежды и прохладный напиток. Но было только: – Хонсу, ванная свободна. По привычке после омовения обмотав вокруг бедер кусок ткани – полотенце – Хонсу вышел из ванной, думая о том, что средства по уходу за собой стали куда приятнее. – Mi cielo*, какой вид! Джейк подхватил Хонсу на руки. – Побольше уважения, смертный! – А то что? – Джейк навис над брошенным на постель Хонсу, удерживая его одной рукой сразу за оба запястья. – М-м, мне все меньше нравится идея возвращать тебе божественную сущность, – Джейк говорил уже куда-то в ключицы. – Я запру детсад на замок, и мы с тобой… Хонсу высвободил руку и оттянул Джейкову голову за волосы на затылке. Тот зашипел, но всерьез не сопротивлялся. – Я защищаю путников ночи. Я дал слово Марку и Стивену. Нет. Мне нужно вернуть свои силы обратно. – Божественное… моджо, да? Я видел в одном фильме, Марк смотрел. Да, Джейк видел все, что происходило в жизни Марка и Стивена, он не спал, если они не спали, всегда находился наготове, и ему не требовалось, чтобы тот, кто был “у руля” сейчас, засыпал, чтобы перехватить управление, он просто вступал в дело при необходимости и отступал в тень, когда считал, что его работа сделана. Так он поступил, когда Стивен вздумал отдать скарабея Артуру, или когда Артур поверг Марка и стал забирать его силу (во втором случае Джейк очень удачно остановился, оставив Хэрроу в живых). Джейк недвусмысленно скользил руками по телу Хонсу. Тот потянулся: касания будоражили чувства, но… – Я устал настолько, что едва шевелюсь. Джейк разочарованно, но понятливо устроился рядом. – Вот что, завтра у детсада выходной, – и прежде, чем Хонсу успел возразить, Джейк развил мысль. – Перегрелись от умственной и физической нагрузки, провалялись в полусне денек с лихорадкой. Нужное состояние я обеспечу. – Ну конечно, Марк свалился с лихорадкой, а я нет? – И ты проваляешься. Ты же подыграешь мне, мое небо? – Джейк пальцем за подбородок поднял лицо Хонсу к себе. Хонсу улыбнулся: – Они ничего не должны понять. – Я обещаю. Засыпал Джейк так же, как просыпался: одномоментно. У него не было никаких душевных терзаний или мыслей, которые мешали бы уснуть, он вообще был приземленным и простым человеком простых удовольствий: еда, сон, драка. Хонсу – то единственное необычное, что Джейк хотел. Утром Марк и впрямь смотрелся так себе. У него были красные глаза и вообще помятый вид. Хонсу встретил его, выйдя из душа, и едва не забыл сделать несчастное лицо. – Кажется, мы вчера перегрелись. – Странно, раньше я несколько дней мог провести в пустыне. – Последний раз ты несколько дней в пустыне провел лет семь назад, Марк, – Хонсу слабо улыбнулся. – Что уж говорить про меня. – Ну да, не молодею, – Марк, судя по всему, поверил Хонсу. – Я, пожалуй, пойду еще вздремну. – Да, я тоже. Уснуть Хонсу не удалось – Джейк буквально накрыл его собой. – Дж-йк, ты собирался… – Я все купил еще утром, пока ты крепко спал. Хонсу окончательно проснулся. Джейк не был невинен – хотя бы потому, что присутствовал при Марке постоянно. Хонсу изогнулся под наглыми горячими ладонями. Джейк стиснул его за ребра и прикусил мочку уха: – Сколько их у тебя было? Только я могу перечислить четырех. Амет, – укус за ухом. – Хатор, – пострадала ключица, Джейк поразительно сочетал грубость и страсть. – Хэрроу, – он прихватил сосок. – Марк… – С Марком ничего не было! – Хонсу рассмеялся с придыханием. – Только потому, что он струсил! А другие, а? – в голосе Джейка не было настоящей злости, но ревность плескала через край. Хонсу зарылся пальцами Джейку в волосы, цепляя ногтями кожу: – Мы говорить собрались? – и тут же болезненно цыкнул, пытаясь справиться с проникновением. Джейк с процессом был знаком только теоретически, в отличие от Хонсу, и тот тяжело дышал, не желая осаживать. – Н-не так сильно, это тело чувствует боль сполна, помнишь? Не