Отрывки из дневника подростка

«Отрывки из моего дневника наверняка найдет какой-нибудь бомж, один из тех, что часто ошивались возле огромных мусорных баков позади дома. Я и не хотел бы, чтобы эти записи увидел кто-нибудь, и писал я их чисто для того, чтобы точно знать, что происходящее не было сном или галлюцинацией…» Отрывки из дневника подростка. Было обычное утро обычного дня. В комнате обычного подростка, одного из миллионов, пес, лайка по кличке Цербер, уткнулся носом в лицо сопящему парню. - Сына, вставай! В школу опоздаешь! – раздался женский голос из кухни. Цербер лизнул юношу в нос и залаял. Комнату освещали лучи утреннего солнца. Была середина весны, и учиться уже совсем не хотелось. Это-то и было понятно – был уже конец учебного года, и мысли всех подростков были наполнены мечтами о летних каникулах. Парень приоткрыл глаза и лениво потрепал пса по гриве. - Доброе утро, Бер, - просипел он и потянулся. Раздались щелчки – это хрустели суставы молодого организма. Цербер гавкнул в ответ и умчался из комнаты, скорее всего, к своей миске, в которую мать юноши только что положила порцию корма из пакетика. Из открытой форточки доносились крики детей, которых матери спешили отвести в детский садик, звуки заведенных машин, которые проносились неподалеку по широкой дороге, пение давно проснувшихся птиц, ворчание бабок, которые уже сидели на лавчонках у подъездов и делились между собой самыми последними слухами… Для парня и его матери день только начинался, а для кого-то он начался уже давно -отца не было дома. Скорее всего, он уже трудился в поте лица на заводе. Подросток, как обычно, с трудом встал и направился в ванную, чтобы хоть немного взбодриться холодным душем. Холодная вода, бесспорно, заставляла кровь быстрее бежать по венам. Пока он был в душе, женщина суетилась на кухне, готовя завтрак на двоих. Все было как обычно, ничего из ряда вон выходящего не случилось. Дымящиеся тарелки с гречкой и яичницей уже стояли на чистеньком столе, а женщина наливала кофе в две кружки – большую для сына и поменьше для себя. На кухне витала ни с чем несравнимая атмосфера домашнего уюта, спокойствия и уверенности в каждом дне. Но также было что-то еще, почти неуловимое, почти незаметное, точно одна книга на полностью заставленной книжной полке среди других стояла корешком внутрь. - Сынок, завтракать! – громко позвала мать, ставя кружки на стол. Парень вышел из душа и взглянул на свое отражение в огромном зеркале над раковиной. Он не любил себя утреннего с этим заспанными глазами и унылым выражением лица. Внезапно что-то почти незаметно пошевелилось за спиной молодого человека, и он резко обернулся, чуть не поскользнувшись на мокром плиточном полу. Но это было напрасно – ничего позади не было, кроме деревянной двери, покрытой белой глазурью краски. Ну, или парень так думал. Он покачал головой, коря себя за трусливость, и начал одеваться. Мало ли что могло привидеться, пока ты еще до конца не проснулся. Стрелки на часах показывали половину восьмого, когда юноша присоединился к своей матери за маленьким столом. Они молча завтракали, а мысли подростка были тревожными. Он попытался отогнать от себя это неприятное волнение и решил не придавать большого значения какому-то миражу. Казалось, он успокоился, но тревога лишь притаилась где-то глубоко в юном сердце. В тот день было тепло, но холодный ветер пронизывал тело до самых костей. Солнце не радовало своим появлением. Парень задумчиво шел по дороге в школу, встречая по пути друзей и знакомых, разговаривая с ними, улыбаясь и смеясь. Но во всех его движениях сквозила настороженность, на грани того, чтобы сорваться с места в любую минуту и убежать, а