* * *
— Боже, я теперь, видимо, буду с зеркалом разговаривать, — зеркало на контакт не идёт, — прям как Арс. Арсений осведомляется первым. Антон мысленно просил хотя бы о «приезжай», но получил лишь десять пропущенных и столько же смс-вопросов. Совсем не то. — Да, привет, Шаст, — слышится из динамика. Димка — вот примерный семьянин. Только Антону совсем не по душе такая жизнь. Сердце желает обливаться не слезами, а хорошим коньяком. — Слушай, Дим, — сигаретный дым завязывается в горле в узелок и мешает дышать нормально, — ты не знаешь, Арс сейчас один на квартире? И вообще, он дома? — Может, тебе интереснее, будет ли он дома через два часа, когда ты напьёшься и явишься к нему ночным сюрпризом? — Вот ты сука, Поз, — колечко не получается третий раз подряд. — Можешь ему как-то намекнуть? Мол, «не выходи из комнаты, не совершай ошибку». — Дурак. Антон готов треснуть телефон о кирпичную стену: в трубке едва слышен смех. — Хотя Арс оценил бы. — Так ты ему… ну, скажешь? — Скажу, скажу. — Только без приколов, а то… — А то ведь «задницы ты надираешь отлично», — смех совсем близко и громко, — я помню. Окурок топчется кроссовком. Антон шарит руками по карманам, но жвачки не находит. — Вашу ж мать! Увлёкшись, он скурил до самого фильтра. Горькие слюни тихо барабанят по асфальту.* * *
Антон себе мысленно даёт на бар час, не больше. Напиваться до усрачки не хочется. Просто для виду: расставание как никак. Шастун надевает свободные штаны, тёмную футболку и лёгкую кожанку. Хватается за одеколон в надежде, что клубное дерьмо не перебьёт все его старания.* * *
— Ты глянь, диско-шар! — незнакомец пугливо моргает вместо ответа. — А это тогда кто? Копатыч-рок-звезда? Я вас умоляю… Никто не смеётся. Антон вспоминает проёбы в «Меняй», свысока осматривая новую рюмку. Портить вечер совсем не хочется, так что содержимое выливается прямо на брюки незнакомца. — Попробуй. Тебе понравится, — бурчит Шастун, слезая с высокого стула. Опьянение достигало отметки «десять из десяти» разве что на выпускном. Сейчас всё по лайту. Чтобы улыбка натягивалась сама, и не надо было её контролировать. — Не через… сколько ты там сказал? А через пятнадцать! Десять минут тебе, понял? Не успеешь за двадцать — на себя пеняй. Антон отключает телефон, морщась в ответ таксисту. Вдруг замечает цветы в фарфоровой вазе. Тюльпаны. Пахучие, свежие, лиловые, набухшие. Уголки губ ползут ещё выше.* * *
— Я облился, мне нужна футболка, — с порога заявляет Антон, протискиваясь в квартиру. — Это тебе, кстати. — Как мило. От цветов воняет всеми тридцатью шотами. Но сам Антон по дороге успел немного протрезветь. — Зайди на кухню хотя бы. Я тебе воды налью. — А волосы в туалете тоже держать будешь? — Буду. Антон победно улыбается, шлёпая в спальню прямо в кроссовках. Арсений молчит. — Твою мать, Арсений… Шастун выуживает из кучи белья кружевной бежевый лифчик, вертит за лямку на пальцах. — У тебя есть кто-то? Страх приказывает идти в наступление первым. — Нет у меня никого. — Значит, шлюха какая-то! — Да остынь ты! Это от бывшей осталось. Зелёные глаза вот-вот проткнут чужой испуг своим странным взглядом. — От бывшей, говоришь. Антон медленно стягивает с себя промокшую футболку. Ещё раз осматривает лифчик, а потом продевает руки, закрепляя кружево на собственной груди. — Я похож? — На кого? — На твою бывшую. — Нет, — во рту пересыхает. — Ты ни на кого не похож, ты… — Особенный? — Да. Антон смотрит исподлобья, улыбается лишь одной стороной, упирается руками в столик: картина только для одного единственного зрителя. Парень смахивает чёлку, приближаясь к Арсению. Кружево невесомо касается чужой груди. Губы тянутся к покрасневшему уху. — Тогда скажи это. Попов просит Бога нажать кнопку для удара невидимых шокеров — чтобы проснуться. Но Антон продолжает дышать: горячо и близко. — Ты особенный. Антон берёт чужие ладони и не спеша подносит к своей груди, кладя ладони на кремовые чашечки. — Даже не буду спрашивать, какую дрянь ты пил. Арсений толкает грудь от себя. Всё-таки идёт к шкафу продолжать поиски. — Ну, я совсем чуть-чуть, Арс. На заднице — явно чья-то неугомонная рука. — Не уберёшь, одену тебя в «Батошу», — фыркает Попов. — Ну, ты и обломщик, конечно. Арсений не видит: спиной чувствует, что Антон закатил глаза. — Чего? — Я, блять, подбираю день под твой выходной. Продумываю скандал. Ворую сраные