if we could have this time again

Был вечер среды, когда все рухнуло, но для Вэнь Цзюньхуэя кусочки его жизни уже некоторое время медленно падали со своих мест. Он знал, что многое нужно объяснить. Сынчоль созывал групповые встречи вне обычного расписания раз в месяц, только когда происходило что-то важное; Цзюньхуэй почти никогда не был в центре таких встреч и даже почти не говорил, когда они происходили. На таких собраниях обычно обсуждались важные вопросы, а не просто комментарии о деятельности группы. Все это знали, поэтому, когда мемберы стали собираться в гостиной, атмосфера была напряженной, даже несмотря на то, как непринужденно Хансоль обсуждал что-то с Джису, когда они вошли. Никто не знал, чего ожидать, кроме самого лидера и одного единственного черноволосого мальчика. Вэнь Цзюньхуэй сидел на своем месте и изо всех сил старался не волноваться. Все будет хорошо, сказал он себе. Они поймут, надеялся он. Когда все расселись, Сынчоль, не теряя времени, жестом указал на китайского мальчика. – Джун хочет что-то сказать, - начал старший, взяв тон голоса, который он обычно приберегал для серьезных ситуаций. Несколько младших по привычке, оставшейся со времен стажировки, поправили свои позы. Сынчоль лишь слегка улыбнулся и положил руку на правое плечо Джунхви. – Как и во время всех наших встреч, давайте не будем сдерживать никаких чувств, но и сохраним открытость ума. Хорошо? Раздался ропот согласия, и Цзюньхуэй переместился на свое место, зная, что все смотрят на него. Из всех присутствующих в комнате, взгляд, который весил больше всего, исходил от худенького брюнета, сидящего прямо перед ним в их маленьком импровизированном кругу. В глазах Минхао ясно читалось замешательство, и старший мальчик сразу же отвел взгляд, когда их глаза встретились, в его груди зародилась смесь вины, сожаления и чего-то еще, что он не мог определить. Цзюньхуэй избегал взгляда младшего, когда наконец заговорил. – Я решил покинуть группу. Последовавшее за этим молчание было ошеломляющим, но Цзюньхуэй ожидал именно этого, когда принимал решение. Он глубоко вздохнул и продолжил речь, которую снова и снова прокручивал в голове, – причины, которые со временем разрастались от одной мелочи до десятка других. Конечно, он любил мемберов. Он нашел в них семью, но он скучал по своей собственной семье в Китае. Он хотел видеть, как растет его младший брат. Снова тишина, снова глубокий вдох, и темноволосый мальчик продолжил, сказав, что он также не чувствует, что так уж необходим Seventeen. По крайней мере, его исчезновение не сильно помешает группе. Он думал, что если он сообщит им об этом, то это избавит его от груза на сердце; все те времена, когда он чувствовал себя неуверенно, затем чувство вины, которое он испытывал сразу после этого, а потом снова возвращался к ощущению, что он просто не дотягивает до других мемберов. Даже среди их поклонников его часто игнорировали. Видя явную обиду на их лицах, легче ему не становилось. – Это эгоистично и неожиданно, - тихо закончил Цзюньхуэй, склонив голову. – Мне жаль, но это то, о чем я думал некоторое время. Честность была лучшей политикой Seventeen, когда они встречались друг с другом; именно поэтому они так долго держались вместе, и именно поэтому он знал, что никто не будет сдерживаться в том, что собирается сказать. Уголком глаза Цзюньхуэй не мог не посмотреть в сторону Минхао. Руки младшего мальчика сжались в кулаки на коленях. Он не произнес ни слова, и, казалось, прошло еще больше времени в тишине. – Это эгоистично. – неожиданно ответил Джонхан, удивив всех присутствующих ледяным тоном своего голоса. Реакция ожидалась от Сынквана или даже Чана, но не от невозмутимого Джонхана, который, как известно, всегда с юмором относился к странным выходкам Джунхви. Что-то в этом было такое, от чего сердце Джунхви заколотилось еще сильнее. Старший громко вздохнул, чтобы развеять напряжение, и мягко, но устало улыбнулся Цзюньхуэю, когда их глаза встретились. – Но чувства - это человеческая вещь, Джунхви, и не то чтобы мы не понимали, к чему ты клонишь, - Джонхан сделал паузу, оглядывая комнату и встречаясь взглядом с Джису. Тот коротко кивнул, понимая, что не все слова были сказаны. Блондин также заметил, что Сокмин выглядит так, будто изо всех сил старается не разрыдаться. Он снова вздохнул. – Вряд ли кто-то из нас рад этому, но если ты так решил, что мы можем сделать? Мы все еще можем изменить твое решение? – Думаешь, я не пытался, Юн Джонхан? – ответил Сынчоль, пытаясь разрядить обстановку своим обычным подшучиванием. – Он сказал мне об этом только вчера, так что, возможно, ты... Резкий звук упавшего на пол стула прервал все, что лидер собирался сказать дальше, так как за ним быстро последовал голос Минхао. Он встал и начал кричать на Цзюньхуэя на мандаринском диалекте, слишком быстро и сердито, что другие мальчики не поняли бы его слов, даже если бы попытались, но они определенно могли догадаться. Если уж на то пошло, то тот факт, что Минхао, не знал о планах Цзюньхуэя, стал второй неожиданностью этого вечера. Очевидно, он чувствовал то же самое. – Почему ты не сказал мне? – воскликнул брюнет, сжимая руки в кулаки, когда Джунхви, наконец, встретился с его глазами и не увидел в них ничего, кроме гнева. – Разве не ты с самого начала приветствовал меня как стажера и сказал, что мы останемся в этой группе - останемся вместе - как можно дольше? Неужели ты думаешь, что без тебя Seventeen будут прежними? Неужели ты так мало думаешь о себе? Так мало ты думаешь о... Он сделал паузу, чтобы перевести дух, но не стал продолжать с того места, на котором остановился. – Ты должен был позволить нам помочь тебе. Минхао снова перешел на корейский язык, чтобы остальные мемберы могли его понять, зная, что все они разделяют те же чувства. Его прежняя вспышка гнева, казалось, рассеялась, поскольку голос постепенно становился мягче, а огонь в глазах сменился выражением поражения. Сидящий рядом с ним Мингю схватил его за запястье, пытаясь заставить брюнета снова сесть, но Минхао лишь отпихнул его. – Мне очень жаль, - наконец смог сказать Цзюньхуэй. – Пожалуйста, простите меня, - обратился Минхао к Сынчолю. Он не стал дожидаться ответа от их лидера, прежде чем покинуть гостиную. Звук захлопнувшейся двери прозвучал в ушах Джуна громче, чем следовало, но это было само собой разумеющимся. Он мог бы последовать за младшим, но решил, что это только усугубит ситуацию. Он и так уже все испортил, так что ему придется смириться с результатами своего решения. Сунён первым нарушил молчание: – Ты мог бы хотя бы рассказать Минхао, он, наверное, понимает тебя больше всех из нас. – Я знаю, - тихо сказал темноволосый мальчик; он, конечно, знал, но именно поэтому он ничего не сказал. Цзюньхуэй знал, что если бы Минхао попросил его остаться, он был бы готов бросить все и послушаться, забыть о своих заботах и проблемах и вернуться к той жизни, к которой он уже привык. То же самое, если бы младший мальчик попросил его уйти. Если быть честным, это была еще одна причина, по которой он вообще принял решение уйти. Хотя это было больше похоже на «побег». Цзюньхуэй задвинул эту мысль на задворки сознания, где он предпочел бы, чтобы она и осталась. – Когда твой рейс? – спросил Вону, положив руку на колено Джуна, чтобы тот вернулся в реальность. – Если он уже назначен. – В эту субботу, - ответил китайский мальчик, глядя на свои пальцы. Он хотел побыстрее уйти. – Наш генеральный директор сказал, что я могу получить бумаги и все подписать в этот день. На этом Сынкван разрыдался, громко жалуясь, что еще слишком рано. Вскоре остальные мемберы в неразборчивой форме заявили, что хотели бы, чтобы Джунхви сказал им все раньше. Никто не поднял тему о том, как уговорить темноволосого мальчика остаться, хотя Джихун не раз слегка ударял Джунхви по плечу сжатым кулаком, когда у него появлялась возможность выразить свое недовольство. Несколько других мемберов не были столь благосклонны к этой идее, но даже несмотря на то, что Мингю постоянно оглядывался в сторону комнаты Минхао, ему все же удалось набросать список вещей, которые Джунхви должен не забыть взять с собой. Сунён был нехарактерно тих, даже когда Чан подтолкнул его, но первый сделал небольшой комментарий о том, что слишком устал, чтобы думать, и оставил все как есть. – Что мы скажем СМИ? – задался вопросом Сынкван, автоматически обращаясь за ответом к Сынчолю. – И Каратам тоже. – Каратам будет грустно, но они поймут, - сказал лидер, ободряюще улыбаясь Джунхви, хотя мысль о том, что произойдет с имиджем Seventeen после ухода одного из участников, была одной из первых, о чем он заговорил с младшим мальчиком, когда Джун впервые рассказал ему об этом. Сынчоль твердо кивнул, но все видели, что он все еще волнуется. – Мы скажем им правду и ничего больше. Джун уходит по личным причинам. – Компания сказала, что я могу свободно общаться с фанатами, если они не будут на меня злиться, - с готовностью ответил Джун. – Я просто не могу какое-то время заниматься сольным продвижением, но я не думаю, что будут проблемы с этим. Когда он впервые заговорил о том, что хочет уйти из компании, генеральный директор спросил, хочет ли он в таком случае стать сольным артистом. Он мог бы сохранить свой контракт с Pledis Entertainment, но вместо этого просто работать за границей. Это было ничуть не заманчиво, зная, как компания склонна играть в любимчиков; он мог быть из Seventeen, но Цзюньхуэй был уверен, что отношение к нему будет таким же, поскольку они и так не очень-то помогали, поэтому он вежливо отклонил предложение. – Я с нетерпением ждал твоего фальцета в одной из новых песен, - прокомментировал Джихун в какой-то момент, настолько непринужденно, насколько мог. – Я уверен, что кто-то другой мог бы заменить меня и сделать это лучше, - не задумываясь, ответил Джун, неловко хихикая, особенно когда никто, казалось, не смеялся вместе с ним. Блондин сузил глаза: – Ты действительно так думаешь, Джун? Ну, простым ответом было «да». С двенадцатью другими мемберами поделить его партии было не таким уж невозможным делом, особенно если учесть, что у него их было не так уж и много. Любой мог исполнить его партии безупречно. Когда он был в центре их танцевальной команды, Сунёну достаточно было лишь немного выдвинуть вперед одного из участников, и проблема была бы решена. Джунхви не нужно было сообщать Джихуну, как часто он думал об этом. Тем не менее, его единственным ответом было «да». Джун кивнул, решив, что сдерживаться бесполезно, раз уж он все равно уходит: – Я уверен, что у вас все получится. – Послушай... – начал Джихун, выпрямляясь на своем месте, что могло быть сигналом, что он собирается вступить в горячую дискуссию против того, что только что сказал другой мальчик, когда Сунён прочистил горло с другого конца комнаты, звук резко разрезал воздух; его собственный маленький способ дать понять, что пора заканчивать этот разговор. – Мы должны отдохнуть и продолжить завтра или что-то в этом роде, - сказал Сунён, вставая, прежде чем кто-то еще успел вставить слово. – Спокойной ночи! Это была очевидная тактика, но никто не стал ее оспаривать, когда они начали выходить из гостиной, пожелав друг другу спокойной ночи. Джихун, похоже, тоже решил отказаться от своего предыдущего аргумента и поспешил за мемберами, когда они выходили из гостиной. Сынчоль остался на месте, заметив, что Джун так и остался сидеть, устремив взгляд в направлении комнаты Минхао. Этот момент разбивал его сердце сильнее, чем все что было в последние годы. – Я бы дал Хао немного времени, чтобы остыть, - со знанием дела сказал лидер. – А что, если он этого не сделает? – тихо спросил Цзюньхуэй, думая о том, что у него есть несколько дней, чтобы загладить свою вину перед младшим, а заодно и перед всеми остальными. – Чоль, мне очень жаль... – Я же сказал тебе, все в порядке, - с улыбкой прервал его Сынчоль. Он выглядел так, будто говорил серьезно, даже с грустью в глазах и очевидной тяжестью на плечах. Он был потрясающим лидером. Джунхви был обязан ему больше, чем мир когда-либо узнает. Цзюньхуэй знал это и безмолвно говорил себе, что однажды он загладит свою вину перед лидером. Сынчоль сжал его плечо и добавил. – Мы всегда будем поддерживать тебя. Он лишь улыбнулся в ответ и тихо поблагодарил. По правде говоря, Цзюньхуэй знал, что понимание его не обязательно должно сопровождаться прощением. Он знал, что другие участники, безусловно, понимали его; им всем приходилось чем-то жертвовать, чтобы достичь своей мечты. Он не был каким-то особенным, и долгое время это только усиливало его чувство вины. Никто из остальных не сдался. Никто из них не был слабым. Все они стремились вперед, так почему же он не мог сделать то же самое? Даже самый младший, Чан, стиснув зубы, терпел. Цзюньхуэй забрел на кухню, оставшись один после того, как Сынчоль пожелал ему спокойной ночи, и погрузился в размышления. Они все встретились в таком юном возрасте. Они выросли вместе. Это было неизбежно, но вскоре его мысли вернулись к Минхао и гневу в его глазах. Даже если последний присоединился к ним немного позже, Цзюньхуэй прилип к нему как клей сразу после того, как узнал, что Минхао тоже из Китая. Даже в глазах других мемберов они быстро стали одним целым. Шаги отвлекли его, и Джунхви поднял голову, чтобы увидеть Джонхана, стоящего у дверей кухни. Цзюньхуэй сразу же напрягся, готовый открыть рот и снова извиниться, но блондин поднял руку, не давая ему даже начать. – Все в порядке, Джун, - с негромкой усмешкой сказал Джонхан, приближаясь к нему. Он выглядел забавным, а затем немного грустным, словно понимая, что таких моментов больше не будет, но затем снова стал забавным. – Тебе не нужно извиняться снова и снова, особенно передо мной. Если это поможет, я прощаю тебя за все, что происходит в твоей маленькой странной голове, десять раз. Больше никаких извинений, хорошо? Джонхан легонько постучал по голове Джуна, отчего тот покраснел, но не сделал попытки отстраниться. – И как долго ты об этом думал? – продолжал старший, откинувшись на кухонную стойку. – Некоторое время, - ответил Цзюньхуэй, голос прозвучал грубее, чем ожидалось, как будто он все еще предпочитал проглотить слова целиком, чем признаться во всем. - Я действительно все обдумал. – Есть еще одна причина, о которой ты не говоришь нам? Что-то в тоне его голоса говорило о том, что Джонхан уже знает ответ на свой вопрос и просто хочет услышать его от самого Джуна. Он предлагал Джуну выбор. Однако тот сделал вид, что не заметил этого, даже несмотря на то, как нервно колотилось его сердце в груди. Неужели он всегда был таким очевидным? Может быть, другие тоже были в курсе? Хуже всего, знал ли об этом Минхао? Поэтому Минхао был так зол? Потому что он знал, что Цзюньхуэй любит его, и хочет убежать от этого? – Нет, - тихо сказал темноволосый мальчик, снова делая вид, что не замечает вспышки разочарования на лице Джонхана. - Я просто хочу домой. – Если ты настаиваешь, - пожал плечами Джонхан, отталкиваясь от стойки и направляясь к шкафам. Он достал свою кружку, а Джунхви наблюдал за ним, не обращая внимания на движения, снова погрузившись в свои мысли. Старший, казалось, не возражал, пока он набирал себе воду. Он выпил кружку, наполнил ее, а затем долго стоял у автомата с водой. Этого времени хватило, чтобы Джун поднял голову и снова встретился с ним взглядом. Джонхан посмотрел на него как-то слишком серьезно: – Просто убедись, что ты не оставишь после себя никаких сожалений, вот и все. Он ушел, прежде чем Джун успел спросить, что это значит, или хотя бы поблагодарить его.

***

Проблема была не в том, что он был влюблен в Сюй Минхао. Проблема была в том, что Цзюньхуэй даже не понимал, что влюбился, пока не стало слишком поздно, особенно потому, что он был уверен, что Минхао никогда не увидит его прежним. Бывали дни, когда он надеялся, молился, желал, любой вариант, который предполагал возможный конец, когда Минхао будет чувствовать то же самое. Но дни оставались прежними, и Цзюньхуэй продолжал жить, тщательно храня свою тайну. В конце концов, мать предупреждала его. Она узнала о его ориентации, возможно, даже раньше, чем сам Цзюньхуэй. Когда она услышала, что ее сын хочет уехать в Южную Корею и стать айдолом, она сразу же сказала ему, что беспокоится. К тому времени, когда стало ясно, что он принял решение, у нее был только один совет: тщательно оберегать свое сердце. Цзюньхуэй жалел, что тогда не воспринял ее слова всерьез, просто отмахнувшись от них. Было бы легче, если бы он любил не Минхао? Цзюньхуэй тоже так не думал.

