Мать врага

Отсюда все дороги ведут в «Миктлан» — самую большую и печально известную тюрьму могущественной Темной Империи. Вот конвой минует Северные Горы, и там до форта уже будет рукой подать. Глотая слезы и надсадно всхлипывая, Агата боязливо выглядывала из-за завеса клетки-колесницы. Как и остальные пленные, она была закована в цепи. Повсюду, среди валяющихся на охваченной огнем территории мертвецов, скорбно плакали банши, склоняясь над покойниками так низко, что кончики бесцветных безжизненных волос сущностей касались их грудей, облаченных в пробитые доспехи. За капюшонами накидок не было видно лиц, но Агату до смерти пугали красные инфернальные глаза, зловеще взрезающие полумрак. Империя раскатала Солнечный Орден по камешкам, пленных сгоняли в лагеря, где заставляли выполнять тяжелую физическую работу и проводили над ними жуткие опыты, связанные с зельеварением. Все территории, по которым проходились Черные Отряды, теперь именовались «кровавыми землями». К императрице Агату вели в качестве трофея — еще бы, дочь самого кесаря Ордена. Ее бесцеремонно бросили к ногам Лагерты-Присциллы Сабришо. Центурион, сопровождавший заключенную вместе со своим отрядом, тоже пал ниц. — Ваше августейшество! Разрешите обратиться! Преисполненная ужасом, Агата все же подняла голову на захватчицу. Перед ней стояла статная женщина в мужских тяжелых сапогах, кожаных штанах и доспехах. На поясе в ножнах блестел меч. Черные волосы были забраны на затылке в тугую высокую прическу, тонкие губы надменно поджаты. Все существо Лагерты-Присциллы излучало тяжелую, подавляющую ауру власти. Императрица жестом дала понять центуриону, чтобы он встал. — Агата-Хелена из рода Санбергов, — он схватил упомянутую за растрепавшиеся золотистые волосы, грубо вскидывая на ноги. Взвизгнув, Агата дернулась в цепях. Центурион держал ее таким образом, что пришлось запрокинуть голову, но она все равно не смела выпустить Лагерту-Присциллу Сабришо из поля зрения, приметив на ее указательном пальце перстень всевластия. — Зачем вы притащили сюда эту орденскую подстилку? Где голова самого Санберга? Центурион покаянно наклонил голову. — К сожалению, их лагерь сгорел дотла. От Антония-Гетте Санберга остались лишь кости да пепел. Императрица протянула руку, и советник предоставил ей свиток с проскрипционными списками. Хмуро пробежавшись по строчкам, Лагерта-Присцилла снова обратила взор на пленную и, хмыкнув, шагнула к ней, приблизившись почти вплотную. Агата затравленно смотрела на нее снизу-вверх, как вдруг, сама того не ожидая, плюнула ей в лицо, выпуская всю скопившуюся внутри ненависть. Но тут же пожалела об этом, когда увидела, как в черных глазах императрицы полыхнул острый злой блеск. Прежде чем центурион или целеры успели наказать заключенную, Лагерта-Присцилла ударила ее — ладонью, наотмашь. С коротким вскриком Агата снова упала к ее ногам, инстинктивно приложив ладонь к горящей щеке. В висках зазвенело, во рту почувствовался металлический привкус крови. Такой силе удара мог бы даже закаленный в боях гладиатор позавидовать. Немудрено, что Лагерта всегда сама ведет имперские войска в бой, на ее счету — немереное количество побед, потому что, помимо обладания поистине железной хваткой, правительница еще и является на редкость талантливым стратегом. Да, толков про нее ходит много, в особенности — про ее жестокость и мстительность. — Она не представляет никакой опасности, ваше августейшество, — заверил центурион. — Всего лишь пустышка без магии. — В таком случае, — императрица небрежно махнула на Агату рукой: мол, увидите с глаз моих. — Отправьте ее в качестве подарка моему мужу в Южный Форт. Но для начала научите эту шваль хорошим манерам. Добровольно Агата никуда с ними идти, конечно, не собиралась, тогда целеры ее сильно избили, а затем схватил центурион и перекинул через плечо. Она визжала и колотила его по спине, пытаясь вывернуться, но это ее, ясное дело, не спасло.