то, чтобы это Джейка хоть сколь-нибудь останавливало. Пожалуй, сейчас Хонсу жалел о том, что это нельзя будет повторить потом, когда он вернется к своей прежней форме. Джейк ощущался невероятно хорошо – Хонсу даже на мгновение отключился от избытка ощущений. *** – Как ты живешь с таким темпераментом? – В вечном спермотоксикозе, – хохотнул Джейк, вытирая салфетками разомлевшего Хонсу. – У одного страх перед, хех, сеньоритас, у другого вообще жена, с которой он не живет. Джейк скатал салфетки в комок и выудил из пакета с аптечным логотипом сигареты. Хонсу упрекал Джейка, что курение даром не проходит, но Джейк неизменно зубоскалил: – Костюм все вылечит. Вот и сейчас Джейк, не заморачиваясь, дымил в открытое окно – пожарными сигнализациями этот отель обременен не был. – Марк так ни разу и не заметил запаха сигарет? – Он привык закрывать глаза на многие вещи, – Джейк выдохнул дым. – Божествам не предлагаю. Хонсу скривился: – Вредные привычки оставь при себе. Джейк одинаково жадно купался в крови, трахался и ел. Хонсу смотрел, как он поглощает невероятно острые куски мяса в панировке и вдруг сказал вслух: – Ты лучший из моих Рыцарей. Джейк перестал жевать. – Я надеюсь умереть за тебя, мое небо. К вечеру у Хонсу и правда было такое чувство, будто он весь день валялся с лихорадкой. Джейк его вымотал, и эта усталость, растекающаяся по телу, примиряла даже с полным отсутствием привычного могущества. – Может, не торопиться с возвращением моджо? – Джейк опирался на локоть и смотрел сверху на разлегшегося по белой простыне золотистого Хонсу. – Еще немного, и я усомнюсь в твоей верности моим интересам. – Ну что ты, мое небо, – в моменты выражения искренних чувств Джейк утыкался Хонсу в бок, пряча лицо, подставляя загривок под ладонь. – Джейк, тебе придется уйти в другую спальню. Джейк недовольно поворочался с боку на бок, но все же ушел, тяжело ступая. Через пару минут он появился на пороге спальни Хонсу, держа в руках пару мокрых полотенец. – Вот, – Джейк отдал одно Хонсу. – За ночь высохнет достаточно, чтобы сымитировать, что вы с Марком спасались этим от температуры. Джейк поймал ладонь Хонсу и благоговейно поднес к губам. – Хороших снов, мое небо. Наутро Марк выглядел так, что вызвал у Хонсу серьезные опасения. Хонсу прижимал собственное полотенце ко лбу и натягивал ворот футболки повыше – Джейк много себе позволил. – Хонсу? Сколько я спал? – Немногим дольше, чем я. Мы вчера уснули почти одновременно, и я вот только недавно встал. Марк потер лицо ладонями и наклонился из стороны в сторону, щелкая суставами. – Сегодня все же надо поработать над, – он помахал рукой в воздухе, – ситуацией. Над загадкой Маахеса думали со Стивеном. Тот пословно записал текст, который теперь постепенно обрастал вариантами перевода. Иератика, которой частично была записана загадка, позволяла вольно толковать не только отдельные слова, но и их сочетания, и даже целые предложения. Они перебирали варианты переводов, пытаясь составить логические цепочки, при этом отличные от того, что Хонсу уже разгадал. – Вот здесь, если перевести это не как “солнце”, а как “время”, то получится: “от человеческого времени”, чушь какая-то, – Стивен откинулся на спинке стула и потер глаза. Они сидели над переводом целый день, и пока ни на шаг не продвинулись к разгадке. Текст не поддавался. Не давала разгадок и голова Маахеса из бирюзы. Хонсу иногда вглядывался в резное лицо, и ему казалось, что Маахес изображен не бесстрастным, как требовал канон того времени, а насмешливым, что скульптор запечатлел момент как раз перед тем, как правильные черты исказит смех – издевательский и громкий. Однако разбивать амулет все еще не спешил. Они просидели до утреннего призыва муэдзина. – Половина четвертого. У меня уже не мозги, а пудинг, – пожаловался Стивен. – Да, – рассеянно отозвался Хонсу. — На