Без адресата

Душная ночь не давала Ленинграду уснуть уже который день. Голова, кипевшая от сотен посторонних мыслей и летнего зноя, неприятно гудела. Он часами ворочался в кровати, скинув с себя одеяло, и отсчитывал минуты тихо тикающих настенных часов. И каждый раз Питер возвращался к тому, что посреди ночи оказывался у открытого нараспашку окна за письменным столом с кружкой давно остывшего горького кофе, старательно выводя размашистым прочерком буквы на листе. Писать приходилось о разном: о тревогах и сомнениях, надеждах, свершениях и, конечно же, о переменах. Но от каждого исписанного листа душу пробивало опустошающее осознание, что адресат никогда не прочитает написанное, ведь их переписка неожиданно прервалась больше десяти лет назад. «…Я каждый день читаю газеты, смотрю телевизор и слушаю мнения разных людей в моем окружении. Они волнуются, всех тревожит происходящее, но если я скажу, что мне тоже страшно, то буду не честен с собой… Я чувствую неотвратимость перемен. И у меня странное предчувствие. Ты ведь знаешь, какого это?» Ленинград остановился и, немного поразмыслив, зачеркнул последнее предложение, после чего его взгляд невольно упал на десятки исписанных листов, аккуратной стопкой лежавших на краю стола. Он тихо вздохнул и, прикрыв на секунды глаза, продолжил. «Я не жалуюсь. Я никогда не жаловался, но… Ты знаешь, как быстро я устаю от стабильности, меня утомляет покой и вся эта рутина. Для меня перемены - это глоток свежего воздуха, тот недостающий адреналин в крови. Хорошие они или плохие - я к ним тянусь, такова моя сущность. Да, стоит признать, из меня всегда был плохой реформатор. В последние годы многое изменилось. Меня опьяняет перестройка, завораживают изменения в общественном сознании. Но это предчувствие…» В полумраке Ленинград долго сверлил взглядом бумагу, а его рука вспотела и чуть дрогнула при попытке выразить словами эти необъяснимые чувства. «Дежавю.» Отрывисто закончил он и отложил лист в стопку из десятков подобных неотправленных писем. В последнее время даже в своей любимой квартире с высокими потолками и просторными комнатами ему было невыносимо тесно. Отрытые настежь окна не помогали, сон тоже не шёл, а письма в никуда постепенно теряли свой смысл, переставая быть отдушиной. «Может быть, уже пора избавиться от этой привычки?» В глубокой задумчивости парень по привычке натянул лёгкую куртку и, взяв с тумбочки пачку сигарет, бесшумной тенью покинул свою квартиру. На улице было тихо и безлюдно. Тусклые фонарные столбы горели где-то вдали, а в лицо ударила приятная прохлада. Ленинград часто гулял летними ночами, когда находиться дома наедине со своими мыслями становилось невыносимо. Он остановился под козырьком подъезда, оглядел безлюдную округу и, вытащив из кармана завалявшийся коробок спичек, неспешно закурил, задумчиво взглянув на тлеющую в руках сигарету и, с наслаждением вдохнув едкий дым, стал увлечённо разглядывать затянутое тяжёлыми тучами небо. Последние недели были невыносимо жаркие, отчего приход дождя был особенно желанным и ожидаемым всеми событием. — Наконец-то… На часах — далеко за полночь, тёмные переулки совершенно тихие и пустые, отчего даже неспешные шаги отдавались гулким эхом по округе. Где-то вдали послышался раскат грома и через некоторое время резкий порыв ветра начал как-бы подгонять в спину непрошеного гуляку, заставляя того невольно ускоряться. Но это было приятно: Ленинград зажмурился, слушая этот свист в ушах и грохот словно музыку, ощущая ночную свежесть. Только стоило покинуть уютные улочки спального района, как всё вокруг преображалось. Центр мог утихнуть лишь промозглой ночью поздней осени, но летом площади, набережные и проспекты заполоняли туристы и молодёжь. Ночная жизнь всегда кипела, завораживала и инстинктивно манила город раствориться в свете ярких фонарей и шумной толпе, полной живой музыки, веселых компаний, разговоров и смеха, доносившихся отовсюду. Ленинград любил своё бессмертие за бесценную возможность увидеть своими глазами, как меняются люди и эпохи. Услышав знакомый перебор струн, он, не глядя, вытащил из кармана пару мятых купюр и закинул их молодому исполнителю, наслаждаясь любимыми мотивами. Невзирая на раскаты грома, люди, кажется, вовсе не спешили расходиться. Никто будто бы не обращал внимания на надвигающееся ненастье. «Чего же вы ждёте?» Впрочем, на центральных улицах Питер никогда долго не задерживался. Ведь в этих разговорах и музыке действительно можно было потерять счёт времени и