***

Следующие несколько дней прошли в тумане событий. В связи с отсутствием реальной деятельности для всей группы, Цзюньхуэй и другие участники проводили большую часть времени в общежитии. Это означало, что как бы Цзюньхуэй ни хотел не показываться на глаза, это было неизбежно. Они слишком хорошо знали друг друга. После Джонхана некоторые из них говорили с ним либо наедине, либо в общих местах, чтобы другие слышали. Цзюньхуэй делал все возможное, чтобы не убежать от каждого из них. В конце концов, было справедливо, что он уделил им время. Джису утешал - раненый, в чем-то очевидный, но, тем не менее, утешал. Он подошел с Хансолем на буксире. Младший признался, что, хотя он еще не до конца понимает или не согласен с принятым решением, обиды нет. Вону решил эту проблему, дав Джунхви несколько вещей на память, даже когда китаец сказал, что ни за что не забудет ни одного из них. Сынкван провел большую часть четверга на съемках шоу, но, придя домой, он громко заявил, что будет скучать по Джунхви, и демонстративно обнял его посреди гостиной. – Ты такой надоедливый, - без тени злобы сказал Сынкван, выглядевший так, будто ему снова и снова хотелось плакать. – Джунни, ты даже не мог дать нам больше, чем несколько дней с тобой? – Компания приняла решение о перелете, - слабо ответил Джун, что было частичной правдой. Они определились с датой, но он все равно был единственным, кто согласился. Сидя на диване, Джихун нахмурился: – Они хотя бы пытались уговорить тебя остаться? Когда Цзюньхуэй не ответил сразу, ответ был очевиден. Хотя и не большая, но часть того, что подтолкнуло Цзюньхуэя к уходу, была связана с отношением компании к нему. Когда речь заходила о его деятельности, явно чувствовалась предвзятость. Он пытался игнорировать это, но даже тогда оправдания, которые он себе придумывал, в конечном итоге вредили и ему. Он знал, что не был самым популярным участником, но разве нужно было так часто показывать это ему в лицо? Он не был проигравшим. С группой все будет в порядке. Он заглушил горькое чувство. Все они по-прежнему обедали вместе с теми, у кого не было расписания. Сынчоль всегда придерживался негласного правила, что мемберы должны отдыхать и собираться вместе как можно чаще, учитывая, что свободного времени у них обычно мало. Джун был благодарен за это, потому что это означало, что Сокмин и Чан были на ужине, даже если им все еще было трудно встретиться с ним взглядом. Ожидалось, что Минхао тоже к ним не присоединится. Но место этого Мингю отвечал за то, чтобы Минхао получил свою порцию пищи. На пятничном обеде Цзюньхуэй надеялся, что сможет воспользоваться случаем и передать еду другому, но его очень быстро отшили. – Он не хочет тебя видеть, - довольно резко ответил Мингю, но потом смягчился, заметив выражение лица Цзюньхуэя, но все равно выглядел довольно расстроенным. - Прости, Джун, но даже я не думаю, что это хорошая идея. Для вас обоих. Старший мальчик проглотил аргумент: – Я понимаю. Конечно, от этого ситуация не стала менее болезненной, но ведь Цзюньхуэй не заслуживал того, что происходит. Он знал, что своим решением причинит боль мемберам. Он знал, что больше всего от этого пострадает Минхао. Он пытался думать о причинах этого, но даже тогда это его не успокаивало. Если Минхао и разделял те же чувства, то в конечном итоге это не имело значения. Некоторым вещам просто не суждено быть. Цзюньхуэй уже определил свою судьбу, и время уже не повернуть вспять. Когда наступила суббота, ситуация не улучшилась. Как назло, Цзюньхуэй проснулся с тупой головной болью. Белые стены его комнаты выглядели мрачными, а не яркими, даже если в них проникал солнечный свет. Вся его одежда была аккуратно упакована в большую сумку. Большинство его личних вещей было сложено в коробку, чтобы отправить их позже. Не похоже, что у него было много вещей, которые он должен был взять с собой. Он даже отдал несколько вещей другим участникам. Джун вздохнул и сказал себе, что нужно просто заняться этим. Перед уходом его проводили все присутствующие в общежитии, но никому из них не разрешили пойти с ним. Минхао ушел еще раньше, вместе с Сунёном и Чаном. – Они собирались на тренировку, – сказал Сынчоль, когда Джун спросил о них. Последний решил больше ничего не комментировать. Подписание документов происходило в главном здании компании, и он провел время в сопровождении только их менеджера. Пришел представитель, произнес небольшую речь о том, что ему жаль, что Цзюньхуэй не может остаться, которая звучала отрепетированно и слишком заезженно, чтобы быть искренней, а затем оставил его, чтобы обсудить все с присутствующими юристами. Процесс прошел быстрее, чем ожидалось. Все, что Цзюньхуэй должен был сделать, это поставить свою подпись более десятка раз, лишь вполуха слушая, как юристы объясняют условия и положения. Он получит копию, которую всегда сможет просмотреть в самолете или еще где-нибудь. Он перепроверил все свои подписи, прежде чем передать стопку бумаг юристам, чтобы они сделали то же самое. Пока он ждал, когда они закончат, Цзюньхуэй почувствовал, что его телефон вибрирует в кармане. На мгновение его сердце заколотилось в груди, когда он подумал, что это мог быть Минхао, звонящий в последний раз перед вылетом. Этого было бы достаточно. Последний звонок, в котором Цзюньхуэй мог бы извиниться и получить прощение, услышать тихий смех дорогого человека и знать, что у них все будет хорошо. Пока он не понял, что рингтон был не тот, который он назначил младшему, и это чувство сразу же рассеялось, так как он укорял себя за то, что даже подумал, что Минхао уже простил его. – Алло? – ответил Цзюньхуэй, не став проверять, кто звонит. – Мун Джунхви, - раздался с другого конца голос Мингю. – ты все еще в компании? Парень кивнул, прежде чем поймал себя на мысли что собеседник этого не увидит, и ответил: – Да. После этого наступила пауза, которая позволила мыслям Цзюньхуэя снова блуждать. Он ненадолго вернулся к предыдущей возможности, тем более что звонил Мингю. Младший мальчик был ближе всех к Минхао в последние несколько дней. Если кто и знал, о чем тот думает, так это Мингю. Возможно, он звонил, чтобы передать трубку Минхао, который уже вернулся. Может быть, он передавал сообщение. Может быть, все еще может быть хорошо. Мингю продолжил: – Ты оставил свою пушистую куртку на кровати. Хочешь, я подойду и отдам ее тебе? – Ах, - сразу же сдулась надежда Цзюньхуэя. – Нет необходимости. У него был соблазн закончить разговор на этом, но он никогда не был из тех, кто ведет себя подобным образом, поэтому он ждал, пока Мингю закончит разговор, если он хотел сказать что-то еще. Между ними повисла тишина, и Цзюньхуэй задумался, стоит ли ему нарушить ее или нет, но решил ничего не говорить. Он не знал, что еще сказать, кроме как спросить о Минхао, но это была щекотливая тема для них обоих, и, вероятно, ее лучше пока проигнорировать. Удивительно, но именно Мингю в конце концов заговорил: – Я уверен, что Хао не будет злиться на тебя вечно. Сердце Цзюньхуэя сжалось - он и сам не знал. – Спасибо, - сказал он, не принимая и не отвергая сказанного. Мингю, должно быть, заметил это, потому что после еще нескольких кратких напоминаний о том, чтобы Цзюньхуэй заботился о себе, и пожеланий безопасного полета, младший закончил разговор, оставив его наедине со своими мыслями. Он оценил желание Мингю дать ему хоть какое-то чувство комфорта. Он думал, что это что-то значит для него, если это исходит от Мингю, но в итоге ему хотелось большего. Он хотел увидеть Минхао в последний раз. – Все бумаги подписаны. Теперь вы можете отправляться в аэропорт. Поездка в аэропорт не была ни быстрой, ни медленной. По дороге Цзюньхуэй получил звонки от нескольких других мемберов, даже от Чана. Самый молодой участник извинился, сказав, что хотел бы попрощаться лично, но ему было бы слишком грустно. Он также неловко добавил, что Сунён вытащил его и Минхао, чтобы просмотреть песни и танцы их группы, так как Цзюнхуэй уезжает. Им нужно будет заново отрепетировать некоторые моменты. Цзюньхуэй знал, что таким образом Сунён отвлекает Минхао, и был благодарен, несмотря на боль в сердце. Он заверил Чана, что все в порядке, после чего тот передал трубку Сынквану, который снова расплакался. На заднем плане Джун мог различить сопение Сокмина и Вону, пытавшихся унять свои чувства. Они были в полном раздрае, и Джун уже скучал по ним. К тому времени, как он добрался до аэропорта, все его звонки закончились. Не всем остальным участникам было что сказать; некоторые, например, Джонхан и Джису, уже сказали все, что могли, за предыдущие дни и предпочли дать Джуну спокойно продолжить путь. Сынчоль также воздержался от грустных и печальных слов, потому что, по его словам, хоть они и не собирались больше никогда не видеться, они всегда могли позвонить друг другу. Однажды Цзюньхуэй мог бы поводить их по Шэньчжэню и познакомить со своей любимой едой. В целом, Цзюньхуэй был доволен тем, что получил, но когда он садился в самолет, какая-то часть его души понимала, что он уезжает с томительным сожалением. Возможно, это сожаление он будет нести до конца своей жизни, если только каким-то чудом ему не будет дан второй шанс все исправить. Когда самолет начал взлетать, он почувствовал, как его судьба заперла его и сказала ему, что выхода нет. Закрыв глаза, он все еще видел гнев Минхао, и только сейчас до него начало доходить, что последнее воспоминание о младшем будет наполнено болью.

***

Они познакомились, когда Вэнь Цзюньхуэй был с длинными конечностями и полным ртом брекетов. Но и Минхао в его юном возрасте был не лучше. Он носил одежду в стиле «би-бой» и кепку. Несмотря на неловкие первые встречи, было неизбежно, что эти двое естественным образом будут зависеть друг от друга. Особенно Минхао, который еще не до конца освоил корейский язык. Хотя Джун был не намного лучше, он знал более чем достаточно, и это имело значение. В том, что только они могли говорить друг с другом на мандаринском языке, было что-то такое, что помогло им сблизиться. В то время ни один из мальчиков не знал этого, но если бы Цзюньхуэй должен был описать это сейчас, он бы сказал, что общение с Минхао было похоже на возвращение домой. В какой-то степени, возможно это случилось, именно по этой причине. Цзюньхуэй не знал, когда границы между домом, дружбой и любовью начали стираться. Он знал только то, что это было нечто, что проникало в него довольно медленно. Не было ни одного момента осознания, ни одного звонка в голове, ничего, чтобы он мог точно определить, когда все началось. Это был постепенный процесс, который заставил Джуна сначала задуматься о том, что происходит, а затем чувства начали проникать в него, и он сам погрузился в них. Поначалу это не пугало. Он был доволен тем, что у них уже было - препирательства между танцевальными практиками, обмен секретами на понятном только им языке, совместный смех в предрассветные часы, несмотря на усталость в их костях.