сегодня эта крепость сдержала нашу осаду. – Чтоб ты иссох от жажды в полях тростника, проклятый Видящий впереди, – Хонсу выругался на древнеегипетском. – Ого, – Марка было удобно отличать от Стивена по акценту, и сейчас изумился именно Марк. – Это так звучало тогда? – Я уже читал тебе надписи… Ах да, сразу с переводом на английский, конечно. Марк отвернулся. Хонсу читал ему надписи – когда это нужно было, и для развлечения. В одну из ночей в Нубии Марк нашел приют среди руин древнего храма, и Хонсу прочел ему надпись с плиты, молитву к Хатшепсут. Марк никогда не читал молитв к Хонсу, он даже не интересовался, как те звучали. Хонсу душераздирающе зевнул, потирая затекшую шею. – Эй, что это? – Стивен потянулся к вороту футболки Хонсу. Тот спешно натянул ее обратно и отступил. – Где? Ничего. – Вот, у тебя тут, – Стивен всматривался, будто через ткань хотел увидеть отметину на коже. – Ничего, я же сказал. Не трогай меня, смертный! – Хонсу повысил голос. – Ладно, ладно, хорошо. Ты в порядке? – окрик заставил Стивена отшатнуться, поднимая руки. – В полном, – прошипел Хонсу. – Разве что мечтаю помыться и поспать. Джейк не преминул прийти на короткое время: – Я хочу услышать твой голос. Скажи что-нибудь на древнеегипетском, mi cielo. – Иди спать и дай поспать мне, воин, – устало ответил Хонсу, впрочем, выполняя просьбу о языке, на котором это было сказано. Как же не хотелось засыпать одному – но как же невозможно было бы сочинить правдоподобное объяснение для Марка утром. Джейк на прощание целовал Хонсу руки, стоя на коленях. Утром они продолжили. Приезжала доставка еды, шло солнце по небосводу, раздавался призыв муэдзина. Хонсу смотрел на листы на столе: они переписали иероглифы крупно и разложили, чтобы видеть сразу всю картину. Хонсу встал. Поставил стакан с кофе на стол, может, резче, чем следовало. – Покажи фото, – он требовательно протянул руку с раскрытой ладонью. Помешкав несколько секунд, Стивен вложил в нее телефон с открытой галереей. Хонсу присмотрелся, перевернул, увеличил. – Это не “нефр”. – Что? – Стивен попытался сфокусироваться на том, куда указывал Хонсу. – Это не “нефр”, это “анкх”, начало строки, просто перевернутый. Эту надпись надо читать в две стороны! – Это палиндром! – Стивен вскочил и с грохотом поволок стул на другую сторону стола, где Хонсу водил пальцем по строкам: – Не совсем палиндром, здесь просто есть слова, которые написаны в другую сторону, это называлось “зеркальная истина”, так записывались тексты, которые Маат… Не важно, – Хонсу было не до лингвистических экскурсов. – Мне нужно зеркало! Хонсу повелительно махнул рукой, и Марк – он действовал быстрее Стивена – быстрым шагом отправился в ванную за требуемым. Хонсу установил Марка с зеркалом в руках так, чтобы видеть, и стал читать. Он успокоился и воспрял духом; его голос звучал неторопливо, почти величественно. – И что это значит? – Стивен вытягивал шею, глядя на Хонсу из-за зеркала. – Там сказано, что нужно сделать? – Не совсем напрямую, но первые идеи у меня уже есть, – Хонсу взял блокнот и ручку и стал переписывать символы. – Держи зеркало ровнее. Новый текст был, разумеется, не прямой инструкцией к исполнению, и в нем оставались спорные места, однако дело сдвинулось с мертвой точки. – Там есть еще один храм? “Сокрытый в песке”, серьезно? – Так сказано в тексте: “там, где он может видеть впереди”, это будет понятно на месте, наверняка есть потайной вход. – Умели же развлекаться без интернета, – протянул Стивен. – Когда живешь так долго, становится скучно. – М-м, – иронично-понятливо поддакнул Марк. Он собирал рюкзак: те же веревки, фонарики, вода – и отрицаемое Стивеном оружие. – Мы же никого не встретили там в прошлый раз! – напоминал Стивен. – Не думай, что в этот раз все будет так же! – возражал Марк. Для второго этапа приключения фаза Луны