слова были пропитаны натянутой уверенностью, той самой, которой люди пытаются убедить себя, а заодно остальных в том, что все в порядке. Подростки стекались в серое унылое здание со всех сторон. Парень поежился и вместе с потоком людей протиснулся в зеленые уже сотни раз крашеные двери. Темные отросшие вихры лежали в беспорядке, один особо непослушный прикрывал правый глаз, пряча часть реальности. Карие глаза смотрели как-то устало и немного недоверчиво. К середине учебного дня он, наконец, успокоился и позволил повседневной суматохе усыпить непонятно откуда взявшуюся тревогу. Морщинка между нахмуренных бровей разгладилась, а улыбка уже не была такой явно натянутой. Газон возле дома, где жила семья подростка, был усыпан желтенькими цветочками одуванчиков и молоденькой зеленой травкой. Через открытую форточку в квартиру, несмотря на унылую и непонятную погоду, влетал запах приближающегося городского лета. Мать, домохозяйка, тихо вздохнув, открыла дверь кладовки, полной разнообразных вещей, небрежно накиданных друг на друга. И, конечно, все эти вещи уже давно никем не использовались. Это был ненужный хлам, разобрать который у женщины все никак не доходили руки. Но, что было странно, сначала дверь никак не желала поддаваться. Только после некоторых приложенных усилий раздался пронзительный скрип, и на женщину пахнуло пылью. Она закашлялась и зажмурилась, делая шаг назад и совершенно не замечая черной тени, скользнувшей из проема по потолку в сторону комнаты сына. Парень сидел на уроке, упорно пропуская мимо ушей всю информацию, которую им пытался донести учитель, и глядя в окно. В классе стоял тихий повседневный успокаивающий гомон, но, казалось, только уснувшее чувство тревоги, проснулось вновь и забило в свои колокольчики. Он вздрогнул и начал настороженно оглядываться. Наверное, кто-то назвал бы это интуицией, но юноша не верил в это, поэтому снова попытался успокоиться. Но сердце все равно оставалось тревожным. «Я не знал, с какого именно момента мне стало казаться, что кто-то следил за мной. Но в какое-то мгновение чье-то присутствие рядом стало настолько ощутимым, что вставали волосы на загривке. Это был кто-то невидимый, но его внимательный взгляд… я физически чувствовал его. Я никому не говорил об этом, потому что не верю в интуицию и прочую фигню. Наверное, это просто галлюцинации из-за недосыпа, все же начались итоговые контрольные и экзамены, и последнюю неделю я плохо спал и нервничал, хоть по мне и не было заметно. Все пройдет. Надо только успокоиться…» Отрывки из дневника подростка. В тот день, придя из школы, парень замер на пороге. По какой-то причине у него перехватило дыхание. Дверь в кладовку была открыта, и вся та гора ненужных вещей, давно уже забытая всеми и абсолютно бесполезная, в беспорядке лежала в коридоре. По квартире разносился женский голос, напевавший какой-то мотив, возможно, даже многим знакомый, но, наверное, никто бы так и не сказал названия, хотя, казалось бы, вот оно, только вертелось на языке. Подросток вздрогнул и выдохнул, разуваясь. Он одернул себя. - Мам? Ты дома? Что ты делаешь? – громко спросил он, осторожно проходя в квартиру. И сейчас ему казалось, что это был вовсе не его дом. Он обошел стороной коробку со старыми кассетами с записями, что когда-то были так популярны среди молодежи, и, заглянув в маленькую темную комнатку, наконец, смог увидеть свою мать. Она протирала полки и напевала что-то, не замечая ничего вокруг. – Мам! Женщина замолчала и резко обернулась. Пыль взвилась в воздух и заплясала в своем чудном ритме. - Ах, сынок, ты уже пришел, - она улыбнулась, но в ее улыбке было что-то не так. Что-то такое, почти незаметное, неуловимое. Но