Возвращение

Уоррен Грэм статно и в гордом одиночестве рассекал просторы Оклахомы на верной кобыле Максин. Так он назвал ее в честь своей бандитской подружки, сбежавшей от него вместе с сумасшедшей Хлоей Прайс, устроившей резню в усадьбе Блэквеллов, насильно державшей ее в качестве рабыни. На плече у него висел начищенный Винчестер, который он забрал у мертвого солдата, в карабине покоился его неизменный любимый кольт. На поясе с другой стороны в футляре лежал заточенный охотничий нож, в сапоге — мини-револьвер. Вооруженный до зубов, Уоррен возвращался в родной город Аркадия, в котором провел юношество с отцом-кузнецом. Ему не терпелось снова увидеть родные улицы, однако жители Аркадии, отнюдь, его рвения не разделяли, и каждый уважающий себя поселенец почел бы за честь первым выстрелить ему в голову. В особенности это касается местного шерифа — Прескотта, вернее, шерифа Прескотта-младшего. Шон Прескотт (старший), заключающий сделки с одними бандитами и уничтожая других, способствовавший расцвету работорговли, уже лет пять как отошёл от дел, став самым богатым шерифом во всех штатах. Сейчас эстафету шерифства перенял его сын, Нейтан Прескотт. Не сказать, что Нейтан отличался более высокими нравами, нежели его отец. Уоррен запомнил его нервным запутавшимся юношей с искаженным взглядом на мир, который медленно сходил с ума под давлением деспотичного папаши. Что до него самого, то судьба обошлась с ним также незавидно: теперь это не безобидный сын кузнеца, а настоящий бандит. В подростковые годы его забрала бандитская шайка из «охранной конторы» под покровительством Шона Прескотта, которая убила отца Уоррена за отказ подковать лошадей и забрала его в качестве мальчика-обслуги. Так он познакомился с Максин, девушкой с не менее печальной участью. Постепенно он обучился их ремеслу, грабил вместе с ними банки, а затем, ночью, пока все спали, они вместе с Максин расстреляли остальных «товарищей», забрали награду, лошадей и укатили вести вольную и не совсем законную жизнь. Уоррен не стеснялся мародерствовать: забирать оружие и одежду с мертвецов. В городах его неохотно привечали: слава молодого отпетого бандита иногда шла впереди. Каждый шериф, знакомый с деяниями Уоррена, считал нужным первым делом тыкнуть винтовкой прямо ему в морду, к счастью, обычно только для предупреждения. В целом, Уоррен прекрасно выживал и один и никогда не чувствовал недостатка в компании, но никак не мог отделаться от желания вернуться в родную Аркадию и навестить на кладбище отца. В Аркадии ничего не изменилось: перед ним предстала главная улица с салуном «У Марка», закусочной «Три Кита», офисом шерифа, похоронным бюро, почтовым зданием, железнодорожной станцией, магазином «Мэдсен», гостиницей и кузней. По бокам от главной улицы были разбросаны маленькие деревянные дома, а на другом конце города, поодаль ото всех, располагался фамильный «особняк» Прескоттов. На входе в Аркадию Уоррена встречали две лошади: серая пятнистая, с короткой гривой, на которой восседал оружейник Дэвид Мэдсен, и черная гнедая, породистая, везущая на себе дорогую задницу шерифа Нейтана. Оба они зарядили свои ружья и неприветливо смотрели на дурно пахнущего жующего табак бандита Грэма, ограбившего банк в Техасе, угнавшего рабов из Блэквелла, захватившего поезд, везущий богачей в порт обратно в Великобританию. Уоррена не трогали, потому что он из шайки Джоуи, а он хорошо зарекомендовал себя тем, что подвесил шерифа и всю его семью из Техаса за попытку его арестовать. Факт его смерти Уоррен и Максин скрывали со всей тщательностью, а потому можно было считать себя почти что а безопасности. Тем не менее, в одиночестве приходить в Аркадию означало огромный риск. Нет ничего проще, чем пристрелить одинокого бандита, находящегося на чужой территории. — Чего здесь забыл, Грэм? — вопрос явно не предвещал ничего хорошего, а Мэдсен и вовсе поднял дуло своей винтовки, целясь непрошеному гостю в голову. — Гуляй, пока голова ещё на плечах. Тебе здесь не рады. Уоррен криво улыбнулся, чувствуя, как холодок пробегает по взмокшей от жары спине. — Тебе привет от Джоуи, — зашёл он с козырей, потому что немного «дипломатии» здесь не повредит. — Завтра на рассвете я отправляюсь на встречу с ним, а сегодня хочу переночевать здесь. Навестить могила отца, вспомнить «старые добрые». Шериф Прескотт и Дэвид Мэдсен переглянулись и недобро усмехнулись: — Хватит нам в уши ссать, Джоуи в этих краях не видели уже несколько лет. Поговаривают, он помер давно вместе со всей своей шайкой. Сохранять самообладание теперь стало почти невозможно. Уоррен изо всех сил впился пальцами в вожжи, другая рука потянулась к кольту. Вот только неважно, начнет он стрелять или прикажет кобыле дать деру — исход один, потому что это не абы кто, а самые меткие стрелки Аркадии, а то всей Оклахомы. Будь с ним хотя бы Максин, у него ещё был бы шанс. Теперь же оставалось балансировать по краю и уповать на случай. — Пересказываешь грязные слухи? Вау, — Уоррен попытался саркастично засмеяться, но вышел сдавленный неуверенный смешок. — Хотел застать меня врасплох? Что ты пытался этим бредом сказать мне? — Я хотел сказать, что ты арестован, Уоррен Грэм, — отрезал шериф Прескотт и, в