***

Вокруг него было тихо. Цзюньхуэй проснулся с тупой головной болью и поморщился, открыв глаза в знакомой белой комнате. Солнечный свет струился из окна и освещал его багаж, а также стоящую рядом коробку, в которой лежали еще несколько его вещей, которые должны были быть отправлены позже. Вещей было немного, так как он вез домой только некоторые из них. На днях некоторые мемберы взяли несколько вещей на память о нем, а также дали ему одну-две вещи в обмен. Его рейс был... Сегодня? Цзюньхуэй дал себе еще несколько минут, чтобы полностью проснуться, после чего сел. Конечно, это была его комната. Быстрая проверка на телефоне подтвердила, что сегодня суббота, день, когда он улетает обратно в Китай. Обычно яркие стены казались мрачными, когда он понял, что это будет его последний день здесь. Тем не менее, была еще одна вещь, которую он не мог описать, оглядываясь вокруг, как будто он уже бывал в такой ситуации. Его пушистая куртка лежала на одном из стульев, и он сделал мысленную заметку не забыть ее. Голос в его голове, который говорил ему не забывать, был совсем не его. Когда он вышел из спальни, уже полностью одетый и готовый к выходу, в гостиной было больше людей, чем обычно, как будто они ждали его. Первым заговорил Джихун: – Ты все вещи собрал? Джун кивнул, мысленно подсчитывая количество присутствующих и понимая, что тут не хватает несколько человек. Он встретил взгляд Сынчоля, который смотрел на него из другого конца комнаты, и ему показалось, что старший знает, о чем он думает. На самом деле, казалось, что они все знают, когда Джунхви оглянулся вокруг и увидел, что Джису выглядит мрачным, а Сокмин - почти виноватым. По голосу Мингю было видно, что он знает, что происходит, но так как он молчал, Джун решил не поднимать эту тему. И только когда к нему подошел Сынчоль, он подтвердил его мысли. – Они ушли на тренировку, - непринужденно прокомментировал Сынчоль. – Но Чан сказал, что позвонит тебе позже. – Понятно, - ответил Цзюньхуэй с небольшой улыбкой и больше ничего не сказал. Он также понимал, почему им - Чану, Сунёну и Минхао - будет лучше уехать до его отъезда. У них будет меньше на одного участника в команде, и, скорее всего, им нужно было все спланировать. Хотя Сунён изо всех сил старался не показывать этого, все знали, что он тоже расстроен сложившейся ситуацией. Однако никто не хотел продолжать игру, так как было ясно, что реакция Минхао задела за живое. Казалось, что после его вспышки не было сказано ничего такого, чего бы Цзюньхуэй еще не знал. Сынчоль обнял его на прощание, за ним последовали остальные участники группы. – Наш менеджер уже ждет, но когда вы освободитесь, мы свяжемся с тобой позже, - сказал Чоль, помогая Джуну пройти к двери, а Джонхан шел за ними с багажом на буксире, пока Джунхви не помахал им рукой. – Спасибо, - успел сказать Цзюньхуэй, надеясь, что эти слова передадут все, что он хотел сказать им, и взял в руки свой багаж, спокойно заявив, что он справится с этим. Он бросил последний взгляд на лица людей, которых считал своей второй семьей, пусть и неполной, и изо всех сил старался сохранять позитивный настрой. Это он хотел уехать. Это было то, чего он хотел, и другие члены семьи уважали это, и не было бы ничего хорошего в том, чтобы он выглядел несчастным из-за этого. Цзюньхуэй не чувствовал, что имеет на это право. Он помахал им рукой, после чего вышел за дверь и направился к их менеджеру. В главном здании компании Цзюньхуэй слушал речь представителя, которую он мог поклясться, что уже слышал однажды, но решил, что знакомым было только то, как она была отрепетирована и написана. В конце концов, он остался с юристами, в последний раз обсудив условия, прежде чем ему пришлось оставить подпись более дюжины раз. Даже это, со вздохом подумал Цзюньхуэй, было знакомо ему так, как он не хотел. Это напомнило ему о фан-встречах и моментах, которых у него больше никогда не будет, когда он смотрел на свою подпись, ту самую, которую он практиковал снова и снова перед их дебютом. Казалось, что это было так давно. Его телефон лежал на столе рядом с ним, пока Цзюньхуэй ждал, пока юристы еще раз просмотрят бумаги. Часть его души чувствовала, что он чего-то ждет, но чего? Неужели он все еще надеялся, что ему позвонят и скажут, что Минхао его простил? Он уставился на телефон, словно желая, чтобы он завибрировал, или загорелся уведомлением, или что-то еще, что принесло бы ему хоть какое-то облегчение. Проходили минуты, но ничего не приходило. Вскоре адвокаты сочли, что все в порядке, и отпустили его. Цзюньхуэй поблагодарил их глубоким поклоном и направился к черному фургону, который должен был отвезти его в аэропорт. Честно говоря, он не ожидал, что дела пойдут так быстро. Ему всегда казалось, что компания медленно продвигается по другим делам. По дороге в аэропорт Джун переписывался с Сынчолем в приватной обстановке, так как не чувствовал, что имеет право больше пользоваться групповым чатом, даже если его еще не выгнали. Не прошло и нескольких минут, как ему позвонил Чан. – Прости, что меня не было утром, - искренне сказал младший мальчик. – Я хотел остаться, но... Наступила пауза. Цзюньхуэй хотел заверить собеседника, что понял его, но тот уже снова заговорил. – Сунён взял нас, чтобы просмотреть, возможно, новые хореографии, - закончил Чан, прозвучав еще более извиняющимся голосом, чем раньше. Конечно, Цзюньхуэй уже знал об этом. Он также знал, что согласен с решением другого взять с собой даже Чана, даже если это было сделано ради Минхао. Минхао отказался бы ехать, если бы знал, что Сунён просто дает ему выбор. Он бы решительно остался в своей спальне, и это зрелище было бы еще более мучительным для Джуна, ведь он был так близко, но в то же время так далеко. Да, так было лучше для них всех. Звонок закончился вскоре после того, как он получил слезные прощания от Сынквана и Сокмина, а также несколько последних слов от Сынчоля, чтобы окончательно расставить все точки. Когда Джун ступил на борт самолета, его накрыло волной окончательного разочарования. Назад пути уже не было. Его мысли не давали ему уснуть на протяжении всего трехчасового полета. Только когда он действительно позволил себе осознать происходящее, появились нервы. Конечно, его семья знала и уважала его выбор - они были счастливы, что он вернется домой, - но это мало способствовало смягчению его чувства вины. Ведь именно он несколько лет назад хотел ехать в другую страну, а теперь ему казалось, что он их подвел. Цзюньхуэй пытался смотреть в окно и отвлечься, но голубое одеяло и несколько облаков мало что могли сделать, чтобы успокоить его. Кроме участников Seventeen, Цзюньхуэй также извинился перед родителями, прежде чем сказать им, что хочет вернуться. Так было лучше, но это мало что дало, если Цзюньхуэй был в разладе с самим собой. Что он мог делать в Китае, чтобы поддержать свою семью? Он мог бы попробовать снова стать актером, но в его контракте было что-то такое, что не позволяло ему сделать это сразу. Он должен был подождать некоторое время, может быть, пока его популярность угаснет, а его статус члена Seventeen будет забыт, прежде чем что-то делать. С другой стороны, Цзюньхуэй не чувствовал, что хочет что-то делать находясь в центре внимания. Когда самолет наконец приземлился, у ворот его встретила семья. – Добро пожаловать домой, - тепло сказала его мать и крепко обняла его. Позади нее стоял Фэнцзюнь, который вырос намного больше, чем Цзюньхуэй мог себе представить, и выглядел больше, чем можно было увидеть на его фотографиях. По дороге домой они немного поболтали; ничего о группе, ничего о Корее. В основном родители рассказывали ему о других родственниках и об одном-двух новых ресторанах, куда они все могли бы пойти и перекусить, как только Джун снова поселится в доме. Дома Цзюньхуэй с удивлением обнаружил, что его старая спальня все еще почти цела. На стенах все еще висели старые постеры с фильмами, но постельное белье было новым, а остальные вещи вытерты. Он был слишком уставшим, чтобы заметить, убрали ли родители его фотографии, сделанные поклонниками, и фотографии в рамке, но ответ, вероятно, был положительным. Он был дома, но ощущение было не очень приятным. Во-первых, не было никакого шума. Никто не кричал в ванной на другого, чтобы тот поторопился, не спрашивал, не хочет ли кто-нибудь перекусить. Никто не пел во всю мощь своих легких, когда шел по улице. Это должен был быть его родной город, дом его детства, его семья, но Цзюньхуэй чувствовал себя не в своей тарелке, стоя посреди своей спальни и не двигаясь с тех пор, как впервые вошел сюда. Он не чувствовал себя здесь своим. Но он также не чувствовал, что его место в Seventeen, так что, в конце концов, куда ему было идти? В дверь постучали, и Цзюньхуэй обернулся, чтобы увидеть маму, заглянувшую в комнату. Она тоже постарела с тех пор, как он видел ее в последний раз. Хотя она по-прежнему была красивой и сияющей, было видно, что ее волосы поседели, а на лице появились новые морщины, которые были не так заметны, когда они созванивались по видеосвязи. Но от ее вида Цзюньхуэй чувствовал себя лучше. Она всегда заставляла его чувствовать себя лучше, но в мягкой улыбке на ее губах было что-то явно обеспокоенное. Цзюньхуэй знал, что его мать хочет только одного - усадить его за стол и поговорить. Он также знал, что еще не готов к этому, и улыбнулся ей в ответ. – Ты, наверное, все еще устал после раннего перелета, - ласково сказала мама и предложила ему вздремнуть перед обедом. Цзюньхуэй согласился, хотя бы для того, чтобы успокоить свои беспорядочные мысли и освежить разум. Он заставил себя не раздумывать над происходящим, особенно над тем, что он уже не мог изменить. Пока он закрывал глаза и ждал, когда придет сон, в его голове крутилось несколько мыслей. Он решил сосредоточиться на более позитивных вещах. Его полет прошел без проблем, и он благополучно добрался до места. Его семья поддержала и приняла его выбор, даже не зная всех его причин. Большинство членов семьи по-прежнему общались с ним. Он попытался стереть из памяти образ Минхао, кричащего на него, выглядящего так, словно он был на грани слез, его глаза пылали гневом, но он был везде. Это было последнее, что он смог вспомнить, прежде чем остатки его сознания растворились в небытии.

***

Когда Вэнь Цзюньхуэй проснулся, в голове у него слегка запульсировало. Ему было интересно, когда он успел завернуться в одеяло, так как он смутно помнил, что просто упал прямо на кровать, слишком уставший эмоционально, чтобы заботиться о чем-то еще. Он сонно размышлял о том, что текстура вокруг него была точно такой же, как и в общежитии, и как успокаивает ощущение знакомости, когда его глаза распахнулись. Это был голос Сокмина, эхом разносившийся по комнате, как будто он доносился откуда-то из-за двери. Он был уверен в этом. Когда он открыл глаза, перед ним предстали знакомые голые белые стены. Первой мыслью было, что это, должно быть, сон. Очень яркий, в котором так хорошо запечатлелось утро его отъезда - от заполненной наклейками переноски до стоящей рядом коробки с другими вещами. Когда Цзюньхуэй проверил свой телефон, перед ним промелькнула дата той субботы. Он был одет в ту же одежду, в которой спал предыдущей ночью. Это был пижамный комплект, который совпадал с тем, что был у Минхао. Он даже не заметил, как надел его прошлой ночью. Была ли это прошлая ночь? Предыдущей ночью, подсказывал ему разум, поскольку к тому времени он уже должен был вернуться в Китай. У него и раньше были ясные сны, но ни один из них не был настолько реалистичным. Джун нежился в постели и прислушивался к звукам за дверью. Снова раздался голос Сокмина, затем голос Сунёна, после чего дверь закрылась. Вероятно, это была входная дверь. Должно быть, именно в это время дня он взял с собой Минхао и Чана. Если бы он проснулся раньше, смог бы он увидеть Минхао именно тогда? Цзюньхуэй закрыл глаза и усилием воли заставил себя проснуться по-настоящему, пока грусть не проникла в его сон и не превратила его в кошмар. Когда он открыл глаза, он все еще лежал в постели. Кто-то постучал в его дверь. – Джун? Ты проснулся? – Да, - ответил он сам себе, невольно задумавшись о том, что, возможно, все происходящее не было сном. С другой стороны двери Джису сообщил ему, что их менеджер уже прибыл и ждет, пока Джун соберется. Тот предположил, что сон не сможет полностью повторить то, как прошел этот день, так как в тот день он закончил работу вовремя. Он крикнул в ответ, что собирается поторопиться, прежде чем собираться. Он проделал все утренние процедуры, как будто делал это впервые, прежде чем выйти из своей комнаты с багажом за спиной. Один взгляд на гостиную подтвердил, что там было столько же людей, сколько он ожидал. – У тебя все вещи собраны? – спросил Джихун, подходя к нему. Когда он кивнул, остальные мемберы подошли к нему, чтобы попрощаться в последний раз. У Сокмина были слезящиеся глаза, когда он вырвался из их объятий, а Хансоль пожелал ему счастливого полета. Даже Мингю обнимал его на секунду дольше, чем он ожидал. Один за другим присутствующие говорили свои слова, в конце концов, Сынчоль закончил. Старший, должно быть, заметил, как глаза Джунхви мелькали по сторонам, примечая, кто находится рядом. После того, как он крепко обнял Джуна, он объяснил, что Сунён ушел несколько минут назад вместе с Минхао и их макнэ. Цзюньхуэй кивнул, не успев остановить себя. – Уверен, Чан позвонит мне позже, - добавил он, чем на секунду удивил Сынчоля, но темноволосый парень кивнул и подтвердил, что Чан именно так и сказал. Сон затянулся, не мог не думать Джун, когда он вместе с менеджером вошел в фургон и направился к зданию компании. Когда он прибыл, кто-то уже ждал его в одном из конференц-залов. – Добро пожаловать, - сказал представитель, пожимая руку Цзюньхуэю, прежде чем начать свою подготовленную речь. – я слышал о вашем решении и должен сказать, что мне очень жаль расставаться с вами. Однако мы стремимся ставить интересы наших артистов на первое место, и я надеюсь, что это не вызовет никаких трений между вами и компанией. Мы пригласили наших лучших юристов, и контракт был составлен в соответствии с тем, что вы ранее обсуждали с советом директоров. Ну что, приступим? Даже подписание бумаг было утомительным и напрягало руку, подумал Цзюньхуэй, хрустнув костяшками пальцев, прежде чем продолжить подписывать. Неужели этот сон было так реален? Он не мог полностью вспомнить, как это было, когда он их подписывал; тогда его разум был слишком отвлечен, чтобы обращать на это внимание. Текст контракта был удивительно понятен, несмотря на то, что он был уверен, что не читал ничего из него, а те части, которые он все же решил прочитать, имели смысл. Это не было похоже на то, что его разум мог просто придумать из ниоткуда и поместить в свой сон. – Я закончил, - тихо объявил он, передавая стопку бумаг обратно ближайшему адвокату. В этот момент его телефон завибрировал, когда он лежал на столе. От удивления его сердце пропустило удар. Цзюньхуэй не ожидал этого, но по какой-то причине он не мог понять, почему он почувствовал облегчение, получив звонок, как будто знал, что должен был его получить. Даже когда он узнал, что мелодия звонка не та, которую он установил для Минхао, он с радостью принял звонок, особенно когда увидел на экране имя и фото Ким Мингю. Мингю был ближе всех к Минхао на протяжении всего этого времени. Может быть, Минхао хотел что-то сказать, хотя бы во сне? Цзюньхуэй все же ответил с надеждой. – Мун Цзюнь, - сказал Мингю после того, как китайский мальчик поприветствовал его. – ты все еще в компании? – Да. Прошла едва заметная пауза, прежде чем другой продолжил: – Ты оставил свою пушистую куртку на кровати. Хочешь, я подойду и отдам ее тебе? Цзюньхуэй замер. Его охватила волна дежавю, и он был уверен, что уже слышал эту фразу. В голове промелькнуло воспоминание о том, как он поднял куртку и держал ее в руках, пока ждал в аэропорту. Он взял его с собой в Китай. Но в то же время он вспомнил, что в то же самое время забыл ее. Как такое возможно? Когда он долго не отвечал, Мингю снова назвал его имя по телефону, забеспокоившись еще больше. – Извини, – наконец смог сказать темноволосый мальчик. – И нет, не нужно. Он хотел закончить разговор, а также проснуться от того сна, который ему снился, вернуться в свою детскую спальню и к маминым домашним блюдам, но в то же время он не хотел, чтобы это заканчивалось. Цзюньхуэй задавался вопросом, что еще скажет Мингю; если все это действительно сон, то разве все пойдет не так, как он хочет? Мечта - это желание, которое загадывает сердце, или что-то в этом роде? Он знал, что хочет услышать, как Мингю передаст трубку Минхао. Может ли его сон быть достаточно ярким, чтобы позволить ему осуществить это маленькое желание? – Я уверен, что Хао не будет злиться на тебя вечно, – сказал вместо этого Мингю. У Цзюньхуэя сжалось сердце: – Вообще-то я так не думаю, но спасибо. Его ответ, должно быть, удивил младшего мальчика, так как Мингю потребовалось некоторое время, прежде чем он мягко извинился и повторил свои слова, заверив Цзюньхуэя, что ему нужно просто дать Минхао еще немного времени, а затем пожелал ему безопасного полета. Мингю также напомнил ему о необходимости купить еще одну куртку, как только он приземлится, чтобы подготовиться к предстоящим холодам. Когда Цзюньхуэй поблагодарил, второй мальчик сказал ему, чтобы он в последний раз позаботился о себе, а затем сбросил звонок. – Все бумаги подписаны, – объявил ближайший к нему адвокат. – Теперь вы можете отправляться в аэропорт. Сон не закончился, когда он вышел из комнаты. Он не закончился, когда он вошел в фургон и когда его телефон зазвонил во второй раз, а на другом конце был Чан. Цзюньхуэй слушал слова, которые были слишком знакомы. В основном, извинения. Затем объяснение, слова Сунёна и хореография, сшитые вместе, и Цзюньхуэй кивнул сам себе. Он знал это. Он все еще чувствовал то же самое. Несмотря на то, что ему хотелось еще раз увидеть Минхао, он знал, что Сунён действовал, исходя из их интересов, и ему было бы нелегко принять такое решение. Даже несмотря на то, что звонил не он. – Подожди, я передаю трубку Сынквану. – Джун, мне так жаль, что меня не было рядом, когда ты ушел, - сразу же сказал Сынкван. То, что он плакал, было очевидно. На заднем плане Джунхви мог разобрать слабый голос Вону, который повторял, что все хорошо, все хорошо, Джун понимает. Это было правдой. Джунхви заверил младшего, что понимает его и знает, что Сынкван усердно работает для всей команды, участвует в многочисленных шоу и делает имя Seventeen известным большему количеству людей. В ответ он снова громко застонал. – Пока ты счастлив, - продолжил брюнет, фыркнув. – ты будешь счастлив, верно? – Я уже счастлив, - ответил Джун, ложь на его языке была знакома. Затем раздался голос Сокмина, который также извинился за то, что не сказал достаточно, когда Джун был рядом, потому что не хотел слишком грустить, и Джун снова заверил младшего, что все в порядке. Они приняли и уважали его решение. Больше он ничего не мог от них требовать. Когда казалось, что Сокмин больше не может говорить сквозь слезы, Сынчоль взял на себя ответственность и попытался закончить разговор на более легкой ноте, попросив Джунхви пригласить их на ужин, когда они приедут к нему в гости. – Это будет не последняя наша встреча, да? – Конечно, нет. Во всяком случае, не с ними, подумал про себя Цзюньхуэй, когда звонок закончился, как только он приехал в аэропорт. Он был уверен, что Сынчоль найдет способ связаться с ним или, возможно, будет проверять его время от времени. Хансоль тоже любил писать ему сообщения. У них всегда был групповой чат, но с тех пор, как он объявил о своем отъезде, туда пришло всего несколько сообщений. В основном это был Джонхан, который явно пытался разрядить обстановку, но попытки были тщетны. Тем не менее, Цзюньхуэй оценил это. Он, вероятно, больше не будет писать туда сообщения, если ему повезет, и его не выгонят. Во время полета Цзюньхуэй пытался осмыслить происходящее. Какая-то его часть думала о том, что, возможно, когда он впервые сел в самолет и заснул, он с тех пор так и не проснулся. Но это тоже не имело смысла. Он уже однажды приземлился и даже успел обнять свою мать - это не могло быть сном. Цзюньхуэй не думал, что сможет повторить то тепло и комфорт, которые она дарила ему. Он был уверен в этом. И все же дни, казалось, повторялись. Особенно в день его отлета в Китай. Если это действительно так, то что это должно было значить? Вэнь Цзюньхуэй не был негативным человеком. Он легко улыбался и еще чаще смеялся, но мысль о бесконечном повторении одного дня его жизни наводила на него ужас. Может быть, судьба хотела сказать ему, что он выбрал неправильный путь и теперь ему придется жить с последствиями? Пока он не мог быть уверен. Он все еще мог ошибаться, поскольку мысль о том, что он застрял во времени, была слишком тяжелой даже для него, чтобы размышлять об этом слишком долго. К счастью, самолет приземлился и дал ему время отвлечься от своих мыслей. – Добро пожаловать домой. Слова матери все еще звучали в его ушах, когда Цзюньхуэй вошел в свою спальню, теперь уже привычную и немного более приветливую, чем то отчуждение, которое он чувствовал вначале. Во время поездки на машине он принимал посильное участие в разговоре. Фэнцзюнь сказал, что хочет посмотреть с ним фильм, и Цзюньхуэй легко согласился, желая проводить больше времени со своим младшим братом, даже если тот уже не был таким маленьким, как он помнил. Все происходящее казалось ему размытым. Цзюньхуэй уже сидел на краю кровати, когда раздался стук в дверь и вошла его мать. – Ты, должно быть, все еще устал после раннего перелета, - сказала она, на ее лице было написано беспокойство. Темноволосый мальчик подавил желание согласиться с ней и вместо этого покачал головой: – Я в порядке. Вам нужна помощь на кухне во время обеда? Эта часть дня была новой. Это заставило Цзюньхуэя почувствовать, что, возможно, он действительно слишком много думал. Возможно, он так сильно переживал по поводу отъезда и возвращения домой, что это проявлялось в его снах снова и снова, из-за чего он не мог отличить их от реальности. Такое с ним иногда случалось. Он был так взволнован предстоящей поездкой, что мечтал о ней накануне вечером, как будто она уже произошла. Когда мама похвалила его за то, что он стал лучше работать на кухне, Цзюньхуэй позволил себе поверить, что он ошибся, и почувствовать себя лучше. – У меня было много практики, - ответил Цзюньхуэй после слов благодарности. – Мы стараемся не заказывать еду слишком часто. – Это хорошо, - кивнула женщина. Обед, как и ожидалось, значительно поднял настроение Цзюньхуэя. К тому времени он уже про себя укорял себя за то, что, разделив еду и питье с семьей, подумал о такой глупости, как повторение дней, как о своего рода наказании. Поскольку день проходил достаточно хорошо без того, чтобы он снова внезапно проснулся в общежитии, Цзюньхуэй позволил себе расслабиться. Наверное, он смотрел слишком много фильмов, которые подкрепляли его прежние теории заговора. По крайней мере, он знал, что бодрствует в реальном мире. Он позволил себе получше рассмотреть свое окружение. В их доме произошли некоторые изменения, но не очень большие. В основном это были эстетические изменения в шторах или чехлах для подушек. Тут и там виднелись новые картины - Цзюньхуэй вспомнил, как несколько лет назад его мать увлеклась этим хобби. Его уже не было рядом, поэтому он любовался ими, осматривая дом в поисках других вещей, которые он мог бы прокомментировать. Его взгляд упал на приставной столик, на котором стояло несколько его фотографий. В основном это были фотографии из его актерского детства, но было и несколько снимков, сделанных во время работы в Seventeen. На одном из снимков он стоял рядом с Минхао с улыбкой на лице. Подошедшая сзади его мать, видимо, заметила, куда он смотрит, и тихо вздохнула. – Как они? – спросила она. – Хорошо, - ответил Цзюньхуэй, не зная, что еще он может сказать. Он не мог говорить за всех, но объяснил все, что мог. По большей части, они отнеслись с пониманием, и никаких обид не было. Все остальное можно было обсудить. Может быть. Он оставил все как есть, и его мама быстро поняла, что осталось недосказанным, если то, как она растирала успокаивающие круги по спине Цзюньхуэя, что-нибудь значило. В ее присутствии Цзюньхуэй снова почувствовал себя ребенком и изо всех сил старался не разрыдаться и не пожаловаться. Ему не нужно было, чтобы она беспокоилась о нем. В какой-то момент Цзюньхуэй остался один в своей комнате, чтобы дать себе время освоиться и распаковать вещи. Вместо этого он упал на спину и уставился в серо-голубой потолок.