юноша лишь тряхнул головой, отгоняя от себя ненужные сейчас мысли. Вчера он снова плохо спал. – Я вот тут решила прибраться, выкинуть ненужное. Не поможешь? Все те коробки в коридоре – их надо выбросить… - Хорошо. Сейчас, только переоденусь, - подросток хмуро оглядел комнату и направился к себе. Ему никогда не нравилось, когда мать копалась во всем этом старье, потому что она всегда отвлекалась, и, в итоге, уборка затягивалась на несколько дней. Но сейчас ее слова очень порадовали парня. На самом деле он просто не любил оставлять воспоминания о прошлом надолго рядом с собой, и его мать никогда этого не понимала. Было, наверное, в этом что-то жестокое. Он вошел в свою комнату, на ходу расстегивая пуговицы рубашки. В зеркальной дверце шкафа мелькнула тень, и в следующую секунду он услышал грохот. Парень тут же кинулся на шум и застал свою мать лежащей на полу без сознания. - Мам! Мам, что с тобой?! – кричал он, садясь возле своей матери и прощупывая пульс на внутренней стороне запястья. Он был четким, и молодой человек облегченно вздохнул - женщина всего лишь спала. На улице заплакал ребенок, и его плач зазвенел в ушах. Дрожащие руки не без труда выудили сотовый из кармана пиджака и набрали номер скорой помощи. Монотонные гудки в трубке почти сразу сменились женским уставшим голосом. - Нужна скорая! Моей матери стало плохо! Да! Да! Скорее приезжайте!.. – парень назвал адрес и, сжав телефон в руках, уткнулся лбом в ближайшую стену. Чувство тревоги теперь смешалось с чувством черного сжирающего изнутри страха. Черная тень незаметно выскользнула из комнаты парня и слилась с его тенью. Он выдохнул. Его темные русые вихры, казалось, встали дыбом. Он никогда не был паникером, но именно сейчас у него внутри все сжалось от плохого предчувствия. И завороженно смотрели зеваки, собравшиеся у подъезда, на машину скорой помощи, подъехавшей, если не через пять, то через десять минут точно. Цербер потерся о колено парня, поникшего от накатившей тревоги и облегчения, когда работники осмотрели его мать – с ней все было в порядке, и заскулил, сожалеюще и ободряюще одновременно. Интересно, что бы он сейчас сказал своему обеспокоенному хозяину? Или он бы ничего не сказал, а молча погладил его по плечу? Да и был ли смысл рассуждать об этом?.. Работники скорой помощи, осмотрев женщину, уложили ее на большую двуспальную кровать и, безразлично пожав плечами, мол, «все в порядке, а чего вызывали?», ушли. Юноша закрыл за ними дверь и тихими мягкими шагами направился обратно к матери. В комнате родителей пахло мамиными духами и порошком от только-только стираного пастельного белья. Прозрачный тюль пропускал лучики солнца, которое все же решило порадовать предвкушающих скорое лето людей своим появлением, и перекрашивал их в темно-красный. Они прошивали насквозь все пространство небольшой уютно и тесно обставленной комнаты, в которой бледная и такая спокойная лежала на кровати его мать. Он присел рядом с ней и вгляделся в расслабленное лицо. Цербер молча и, казалось, только на подушечках следовал за ним. Подросток не стал звонить отцу. Не стоило отвлекать его от работы, благодаря которой их семья могла так жить, как жила сейчас – ни в чем не нуждаясь. Наверное, и не нужно было, потому что в ту минуту мужчина уже поднимался в лифте, и сделать вид, что все было в порядке, было уже почти невозможной задачей, о которой подросток даже не задумывался. Красные полоски света раннего закатного солнца быстро ползли в сторону и уже полностью пронизывали комнату, когда в замочной скважине застучал ключ. Цербер навострил уши и, повернув голову в сторону входной двери, фыркнул и тихо зарычал. Приготовленные на вынос