была не важна, но было важно, чтобы она “не видела” – то есть, не находилась на небе в это время. Хонсу нетерпеливо ерзал по сиденью: неужели его освобождение было близко? Вход в храм стоял все там же, неприметный, никак не отличающийся от десятка таких же, разбросанных по Долине Царей и вокруг нее. Хонсу вступил под своды, но ничего не произошло: растрескавшиеся стеклянные глаза были пусты и бессильны. Радужки глаз располагались не посередине, а были скошены в сторону: теперь понятно было, насколько это важно. – Встань сюда, – Хонсу велел Марку встать под фреску. – И смотри туда же, куда и он. Левее. Нет, слишком. Стоп. Что ты видишь? – Просто блок в стене, – Марк указал конкретный. – Хм, посмотрим, – Хонсу осветил фонариком стену. Высеченные в камне линии здесь, у входа, несколько стерлись временем, но были еще различимы. Хонсу внимательно смотрел. То, что сперва показалось выбоиной в песчанике, было на деле отметиной: довольно точным отражением резного портрета Маахеса. – Вот, здесь, – Хонсу надавил на блок, но ничего не произошло. – Может, механизм заклинило? За столько лет? – Нет, дело не в этом, – Хонсу искал дальше. Вложить портрет Маахеса в выемку помогло, блок с шорохом слегка ушел в стену. Хонсу уперся ладонями. Марк тоже навалился на плиту, и та наконец сдвинулась на достаточную для прохода ширину. Открылся коридор, покрытый иероглифической резьбой. Хонсу на всякий случай вынул изображение Маахеса из стены и поспешил вглубь. – Здесь что-то важное, что нам нужно знать? – Стивен крутил головой, рассматривая надписи. – Вот это место было в загадке. Про хозяина мертвецов. – Что? – Хонсу остановился. – Вот, это переводится как “господин” и “убитый” – получить власть над мертвыми? – Стивен неуверенно опустил руки с блокнотом. – Господин убиенных – титул Маахеса. Он был чем-то вроде бога войны. – Испепеляющая жара, война, что еще? – Гроза и буря. – Отличный набор, – пробормотал Марк. Эти двое отлично взаимодействовали, сменяя друг друга буквально “на лету”. – Эй, а здесь что? Марк, будь добр, пусти меня, когда я пытаюсь рассмотреть. Коридор расширился залом, напоминающим тот, в котором Хонсу добывал “подарок” Маахеса. Основное отличие было в том, что в самом центре, в небольшом углублении, покоился каменный алтарь: львиная пасть скалилась клыками и металлическим колом-языком, все еще острым. – Зал нашей цели. О, Маахес, затейник, – пробормотал Хонсу, читая надписи вокруг. – Нужно принести жертву. Его называли “тот, кто радуется крови”. Я должен напоить его кровью. – Ты? Ты что, должен просто… – Марк показал жестом насаживание на острие, как некогда он уничтожил шакала, гончую Хэрроу. Да уж, вид алтаря намекал, что несколькими каплями дело не обойдется. – Такое под силу только божеству, – Хонсу самодовольно улыбнулся. — Вы, человечки, слишком боитесь смерти. Хонсу направился к ступеням, что сбегали к алтарю. Он ступил на первую, и в тот же момент откуда-то из-под сводов раздался звук смещаемого камня, и сработала ловушка. Сразу несколько железных штырей, заостренных и с обратной насечкой, как гарпуны, обрушились прямо на успевшего сделать два шага Хонсу. Одна из стрел попала точно в цель, пронзая слабую человеческую плоть и пригвождая к полу из мягкого песчаника. Марк, который по наемнической привычке ступал осторожно и неторопливо, под удар не попал: другие “стрелы” с глухим звоном воткнулись в пол слева и справа от Хонсу. – Хонсу! – Марк упал на колени рядом. Хонсу смотрел в потолок, скользя взглядом по рядам символов, по спирали закручивающихся к центру. – Снова ошибся, – он едва говорил, он умирал очевидно и быстро, слишком быстро, слишком глупо, в шаге от разгадки, и Марк даже не мог перенести его на алтарь, чтобы попытаться исполнить изуверскую волю Маахеса: пронзившая Хонсу стрела была слишком толстой, длинной и