Укажи мне причину жить

— Убей меня, как убил её! — Не велено! Сколько раз уже Шинобу видела этот кошмар, в своих снах? Раз за разом он продолжает преследовать её, раз за разом она вскакивает на кровати в холодном поту, раз за разом ей напоминают, в чём её вина. Девушка набирает полные лёгкие воздуха, и глубоко выдыхает. Как там говорил Кёджуро? Нужно постараться привыкнуть, жить дальше. Легко сказать. Первое, что бросается в глаза, а точнее в нос, — запах. Не удушающий запах ладана, не смрад крови, не запах демона — в комнате пахнет цветами. — Ммм, Сельма, откуда здесь цветы? Тишина. Ни ответа, ни даже шороха. Шинобу протирает глаза, и оглядывает помещение. Ни Сельмы, ни Виеты. Да и вообще, она не в своей комнате. Спальня в поместье Бабочки приветствует хозяйку траурным молчанием. -"Нет… Нет… Только не этот сон! Нужно проснуться и поскорее!» — Кочо с силой щипает себя за кожу. Никакого эффекта. Щека ещё горит красным от боли, доказывая что всё происходящее — реально. Ущипнув себя ещё несколько раз, и как-то обречённо вздохнув, девушка оглядывает комнату. Нет, это точно не сон, не совпадают некоторые детали. К примеру, широко распахнутые в тот раз сёдзи теперь были плотно задвинуты, источником освещения служили расставленные на полках свечи. Теперь не оставалось сомнений в том, что к странному перемещению причастны демоны. Шинобу тихо фыркнула себе под нос, и оглядела свой наряд. Белое платье, достающее чуть ниже колен. Видимо она вчера заснула за чтением книги, а служанки не стали будить. Как же она называлась… Но память предательски не желала явить ни названия, ни сюжета, ни даже имён главных героев. Оставив тщетные попытки восстановить в памяти вчерашние события, девушка встряхнула головой, и вышла из комнаты. В коридоре царил приятный полумрак, свет еле пробивался из тонких оконных щелей. — Сельма! Виета! — позвала девушка. Но ни одна из служанок, не явилась на зов, никто из них никак не обнаружил своего присутствия. -"Странно" — девушка прошла по коридору вперёд и обратно, осмотрев несколько прилегающих комнат. Никого. На секунду Шинобу посещает желание раздобыть где-то в доме лезвие или старый, брошенный ей яд, и свершить свои давние планы, но здравый смысл берет верх. Нет, Доума ни за что бы не оставил её без присмотра. Да и запах цветов даже слишком сильный. Очевидно, за ней всё ещё следят демоны. Возможно, и сам Второй. Цветы лишь маскируют демонический запах. Шинобу вдохнула носом воздух, но ничего не почуяла. Ладан сильно притупил её обоняние. Ей оставалось лишь ждать окончания этого нелепого спектакля. Убирать паутину, и протирать осевшую в старом поместье пыль — точно не этим Шинобу хотела заниматься сегодня. Впрочем, она ничем не хотела. Мир вокруг окончательно потух для неё, будто задутая свечка, ничего больше не доставляло радости. Это место было её домом, её родным пристанищем. Каждая комната, каждый сантиметр пола — всё было здесь наполнено воспоминаниями. Эта уборка ничуть не убавила сил Шинобу, а наоборот воодушевляла её с каждым мигом, всё больше. Открыв дверь в очередную пустующую комнату, и проведя пальцем по пыльной полке, Кочо застыла на месте, а взгляд зацепился за столь знакомую миниатюру 18 века. Девушка грустно вздохнула: так увлеклась, что не заметила, что попала в комнату Канаэ. — Ну ты только взгляни, какая она чудная! — Сестрица, нам нужно лечить раненых! Не время забивать дом всякой ерундой! — Думаешь? — старшая Кочо удивленно приставила палец к подбородку. — А когда будет время? — Сама же знаешь, когда ни одного чёртового демона, не останется в Японии,— Шинобу сразу перешла на шёпот, чтобы торговка ничего не услышала. — Тогда можно, и себя порадовать. — Моя дорогая Шинобу, я не сомневаюсь в пытливости и рациональности твоего ума. Но в этот раз ты не права. Шинобу посмотрела на старшую с широко распахнутыми глазами и уже приготовилась выдать гневную тираду об излишней беспечности, и глупости столпа Цветка. Но та её опередила: — Это продолжается уже не один век. Наверняка и раньше были те, кто думал также как и ты. Они должно быть, лишали себя всех прелестных радостей этого мира, во имя великой цели. Мне жаль таких людей. Ведь сколько не борись, полностью заразу нам не истребить ни за одну эпоху, ни за две, ни за десять. Если всё мечники будут думать как ты, единственное о чем мы будем жалеть, умирая — что нам не хватило времени на себя, на наши