***

Подарок жены Август-Йолинон Сабришо Третий принял с превеликим удовольствием. Агата возненавидела себя так сильно, что начала молить Безликих забрать ее опороченную душу в Безвременье как можно скорее, дабы не допустить еще большего бесчестия. Бессмысленно было задаваться вопросом, что бы сказал жених, увидев ее на императорском ложе. Он уже ничего не скажет, потому что отправился к Безликим гораздо раньше. Через несколько декад Агата разделила участь остальных наскучивших наложниц — из временной резиденции императора ее перевели в лагерь форта Южный, под надзор коменданта Самано, который славился своей жестокостью по всем Северным и Южным землям. Опозоренная, Агата оказалась в таком аду, что «Миктлан», по сравнению с этим, показался просто курортом на лечебных озерах. Ради развлечения бывших граждан Солнечного Ордена из всех каст сгоняли в клетки к вивернам и мантикорам, которые растерзывали жертв на потеху публике. Помимо прочего, на некоторых заключенных испытывали боевую магию курсанты из Академии, других — мучали самыми изощренными способами, проводили ритуалы, морили голодом, а беглецов публично казнили — чтоб другим неповадно было. Но самой ужасной участью считалось попасть в один из бараков, построенных из дерева черноцвета. Именно на этих деревьях в лесах обитает Батибат. И дом, возведенный из черноцвета, становится проклятым. Мстительный демон селится в постройке и перемещается по опорам, убивая спящих. Агате уже доводилось «ночевать» в таком бараке. Когда солнце заходит, жуткий треск заставляет сердце всякий раз сжиматься от суеверного ужаса, мечущийся из угла в угол взгляд то и дело натыкается на мелькающие всюду зловещие тени. И стоит сомкнуть глаза, как Батибат нападет на тебя, отправляя в Безвременье. Лишенные сна, заключенные медленно теряли рассудок и иногда просто умирали от истощения. За огромным каменным заграждением временная резиденция императора, охраняемая несколькими легионами и окруженная рвом, была неприступна. Но пару раз Агата видела, как Август-Йолинон Сабришо Третий вместе со своими сыновьями вылетает на прирученных белых грифонах на охоту. В такие моменты хотелось добровольно отдать свою душу Безликим. Жизнь в этом месте казалась совершенно беспросветной, полностью поменялись мир, власть, законы и порядки, и теперь не осталось никакой надежды на спасение. Теперь все принадлежит Империи.

***

Агата все еще каким-то чудом держалась только благодаря тому, что подружилась с девицей по имени Самара, которая до того, как Война Двуцветов затронула столицу, училась в Академии на целителя. Она всячески поддерживала ее, утешала, не давала окончательно потерять веру. И благодаря навыкам и чутью целителя Самара сразу поняла, что происходит с ее подругой по несчастью. Да и не нужно быть целительницей, чтобы догадаться, что к чему. Вон, даже от той похлебки, что им выдают раз в день, Агату вывернуло. — Мы можем подкупить помощника коменданта. Нужно найти знахарку любой ценой, чтобы она приготовила для тебя зелье, — наставляла Самара; от ее пушистой рыжей косы остались лишь спутанные патлы. — Когда зайдет солнце, ты должна будешь выпить зелье и лечь спать. А на рассвете смыть с себя кровь и сжечь одеяния. И молиться Безликим, чтобы… — она оборвала себя, с искренней жалостью глядя на Агату. Та размазывала влагу по бледному исхудалому лицу. Самара взяла ее за руку, серьезно всмотрелась в ясные голубые глаза. — Тебе нельзя оставлять его. Всех наложниц, которые ждут ребенка от прайи Сабришо, императрица казнит самолично, причем самым жестоким образом. Всхлипнув, Агата решительно утерла слезы. Самара совершенно права, нужно от него избавиться. Только вот… есть и другой способ.

***

Раньше храмовые жрицы учили, что Безликие обязательно услышат твои молитвы и откликнутся на просьбу, но для начала им нужно дать что-то взамен, принести жертву. Истощенная бессонницей и голодом, находящаяся на грани безумия, Агата дождалась полнолуния, сняла с себя одеяния и, оставшись нагой, провела ритуал прямо в бараке, где над теми, кто имел неосторожность заснуть, плакали банши. Самый большой дар, который она сейчас может предложить Безликим — кровь врага, который растет в ее чреве. Никакого зелья Агата не пила, но если боги примут жертву, то сами к рассвету возьмут свое, даровав ей свободу и сил для отмщения. Теперь она — мать врага, жертвующая плоть во имя возмездия, скрепляющая свою клятву кровью. Однако с восходом солнца Безликие не приняли ее дар. Но в полдень того же дня на Южные Земли обрушился ураган невиданной доселе силы, молния ударила по нескольким баракам из черноцвета, и те сгорели дотла. — Это знак свыше! — восклицали жрицы при храме временной резиденции императора. — Безликие хотят, чтобы они стали свободны!