тюльпаны в каком-то баре… Уже и не знаю, как подступиться! Синего в глазах внезапно становится больше. Брови ползут к чёлке. — Господи! Да что с тобой, Арс? Все знают, что мы должны быть вместе: от тринадцатилеток до самого Паши. Арсений не знает, что с ним. Наверное, он просто из тех, кому снятся сны каждую ночь, но утром утверждают, что опять ничего не было. — Или я больше тебе не нравлюсь? Двух маленьких ноздрей катастрофически мало. — Нравишься. — И ты по-прежнему хочешь меня? — Хочу. Зелёные глаза готовы засиять янтарём. Или это всё из-за перегоревшей лампочки. — Так чего же ты ждёшь? — Тебя. Лампочка всё-таки замирает. И Антон почти не моргает. Остановленная улыбка ждёт чего-то ещё. Футболка падает из рук очень вовремя. Шастун толкает Арсения к дверце шкафа, губы находят друг друга и в темноте. Теперь мало даже четырёх прокуренных лёгких. Губы мягкие и губы обветренные — счастье тает на изогнутом уголке пьяной ухмылки. — Вот уж действительно: «горько», — посмеивается Арсений. — Заткнись, а, — влажный поцелуй в щёку. — Не порть момент, — укус за мочку. — Я этого всю жизнь ждал. Последние слова должны помочь. — Да скинь ты уже эту ерунду! Кружевной лифчик летит на пол. Антон хватается за плечи, прижимаясь всё ближе. Оглаживает пальцами выделенные лопатки, трётся пахом о чужой, груди дышат друг в друга. — Только я думал, — Антон, еле дыша, отстраняется; но руки остаются лежать на плечах, — что ты будешь сверху. Удивительно, как тонкая полоска губ, правильно искривлённая, может действовать на других. Арсений улыбается, гладя раскрасневшиеся щёки парня, медленно толкает его к кровати, заставляя идти спиной вперёд. — Что-то ещё? — Антон падает на холодное одеяло. — У нас большой спектр услуг. Шастун готов остановить всё это время. Любоваться нависающим над ним Арсением хочется дольше десяти секунд до поцелуя. — Просто тебя, — голос хрипит, и Антон улыбается, вспоминая какую-то песню из клуба, — в себе… всю ночь. Повторить мелодию не получается. Зато смысл яснее первой звезды за окном. — Уж постараюсь выбить из тебя всю эту фигню, — зубки блестят, улыбка прекрасна. Арсений не торопится. Заказ на «всю ночь» — задача для настоящего любовного гурмана. Попов смакует набухшие соски, обводя розовые бусинки языком. Антон снова не попадает в ноты. Мужчина оттягивает пухлые губы, невзначай встречается носом с родинкой на чужом. Шастуна знобит паникующими мурашками. — Не тяни, прошу. Разум усталой рукой выводит последние читаемые слова. — Я выпил тридцать ёбаных шотов, — темнота не скрывает улыбки Антона. — Нет вещества мощнее любви, — короткий поцелуй-клевок. — Ты дождался, Арс. Мы дождались. Химия сердец распадается на атомы-стоны и вновь собирается: в возбуждение под животом. Смазка холодит горячие стенки. Первый палец скользит без труда. — Я готовился, — слишком серьёзный тон для лежачего. Подготовка была болезненной; видимо, не зря. Антон закатывал глаза, хлопая ресницами. Нос только выдыхал: шумно, тяжело и с присвистом. Как только пальцы исчезли, Шастун схватился за чужую шею, вновь притягивая измученное ухо к губам. — Последнее желание: я хочу тебя всего. Горячего и незащищённого. Поцелуй в щёку очень важен в комнатной духоте страсти. Антон выпячивает зад, нетерпеливо качаясь взад-вперёд. — О-о-о… Арсений провёл языком меж двух половинок, несильно сжимая белую кожу. Сначала только головка: робко и дразняще. Затем наполовину, уже смелее продвигаясь вперёд. И, наконец: — А-арс! До конца. Попов толкался быстрее, ритмичнее. Антон теперь точно попадал во все нужные ноты. Руки скользили по дрожащим ногам, узким бёдрам, бледной из-за лунного света спине. Лишних прикосновений не надо: Шастун кончает от поцелуя в лопатку. Несколько резких движений, и его заполняет тягучее и тёплое. Антон не медлит. Поворачивается лицом к Арсению, притягивая к себе, чтобы оба упали на подушки, не отрывая губ друг от друга. — Я люблю тебя, — в одно слово, воздух опять убегает из-под носа. — Ты пьян, Антош, — от такого голоса новая звезда загорается прямо в комнате, между двумя потными телами. — Спроси меня из прошлого, через час или через год, — острый кончик необъяснимо тянет к себе, — ответ будет тем же самым. Молчание разбавляется улыбками, неровными вдохами и скольжением пальцев в волосах. — Но мне всё ещё нужна футболка, — Арсений смеётся куда-то в шею. — Твоя.