***

– Ты уверен, что я должен это сделать? – Обязательно, - ответил Цзюньхуэй с невинной улыбкой. Перед ним в кресле салона сидел Минхао с широко раскрытыми глазами, полными беспокойства. Мимо них проходили несколько сотрудников салона, говоря на корейском языке, который был слишком быстрым, чтобы мальчик мог его понять. Цзюньхуэй достаточно понимал ситуацию, чтобы уловить некоторые слова, и кусал губы, чтобы улыбка не стала еще шире. Он знал, что с приближением дебюта Минхао становится все более напряженным и нервным. Все они были на взводе, но Цзюньхуэй делал все возможное, чтобы хоть как-то успокоить нервы Минхао. – Какой цвет они мне снова дают? – спросил младший, переводя взгляд с одного конца салона на другой. – Они сказали, что это сюрприз, - ответил Цзюньхуэй, хотя он знал, что ответ - смесь всех цветов под солнцем. Он представил себе, как будет выглядеть друг со светлыми волосами и розовыми бликами рядом с голубыми, и не удержался, чтобы не поворчать вслух, за что получил полусерьезный взгляд от Минхао, который явно ему не доверял. Он заслужил это, но Цзюньхуэй не мог беспокоиться, он нежно погладил его по все еще темным волосам и постарался сделать все возможное, чтобы его черты лица стали мягче. – Я могу гарантировать, что тебе подойдет, - продолжил он успокаивающим тоном. – На самом деле, я уверен, что тебе подойдет любая прическа. Минхао насмешливо хмыкнул, но не стал комментировать дальше. На его щеках появился розовый оттенок, который всегда появлялся, когда кто-то делал ему комплимент. Он был молод и все еще застенчив, но в то же время постепенно вживался в жизнь, которую выбрал. Некоторые из них родились уже готовыми к тому, чтобы стать кумирами, но были и такие, которые были иностранными детьми, вырванными из родного города за талант и брошенными в мир возможностей. Цзюньхуэй знал, что это такое, и понимал, что чувствовал Минхао. Старший схватил руку Минхао и крепко сжал ее в своей: – Доверься мне. – Верю, - ответил Минхао через мгновение.

***

Вэнь Цзюньхуэй не знал, когда он заснул, но когда он открыл глаза, потолок снова был белым. Головная боль тоже не утихала. Ему показалось, что пульсация усилилась, когда он перевернулся на кровати, чтобы достать телефон. Часы показывали 6 утра, что означало, что у него есть ровно час, чтобы убить время до 9-часового рейса домой, поскольку менеджер заберет его около 7 часов. Он знал, что по крайней мере один час уйдет на подписание договора и еще один - на время, которое потребуется на дорогу, вместе с требованиями аэропорта. Почему он это знал? В этот момент Цзюньхуэй понял, что день снова повторился. На этот раз он не ошибся, когда сел и огляделся. Его багаж, дополнительная коробка, пушистая куртка, висящая на спинке стула. Боль в голове усиливалась, пока Цзюньхуэй пытался разобраться в ситуации. После осознания того, что это снова суббота, паника и страх наполнили его, когда он глубоко вдохнул и выдохнул. Во-первых, он знал, что другие участники не знают. Они не вели себя странно в последние несколько дней, и все они говорили одно и то же снова и снова. Цзюньхуэй попытался проследить свои шаги и задался вопросом, что стало причиной скачка. Неужели он заснул? Неужели он всегда будет просыпаться с белыми стенами своей комнаты? Это был пока единственный вывод. Он также знал, что есть несколько вещей, которые будут зависеть от его собственного выбора. Цзюньхуэй вспомнил, как Мингю звонил, когда он забывал свою куртку, и как однажды он вспомнил об этом, в результате чего младший мальчик не позвонил. Голова болела еще сильнее, когда Джунхви пытался вспомнить все, что произошло, но большинство воспоминаний уже поблекли, оставив лишь беспомощность, когда он решал, что делать. Если он расскажет все Сынчолю, поверит ли ему старший? Будет ли он похож на человека, который просто сожалеет о своем решении уехать и придумывает безумные оправдания, чтобы остаться? Джун медленно моргнул - должен ли он остаться? Изменит ли это что-нибудь?

***

Он не остался. Вместо этого Джунхви ждал в своей постели, прежде чем встать и снова пройти через все процедуры. Он знал, какие мемберы были рядом и что должен был сказать Сынчоль. Он знал, какую речь скажет ему представитель. Он знал, что, взяв куртку, не получит звонка от Мингю, и решил, что ему не нужно слышать то, что он и знал, и во что не верил. Он знал, что Чан сожалеет, что Сокмин будет плакать, а он не будет спать во время трехчасового перелета, думая о том, что Минхао все еще сердится на него. Теплые объятия матери по-прежнему были глотком свежего воздуха и дарили ему столь необходимый комфорт, но что-то в ее тоне изменилось, словно она заметила, что Джунхви выглядит более уставшим, чем раньше. Все эти повторяющиеся дни не давали ему полноценного сна. Поездка домой на этот раз была спокойной, все старались дать Цзюньхуэю больше времени, чтобы освоиться, вернуться на родину, где он вырос, несмотря на то, что он уже не мог произнести адрес своего дома. В результате он закрыл глаза и прислонился головой к окну. Когда он снова открыл их, стены вокруг него были слишком белыми и даже насмешливыми. Не раздумывая, Цзюньхуэй схватил телефон и сделал несколько звонков.