семьи. Ни на что. — О Господи, — Шинобу устало потерла виски. — Ладно уж, бери эту статуэтку. Только не неси этой чуши. У нас с тобой ещё полно времени. Канаэ мило улыбнулась и протянула торговке несколько медных монет. Шинобу раздражённо потянула её за собой, всё же не сдержав доброй улыбки. Обе они были счастливы и веселы. Веселы, потому что не знали как мало времени им осталось. «Не хватит времени на себя, на наши семьи». Слова сестры ещё долго звучали в её голове. Шинобу снова помотала головой, гоня прочь воспоминания. Канаэ больше нет, и ничто этого не изменит. Надо просто смириться. Девушка подняла глаза на стеклянную витрину, за которой её сестра всегда хранила любимый чайный сервиз. Здесь всё напоминает о ней, хочет того Шинобу или нет. Вдруг мечница дергается: в отражении мелькают два радужных глаза, а затем Шинобу различает и весь силуэт демона, прячущегося за стеной в коридоре. Он явно не хотел быть замеченным, но предательское стекло разрушило всё его планы. Кочо отпрыгивает в сторону, одновременно распахивая настежь окно, и впуская в комнату широкую полосу света: — Выходи! Я знаю, что ты там! Слышится тяжёлый вздох, и Доума неуверенно, боясь, выплывает из своего укрытия. При нем нет золотых вееров, улыбка исчезла с блудного лица, даже глаза как будто потухли. — И долго ты следишь за мной? — Шинобу говорила негромко, но с раздражением, и даже угрозой. — Хотя, нет, не отвечай. Не хочу осквернять эту комнату. Доума по прежнему молчал, лишь слегка подняв глаза. Протянул было руку к девушке, но тут же отдернул её, когда яркий свет обжег его изящные пальцы. — Ты убил её, — всё тем же тоном продолжала девушка. — Убил их всех. Убил их, и привёл меня, чтобы напомнить, да? Этого ты добивался? Хотел ответить мне болью за боль? На минуту между двоими повисла тишина. Демон не двигался с места, не показывал никаких эмоций. Если бы не регенерация на пальце, которая уже делала свое дело, можно было подумать, что он не более, чем статуя. Шинобу громко фыркнулати отвернулась к окну. — Не ты одна потеряла близких. Девушка с недоверием повернулась ко Второму. Тот говорил тихо, практически выдавливая из себя каждое слово: — Не только вы, люди, теряете близких. Лишь самые худшие, самые отвратительные чувства из всех могут, подстегнуть человека к обращению. Я знал два типа демонов. Одних на этот шаг толкал страх: страх за свою жизнь, страх что он покинет этот мир, так ничего и не добившись. А других же толкало отчаяние. Глубокое, горькое отчаяние от потери близких и родных, потери тех, кто был тем ближе всех и дороже. Когда ты теряешь всех, кто любил тебя и кого любил ты — эта боль невыносима. Мы ведь тоже были людьми, тоже хотели быть счастливыми. Нам не повезло. Мы лишь хотели забыть о боли, о горе, вот и всё. Ненависть других — людей, сородичей, даже собственного Господина — вот что сделало нас жестокими. — И к чему ты это всё говоришь? — девушка гневно уставилась на демона. — Ты знаешь меня долго. Я знаю тебя долго, — Второй говорил тихо, делая длинные паузы. Он искренне переживал всю ту ненависть, что выплеснул на него мир. Что выплеснула на него Шинобу. — Если я тоже кого-то лишился в прошлой жизни, я бы мог тебя понять. Ты бы могла меня понять. Общая боль смогла бы сроднить нас, пусть и несильно. Я — убийца, убийца людей. Ты — тоже убийца, убийца демонов. Демонов, что раньше тоже были людьми. Демонов, что были обращены лишь из горя, лишь из-за боли, из-за того, что оплакивали близких. Демонов, что и в новом теле смогли сохранить в сердце своём любовь, смогли полюбить кого-то. Снова повисло молчание. Доума глубоко вздохнул и взглянул на свою Бабочку в последний раз: — Ты знаешь меня, знаешь каков я. Людей, что стали демонами, ведут лишь два чувства. Ты их тоже теперь знаешь. Взгляни на меня и скажи, отчего я убегал: от смерти или от боли? — Ты лишился памяти, верно? — голос Шинобу оставался по прежнему холоден. — Значит, и ты не знаешь ответ. — Не знаю. Но приму тот ответ, что дашь мне ты, за непоколебимую истину. Скажи мне Шинобу, кто я: презренный трус или несчастный страдалец? Кочо молчала. Доума тоже молчал, сложив руки на груди в смиренном ожидании. Чтобы она не решила, он станет таким как она ответит. Она видит его даже лучше, чем он сам. Она удивительная. Она не ошибется. Скрипнула ставня открытого окна, и полоса света растворилась в темноте комнаты. Тихие шаги зашуршали по полу.