Wacko Jacko

Однажды в своей жизни Ты вспомнишь одно место, И кого-то, касающегося твоего лица. Ты вернешься и оглянешься вокруг, ты… Ты вспомнишь меня.

Майкл на самом деле был странный. Меня непонятно трогала и одновременно пугала его доверчивость, которая срослась с каким-то безумным страхом близости. Еще пугало, что решил довериться он именно мне. По небу пролетел самолет. Еще не слишком высоко. Шум моторов раскатисто прокатился по безлюдному берегу. Я знал ту далекую часть залива. Она вся поросшая колючими кустами, и вместо песка там острые камни. Но в обуви-то какая разница. Главное, что людей нет. Только чайки и открытый океан. Часть берега, видимо, размыло. Из-за отлива внизу образовался небольшой, но крутой навес. Туда и спустились. Зачем не знаю. Я хотел поскорее уйти из машины (само знание о том, что там лежит пиджак меня травило), а Майкл просто захотел посмотреть на закат. Было довольно прохладно из-за ветра и воды, но Майкл снял толстовку и повязал её вокруг бедер. Если не приглядываться и забыть, то можно было принять его в тот момент за обычного соседского парня, который здоровается с тобой на лестничной площадке. Хотя нет. Взгляд все равно какой-то не такой. Слишком глубокий и необычный. От солнца до зыбкой полоски горизонта было еще очень далеко. Наверное, поэтому мы и сели на песок. Привалились спинами к неустойчивой, то и дело осыпающейся стене, которая огораживала место нашего пристанища от чужих любопытных глаз. С кустов свешивались вниз несколько полосок плюща. На них еще были цветочки такие белые. Не знаю даже, как называются. Майкл что-то беспрестанно щебетал, будто не разговаривал по душам целую вечность. Я слушал. Но как-то не все. Слишком много мыслей крутилось вокруг плавных движений рук, звуков мягкого голоса. Наверное, нормальные люди сосредотачиваются на всем и сразу. А у меня почему-то не получалось. Либо слова, либо движения полных губ. Чаще все же выбирал второе. И я был от этого опять словно пьяный и молодой. В том смысле, будто мне опять исполнилось семнадцать, и я сижу на первом свидании. Тогда действительно так же сладко кружило голову. Та девушка, кстати, тоже чем-то была похожа на Майкла. Хоть это и странно звучит, наверное. Но она тоже была темноволосая и тоже постоянно улыбалась. — Берти, — позвал Майкл, когда в очередной раз поймал мой расфокусированный, абсолютно лишенный интеллекта взгляд: — Ты совсем улетел в облака. — Простите, — ухмыльнулся. Дотронулся до чужих пальцев, будто успокаивая, но на самом деле мне просто хотелось коснуться его. Никогда не мог бы подумать, что захочу в столь приличном возрасте сидеть с кем-то за ручку и ждать заката: — Вы слишком красивый, вот я и теряюсь. — Перестань, — почему-то расстроенно прошептал он, немного хмурясь. — Почему же? — пришлось наклониться вперед: — Вам, кстати, не холодно на песке? Может быть, сядете на меня сверху? Колени не костлявые и бывшая девушка поговаривала, что даже очень удобные. Правда. — Ты этого хочешь? — Майкл оглянулся по сторонам. И все же место выбрали чудесное. Только кусты с белыми цветами плюща и океан. — Да, — честно признался. Майкл, еще немного поколебался, но все же забрался сверху, перекидывая ногу. Тут же замер как-то весь и спрятал лицо, утыкаясь в мое плечо. — Удобно? — спросил, оглаживая напряженную спину. Забрался немного под кофту, пробежался пальцами по нижним рельефным позвонкам: — Можете всем весом опуститься. Мне не тяжело. Все же я даже благодарен, что было прохладно. А то давно растаял бы как кубик льда от собственной жадности и мыслей. — Ты правда думаешь, что я красивый? — неожиданно спросил Майкл, немного поерзав. — Конечно, — зачем-то взял его лицо в ладони, отстраняя от себя и оглаживая большими пальцами линию челюсти: — А что может быть тут некрасивого? Хорошенькие губы, выразительные глаза, нос, скулы, брови, эта звездочка на веке… Я хотел было продолжить дальше, но вдруг почувствовал, как по пальцам заскользили теплые слезы. Он действительно как-то непонятно надрывно заплакал. Опять вжался в меня весь, задрожал. Я даже напугался. Продолжал все так же гладить впалые щеки, стараться стереть липкие соленые дорожки, но только размазывал их сильнее, смешивая с густым гримом. — Ну, что вы вдруг? — забормотал, сам непонятно от чего тоже то и дело вздрагивая. — Ничего, правда, извини, — затараторил Майкл, попытался поспешно отвернуться. — Я не буду настаивать, если вам не хочется говорить. Чувствовал себя невольно виноватым. Мне и хотелось сказать Майклу, что я считаю его привлекательным, и одновременно я ведь помнил, что для него это больная тема. Ну ладно. Что теперь поделаешь. Все равно уже сказал. Интересно, все ли перфекционисты такие чувствительные к изъянам в любой сфере. — Нет, понимаешь… — он зачем-то сам продолжал удерживать мои руки, будто понимая, что если я отпущу, то не останется оправдания, чтобы не отвернуться или спрятаться вновь: — Раньше, когда был еще моложе, мылся только в темноте, чтобы не видеть… Сейчас лучше, но… Они постоянно твердят об одном и том же. Они берут мои фотографии, помещают на обложки и пишут: «Вот раньше, когда