***

Изменение в его расписании должно означать изменение в цикле. После того как Цзюньхуэй успешно изменил некоторые моменты своего дня, он остался лежать в постели с колотящимся от нервозности сердцем. На этот раз все должно сработать. Если день, когда он ушел, был причиной того, что его дни повторялись, то он собирался перенести его и посмотреть, что будет дальше. К счастью, компания разрешила ему остаться еще на два дня в общежитии, хотя расторжение контракта все равно состоится, поскольку юристы уже были в пути. Это было прекрасно, подумал Цзюньхуэй. Ему просто нужно было кое-что изменить. – Джун? Ты проснулся? – Думаю, да. – Наш менеджер ждет снаружи, просто подумал, что должен сообщить тебе, - сказал Джису, после чего ушел, и шаги затихли за пределами слышимости. Цзюньхуэй собирался нарочито медленно. Когда он вышел из своей комнаты без багажа на буксире, Сынчоль выглядел озадаченным, но младший промчался мимо него к входной двери, быстро пообещав, что объяснит все позже. Ни у кого больше не было времени на разговоры с ним, и он предпочитал, чтобы так и было. К счастью, никто не пытался остановить его, поскольку знали, что он должен был спешить, судя по тому, как долго ждал их менеджер. Когда он добрался до фургона, он позволил себе минуту, чтобы отдышаться. На его телефоне загорелись сообщения от Вону, спрашивающего, все ли в порядке. Он ответил, что объяснит все позже, когда вернется в общежитие, что прозвучало более позитивно, чем следовало, словно давало ложную надежду. Вслед за этим Вону отправил сообщение с вопросом, не передумал ли Джун все-таки уезжать, но у китайца пока не хватило духу ответить на этот вопрос. Он все еще собирался подписать свои документы, и пока ничто не могло помешать ему в этом. Он просто хотел понять, сможет ли то, что он делает, прервать повторение той субботы, и молился об этом, чтобы он мог спокойно жить в Китае. Представитель компании произнес свою речь, одновременно вручив Цзюньхуэю новые авиабилеты на поздний рейс в понедельник. Когда он вернулся в общежитие, в гостиной все еще сидели люди. Среди них был и Минхао. Глаза младшего мальчика значительно расширились, когда он понял, что это вошел Цзюньхуэй. Судя по тому, как он потрясенно смотрел на юношу, ему, должно быть, не сообщили о резком изменении расписания Джуна. Затем удивление переросло в растерянность, а затем ярость снова взяла верх, сжав челюсть и брови, наполнив глаза жаром. Цзюньхуэй не знал, приветствовать ли ему друга или отвернуться, когда он полностью вошел в гостиную. Тишина следовала за ним с каждым шагом. – Итак, - первым нарушил напряжение Джихун. – что случилось? Ты уехал в такой спешке. – Я попросил их перенести мой рейс, - просто ответил Джунхви, а затем продолжил, сказав, что понял, что его первоначальный график был слишком быстрым. Хотя его решение покинуть группу не изменилось, он также решил, что хотел бы провести с ними еще несколько дней, если они его примут. Джонхан усмехнулся еще до того, как Цзюньхуэй закончил говорить. В конце он спросил, не против ли они, чтобы он остался в общежитии еще на несколько дней. Но прежде чем кто-либо успел ответить, Минхао уже был на ногах. – Ты ведь подписал документы об увольнении, не так ли? Какое место ты еще здесь занимаешь? – спросил он, в его словах звучали яд и гнев, хотя они и не были произнесены кричащим голосом. Возможно, он надеялся на обратное, и новость еще больше подогрела его гнев. Сокмин, сидевший рядом с Минхао, тоже встал и попытался положить руку на его плечо, чтобы успокоить, но Минхао его оттолкнул. В глазах младшего полыхал огонь, и Цзюньхуэй хотел было вздрогнуть, словно сам обжегся, но сумел сохранить спокойствие. Он знал, что заслужил эти слова. – Если ты не согласен, я могу найти другое место, чтобы остаться... – Ничего подобного, - резко вклинился Сынчоль, бросив на двух парней взгляд, означавший, что они должны слушать. – Джун, ты останешься здесь. Минхао, можно тебя на пару слов? – Мне нечего сказать, - холодно ответил Минхао, уже направляясь к своей комнате. Дверь его спальни громко закрылась за ним. Чан быстро снял напряжение, громко объявив, что он рад снова видеть Джуна, словно хотел, чтобы все остальные забыли о том, что только что произошло. Он быстро обнял старшего, и потихоньку остальные участники столпились вокруг него, чтобы спросить, что заставило его передумать, Джун слабо ответил, что на самом деле он просто хотел чуть дольше побыть с ними, что было недосказано, и Минхао его легко понял. Кто-то сказал ему, что Сынкван должен вернуться домой через несколько минут, но Джунхви не дослушал его до конца, извинившись, чтобы сначала вернуться в свою комнату. День прошел без особых событий. Если честно, он ничем не отличался от предыдущих дней. После того, как вернулся Сынкван, приятно удивленный его продолжительным пребыванием, все остальные вели себя так, словно и не было прежней вспышки Минхао, хотя Мингю вернулся к тому, чтобы составить компанию младшему, вместо того, чтобы присоединиться к остальным. Даже Сунёну, несмотря на то, что тот выглядел уставшим после раннего пробуждения, и перед которым Цзюньхуэй все еще чувствовал себя обязанным извиниться, мало что мог сказать о том, что он все еще рядом. – Может, ты хочешь куда-нибудь сходить перед отъездом? – спросил Хансоль во время ужина. Некоторые другие мемберы отправились спать, но Джунхви был рад, что Хансоль остался с ним. С ними также были Джонхан, Джису и Вону. Кроме Сынчоля, они были первыми, кому Джунхви сообщил о его решении и сказали ему ободряющие слова. Никто из них не причинил ему дополнительных душевных страданий, что Джун очень ценил, размышляя над вопросом Хансоля. Он не мог назвать только одно место, слишком много других вещей происходило в его голове, чтобы он мог дать правильный ответ. – Не совсем, - ответил Цзюньхуэй. – Я бы хотел провести это время здесь и расслабиться. Его ответ заставил Джонхана усмехнуться, за что блондин получил удар локтем по ребрам от Джису. – Извини, - пренебрежительно сказал старший, прежде чем перейти к делу. - Я просто не думаю, что сейчас здесь лучшее место для твоего отдыха, Джун. Конечно, он не ошибся. Юн Джонхан редко ошибался. Атмосфера в общежитии была напряженной с тех пор, как Сынчоль впервые провел собрание и сообщил им о решении Джуна уйти. Даже несмотря на то, что большинство из них в итоге отнеслись к этой идее с пониманием, все их добрые намерения и способы утешить Цзюньхуэя не смогли перебороть тяжесть первоначальной реакции Минхао. Тот факт, что младший снова взорвался ранее, не помог ситуации. Все они знали это. Кроме Минхао, Цзюньхуэй также знал, что есть еще несколько человек, перед которыми он должен загладить свою вину пока он еще здесь. Если бы у него был шанс попробовать еще раз, Цзюньхуэй был бы глупцом, если бы потратил его снова, верно? Когда он открыл глаза на следующее утро, его охватила волна беспокойства, что это снова та же самая суббота, и он нащупал свой телефон на кровати. Заглянув в экран, Цзюньхуэй увидел, что дата изменилась, и сразу почувствовал облегчение. Вот и все. Ему действительно удалось разорвать замкнутый круг, изменив несколько вариантов выбора. Белые стены вокруг него казались странно приятными, и теперь он проснулся без головной боли. Это точно будет его последний день в общежитии, и Цзюньхуэй собирался провести его с пользой. Начать он собирался с Сунёна. Квон Сунён был по большей части человеком покладистым. Но он также был яростно предан своим друзьям и семье, защищал их до гроба, и так далее, и тому подобное. Цзюньхуэй знал, что, хотя его решение уйти не сильно повлияет на группу, по крайней мере, с точки зрения статистики, сам факт ухода, скорее всего, потряс Хоши. Какой смысл в их одинаковых кольцах, если Цзюньхуэй так быстро все это бросил? Разве все они не работали не покладая рук и не изнуряли себя каждый день? Подготовившись, Джунхви вышел из своей комнаты и постучал в комнату, которую Сунён делил с Сокмином. Дверь открыл Докем с удивленным видом: – Джун? – Привет, - слабо поприветствовал Джунхви. – Сунён тут? Сокмин был из тех, кто почти не умеет лгать. Он на секунду оглянулся, а затем замешкался, видимо, размышляя, стоит ли впускать Джуна внутрь, но так и не смог решиться. Цзюньхуэй тоже ожидал такого развития событий. Это был разумный поступок. Он подождал немного, пока откуда-то из комнаты не раздался голос Сунёна, который сообщил, что Джунхви можно войти. С облегчением вздохнув, Сокмин отошел в сторону, чтобы впустить Джуна. Больше он в комнату не входил, закрыл за собой дверь и ушел, оставив их одних. Еще один разумный выбор. Как только младший ушел, Джунхви сказал: – Мне очень жаль. Сунён проводил его тяжелым взглядом, после чего вздохнул. Казалось, что он выпустил все свои эмоции на одном дыхании. – Я на тебя не злюсь, - просто ответил черноволосый мальчик. – Мне все еще жаль, - начал Джунхви, когда Сунён поднял руку вверх, показывая, чтобы он остановился первым, и махнул ею направлении пустого стула в комнате, предлагая другому занять место первым. Китайский мальчик так и поступил, изо всех сил стараясь расслабиться и выглядеть более непринужденно рядом с человеком, которого он знал много лет своей жизни. Они видели друг друга с глупыми прическами и в неудобной одежде. Они смеялись и плакали вместе. У Джунхви не было причин чувствовать себя чужаком, вторгшимся в пространство Сунёна, и тот тоже старался избавиться от этого чувства. Сунён ненадолго задумался, прежде чем снова заговорить: – Я не сержусь на тебя, но я сержусь, что ты решил сделать это. Я злюсь, что ты так долго не рассказывал нам. Подожди, нет, я злюсь, что ты вообще не сказал нам, пока не стало слишком поздно. Но я уверен, что Хао уже сказал тебе то же самое, когда разозлился в тот день, верно? Как бы это сказать... Джун, мы - команда. Мы вчетвером с Чаном особенно. Я лично не думаю, что без тебя все будет по-другому, и мне тяжело слышать, что ты не чувствуешь того же. Но я не сержусь на тебя, и если это поможет, я прощаю тебя за то, за что ты просишь прощения. Он сделал паузу, чтобы отдышаться, а затем мягко сказал: – Мне также жаль, что я не заметил, что ты чувствовал до всего этого. Правда, мне жаль. Это не твоя вина, хотел сказать Цзюньхуэй, но слова застряли у него в горле. Когда это началось? Когда Цзюньхуэй начал чувствовать, что его усилий недостаточно? Когда повторяющиеся движения, которые они делали для каждой песни, измотали его настолько, что казалось, будто его тело сделано из свинца? Когда Сунён стал ругать их, чтобы они делали лучше, двигались быстрее, отбивали ритм четче, и это стало действовать ему на нервы? Он всего лишь человек, думал про себя Цзюньхуэй несколько дней подряд. В конце концов, он так и остался человеком. У него были чувства, несмотря на то, что он изо всех сил старался сохранять позитивный настрой. Когда все это обрушилось - его чувства к Минхао и жалость к себе - это было похоже на лавину. Сунён ничего не сказал, вместо этого он встал с кровати и подошел к другому мальчику с протянутыми руками. Цзюньхуэй встал со стула, чтобы принять объятия, и изо всех сил старался не заплакать. Слова извинения были не новыми: Джунхви уже слышал их однажды от Сынчоля, когда тот впервые рассказал старшему о своем решении и его причинах. То же самое он услышал и от Джихуна, когда тот подошел к Джунхви в один из дней перед его первым рейсом. Тем не менее, услышав это от Сунёна, он почувствовал себя немного по-другому. Возможно, это было потому, что в их группе из 13 человек чувство неадекватности было нормальным. Но в подгруппе из 4 человек Джун не мог чувствовать себя прежним. Он также не думал, что с Сунён будет так же легко разговаривать, как с ним. – Я знаю, что это уже очевидно, но тебе действительно стоит поговорить с Минхао. – Если он мне разрешит, - грустно ответил Цзюньхуэй. Младший мальчик по-прежнему отказывался есть с ними. Даже Мингю решил оставить еду другу и вернуться к остальным, ворча на Цзюньхуэя, что ему нужно поесть еще, чтобы не так сильно хотелось корейской еды, когда он улетит в Китай. После разговора с Сунёном тема перелета стала для Джунхви более легкой, но время от времени его глаза все равно поглядывали на двери их комнат, желая, чтобы Минхао вышел. Даже у Сынквана был свободный день, чтобы провести его с ними, поэтому нехватка одного члена группы казалась слишком очевидной. Раз или два Джун стоял перед дверью Минхао с поднятой рукой, готовый постучать. Каждый раз он возвращался в свою комнату. Он очень надеялся загладить свою вину перед Минхао, но это оказалось сложнее, чем он думал. Даже если бы младший не игнорировал его, Цзюньхуэй не знал, что сказать. С чего бы ему вообще начать? Меньше всего ему хотелось случайно показать свое сердце на рукаве и сделать все очевидным, но если бы он знал, что это будет последний раз, когда он видит Минхао, он мог бы сделать именно это. Признаться во всем, что держал в секрете, прежде чем убежать, чтобы избежать последствий. Но Цзюньхуэй не был таким человеком. Он предпочел бы пережить все сам, чем винить Минхао за свои действия. На следующий день Цзюньхуэй с утра пораньше проверил телефон и убедился, что сегодня понедельник, день вылета. Его последний день. На этот раз точно, подумал он про себя, собираясь в дорогу. Он выбрал ранний рейс, но поскольку ему больше не нужно было идти в здание компании и что-то подписывать, он мог не торопиться. Цзюньхуэй позаботился о том, чтобы положить куртку в сумку, а не брать ее с собой в самолет. Он не знал, позвонит ли Мингю, если он снова ее забудет. Когда он открыл дверь своей комнаты, Минхао проходил мимо, выглядя так, будто только что вышел из своей комнаты. Вместо того чтобы проигнорировать его на этот раз, Минхао остановился. – Ты действительно уходишь? Цзюньхуэй сухо сглотнул и кивнул: – Да. Хао, я ... Сожалеешь? Влюбился в тебя? Что бы он ни собирался сказать, его прервал Минхао, который снова заговорил, и черты его лица снова ожесточились, словно он поставил щит, и каждое резкое слово, брошенное им в адрес Цзюньхуэя, отражалось обратно на него. Огонь в его глазах больше не пылал, но все еще был там, кипел под чем-то другим, что Цзюньхуэй не мог определить. Он не успел ни продолжить, ни даже ответить, так как Минхао снова начал идти в сторону своей комнаты после того, как он произнес три слова, которые прозвучали в голове Цзюньхуэя. – Не возвращайся. Сюй Минхао не потрудился выйти из своей комнаты, чтобы проводить его, но все остальные мемберы были на месте. Тем не менее, это мало помогло Цзюньхуэю почувствовать себя лучше после того, что произошло между ним и другим мальчиком. Он чувствовал себя виноватым за то, что не так крепко обнимал других, как ему хотелось бы, и надеялся, что никто не заметит причины этого. Он еще раз получил пожелания от всех, прежде чем снова уехать с менеджером. Последняя поездка на машине, последний полет, и все. Не возвращайся. Поездка в аэропорт не была ни быстрой, ни медленной. По дороге Цзюньхуэй больше не получал звонков. Он знал, что у некоторых из них на этот день были расписания. Сынчоль также сказал, что соберет их всех вместе, чтобы обсудить дальнейшие планы. К моменту его отъезда все они были заняты. Им было бы неловко продолжать разговор, когда он все еще рядом. Он попытался представить, как у них все происходит. У Сунёна, скорее всего, уже есть идеи, как изменить хореографию. Джихун должен был уточнить у других продюсеров, кому из участников достанутся партии Джуна. Новый альбом может выйти в ближайшее время. Не возвращайся. Эти слова звучали в голове Джунхви, и он не мог удержаться от горькой улыбки. Не возвращайся. Теперь не к чему возвращаться, думал он, поднимаясь на борт самолета, как будто делал это впервые, протягивая свой новый билет и умудряясь вежливо улыбнуться стюардессе. Ему предстояло убить три часа. Цзюньхуэй не хотел смотреть ни один из доступных фильмов, но он также не доверял себе в том, что сможет не заснуть и не скатиться в темноту. Ему ничего не оставалось, как закрыть глаза и ждать, когда сон придет и успокоит его, по крайней мере, до того, как он сможет проснуться, увидеть свою мать и крепко обнять ее. Сейчас он нуждался в этих объятиях как никогда.

***

Стены снова были белыми. Он слишком устал, чтобы даже думать об этом, не говоря уже о головной боли, которая не прекращалась. Когда его глаза открылись в привычной обстановке, Цзюньхуэй громко выругался, а затем проверил телефон, чтобы убедиться в этом. Была суббота, 6 утра. Солнечный свет едва пробивался. Что бы он ни делал в последние два дня, это не имело значения, потому что в этом мире этого никогда не было. Цзюньхуэй не знал, смеяться ему или плакать: с одной стороны, это означало, что он вычеркнул из реальности последнее, что сказал ему Минхао. Но это было не то, что он мог стереть из своих воспоминаний, даже если бы попытался. Перемещение полета, очевидно, не имело значения. Единственное решение, которое он мог найти, - это отменить его совсем, но это было уже другой проблемой. Поэтому он продолжил день так, как знал, что он всегда будет проходить. Приземлившись в Китае, он заставил отца сначала зайти в продуктовый магазин, чтобы купить консервированный кофе, чай и несколько энергетических напитков. Это была странная просьба, но Цзюньхуэй, которого они знали, всегда был странным ребенком, поэтому никто не задавался этим вопросом. Дома он выпил все, что мог, и не спал до самого утра. Он помог матери приготовить обед и отмахнулся от ее замечаний о том, как устало он выглядит. Он поддерживал их разговор и смог узнать немного больше о своем младшем брате и о жизни, которую он пропустил, пока его не было дома. Рано или поздно судьба, бог или дьявол, игравшие с ним, наверняка потеряют интерес к его скучной жизни. Выпив одну банку холодного чая с молоком, Цзюньхуэй согласился посмотреть с Фэнцзюнем фильм, чтобы скоротать день. Пока он не заснет, все будет хорошо. Пока младший мальчик настраивался, Цзюньхуэй позволил себе на секунду закрыть глаза. Он был уверен, что не заснул. Как будто он только что моргнул и вдруг снова оказался в постели, в общежитии Seventeen, стены белые, а голова пульсирует. Боль стала еще сильнее, когда он схватился за телефон и хотел швырнуть его через всю комнату, как только увидел дату и время. Если засыпание не вызвало скачок, тогда что? Цзюньхуэй слишком устал, чтобы с кем-то разговаривать, и решил отправить быстрое сообщение их менеджеру об изменении рейса. Он уже знал, что это будет разрешено. Вздохнув, он собрался уходить, дождавшись, пока Джису постучит первым, и отправился к выходу, как и раньше. Чего он никак не ожидал, так это того, что его дверь внезапно распахнется и внутрь ворвется человек, которого он меньше всего ожидал увидеть. Минхао выглядел уставшим и злым, разочарование накатывало на него волнами, когда он захлопывал за собой дверь. Цзюньхуэй все еще находился в состоянии шока, пытаясь осмыслить происходящее. Все было в новинку, но это не казалось чем-то хорошим. Он не был готов к такой ситуации. И уж точно он не был готов к тому, что Минхао сказал дальше. – Мне это надоело, - почти умоляюще сказал брюнет. – Если ты собираешься уйти, то просто уходи и больше не возвращайся! Цзюньхуэй не знал, откуда младший узнал о его изменении в расписании; неужели их менеджер уже сообщил им? – Это только на два дня, а потом я уеду... – Ты же знаешь, что я не это имел в виду, - мрачно сказал Минхао. Именно тогда Цзюньхуэй нашел время взглянуть на Минхао - и действительно всмотреться в его лицо, в гнев, который угасал, уступая место такой явной усталости, какую Цзюньхуэй сам видел в зеркале последние несколько дней. В глазах Минхао была пустота, которая, по мнению Цзюньхуэя, отражала его собственные. В нем было чувство потери, отчаяния и чего-то, что он до сих пор не мог определить. Но все казалось знакомым. По щелчку Цзюньхуэй понял, что Минхао должен был осознавать происходящее. Для парня напротив эти дни тоже повторялись. Все, что он хотел сделать, это уйти. Почему судьба Цзюньхуэя так переплелась с Сюй Минхао? Словно заметив, что Цзюньхуэй все понял, брюнет горько усмехнулся: – Верно. Далее он подтвердил, что каждый день для него повторялся одинаково. Все те дни, когда ему приходилось говорить «да» Сунёну, чтобы просто выйти из дома и отвлечься на тренировку, только чтобы прыгать через случайные промежутки времени, которые возвращали его к тому, чем он занимался за несколько минут до того, как Сунён попросит его. Он знал, что это происходит потому, что Джун засыпает. Он понял это примерно на третьей петле, хотя и сам не верил. Минхао только сейчас понял, что засыпание само по себе вызывает такой же скачок. Это, мягко говоря, сводило с ума, особенно когда он знал, что произойдет дальше. – В конце концов, ты все равно уходишь, - закончил Минхао, что-то в его голосе надломилось, но он проглотил эти эмоции. – Мне жаль, - тихо сказал старший. Что еще он мог сказать? Он ведь не хотел, чтобы все это произошло. Цзюньхуэй даже не знал, почему Минхао знал о петле, ведь он был уверен, что никто из других не знал о ней. Было ли это из-за того, что он чувствовал к Минхао? Неужели не было конца последствиям, с которыми ему пришлось столкнуться за то, что он был человеком, который любил кого-то? Может быть, это было потому, что, несмотря на свою решимость уйти, Цзюньхуэй знал, что каждый раз его переполняло сожаление. С каждым днем, проведенным с Минхао, он все больше злился на него. Возможно, все, что ему было нужно, это прощение Минхао, и все было бы хорошо. – Что в этом хорошего? – ответил Минхао, и гнев уступил место усталости, которую он тоже чувствовал. – Ты все равно уйдешь, - продолжал он, и голос его звучал почти жалобно, словно он знал, что просит о чем-то невозможном. Обычно спокойный и уравновешенный, Минхао редко выглядел слишком молодым, но в этот момент он казался именно таким, а его глаза блестели от непролитых слез. Голос Минхао стал мягче. – Уйдешь ли ты сегодня или в ближайшие несколько дней, ты всегда будешь уходить. Это ничего не исправит. От чего ты все время убегаешь, Цзюньхуэй? Разве ты не можешь просто остаться с нами? Неужели ты не можешь дать нам всем больше времени, чтобы помочь тебе, черт возьми? – Ты думаешь, это так просто? – огрызнулся Цзюньхуэй, не в силах контролировать себя. Слова лились из него, как потоки воды. Теперь, когда он знал, что есть еще кто-то, кто понимает, через что он прошел за последние несколько дней, и, конечно, по иронии судьбы, это должен был быть Минхао, Джунхви не мог остановиться, рассказывая о том, как ему хотелось попасть домой, снова быть со своей семьей, но его снова и снова отнимали. Многочисленные дни, в течение которых мемберы сочувствовали ему и жалели его, тоже не оставили приятного привкуса во рту. Даже когда он знал, что большинство из них так или иначе смирятся с его решением. – Не говори со мной так, как будто ты делаешь это лучше! – закончил криком Джун, чужим, так как он никогда не злился, и уж точно не на Минхао. Он знал, что это его вина, что младший злится на него. Он знал, что заслужил это. Но осознание всего этого не приносило никакого облегчения. Насколько тяжелее было ему, застрявшему между принятием решений и ощущением, что все они неправильные? Он хотел, чтобы эта петля закончилась так же, как и Минхао, может быть, даже больше. Он хотел так многого, что не мог заставить себя продолжать разговор после этого. Минхао на секунду ошеломленно уставился на него, но потом быстро опомнился. – По крайней мере, я не тот, кто убегает, как трус, - сказал он наконец, и все эмоции исчезли с его лица. Все остальные в общежитии, должно быть, слышали их ссору, хотя и не понимали, что происходит. Когда Минхао вышел из комнаты, прошло всего несколько минут, прежде чем пришел Джису и сказал, что их менеджер прибыл. Он задержался за дверью и спросил, не хочет ли Цзюньхуэй поговорить об этом, но когда юноша не ответил, он ушел. Когда Цзюньхуэй уходил, в гостиной уже никого не было, кроме менеджера, который неловко переминался с ноги на ногу, когда сообщил Цзюньхуэю, что ему не удалось изменить рейс. Еще одно изменение, но не совсем, устало подумал Цзюньхуэй, возвращаясь за своими вещами. К счастью, они все еще были упакованы. Головная боль с утра вернулась с новой силой, когда он был в здании компании, прослушал все, что сказал представитель, и бездумно подписал свое имя. Сынчоль пытался дозвониться до него, но Джун не отвечал. Этот день был не похож на предыдущие, но и не лучше. Он просто хотел покончить со всем, но как? День повторялся снова и снова, и в каждом из них Минхао переживал одно и то же. В конце концов, разве они не должны работать вместе, чтобы достичь желаемого? Цзюньхуэй мог вернуться домой, а Минхао мог отпустить его. И все же, вспоминая их спор, Цзюньхуэй чувствовал одновременно вину и раздражение. От злости он закрыл глаза в микроавтобусе по дороге в аэропорт, ожидая, что эти белые стены снова появятся.