коробки со старыми кассетами и всяким другим хламом все еще стояли в коридоре и, наверное, мешали. Подросток вздрогнул, когда входная дверь глухо захлопнулась и из коридора послышался шорох. - Я дома! Дорогая? А почему в коридоре стоят все эти коробки? Ты убираешься? – раздался голос мужчины. Парень резко вскочил с кровати и рванул в коридор. – А, сынок, ты уже дома... Ну, как в школе дела? – беззаботно поинтересовался отец у своего сына, вешая пиджак на спинку стула, который специально был поставлен мамой в коридоре. – Слушай, а где мама? – отец парня разулся и, схватив свой портфель, направился в их комнату. Подросток сглотнул. - Ах… мама, наверное, очень устала. Она спит, - нервно ответил он отцу, пряча глаза и молясь, чтобы тот ничего не заметил. Но мужчина лишь прошел мимо него. - Вот как, - вопреки опасениям парня безразлично протянул он. – Ну, да. Она это у нас может, - он хмыкнул и скрылся в комнате, где на кровати так необычно спокойная лежала женщина. – Пчелка ты моя, - юноша слышал, как мужчина чмокнул свою жену, и покосился на Цербера, но пес лишь слабо заскулил, глядя вслед мужчине. Тень за спиной парня расплылась, и он почувствовал слабость. Ноги подкосились, а голова закружилась, и на секунду перед ним ему померещился силуэт. Он моргнул и потер глаза. Цербер зарычал, прижав уши к голове. А через мгновение раздался глухой стук в родительской комнате, как удар о ковер толстого стекла… или чьей-то головы, в чем парень почему-то сейчас не сомневался. - Нет… - беззвучно прошептал подросток. Кровь отхлынула от его головы, и его губы казались теперь совсем белыми во внезапно ставшей такой черной тени. Тук… тук… сердце замерло, но через мгновение забилось быстро-быстро, так, что парень не мог произнести ни звука. Он задыхался. Черные языки тени окутали подростка с ног до головы, и страх только сгущал черную краску. Иррациональный всепоглощающий страх, который обычно испытывали психически больные. Но сейчас для него были все причины. Что-то темное творилось в уютной квартирке на восьмом этаже нового дома-конструктора. Что-то, от чего волосы вставали дыбом, а в глазах застывал ужас. Черные языки тени вздрогнули и задвигались плавно, как в танце. У парня потемнело в глазах, и он начал оседать на пол, но черные жгуты, обвив его, так и не дали ему упасть. Цербер залаял и оскалился. Слюна, дрожа, вязкими каплями стекала у него изо рта. Пес лаял, пытаясь ухватиться за черные языки тени, почему-то так бережно обвивающие тело его хозяина. И словно только сейчас услышав этот пронзительный лай, один язычок тени отделился от всех и стрелой направился в сторону собаки. Темные капли сорвались на пол. Медленно, словно маслянистая масса, по линолеуму растекалась темная лужа. Лай затих резко, даже не сменившись тихим нытьем, как это обычно бывало, когда пес встречал соперника себе не по зубам. Парень резко сел на кровати. Утро даже не стало стучаться в по какой-то причине распахнутое окно. Колыхался полупрозрачный тюль, а с улицы дуло приятным, почти летним ветерком, который, впрочем, не был ни капли приятен бледному подростку. В квартире было тихо. Наверное, даже слишком тихо для обычного жилья среднестатистической семьи: не лаяла собака, мать не хлопотала на кухне, не гремела кастрюлями… Казалось, даже на улице все притихли в ожидании чего-то. Несколько секунд парень оглядывал свою комнату настороженным взглядом, выискивая что-то, но так ничего подозрительного не заметив, он осторожно спустил ноги на пол. Стопы мягко и тихо коснулись махрового ковра. Лучи утреннего солнца заиграли на коже парня, и он поежился. Голова гудела, а лицо было запачкано засохшей кровью, но не его. Кончиками пальцев