***

С того дня, как ее и многих других заключенных амнистировали, Агата долгие декады пыталась добиться аудиенции у кого-нибудь из гелиастов. Она неоднократно обращалась в Верховную Магическую Дикадестрию, но там всякий раз отклоняли ее просьбу. Седовласый гелиаст жестом указал ей на кресло напротив, и Агата опустилась на него, разгладив платье на коленях. Не теряя времени, она просто рассказала все, как есть. — Сожалею, прайя Санберг, но имущество вашей семьи было изъято по проскрипции сообразно с законом, — он развел руками. — Поэтому, боюсь, я ничем не смогу вам помочь. Поерзав на кресле, Агата подняла на собеседника упрямый взгляд. — Прайи Амори, я всего лишь хочу вернуть магические артефакты, принадлежащие моему роду. Это наши семейные реликвии, они не несут никакой угрозы, их невозможно использовать в военных целях. Устало потерев висок, гелиаст нервозно выдохнул. — Не поймите меня неправильно, я очень уважал вашего отца и действительно хочу вам помочь. Но, увы, бессилен что-либо сделать для вас, вы ведь лишились своего титула, — он вдруг опустил взор на округлившийся живот Агаты, на котором покоились ее маленькие белые ладони. Уголки губ гелиаста приподнялись в снисходительной, но в то же время сочувственной улыбке. Видно, имперские оргии, о которых так много говорят, не прошли для единственной дочери первого триумвира даром. Наверное, бедняжка даже не знает, кто отец ребенка. — Вообще-то я не должен этого говорить, — он встал из-за стола, и Агата неосознанно тоже поднялась. — Но на вашем месте я бы заранее озаботился тем, чтобы подыскать добрую семью для вашего ребенка. Вы не сможете сейчас самостоятельно позаботиться о вашем сыне или дочери, но есть достойные имперцы, которые с радостью возьмут на себя эту обязанность. Губы Агаты приоткрылись, но она ничего не сказала, только понурила голову. — А со временем, — продолжил гелиаст, и его тон приобрел поучительные нотки. — Чадо само найдет своего отца. Магия крови — она самая сильная, поверьте мне. — Спасибо, прайи Амори, что уделили время. Не смею больше отвлекать вас от ваших обязанностей. И Агата покинула здание Дикадестрии с гордо поднятым подбородком. Недавно лекарь сказал ей, что она, вероятно, ждет сына. И Агата не сомневалась: когда он (или, может быть, она) подрастет, обязательно отыщет кровного отца и заставит ответить за все те страдания и унижения, которые выпали на их долю.

***

Посетив терму, Лагерта вернулась в их с супругом покои. Сняла с себя неглиже и зашла в лабрум, откинув голову на край, расслабляясь в теплой розовой воде, разбавленной ароматическими исцеляющими отварами. Август тем временем, забросив ноги на стеклянный столик, читал эльфийскую риторику. Они с семьей недавно вернулись с благотворительного приема, и его черные недлинные волосы все еще были традиционно заплетены в мелкие косички на правом виске. — Надеюсь, тебе понравился мой подарок по случаю годовщины. Отвлекшись от книги, император вопросительно вскинул на жену голову. — Я хотела послать тебе язык и глаза Санберга на блюдечке, но пришлось довольствоваться его никчемной дочкой, — Лагерта потянулась к многоярусной тарелке и взяла спелый фрукт, разделяя его на дольки. — Ах, ты об этом. Да, я очень польщен. Ты всегда знала, как меня порадовать. — Не знаешь, что с ней сталось? — Не знаю. В лагерях, наверное, сдохла. Ничего более не сказав, Август вернулся к чтению. Конечно, Лагерте совсем не обязательно знать, что сегодня по пробуждении он испытал чувство, которое не спутает ни с каким другим — не зря магия крови считается самой сильной. Август точно знал, что именно в этот день появился на свет еще один из его рода. Но не хотел беспокоить и уж тем более злить жену, решив, что разберется с этим — по-своему.