***

Сюй Минхао не заходил в свою комнату во второй раз, но и по утрам перестал уходить с Сунёном и Чаном. Быть единственным человеком, который застрял во времени, было чем-то неповторимо безумным. Джун не ожидал, насколько хуже будет осознавать, что кто-то еще разделяет с ним эти ощущения. Он хотел что-то с этим сделать, но с чего начать? Если Минхао не хотел даже смотреть на него, не говоря уже о том, чтобы поговорить с ним, то не было никакой разницы, один он в петле или нет. Было что-то еще более одинокое в том, что они оказались втянуты в это оба. Зная Минхао, можно было не сомневаться, что тот тоже изо всех сил пытается найти способ положить этому конец. Но вместе с этим, Цзюньхуэй был уверен, что младший винит его и только его. А кто бы не винил? Даже Цзюньхуэй винил себя, свой эгоизм, свою трусость, свою неспособность остановить себя от желания протянуть руку Минхао и взять ее в свою. Они всегда делили так много частей своего мира вместе. Судьба, казалось, не хотела их отпускать. Но он все еще был в состоянии бегства. То, что Минхао знал об этом и каждый раз отталкивал его, словно открывало новую рану в сердце Цзюньхуэя. Он знал, что разозлил брюнета, но что насчет него? Минхао накричал на него, а затем проигнорировал. Дважды. К чему бы это? Если он утверждал, что хочет помочь Цзюньхуэю исправить ситуацию, то где он был, когда они оба снова и снова переживали одни и те же дни? Почему его гнев вдруг оказался сильнее, чем у Джуна? Это было несправедливо. Он уже не был так зол и обижен, как в тот день, но боль все еще была. Если он не нужен и не востребован, что ему оставалось делать, кроме как уйти? Опять. Усталость одолела его в самолете, несмотря на все его попытки не заснуть. И опять. Он успел просмотреть половину фильма, который поставил Фэнцзюнь, прежде чем моргнул раз, два, и у него заболела голова. И опять. Цзюньхуэй сбился со счета, сколько раз это было после первого цикла. Иногда он даже не осознавал, что повторяет реплики членов группы, прежде чем они успевали их произнести. Однажды Джису заметил это и выглядел смущенным, но Джун отмахнулся от него с усталой улыбкой. Он дошел до того, что даже не пытался вежливо выслушать фальшивую речь представителя компании, и вскоре узнал, что тот тоже предпочитает такой способ. Это экономило время им обоим. Раз или два он подумывал о том, чтобы подойти к Минхао, но каждый раз ему казалось, что ему не место рядом с парнем. Теперь уже нет.

***

Его мать спрашивает его об этом. Но не совсем конкретно. Вскоре после того, как Цзюньхуэй вошел в свою детскую спальню, волоча за собой утомленные кости и утопая в банке кофе, она пробралась внутрь. Она больше не стучала. Она без предисловий сказала, что Цзюньхуэй выглядит усталым и нуждается в отдыхе. Они собирались поговорить, хотел того Цзюньхуэй или нет. Возможно, это был материнский инстинкт, оцепенело подумал Цзюньхуэй, когда она усадила их на край его кровати с беспокойством в темных глазах. – Сяо Хуэй, - начала мать, глядя в глаза сына. - что случилось? Ничего, - хотел сказать Цзюньхуэй. Это была ложь, которую он привык говорить всем остальным, но в присутствии матери и посреди своего неизменного дома он чувствовал себя слишком маленьким, чтобы лгать. В детстве он верил, что у стен есть глаза и уши, которые рассказывают родителям все, что он пытается скрыть. Теперь, когда он стал старше, он понимал, что это глупо, но иногда он чувствовал себя не таким уж взрослым. Ложь умерла на его губах, прежде чем он успел попытаться ее произнести. Вместо этого он сухо сглотнул и ничего не ответил. – У тебя проблемы с компанией? С вашей группой? – Они больше не моя группа, - сумел поправить Цзюньхуэй. Женщина тихонько захихикала: – Но они всегда будут твоей семьей, я права? Даже семьи ссорятся. Так скажи мне - что случилось? Что случилось? Цзюньхуэй очень хотел ответить, но не знал, с чего начать. Его мать уже знала, почему он хочет вернуться домой. Она знала, что он чувствует себя неполноценным, одиноким, тоскует по дому и уюту. Он поговорил с ней, прежде чем принять окончательное решение. Все это вдруг показалось ему пустяком перед лицом его нынешней дилеммы. Петля, гнев в голосе Минхао, то, что он уже не знал, что делать. Полет обратно в Китай должен был стать его решением, но в итоге это принесло только больше проблем. Как он должен был сказать собственной матери, что дом больше не кажется ему домом? Ничего из того, что он сказал ей тогда, не имело бы значения, потому что день начался бы заново, так почему бы просто не рассказать ей все? Он начал с ужасающей реальности своих чувств к Минхао - хороших, плохих и всего, что между ними. Он рассказал о том, что падать было легко и непринужденно, но удержаться на месте было очень сложно. Затем он рассказал о том, как хотел убежать, пока все не стало слишком сложным, пока он не разрушил то, что уже было совершенным, но в процессе почувствовал, что в свою очередь разбил все на кусочки, которые уже невозможно поднять. Его слова текли, как прорванная плотина, и мать не прерывала его, ни разу. С горьким смехом Цзюньхуэй в конце концов признался в самом безумном: – Этот день для меня повторяется. Каждый раз, когда я лечу обратно, я закрываю глаза, а потом вдруг снова оказываюсь в нашем общежитии. Он был готов услышать от нее, что он слишком много работает и ему необходимо выспаться, но вместо этого пожилая женщина вздохнула. – Тогда почему ты продолжаешь возвращаться сюда? – спросила она небезразлично. Цзюньхуэй моргнул в ответ: – Что? Разве ты не скучала по своему старшему сыну... – Ты знаешь, что я имею в виду, - быстро укорила она, даже с небольшой улыбкой на губах. – Сяо Хуэй, если то, что ты мне рассказал, правда, то не думаешь ли ты, что вселенная пытается тебе что-то сказать? Ты говоришь так, как будто ты один в мире, но это не так. Разве ты не видишь? Твое тело здесь, но твой разум и сердце где-то в другом месте. Когда ты вернешься, я хочу, чтобы ты помнил то, что я говорю тебе сейчас. Я всегда буду гордиться тобой и тем, кто ты есть. Пора бы тебе почувствовать то же самое, не так ли? Все, что она хотела сказать дальше, и то немногое, что Цзюньхуэй мог сказать в ответ, оборвалось. Стены были белыми, головная боль немного утихла, по крайней мере, по сравнению с предыдущими прыжками, и он должен был кое-что сделать.

***

– Как ты думаешь, мы когда-нибудь получим свои собственные песни? Вэнь Цзюньхуэй поднял глаза от телефона и пожал плечами: – Если Джихун хочет нам что-то дать, то возможно. – А если это не от Джихуна? – Минхао нажал на кнопку, улыбка натянула уголки его рта при одной мысли об этом. – Подумай об этом, - продолжил он, объясняя, что было бы, если бы каждому из них дали шанс создать что-то с особым цветом и звуком. Они могут начать с малого. Они уже исполняли песни по частям. Поменять что-то не так уж сложно, верно? Может быть, выбрать определенных участников для песни. Все может быть, лишь бы они держались вместе. В конце концов, старший сдался: – Ладно, с кем ты хочешь сделать песню? – С тобой, конечно.