он осторожно коснулся неприятно тянущей кожу бордовой корочки и вздрогнул, когда она осыпалась пылью. Он встал и осторожно пошел к двери. Плохое предчувствие засосало под ложечкой. Жилка на шее нервно подрагивала, выдавая учащенное сердцебиение. Подросток заметил на полу темные линии, точно неаккуратный художник забыл про холст и начал рисовать прямо на полу. Они причудливо завивались, становясь четче и жирнее по мере отдаления от комнаты. Парень сглотнул и поднял глаза - эти узоры темным бордо начинались… прямо у ног его матери, неподвижно стоящей у тела всеми любимой лайки. Сердце пропустило удар. Эхом от стен отдался тяжелый вдох через стиснутые зубы, а женщина даже ухом не повела. - Нет… - сорвалось с его губ, и, точно все силы разом покинули его, и он со стуком упал на колени. Лицо матери занавешивали скатанные после сна волосы, а ее взгляд был направлен прямо на лежащего посередине коридора пса. Ее понурые плечи острыми уголками костей выпирали из-под приобретшей болезненный серый оттенок кожи. – Нет… Бер… что случилось?.. - парень подполз к темной ставшей уже такой вязкой луже и осторожно зарылся пальцами в шерсть своего питомца. Обычно, когда ты гладишь животное, то чувствуешь комфортное тепло его тела. Но мех Цербера был безжизненно холодным, и от этого молодое сердце больно сжалось. – Что произошло? Бер… Бестолковый пес! Очнись! – в истерике закричал подросток и стиснул в руках слипшуюся от крови шерсть. Женщина не двигалась. Она, все так же опустив голову, смотрела на любимого пса, который больше никогда не зальется звонким лаем, не завиляет хвостом от радости, не зарычит недовольно на расшумевшихся соседей… Услышав крики сына, она словно очнулась и прикусила свои бледные губы, сдерживая рвавшийся наружу из груди всхлип. Слезы до краев наполнили ожившие глаза и начали одна за другой скатываться по ее щекам вниз, срываясь, бесшумно падая и разбиваясь о паркет. В тот день отец парня не пошел ни на какую работу – силы внезапно покинули его, и он остался лежать в кровати. Под его всегда бывшими такими живыми глазами залегли темные почти фиолетовые круги. Его кожа, как и кожа его супруги, приобрела болезненный серый оттенок. Лицо осунулось. В большом деревянном ящике, найденном наспех у какого-то магазина неподалеку, поместилось безжизненное меховое тело пса. Черное платье на женщине сидело как-то особенно, и, если бы смерть явилась ко мне, мне бы хотелось, чтобы она пришла именно в таком облике. Полоски ломаных бровей, подрагивающие ресницы и плотно сжатые побледневшие губы – все в ней было пугающе идеально. К обеду полил дождь, барабаня каплями по стеклам. Уже прибранный коридор был пропитан запахом смерти и чарующими духами женщины. Глухо стучали часы в гостиной. Мать и сын молча сидели на диване, сгорбившись как от неимоверно тяжелой ноши. Мужчина спал, сдвинув брови и закусив губу, и ему являлись кошмары. «После смерти Цербера я какое-то время не посещал школу. Тоска все ниже придавливала меня к земле, и мне уже не было дела до окружающих меня и той непонятной тревоги, которую я так остро чувствовал в последнее время. Казалось, худшее уже случилось.» Отрывки из дневника подростка. Шестидневный траур уже совсем измотал подростка. Он плохо ел и спал, просыпаясь каждый час от очередного кошмара. Но, кто знал, возможно, это притаившаяся под его кроватью тень душила его по ночам. Его родители по какой-то непонятной загадочной причине выглядели еще хуже. Отец уже даже не вставал с кровати. Мать теперь больше напоминала бледную серую тень себя прежней. Вся радость к жизни покинула ее, оставляя жалкую оболочку из обтянутых серой дряблой кожей костей. Сын же с каждым днем все