был с группой, он выглядел лучше» или «Он ненавидит свою расу», «Чокнутый Джако хочет сменить пол и стать белой женщиной». И это ведь кажется таким смешным. Я ведь не виноват, что я такой. — Уверен, что подобный бред никто не читает… Он продолжил, будто и не услышал: — Я очень толстокожий. В плане… это ведь часть профессии. Я знаю, я привык. Но я тоже человек. Почему именно про меня можно говорить «он животное» или «боже мой, он старается выглядеть как Дайана Росс»? На последней фразе Майкл недовольно фыркнул. И если честно, мне больше нравилось видеть его раздраженным или злым, нежели плачущим. Нужные слова у меня никак не находились. А что можно было сказать в ответ? Какую-нибудь очевидную чушь про то, что мир несправедлив или про то, что артистов воспринимают как товар. Я сам так воспринимал. Поэтому лишь чтобы немного отвлечь от неприятных мыслей, переместил руки на темный затылок. Начал перебирать мягкие пряди, массировать чувствительную кожу черепа. Я уже знал, что Майклу такое нравится. И он ожидаемо прикрыл глаза, как делал несколько раз уже до этого. Пушистые ресницы до сих пор казались влажными и блестящими. Майкл расслабленно наклонил голову немного вбок. — Знаете, мистер Джексон… — хрипло проговорил, обращаясь скорее к океану. Было как-то страшно смотреть прямо на артиста: — Я люблю вас. Мелкие волны лениво скользили по песчаному берегу. Они то и дело выносили кусочки цветущих водорослей и острые ошметки ракушек. Я заметил это. Слышал, как шуршит песок, как над головой кричат чайки. Затем почувствовал, как руки Майкла осторожно, неуверенно заскользили по моей шее. Ещё чуть позже — сухие губы, коснувшиеся моих. Я сильнее надавил на затылок, притягивая ближе. Приоткрыл рот. Когда стало не хватать воздуха, спустился ниже. Отогнул ворот белой футболки, обнажая ключицы и целуя одну за другой. В первый раз я боялся оставлять следы. Сейчас же, словно от происходящего зависела жизнь, мне необходимо было сделать это. Заявить хоть какие-то глупые пустые права. Будто я имею право обладать кем-то таким как Майкл Джексон. И дело даже не в звездном статусе, деньгах. Если бы Майкл был тем обычным соседом с лестничного пролета ничего не изменилось бы. Все равно я ощущал бы себя лишь верным псом, который жаждет любви и ласки своего доброго хозяина. Сердце колотилось неистово, пульсируя где-то в висках. — Берти… — еле слышно простонал Майкл. Как же мне понравился этот звук. — Что? Пришлось заставить себя отстраниться. Сводить момент к стояку в штанах мне как-то не хотелось. На самом деле, никогда не замечал за собой такой щепетильной избирательности, но с Майклом я понимал, что стоит быть поаккуратнее. — Я так рад… — прошептал он, коротко последний раз целуя меня в красную, как солнце на горизонте, щеку. Показалось, что в его глазах вновь заблестели слезы. Непроизвольно я улыбнулся: — Ну и вкусы, конечно. Я бы на вашем месте так не радовался. Такая себе партия. Майкл смущенно потупился: — Мне просто уже очень давно хотелось найти близкого человека, — проговорил он, продолжая ласково поглаживать мою руку: — Мне хоть раз хотелось испытать каково это. То есть… я любил Татум, Дайну, но это происходило только у меня в голове. Я сейчас это понимаю. — То есть я просто удачно подвернулся? Мне было вовсе не обидно. Даже если так, то я все равно был уже влюблен как последний дурак. Майкл отрицательно закачал головой: — Нет, что ты! Мне с тобой ужасно нравится. И ты мне безумно нравишься. Я, видимо, порой не могу нормально формулировать мысли от волнения… Почему-то с тобой я чувствую, что мне не надо постоянно оглядываться. И я так благодарен за это. Счастлив впервые за долгое время. Он вдруг подался вперед и обнял меня совсем по-детски. Не рассчитывая силы, повиснув на шее. А я опять начал поглаживать его в ответ по расслабленной спине. Немного растерянно. Но губы у меня сами по себе расползались вновь в улыбку. — Раньше так одиноко постоянно было… - зашептал он: — Я даже расставлял по своей комнате манекены и разговаривал с ними. Представляешь? Просто чтобы почувствовать хоть что-то, хоть какую-то близость, без страха. Я чувствую себя некомфортно среди других людей. Мне сложно довериться, и я сам порчу все, я знаю. Но в этот раз с тобой не буду. Ты мне веришь? Заторможено кивнул. Мне было так лестно и в то же время больно это слышать. Я верил Майклу. На все сто процентов. Вопрос был лишь в том, можно ли ему верить мне. Пока не прошло это ощущение, сказал: — Мне надо на секунду отойти к машине. Тот непонимающе произнес, нехотя отпуская: — Хорошо… Закат должен был быть уже совсем скоро. Я пробежал вдоль берега. Зашел за пышные кусты, за которыми припарковал машину. Открыл багажник, поспешно достал пиджак. Таким он мне мерзким и некрасивым казался в розовом вечернем свете. Жуть. Мыслей о том, что мне грозит за подобное решение, совсем не было в тот момент. Уже было все равно. Уже было почему-то плевать. Я провел пальцем вдоль лацкана пиджака. Рассчитывал нащупать вшитый диктофон и вырвать его. Однако там оказалось пусто. Лишь затрясшиеся пальцы провалились в аккуратно, незаметно распоротые швы.