тон Мэдсону, направил на него дуло винтовки. — И завтра утром ты отправишься не к «Джоуи», а поедешь со мной на плаху. За тебя нынче платят хорошие деньги. Сдавай оружие. Не отрывая взгляда от Прескотта и Медсена, Уоррен стянул с себя винчестер и бросил его на пыльную землю, за ним последовал кольт. Шериф, однако, оружия не опустил, намекая на охотничий нож. Его тоже пришлось бросить. Утешало лишь, что в сапоге остался единственный козырь. Втроём они вышагивали по пыльной центральной улице под пристальным вниманием горожан. Увы, не так Уоррен мечтал вернуться в родную Аркадию. Винтовка Прескотта твердо упиралась ему в спину, позади Мэдсен вел недовольную фыркающую Максин, то и дело дёргая поводья, чтобы кобыла шла реще, а иначе он не пристрелит. Веревка неприятно стягивала руки за спиной. — Когда поезд отходит от станции? — в семь тридцать утра, — ответил Дэвид Мэдсен. На минуту повисло странное молчание. Шерифская контора изнутри также практически не поменялась: скрипучие деревянные доски, большой дубовый стол шерифа рядом с ключами, на стене карта США, напротив окно с жалюзями, сквозь которые протискивается свет, в его лучах спокойно витает в воздухе пыль. Потом дверной проем, за которым располагаются две камеры, отделенные железными прутьями, у каждой из которых по маленькому окошку под самым потолком. — Ты можешь идти, Дэвид, я здесь разберусь, — бросил Прескотт, подходя к столу. — Это Уоррен Грэм, шериф, — процедил Мэдсен. — Не уверен, что хорошая идея оставаться с ним один на один. — Я. Сказал. Вон. Отсюда. Уоррен невольно усмехнулся, узнавая нотки Нейтана, которого он запомнил. Всё-таки бачок также подтекает. Мэдсен хмыкнул и сжал кулаки, с минуту постоял, видимо, сдерживая гнев. Затем он рывком открыл дверь и громко ее захлопнул. В прошлом он был солдатом, никто так и не понял, почему он внезапно сорвался вести мирную жизнь. Теперь они с Нейтаном остались наедине. Уоррен Грэм был согласен с Дэвидом — оставаться наедине с опасным преступником могло оказаться опрометчивым решением, даже если у него туго связаны руки. С другой стороны, Нейтан и сам был отнюдь не нежным мальчиком. Они вместе учились стрелять. Пусть мало кто знал, но вдали от всех Уоррен и Нейтан часто проводили время в месте. Их характеры совсем не сочетались, и чаще общение приводило к конфликтам, но тогда Уоррену приятно было думать, что он — единственная отдушина от Прескотта-старшего. Но, возможно, он как всегда переоценил их дружбу, раз, едва завидев, Нейтан Прескотт тут же отправил его на плаху. Пожалуй, этот краткий момент наедине — последний шанс сбежать. Чтобы выжить, Уоррен должен наплевать на свои сентиментальные чувства и избавиться от шерифа. Какое-то время они стояли в тишине. Очевидно, его давний «друг» все ещё боролся с нахлынувшими эмоциями: гневом, раздражением. Нейтан широкими шагами прошёлся по офису, пнул деревянный шерифский стул, но как-то вяло и удручённо. Наконец он повернулся к Уоррену: — Давай так, Грэм, сейчас я запру тебя в камере, ключ оставлю на стене, — он указал на стену, прилегавшую к камере, из которой торчал ржавый гвоздь. — Ночью, в глубоких сумерках, ты выйдешь из камеры, заберёшь свою кобылу из конюшни и пойдешь отсюда нахрен. И чтоб больше я тебя здесь не видел. О Мэдсене не беспокойся. У него пилюли. Спит мертвым сном. В ночи Уоррен не сразу признал Максин, но когда та фрыкнула, повернувшись к нему стороной со светлым пятном на глазу, он мигом отвязал ее от стойла и вдвоем они пересекли главную улицу, выйдя к окраине. Руки всё ещё саднили от веревок. Нейтан лишь слегка из надрезал, поэтому несколько часов ушло только на то чтобы от нее избавиться. Может, он опасался, что Дэвид Мэдсен решит проверить бандита, а может, просто хотел ещё раз насолить. Уоррен резко сбавил шаг и остановился, чему Максин явно не обрадовалась и недовольно фыркнула. Перед ним слабо светил огонек из комнаты на втором этаже поместья Прескоттов. Довольно странна, ведь Грэм был уверен, что шериф города не живёт один. Решив сделать последнюю остановку, он привязал кобылу к низкому забору вокруг дома и прошел во двор. К его удивлению, окно на первом этаже было плохо заперто и слегка покачивались от слабых порывов ветра. В остальном ночь выдалась душная. Изнутри дом выглядел так, будто в нем никто не жил уже очень давно, половицы предательски шумели, каждый шаг тяжёлых сапогов эхом отдавался по всему этажу. Уоррен честно пытался стать мышкой, но уже на середине лестницы он встретился взглядом с недовольным Нейтаном Прескоттом, державшим в одной руке восковую свечу, а в другой — револьвер. — Ты меня бросил, скотина, — в свете свечи Уоррен увидел, как у Нейтана дрожит подбородок. — Вот так просто ушел. Без предупреждения. — Прости, я не виноват, — тихо ответил Грэм. — Ты здесь совсем один? — Отец помер где-то год назад, — бросил Нейтан и опустил оружие. Они сели в пыльной заросшей паутиной гостиной и говорили о том, что с ними произошло за время разлуки. Рыжая луна смотрела в окно, робко выглядывая из-за горизонта. Едва настали предрассветные сумерки, Грэм понял, что пора уходить. На прощание они крепко обнялись и Уоррен горько подумал, что и на этот раз он не увидит могилы своего отца.