раствориться, опьянев от атмосферы всеобщего веселья. Парень медленно шёл вперёд, наблюдая за молодыми людьми и ища в их глазах ответы на какие-то свои вопросы. Но он видел лишь безмятежную радость и абсолютное спокойствие. Едва ли это поколение напоминало ему прошлые, в глазах которых горел революционный огонь и стремление строить совершенно новое государство. Он прошёл дальше и задумчиво взглянул на огромный плакат с надписью "Демократизация. Перестройка. Гласность". «Интересно, как скоро идеи коммунизма променяют на американскую мечту?» Ноги сами несли его ближе к воде, невзирая на явную опасность нахождения у набережной в такое время. Но «закон удачи», сопутствующий всем бессмертным, позволял идти на риски и частенько испытывать судьбу даже в бытовых мелочах. Когда-то его безумно влек романтизированный фатализм дуэлей, а сейчас, стоя у самой воды и облокотившись к ограде, он докуривал свою сигарету, размышляя о том странном предчувствии, людях и уходящей эпохе, наблюдая за тем, как тёмная вода шумно плескалась у берега. «Что будет дальше с этой страной? Что-то должно измениться, но что? В каких масштабах? И к чему это приведёт? Перестройка, демократизация, люди, изменения… Дежавю!» Последняя мысль словно какое-то откровение ударила в голову вместе с порывом свежего ветра. Отовсюду послышался оглушительный грохот грома, а в следующие секунды хлынул тёплый ливень. Небо содрогалось от громыханий и чарующего блеска ярких молний, а дождь всё усиливался. Где-то позади люди со смехом и какими-то визгами пробегали по лужам и искали укрытия, а Ленинград ощутил как тело пробила легкая дрожь от холода и сырости. Он тихо рассмеялся, зачарованно наблюдая за разразившимся ненастьем на небе. Давящие мысли в секунды развеялись, непонимание ушло, оставив после себя лишь твёрдую решимость. Но теперь это было не восторженное чувство начала 1980-х с тем потоком информации, новыми течениями и изменениями общественного сознания. Теперь он осознал, почему так тянуло к року, к чему это странное дежавю и какие процессы запустила перестройка. Открыв свой бумажник парень горько усмехнулся, взглянув на потрёпанный столетием доллар. — На удачу, да? — он без всякого сомнения вытащил старую купюру и смял её, с размаха бросив в бурное течение беспокойной Невы. — Грязная бумажка… Ливень не утихал ни на секунду, парень вскоре совсем вымок и замёрз, но, несмотря на это, совершенно не спешил прятаться от непогоды, прогуливаясь вдоль опустевшей набережной и напевая какой-то знакомый мотив. Когда дождь закончился, Питер вздрогнул и поднял голову, заметив то, как солнце лениво выкатилось из-за горизонта, осветив тёплыми лучами пустынные улицы. В утренней тишине можно было услышать крики чаек и гудение редких машин, что стремительно проносились мимо. С реки веяло знакомой сыростью, а светлое небо с редкими облаками окрасилось в алый и дымчато-сиреневый. Ленинград усмехнулся, уже которую сотню раз наблюдая столь обыкновенное в этом мире явление. Но каждый раз рассвет завораживал его, заставляя невольно остановиться и ловить эти мгновения призрачной красоты. — Доброе утро… Озябшими пальцами он вытащил из внутреннего кармана насквозь вымокшей куртки спичку и единственную не отсыревшую сигарету и вновь закурил, пытаясь согреться. А после того, как солнце окончательно встало и осветило округу, парень нехотя побрел в сторону своего дома. «И все же, в этом веке коммунизма не построят…»

***

В квартире его ждал всё тот же холод и бардак из десятков развеянных ветром писем, часть из которых сильно намокла от капель дождя. — Блять... — стоя в дверях, раздраженно отрезал Питер, а после поспешил закрыть распахнутые настежь окна и собрать разбросанные по комнате листы. Не один час он осторожно перебирал столь ценные для себя бумаги, внимательно перечитывая свои письма и уцелевшие от них фрагменты. В них было описано много важных событий, искренних и нежных чувств, которые так и остались эмоциями без должного ответа. — Какая-то бессмысленная надежда… — прочитав ещё пару строк на листе с расплывшимися чернилами, вполголоса пробормотал Ленинград разорвав в клочья письмо и скомкав все остальные, а после разом, без всякого сожаления, избавился от них. «Пора что-то менять, — он оглядел просторную комнату и его взгляд остановился на полке с небольшой фотографией 1920-х годов. — Не зря ты тогда сказала мне, что революция общественного сознания начинается в наших умах. Может быть сейчас действительно наилучшее время сменить ориентиры?»