***

Он собирался изменить цикл. Цзюньхуэй только должен был придумать, как это сделать, но он собирался начать с продления своего пребывания. В первый раз это что-то изменило, так кто сказал, что повторная попытка не сработает? Когда утром он вернулся после подписания контракта на увольнение, Минхао не было рядом, чтобы кричать на него. Хотя тот все еще оставался в своей комнате, по крайней мере, это означало, что другие мемберы не были так напряжены, как раньше. На следующий день он снова прокрутил в голове разговор с Сунёном, позволяя словам омывать его, пока они не принесли ему чувство комфорта. Даже самой малой толики было достаточно. Еще один раз, потом еще, и Джунхви уже в третий раз возвращался из компании и вздыхал. Был еще только один человек, который мог помочь. Честно говоря, ему следовало бы сначала обратиться к Минхао, но после их последнего спора и зная, что Минхао все помнит, Цзюньхуэй не знал, с чего начать. Но он уже сделал все, что мог, с другими участниками; все они высказали свою часть, разными способами, много раз. Джун знал, что чувствует каждый из них. Он слышал, как Джонхан убеждал его рискнуть. Вону тихо сидел рядом с ним и говорил о будущем, которого у Джуна никогда не будет, если он застрянет во времени. Даже Сокмин во время одной из встреч признался, что поначалу тоже был зол. Но это быстро сменилось грустью и пониманием. Все они рассказали Джуну о своих чувствах, и в ответ парень позволил себе быть уязвимым. Сынчолю он признался, что у лидера никогда не было недостатков. Джихуну он пожелал еще одну-две строчки и пошутил насчет соло, но шансов на это уже не было. С Сынкваном, который позволил младшему ухаживать за ним и купить ему несколько вещей, от которых Джун не стал отказываться, так как знал, что когда наступит завтрашний день, эти вещи тоже исчезнут. С каждым шагом он думал, не настанет ли подходящий момент, чтобы снова поговорить с Минхао. В конце концов, он решил, что нельзя избегать этого вечно. Когда Цзюньхуэй постучал в дверь, дверь открыл Мингю, который выглядел удивленным и одновременно неловким, стоя на месте. Он повторил слова Минхао о том, что больше никого не пустит в комнату, и уж точно не Джуна, если тот вообще появится. – Пожалуйста, - попросил Цзюньхуэй. – Только один раз. Наступила пауза, после чего Мингю извинился перед Минхао и вышел из комнаты, освободив место для старшего. Сюй Минхао лежал на кровати и смотрел в потолок. Он не обернулся, когда вошел Цзюньхуэй, и даже не обратил внимания на присутствие кого-либо в комнате. Он выглядел еще более усталым, чем в последний раз, когда им удалось поговорить; казалось, что у него больше нет сил злиться. Цзюньхуэй не знал, как Минхао проводит свои дни, особенно после того, как он перестал исчезать каждый раз, когда знал, что Цзюньхуэй будет рядом. В некоторые дни цикл повторялся из-за младшего. Ему также было интересно, пытался ли Минхао рассказать кому-нибудь о своей ситуации. В конце концов, когда день начнется заново, они снова останутся вдвоем. – Хао, ты выслушаешь меня? Мне действительно очень жаль, - неуверенно начал Цзюньхуэй. Он говорил тихо, стараясь сохранить спокойный тон, отгоняя воспоминания о том, как он накричал на младшего мальчика. Это было несколько дней назад, в их мире, а в остальном такого просто не было. Это была еще одна вещь, которую они делили только между собой. Темноволосый мальчик глубоко вздохнул, прежде чем продолжить. – Всего два дня. На этот раз, разве мы не можем провести эти два дня вместе? Разве ты не позволишь мне загладить свою вину? – А как же остальные? – пробормотал Минхао невнятно. Старший воспринял ответ как положительный знак: – Я уже провел с ними много времени, знают они об этом или нет. Честно говоря, мне следовало обратиться к тебе с самого начала, но я был... я был напуган. И до сих пор боюсь. Он никак не мог полностью объяснить причину своего страха и опасений, возможно, пока не мог, но Цзюньхуэй надеялся, что Минхао его поймет. Даже в тусклом свете его комнаты, где не было ничего, кроме ароматической свечи и света, проникающего из-за штор, от одного взгляда на младшего мальчика у Цзюньхуэя немного перехватывало дыхание. Если бы Минхао не был в курсе всего этого, Цзюньхуэй, возможно, признался бы в тот самый момент. Он бы излил свое сердце этому красивому, хрупкому на вид мальчику, а на следующий день пожелал бы все забыть. Его действия не имели бы никаких последствий. Прошло больше минуты, прежде чем Минхао громко вздохнул, наполнив комнату одним только этим звуком. – Я думал, что первым извинюсь я, - начал брюнет, когда наконец сел и повернулся к Джуну, встретившись взглядом с глазами старшего, в которых было и раскаяние, и поражение, и намек на грустную улыбку. Усталость сквозила в его словах, словно он оставил попытки бороться. – Но вот ты здесь. Не мне называть тебя трусом, когда я сам едва могу противостоять тебе. Прости меня, Цзюньхуэй. Я не имел в виду все те злые вещи, которые я сказал. Ты... Ты ведь знаешь это, правда? Старший молчал, даже когда его охватило облегчение. Он оставил последний вопрос без ответа, потому что даже он сам не был уверен, что он знает, а что нет. С одной стороны, Цзюньхуэй простил бы Сюй Минхао тысячу и один раз, снова и снова, если бы петля означала именно это, лишь бы он по-прежнему мог иметь друга в своей жизни. С другой стороны, он чувствовал, что заслуживает большего. Хотя бы немного большего. Разве ему не позволено иногда быть эгоистом? Лучшее извинение или действие, соответствующее этим словам. Хоть что-то, хоть что-нибудь. Цзюньхуэй отпустил второе чувство так же быстро, как оно появилось. Он все еще не имел права выдвигать требования. – Я знаю, - ответил он вместо этого, хотя это прозвучало не совсем искренне. – Ты все еще летишь в понедельник? – небрежно спросил Минхао. Когда старший кивнул, на его лице промелькнула эмоция, после чего он сдержанно ответил. – Понятно. То, что ты сказал в тот вечер, когда Сынчоль проводил встречу, ты действительно имел в виду? – Каждое слово. – Ты все еще так думаешь? Если бы Цзюньхуэя спросили об этом несколько дней назад, он бы ответил утвердительно. Но предыдущие дни были наполнены множеством разговоров. Минхао должен был знать, несмотря на то, как он держался. Часть его души почувствовала облегчение. Его борьба и чувства были достаточно подтверждены другими участниками, каждым по-своему. Он был не уверен в себе, но не один, никогда не был одинок. На краткий миг ему показалось, что этого достаточно. Если бы это была единственная причина его ухода, он бы уже остался. Его глаза встретились с глазами Минхао, и тут же его сердце сжалось. Больше, кричало его сердце. Он хотел еще. Он никогда не сможет остаться с таким жадным сердцем. – Я все еще чувствую то же самое, - ответил Цзюньхуэй, хоть это и была очередная ложь. Было бы слишком просто сказать, что после этого они все уладили, и петля больше не повторялась, но это было не так. Хотя Минхао и извинился, и простил его, он отклонил предложение Цзюньхуэя провести следующие несколько дней вместе. Для него это было не так просто сделать. Самое меньшее, что он мог сделать, это снова присоединиться к ним во время еды, к радости остальных. Цзюньхуэй тоже был не против. Он не хотел просить слишком многого, и Минхао, снова заговорив с ним, сделал все, что ему было нужно. После всего сказанного и сделанного, он провел следующие два дня с гораздо большей надеждой, даже когда садился в самолет на следующий день. В этот раз Минхао был рядом, когда все прощались, он стоял позади Вону и не сделал ни одного движения, чтобы присоединиться к остальным и обнять Джунхви в последний раз. Вместо этого он улыбнулся и помахал рукой, а Джунхви сказал себе: «Будь доволен.» Пока он не закрыл глаза и не проснулся от белых стен. Слова матери звучали в его голове, пока он смотрел в потолок. Единственным вопросом, который ему оставалось решить, было его отношение к Минхао. Это было уже очевидно. И это было последнее, что он хотел сделать. Он всерьез надеялся, что достаточно будет пройти через всех участников Seventeen и помириться с ними, но кого он обманывал? Дружбы с Минхао ему было недостаточно, так как его сердце жаждало большего. Это была универсальная истина, которую уловила даже его мать, несмотря на то, что находилась за много миль от него. Вэнь Цзюньхуэй все еще был погружен в свои мысли, когда Минхао вошел в его комнату, даже не постучавшись. Последний часто так делал. Он был единственным, кто не стучался, потому что знал, что Цзюньхуэй всегда впустит его. Эта мысль заставила старшего слегка улыбнуться, несмотря на ситуацию, в которой они оба оказались. На короткое время он позволил себе подумать, что это был обычный день. Только через мгновение он понял, что Минхао вошел в комнату в верхней одежде, и младший выглядел так, будто его смутило то, что Цзюньхуэй все еще одет в пижаму. – Почему ты еще не одет? – Почему ты одет? – ответил Цзюньхуэй, несмотря на то, что он встал, чтобы переодеться, выбрав тот же наряд, который носил раньше. – Я иду с тобой, - ответил Минхао таким тоном, который не оставлял места для дальнейших споров, прежде чем повернуться и дать другому возможность переодеться. – Сегодня твой рейс или это один из дней, когда ты его перенес? Я никогда не смогу сказать, пока ты не вернешься. Его тон был непринужденным, как будто вся дурная кровь между ними испарилась за одну ночь, или то подобие времени, которое у них еще оставалось из-за петли. Минхао был сложным человеком, когда злился, но он также был из тех, кто прощает и забывает в самом буквальном смысле, особенно потому, что его прощение часто было тяжело заслуженным. Цзюньхуэй не понимал, насколько это верно, потому что раньше гнев младшего никогда не был направлен на него. Он был слишком погружен в свои мысли, чтобы полностью осознать вопрос собеседника, а когда осознал, с его губ сорвалось ругательство. За своими размышлениями он совсем забыл сменить рейс. Судя по предыдущим циклам, если он сообщит менеджеру слишком поздно, то через два дня свободных рейсов уже не будет. Минхао, должно быть, тоже это понял: – Ладно, хорошо, я все равно пойду с тобой. В главное здание. И в аэропорт. Когда они вместе вышли из комнаты Цзюньхуэя, остальные мемберы выглядели так, будто увидели привидение, а Чан даже протер глаза перед ними, чтобы убедиться в этом. Прошло мгновение, прежде чем он понял, что в их временной шкале прошло всего несколько дней после вспышки Минхао. Никто больше не знал, сколько времени понадобилось Цзюньхуэю, чтобы дойти до такого состояния, и, честно говоря, он предпочел бы, чтобы они никогда об этом не узнали. По какой-то причине никто не задавался этим вопросом. Сунён, взглянув на них вместе, улыбнулся и остался доволен. Он оставался рядом до тех пор, пока Джунхви не пришлось уйти, и на прощание тоже обнял друга. В фургоне было тихо. Цзюньхуэй не знал, как Минхао удалось поехать с ним, ведь других участников не пускали во все предыдущие циклы. За какие ниточки пришлось дергать Минхао? Неужели он просто смотрел своими щенячьими глазками на их менеджера, пока ему не дали зеленый свет? Это не было бы невозможным. Цзюньхуэй был уверен, что всем было трудно отказать Минхао, когда это действительно имело значение. Младший часто добивался своего. Может быть, именно поэтому Цзюньхуэю было так трудно смириться с тем, что он делает то, чего не хочет? Он так настойчиво уговаривал Джуна остаться, но старший только что понял, что не расслышал, почему именно так. Голос Минхао прервал ход его диких мыслей: – Возможно, я угрожал им. – Что? – Цзюньхуэй чуть не закашлялся от удивления. – Я сказал им, что тоже уйду, если они не дадут мне проводить тебя, - продолжил брюнет, на секунду встретившись с глазами Цзюньхуэя, и смущенно отвел взгляд. На мгновение сердце старшего мальчика дрогнуло, но он поймал себя на мысли и сдержал желание улыбнуться. Он не знал точно, сколько времени прошло с тех пор, как у него в последний раз была возможность поговорить с Минхао вот так, но после всего, что между ними произошло, это было неважно; единственное, на чем Цзюньхуэй хотел сосредоточиться, - это настоящее. Робкое признание Минхао было именно тем толчком, который был ему нужен, чтобы подойти к теме, над которой он размышлял ранее. Кроме чувства предательства, что еще оставалось? – Хао, - неуверенно начал Цзюньхуэй. – ты злился, что я не сказал тебе о своем решении раньше? – Да, - тут же ответил Минхао, на секунду взглянув на него, а затем снова посмотрел в окно. – Я думал, это очевидно. Обычно ты мне все рассказываешь, а тут вдруг возникло ощущение, что я просто перестал иметь для тебя значение. Это полная противоположность тому, что есть на самом деле, - угрюмо подумал темноволосый парень. Именно потому, что Минхао так много для него значил. Поначалу он подумывал рассказать все младшему мальчику, но знал, чем это обернется. Минхао понял бы, не зная, с какой основной, более серьезной проблемой столкнулся Цзюньхуэй, и ему было бы слишком легко убедить его остаться. Тогда чувства Цзюньхуэя так или иначе стали бы известны, и последствия были бы еще хуже. Он даже не рассматривал попадание в петлю времени как худшее, что могло случиться. – И я разозлился, потому что..., - хотел сказать Минхао, но его прервал фургон, остановившийся на парковке компании. – Неважно, - сказал брюнет, когда они вышли из машины. В конференц-зал пустили только Цзюньхуэя, так как, по словам представителя, его контракт содержал конфиденциальные сведения. Пожилой мужчина все это время нервно поглядывал на Минхао, как будто боялся, что Pledis придется столкнуться с тем, что еще один китаец покинет Seventeen очень скоро. Он даже предложил Минхао бутылку воды, которую Цзюньхуэй не получил ни в одной из петель. Что-то горькое снова хотело подняться в его горле, но Цзюньхуэй быстро загнал его обратно. Ему не пришлось бы долго бороться с этим чувством. В этот самый момент он подписывал свой выход. Он поднялся со своего места, как только закончил просматривать последнюю страницу, уверенный, что его мышечной памяти, полученной в результате многократного выполнения одних и тех же действий, будет достаточно. Он также не хотел долго оставаться в комнате отдельно от Минхао. Цзюньхуэй попрощался с адвокатами и надеялся, что это в последний раз. Когда он вышел из комнаты и увидел Минхао, стоящего за дверью, с непочатой бутылкой воды, свободно висящей на одной руке, Цзюньхуэй почувствовал, что время на мгновение остановилось. Минхао все еще не заметил его. Если бы он мог остановить время, Цзюньхуэй выбрал бы этот момент, когда лицо Минхао мягко освещалось светом экрана его телефона. Он тоже был одет в длинное пальто, как всегда защищаясь от холода. Цзюньхуэй не понимал, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз хорошо разглядел другого. Он собирался уйти и больше никогда не видеть этого взгляда. По какой-то причине в тот момент, когда он подписал контракт тем утром, он почувствовал, что это конец. Когда все части его жизни постепенно встали на свои места, ему оставалось только уйти. Убежать, снова подумал он, но, по крайней мере, на этот раз с легким сердцем. Минхао больше не сердился на него, другие мемберы понимали, его мать тоже скоро узнает, если не спросит первой, как в прошлый раз. Цзюньхуэй тоже хотел думать, что в этот день он выглядел более отдохнувшим. Он был готов уехать. Уехать и больше никогда не видеть Минхао - неужели это было возможно для него? – О, - сказал Минхао, оторвавшись от телефона. – ты закончил. Это было быстро. – Практика делает совершенным, - пошутил Цзюньхуэй, позволяя себе подойти. Разница в росте между ними была очевидна, когда он остановился рядом с Минхао и улыбнулся. – Пора посмотреть, где я закончу сегодня? – Ты имеешь в виду, где мы окажемся? – поправил брюнет, закатывая глаза. Однако в его тоне не было злобы, поэтому Цзюньхуэй смог сдержать ухмылку и не обидеть другого парня. В его голосе слышалось легкое веселье, но он явно устал, и Цзюньхуэй это тоже понимал. Минхао уже шел обратно к фургону, когда он продолжил. – То, сколько раз ты засыпал посреди дня, доставляет мне неудобства. Ты приезжаешь домой, а потом просто отрубаешься или что-то в этом роде? – Я стараюсь этого не делать, - ответил Цзюньхуэй. Его мысли не могли не вернуться к тем случаям, когда Джунхви был застигнут врасплох, моргнул один раз, а затем открыл глаза и снова увидел свою комнату в общежитии. Теперь, когда он знал, что это произошло потому, что Минхао тоже решил отдохнуть, что это означало для младшего? Было несколько циклов, когда Цзюньхуэй едва дотягивал до обеда с семьей, а потом возвращался обратно. Если Минхао знал все о петле и о том, что ее вызвало, то можно было предположить, что Минхао сделал все это специально, верно? Он уже собирался спросить об этом, когда они снова сели в фургон, но в этот момент зазвонил его телефон. – Звонит Сынчоль, - объявил Джунхви, пока Минхао отмахивался от него, чтобы ответить. В звонке не было ничего такого, чего бы он не слышал в предыдущих циклах. Скорее, это было воспоминание обо всем, что он слышал раньше. Сынчоль рассказал о вкусной еде в Китае, после чего передал трубку другим участникам. Сынкван все еще плакал, но в разговоре чувствовалась какая-то расслабленность. Возможно, потому, что все знали, что Минхао был с Джунхви, и что последний был не один, по крайней мере. Кроме того, они знали, что Минхао не был все еще зол. Даже Сунён в какой-то момент взял телефон и принес краткие извинения в соответствии с одним из их предыдущих разговоров. К моменту окончания разговора они уже подъезжали к аэропорту, поэтому у Джуна не оставалось времени на то, чтобы что-то сказать Минхао. Вместо этого ему удалось улыбнуться: – Думаешь, это последняя петля? – Может быть, - ответил Минхао, слегка ерзая на своем сиденье, так как он едва мог смотреть в глаза собеседнику. В воздухе снова повисло неловкое напряжение, которое заставило Цзюньхуэя открыть рот, чтобы попытаться избавиться от него, но тут же закрыть его, так как он даже не знал, что сказать. Его уход, вероятно, все еще беспокоил младшего, но, по крайней мере, Цзюньхуэй утешался тем, что они могли разговаривать даже после того, как все закончилось. Он не мог просить о большем, чем это: о возможности по-прежнему дружить с Минхао, по крайней мере, о том, чтобы тот хоть как-то присутствовал в его жизни. Даже если расстояние может сделать это трудным. – А что, если нет? – спросил брюнет, наконец, повернувшись лицом к Цзюньхуэю, с неясным взглядом в глазах. – Что, если мы проснемся в субботу? – Я не знаю, - ответил Цзюньхуэй, и с течением времени эти слова все больше походили на ложь. Он мог бы быть правдивым. Он мог бы начать день с того, чтобы рассказать Минхао о своих чувствах. Но он никогда не умел говорить. Цзюньхуэй часто слышал, что это позор. Он хорошо владел сценарием, но придумать свой собственный способ сказать что-то было сложно. Иногда он говорил слишком быстро. Иногда он сдерживал свои слова из-за того, что ему казалось, что он не должен их произносить. Его тон понижался на октаву, когда он нервничал. Всегда было очевидно, когда он не знал, о чем говорит. Затем, когда все было сказано и сделано, он оставил все на усмотрение Минхао. Он оставит все на волю судьбы. Фургон остановился на парковке аэропорта, их менеджер вышел, но не пошел далеко. Он просто ждал снаружи. Вэнь Цзюньхуэй тоже собрался уходить, не сомневаясь, что их маленькая минутка уединения ни к чему не приведет, ведь им обоим нечего сказать, но его остановила рука, обхватившая его запястье. Прикосновение было теплым, но заставило его замереть от неожиданности. Он уставился на чужую руку, а затем поднял голову и встретился взглядом с глазами Минхао. Он хотел спросить, но боялся, что это испортит момент. – Я не хочу, чтобы ты уходил, - неожиданно проговорил Минхао с такой откровенностью, что старший на мгновение забыл, как дышать. – Джун, я действительно... я действительно не хочу, чтобы ты уходил. Эта петля - моя вина, вообще-то. Нет, хотел сказать Цзюньхуэй, никакой вины Минхао не было. Другая часть его души хотела крикнуть, чтобы он передумал уходить, но он не мог заставить себя произнести и эти слова. Вместо этого он слушал, как брюнет глубоко вздохнул, прежде чем продолжить, объясняя, что ему кажется, что это его эгоизм заставил их обоих застрять во времени. И если бы Минхао научился прощать и отпускать раньше, то ни один из них не застрял бы в этой неразберихе. Он заговорил быстро, набирая обороты, пока его хватка на запястье Цзюньхуэя крепчала. – Но если все закончится на этом, то ты должен кое-что знать, - выдохнул Минхао. Его рука начала дрожать.

***

Вэнь Цзюньхуэй был виноват в том, что он безнадежный романтик. Он знал это о себе еще с детства, когда смотрел романтические фильмы и мечтал получить свой идеальный момент, например, танец под дождем или поцелуй под звездами. Ему нравилось думать о себе как о лихом ведущем, который может очаровать любого, кого захочет, но чаще всего он относился к той стороне, которая падала в обморок и визжала. Он был слаб перед лицом любви, и это не казалось ему чем-то плохим. Когда его чувства были легкими и новыми, Цзюньхуэй думал о том, что будет, если Минхао полюбит его в ответ. Если это может случиться в их жизни, то как это будет происходить? Признался бы он под лунным светом, попросил бы Минхао взять его за руку и никогда не отпускал? Может быть, у него заплетался язык, и он получил бы одну из тех ласковых улыбок, которые часто дарил ему Минхао? Случится ли это, как в фильмах, когда время кажется таким идеальным - как будто они могут захватить мир? Эти мысли не заставили себя долго ждать, прежде чем в голову пришла реальность. Их жизнь не была похожа на кино, несмотря на постоянно нацеленные на них камеры. Реальность была такова, что в их мире было трудно. Особенно если учесть, что для того, чтобы все это стало возможным, Минхао должен был полюбить его в ответ, а почему это вообще должно произойти? Дело в том, что они слишком хорошо знали друг друга; если Цзюньхуэй влюбился во все, что знал о младшем, то Минхао, скорее всего, взглянув на него и все его недостатки, почувствовал бы обратное. Цзюньхуэй не был очаровательным, уверенным и обходительным лидером, каким хотел казаться. Он был маленьким, неуверенным в себе и предпочитал взять свои чувства и убежать. Но все же Цзюньхуэй представлял. В мире, где они могли бы быть свободными, как бы все сложилось? Посчастливилось ли бы ему встретить Минхао и в той жизни? Будет ли он все так же влюблен в нежный смех и добрую улыбку другого? Станет ли он тем, кто завоюет его любовь, в отличие от многих других, кто, взглянув на Минхао, почувствует то же самое? А в их мире было бы безумием думать, что и младший чувствует то же самое?