зазубренной, чтобы можно было хотя бы снять с нее Хонсу живым. – Но зачем здесь? На пороге разгадки?! – Ну видишь, сейчас я просто умру в шаге от своего могущества. Маахеса это знатно повеселило бы… Будь он сам жив, конечно, – Хонсу булькающе засмеялся. – Нет-нет-нет, должен быть выход! – голоса Стивена и Марка смешались в один, он заметался, зажмурился, зажимая глаза ладонями. Быть может, если бы Марк принес себя в жертву пасти Маахеса… Но Хонсу бы даже просить не стал, это выше сил любого смертного, он и сам бы не сделал этого так просто. Маахес знал толк в испытаниях — чтобы вернуть божественную сущность, нужно было быть готовым умереть человеком. Однако кое-кто обладал куда большей смелостью. Или, точнее, полным отсутствием инстинкта самосохранения вкупе с нечеловеческим обожанием. Марк опустил ладони. На Хонсу смотрел Джейк — замерев на одно бесконечное мгновение. Отступил на шаг; Хонсу протянул руку, уже все понимая, но не желая отпускать. – Mi amor, – все еще глядя Хонсу в глаза, Джейк раскинул руки и спиной вперед опрокинул себя в пасть жаждущего крови льва. Чавкающий влажный звук возвестил — Маахес получил свою жертву. Несколько долгих секунд ничего не происходило, а затем Хонсу почувствовал: Маахес напился, и его человеческое тело, живое ушебти, стало распадаться, возвращая привычную божественную форму. Потолки сразу стали казаться ниже, вернулись целиком ощущения – в том числе чувство неотвратимой потери. Хонсу порывом ветра переместился к жертвеннику. Джейк уже не мог даже держать голову, но улыбался окровавленными губами, в уголках которых копилась красная пена, почти счастливо. – Призывай костюм!! – божественный голос гулко наполнил зал, многократно отдаваясь от сводов. – Призывай!.. Джейк уронил голову. Истрепанные и выцветшие, но все же определенно черные ленты появились из-под тела, пропитываясь кровью. Джейк открыл глаза и выгнулся, почти снимаясь с острия. Хонсу неверяще смотрел на очнувшегося и живого Джейка, но поспешил помочь. Он с болезненным выдохом вцепился в плечи Хонсу, когда тот подхватил его на руки, поднимая с алтаря. Костюм был способен залечить даже такие раны, и вскоре Джейк уже вдыхал полной – и целой – грудью. Он повалился на колени к ногам своего божества, “снимая” капюшон и маску, прося поощрения, утешения, благодарности. И Хонсу не мог отказать – возложил ладонь Джейку на затылок, притягивая к себе, позволяя обнять ответно. – А если бы это не сработало? – Тогда меня все равно некому было бы покарать, мое небо, – Джейк тихо засмеялся. – Такого они не смогут не заметить. Но… спасибо, мой рыцарь. Джейк запрокинул голову: – Разве это не стоило жизни моего божества? Хонсу покачал головой – ни возразить, ни согласиться в полной мере он не мог. Джейк поднялся, развел руки в стороны, “снимая” броню и уступая место Стивену, с ужасом ощупывающему грудь. – Что?! Что это было?! Марк, что за прыжок веры?! Хонсу, ты… Ты снова в порядке? Марк? Это был не я. Блэкаут, я отключился. Хонсу, какого черта? Марк, кто сказал “Mi amor”? Я не слышал, ты о чем? Хонсу молчал. Раньше никто из них не слышал, что говорит Джейк. Странно, что его слышал только Стивен – впрочем, в некоторых вещах Стивен соображал быстрее, и ему было не впервой догадываться о том, что… – Марк. Марк, минуту. Кажется, нам предстоит очередной серьезный разговор. Тут, – он коснулся виска, – есть кто-то еще, верно? Хонсу направился к выходу. – Эй, ты куда? Замечательно, конечно, что ты теперь свободен, пожалуйста, кстати! – во время сильного душевного волнения Стивен болтал очень быстро и по-британски неразборчиво. – Но не хочешь ли ты объяснить, что происходит? – Разберитесь сами между собой, – Хонсу было трудно это признать, но ему хотелось побыть одному. Резной портрет Маахеса, оброненный в лужу крови, слепо смотрел в спину уходящему божеству.