***

Он представлял себе это много раз, но никогда так. Минхао держал его за запястье, выглядел так, будто изо всех сил старался не заплакать, несмотря на блеск в глазах, и тихо признавался в словах, которые Цзюньхуэй так долго хотел услышать. – Я влюблен в тебя. Не тогда, когда он был всего в нескольких мгновениях от посадки на самолет домой. Не тогда, когда он физически ощущал, как время разрушило их связь с помощью этих нескольких слов, и вдруг он был так уверен, что если он уедет сейчас, то больше не будет утренней головной боли и белых стен. Не тогда, когда он хотел быть тем, кто сказал эти слова. Если бы он мог повторить этот день еще раз и сделать все заново, он бы так и сделал, но когда еще это зависело от них? Он все еще находился в состоянии неверия, когда Минхао заговорил снова, его слова были искренними и умоляющими. – Я говорю это не для того, чтобы ты остался. Я уже знаю, что ты не останешься, потому что я переживал твой уход снова и снова, и мне это ни капли не нравится, - признался он, резко смахнув слезы. – Но я не хочу больше оставаться незрелым. Думаю, я уже достаточно над этим размышлял. Это я отпускаю тебя. Я говорю это, потому что знаю, что так я должен был поступить с самого начала. Цзюньхуэй, я хочу, чтобы ты был счастлив, даже если это означает отправить тебя обратно в Китай. Даже … даже если это будет не со мной. Это ведь нормально, правда? – Это несправедливо, - смог выдохнуть Цзюньхуэй, подавляя свои эмоции. – Мне жаль... – Я не об этом, - ответил старший с невеселым смешком. – Минхао, посмотри на меня. Разве я похож на человека, который не любит тебя в ответ? Он был очевиден. Даже без намека Джонхана на то, что он что-то знал об их ситуации, Цзюньхуэй знал, что он был очевиден в каждом своем слове и действии. Возможно, он был немного туповат - в этом была его собственная вина. Но он был очевиден. Он смотрел на Минхао так, словно брюнет держал в руках все звезды на небе. Значит, они оба были дремучими. Общая проблема. Но есть ли общее решение? Такое, чтобы ему не пришлось лететь обратно в Китай? Смогут ли они вместе выжить в будущем, вдвоем против всего мира? Цзюньхуэй не знал, кто наклонился первым. Он знал только, что в один момент он смотрел на непролитые слезы Минхао, а в другой - его глаза были закрыты, а губы прижаты друг к другу. Если бы он мог передать годы эмоций в одном поцелуе, смог бы он это сделать? Их первый поцелуй не был взрывом эмоций. Вместо фейерверка было ощущение, что горящая свеча наконец-то потухла. Не было никаких бабочек, которые заставляли Цзюньхуэй парить. Ощущение было тяжелым - с оттенком сожаления, грусти и законченности. Это был не поцелуй, приветствующий начало новых отношений; это был поцелуй на прощание. Цзюньхуэй закрыл глаза и позволил себе запомнить ощущение руки Минхао на его запястье, бедер, прижатых друг к другу в маленьком пространстве фургона. Он мог привыкнуть к этому ощущению. Он хотел привыкнуть к этому ощущению. Он хотел проснуться, проклиная свою головную боль, и снова встретить знакомые белые стены. Цзюньхуэй думал, что сможет привыкнуть к этому. Петля, в которой они только вдвоем. Бесконечно застревать во времени вместе. Пока они были вместе. Не будет никаких последствий, никаких наград, только они вдвоем. Он мог бы получить еще несколько поцелуев. Может быть, даже больше. Возможно, Минхао думал о том же, так как его соленые слезы смешались с поцелуем, и, вздохнув, младший отстранился. Чувство законченности вернулось. Цзюньхуэй тоже понял, что время пришло. – Тебе действительно нужно идти? – спросил Минхао, сокрушенно отпустив Джуна. – Я подписал контракт, и моя семья ждет меня, - Цзюньхуэй почувствовал, что ему не хватает тепла. Он хотел снова прильнуть к губам Минхао. Он хотел так многого, но если бы он знал, что сможет так легко удержать его в своих объятиях, то, возможно, он бы не решил уехать. У Цзюньхуэя тоже было много вопросов, но время было неподходящее, чтобы ни с того ни с сего допрашивать младшего. К тому же, его рейс был уже скоро, а ему еще нужно было сдать багаж. Времени не оставалось. – Если петля не повторится, то это прощание? Старший покачал головой и попытался улыбнуться: – Я всегда буду в твоем сердце, Минхао. Ни у того, ни у другого не было сил на дальнейшие разговоры, когда их менеджер постучал в окно фургона, сигнализируя, что Цзюньхуэй действительно не успевает. Минхао тоже не стал следовать дальше. Он предпочел остаться в фургоне и все обдумать. Цзюньхуэй не стал его принуждать, ведь даже ему нужно было время, чтобы обдумать то, что только что произошло между ними, и то, что будет происходить дальше. Их будущее, настоящее и прошлое - что будет дальше? Действительно ли этот прощальный поцелуй стал концом их петли? Внезапно Цзюньхуэй обнаружил, что желает обратного. В самолете он закрыл глаза, отчаянно желая уснуть и проснуться в общежитии. Когда он открыл глаза, стюардесса проходила мимо и просила людей открыть окна.

***

Сюй Минхао был не из тех, кто сильно сожалеет. В конце концов, он был осторожен во всем, что делал. Он взвешивал все за и против, прежде чем принять даже самое незначительное решение. Некоторые даже сказали бы, что это было слишком. Жизнь не должна проходить так, чтобы все планировать и быть готовым. Не все будет происходить именно так, как он хотел. Часто он смотрел этим людям в глаза и насмехался, объясняя, что в его действиях нет ничего плохого. У него в голове есть определенный график и цели, которым он будет следовать, и ничто его не остановит. Кроме, пожалуй, того, что его ни с того ни с сего закинут в петлю времени. Влюбленность в Цзюньхуэя никогда не входила в его планы. Но когда это случилось, он принял это. Минхао принял это со вздохом и нежной улыбкой и назвал это неизбежным. Как вообще можно было не влюбиться в Вэнь Цзюньхуэя? Этот парень был любящим, странным и забавным. Он был из тех, кто находил время ниоткуда, независимо от того, насколько занятым или уставшим он себя чувствовал. Он был первым, кому Минхао звонил, когда возникали проблемы, когда ему нужно было чувство комфорта и кто-то, кто напоминал бы ему о том, что он дома. Он никогда не думал, что ему придется жить без него в своей жизни, до того дня, когда Цзюньхуэй объявил, что уходит. Минхао не жалел о многом, но он жалел, что так долго не мог прийти в себя. Он провел несколько дней, слушая, как Мингю, Сунён и даже Сокмин в некоторых случаях говорили ему, что единственный человек, который действительно может остановить Джунхви от ухода – это он. Ужасно было то, что он знал: если бы он с самого начала умолял Джуна остаться, темноволосый парень отменил бы свой рейс. Минхао знал это; именно поэтому он держался в стороне. Конечно, это была и злоба. Если Цзюньхуэй действительно мог принять решение оставить его, то почему он пытался заставить того остаться? Если его вот так просто бросили, то, возможно, он ошибался в том, какое место он занимал в жизни Цзюньхуэя. Отправив Цзюньхуэя в полет, первое, что сделал Минхао, вернувшись в общежитие – уснул. Он хотел закрыть глаза и проснуться от того, что в дверь постучал Сунён и спросил, не хочет ли он пойти с ним на репетицию новых хореографий, зная, что таким образом старший отвлекает его от ситуации. Вместо этого он проснулся от того, что Вону звал его на ужин, а на его телефоне мигало уведомление от Джунхви о том, что он благополучно добрался до дома. В последующем сообщении был вопрос, могут ли они поговорить. Минхао взглянул на сообщение и закрыл телефон. Ему больше нечего было сказать. Когда-то он подумывал рассказать Цзюньхуэю о своих чувствах в тот момент, когда они проявятся, но в итоге Мингхао решил, что ему не нужно ничего говорить. Он не умел говорить словами. Он предпочитал показывать свои чувства действиями. Сидя посреди кровати, Мингхао не мог не пожалеть, что не сказал ничего раньше. Как здорово было бы просто сообщить об этом Цзюньхуэю. Старший всегда слушал его. Они всегда слушали друг друга. Если бы он не был так ранен решением другого уйти, Минхао первым пришел бы в комнату Цзюньхуэя, расспрашивая его о том, что он чувствует и почему он так считает. Несмотря на то, что несколько дней повторялись снова и снова, Минхао жалел, что у него нет больше времени. Он жалел, что не может провести дни по-другому. Он жалел о том, что сказал Цзюньхуэю, чтобы тот не возвращался, даже если бы он отказался от этого заявления и извинился за него. Ему следовало быть более осторожным в своих словах и поступках. Может быть, ему не стоило признаваться, зная, что их первый поцелуй может стать последним. После отъезда Цзюньхуэя дни не становятся легче. Минхао ожидал этого. Он даже ожидал, что другие мемберы Seventeen будут ходить вокруг него на цыпочках. Никто не знал всех подробностей того, что произошло, когда он провожал Джуна в аэропорт, но Минхао приехал домой с опухшими глазами и красным носом, и они, должно быть, предположили все остальное. Джису пытался расспрашивать, но улыбка Минхао была такой усталой, что он в конце концов сдался и дал младшему отдохнуть. Он очень ценил заботу, но от этого чувствовал себя слабым. Хрупким. Бесполезным перед лицом реальности. И это ощущение сохранялось целую неделю после ухода Цзюньхуэя, напоминая о себе каждую секунду. – Я в порядке, - ворчал брюнет на Мингю, когда тот пытался уговорить его пойти за покупками. – Я действительно думаю, что нам стоит пойти куда-нибудь сегодня, - сказал Мингю, присев у изножья кровати другого. – Рано или поздно ты утонешь в своем матрасе, и я больше никогда тебя не увижу. – Это преувеличение. – Но не невозможно. С тяжелым вздохом Минхао в конце концов сдался. Раньше он радовался любому случаю, когда нужно было одеваться и выходить в свет, но теперь, когда он собирался, его конечности казались тяжелыми. Кроме того, ему казалось, что весь мир хочет его поймать. Открыв шкаф, он первым делом увидел пиджак, который несколько лет назад подарил ему Цзюньхуэй. Там же был и пижамный комплект, которого он избегал. Даже в его коллекции носков было как минимум две пары, подаренные старшим. В каждом уголке их общежития было как минимум одно общее воспоминание с Джунхви. Потому что это все, чем Цзюньхуэй был для него сейчас, верно? Воспоминание. Он подумал, не ответить ли ему на сообщения Джуна, но снова решил не делать этого. Что тут можно было сказать? С чего бы он вообще начал? Что он хотел бы, чтобы они никогда не попадали в ситуацию, когда их чувства нужно скрывать? Что ему очень жаль? Что, несмотря на это, он не может представить себе отношения на расстоянии по чисто алчной причине - привыкнув к тому, что Цзюньхуэй так долго была рядом с ним, как он может быть доволен этим? Смириться с темноволосым парнем, его золотистой кожей и заразительной улыбкой не составит труда. Минхао просто нужно было время. У него его было много. У них обоих. После того дня Цзюньхуэй больше не писал. Прогулка с Мингю прошла без происшествий, но, признаться, весело. Не то чтобы Минхао признался в этом, хотя, похоже, Мингю уже знал, судя по его самодовольному виду, когда они оказались в причудливом кафе, чтобы перекусить. – Я говорил тебе, что прогулки пойдут тебе на пользу. – Мне нравится сидеть дома, - защищался брюнет, делая глоток чая. Мингю открыл рот, чтобы опровергнуть это заявление, но в итоге снова закрыл его. Даже другие участники могли видеть, каким несчастным был Минхао: он хандрил и дулся, выглядел грустным, даже когда улыбался. Конечно, как только Минхао понял, что ведет себя подобным образом, он сделал все возможное, чтобы они больше не беспокоились о нем. Он также знал, что раз или два Джун звонил Сынквану или Вону, а все остальные собирались толпой, чтобы расспросить его о жизни в Китае. Однако он не искал Минхао, и тот решил, что заслужил это. Некоторые разговоры велись даже тихим шепотом, чтобы он не пронюхал об этом в своей комнате. Минхао не знал, хорошо это или плохо. – Кстати, насчет Джунхви. – Я не хочу об этом говорить, - быстро прервал его Минхао. Если и был кто-то в группе, кто знал о ситуации больше остальных, то это был Ким Мингю. Даже если он не знал, что именно он знает. Минхао доверился ему во время нескольких циклов, и в каждом из них Мингю проявлял понимание - он говорил брюнету, что жизнь слишком коротка, чтобы проводить дни, гадая, что правда, а что ложь, и не действовать в соответствии с тем, чего он действительно хочет в жизни. В каждом цикле он старался признаться Мингю в своих чувствах, просто чтобы услышать хоть какое-то утешение, даже если он применял это на практике лишь много позже. – Нет, я действительно думаю... – И я действительно не думаю, что здесь есть о чем говорить. Его тон не оставлял места для дальнейшей дискуссии. Мингю выглядел так, словно все еще хотел поспорить, но в конце концов вздохнул и прекратил разговор на эту тему. Он сменил тему на что-то легкое, например, видео с собаками в Интернете или новую линию одежды, выпущенную дизайнером, которым они оба восхищались. Минхао потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться, а когда он успокоился, ему сразу стало стыдно за то, что он сорвался. Мингю просто пытался помочь, как и все они, но он просто не чувствовал, что это было необходимо. Со временем все заживет. Пока же пребывание на улице вызывало у него сонливость, словно Минхао хотел попробовать заснуть и посмотреть, где - или когда - он снова проснется. – Нам пора возвращаться, скоро ужин, а Чоль любит, когда мы вместе, - сказал Мингхао, надеясь, что собеседник не заметил, как он замешкался с последним словом. Прогулка до общежития прошла в молчании. Было ясно, что Минхао больше не хочет ни о чем говорить, но он был удивлен, что парень это уважает; не то чтобы Мингю часто этого не делал, просто в кафе ему казалось, что тот хочет сказать гораздо больше. Тем не менее, он был благодарен, по крайней мере. В тот вечер Минхао думал о том, чтобы снова открыться Мингю. Может быть, он даже расскажет о петле и посмотрит, поверит ли ему Мингю или назовет его сумасшедшим. Даже если бы он считал это безумием, он был уверен, что это произошло. Не помогало только то, что единственный человек, который мог это подтвердить, находился в Китае. Когда они дошли до угла прямо перед их домом, Мингю приостановился. – Вону попросил меня купить кое-что из закусок, ты можешь идти вперед. Минхао кивнул и продолжил идти, засунув руки в куртку, чтобы не вдыхать прохладный ночной воздух. Честно говоря, ему не было противно находиться на улице. Это действительно помогало ему на некоторое время расслабиться. Свежий воздух помог ему хоть немного прояснить мысли. Пока он шел, он снова думал о Цзюньхуэе, наконец-то позволив себе обратиться к тем частям своего сознания, которых он так старался избегать раньше. Он думал о сообщении, оставшемся без ответа на его телефоне, и хотел проклясть себя за то, что снова вел себя как ребенок. Цзюньхуэй любил повторять, что Минхао часто ведет себя старше его, но это было не всегда так. Он достал телефон, как только подошел к входной двери общежития, и быстро отправил ответ, прежде чем успел передумать, что готов поговорить, если Цзюньхуэй не рассердится, что это заняло так много времени. Ответ был незамедлительным - нет, он никогда не злился, только ждал. Помимо всего прочего, это заставило сердце Минхао сжаться в груди. Когда он открыл дверь, Минхао приветствовал веселый голос: – С возвращением! Ужасно знакомый голос, но Минхао смотрел на свои ноги, чтобы снять обувь, и не сразу понял, что произошло. Тот, кто поприветствовал его, все еще стоял у двери и ждал его. Когда брюнет, наконец, аккуратно поставил обувь на переполненную вешалку, он повернулся, чтобы поприветствовать Джонхана, готового сказать ему, что он рад видеть Минхао хоть раз на улице, но тон голоса, который он услышал, был на порядок глубже. Он был прав в том, что голос был знакомым. Он ошибся, решив, что это Джонхан. Вэнь Цзюньхуэй усмехнулся, и, несмотря на то, что Минхао был сторонником мира во всем мире, ему захотелось совершить жестокое преступление прямо здесь и сейчас. – Я сплю? Мы снова в петле? – спросил Минхао, несмотря на то, что ноги уже несли его к высокому парню. – Оказывается, в прошлый раз я пропустил несколько подписей, - ответил Цзюньхуэй, тоже шагая вперед, чтобы они могли встретиться посередине. – Это аннулировало мой контракт о расторжении, пока я не вернусь и не подпишу его снова, но я... я передумал, Хао. Они остановились в нескольких сантиметрах друг от друга. Младший чувствовал тепло, волнами исходящее от Цзюньхуэя. Он не понимал, насколько застыл в шоке, пока Джун не притянул его к себе, обхватив длинными руками торс Минхао и наконец-то напомнив ему, что это был не сон. Другие мемберы, должно быть, знали об этом раньше, потому что никто из них не присутствовал, чтобы испортить момент, просто подумал Минхао, позволяя сжимать себя почти до смерти. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сжаться в ответ. Когда он уже собирался отстраниться, Цзюньхуэй не дал ему этого сделать. Он обхватил лицо Минхао одной рукой и медленно наклонился, чтобы прижаться к его губам в поцелуе, который был немного более неистовым, немного более отчаянным, чем тот, что они разделили в фургоне. Он больше не был пронизан грустью, сожалением и словами, оставшимися невысказанными; наоборот, он был похож на обещание, мягкое заверение, что он настоящий, что все, что случилось, было прощено, и что он останется. Это был поцелуй, в который Джун вложил сотню слов и даже больше. Минхао хотел верить, что так оно и есть, но все равно поцеловал в ответ. Судьба дала им второй шанс, и он был бы глупцом, если бы потратил их время снова.