больше увязал в болоте апатии и абсолютного безразличия. Парню не было дела до школы, до подготовки к единым государственным экзаменам… даже до состояния своих родителей, которое, наверняка, не было ни коим образом связано с внезапной смертью питомца от неудачно упавшего на него турника. В квартиру больше не проникали обыденные уличные звуки – окна были наглухо закрыты. Коробки со старыми кассетами, на которых застыли и потемнели капельки, все еще стояли в коридоре и теперь только собирали пыль. Запах смерти уже был отчетливо слышен в родительской комнате, особенно возле кровати, на которой, не вставая уже который день, лежал отец парня. Ночь перед седьмым днем траура была особенно темной и долгой. Депрессия достигла своего апогея – подросток мычал в подушку, давя рвущиеся наружу крики боли. Слез не было, ведь мальчики не должны плакать. Парню было настолько больно внутри, что казалось, ничто не может быть больнее. Он резко вскочил с кровати и начал хлопать выдвижными ящиками стола, ища перочинный ножик. Он никогда не был склонен к суициду, поэтому мыслей, зачем ему вдруг понадобился этот канцелярский предмет, не было и не возникло даже тогда, когда в руках оказался черный пластиковый корпус. В свете настольной лампы сверкнуло лезвие, и тонкая белая полоска соскобленной кожи через мгновение покраснела. - Не больно, - удивленно слетело с бледных обветренных и искусанных губ. Тогда подросток сильнее надавил на лезвие, и вот первые красные капельки показались наружу. Тень протянула свои черные жгуты и мягко обвила ими руки парня, размазывая выступившую кровь. Он почувствовал слабость, картинка перед глазами расплылась, поэтому он не обратил внимания на невесомые прикосновения. В зеркале шкафа за его спиной появился силуэт. – Оох, - выдохнул подросток и, роняя ножик, осел на пол. Тень подхватила его, но не смогла удержать. Силуэт становился детальнее, и вот в зеркале уже отражалась невысокая девушка в длинном строгом закрытом черном платье, больше напоминающем балахон. Ее волнистые светлые волосы были рассыпаны по плечам. Она прижала ладонь к стеклу и печальными карими глазами наблюдала за тем, как подросток оседал на пол. Она хотела дотянуться до него, хотела помочь ему, хотела прикоснуться к его теплой коже… Она так хотела увидеть его, что проделала весь этот путь только для этого. Улыбка тронула ее синеватые губы. Взгляд подростка упал на зеркало, и его глаза расширились. Он открыл рот, чтобы что-то сказать или, может, закричать, но не произнес ни звука. Расставив ноги ножницами и больно упираясь спиной в ящики стола, парень смотрел на девушку в зеркале и никак не мог оторвать от нее своего взгляда. Черные ленты тени невесомо гладили его щеки и руки. Было ли ему страшно в тот момент, когда он понял, кто был перед ним? Наверное, было, ведь любой бы человек на его месте испугался и закричал. Но подросток не кричал, а только открывал и закрывал рот, силясь издать хоть звук и дыша так, что, казалось, вот-вот легкие не выдержат и лопнут. «После ее смерти, о которой я узнал совершенно случайно от одноклассников, я еще очень долго ходил в шоке. Я не верил в это… или не хотел верить. Ведь у нас было обещание. Поэтому я продолжал думать, что она все еще жила, но только в другом городе, куда она перебралась со своей семьей три года назад. Все было хорошо, пока я уверял себя, печатая сообщения, но ни разу так и не отправляя и, соответственно, не получая ответа.» Отрывки из дневника подростка. Мигнул и, задрожав, потух свет настольной лампы. Квартира погрузилась во тьму. Даже свет уличного фонаря не доходил сюда. Молодое сердце застучало так быстро, что, казалось, этот бешеный ритм заполнил собой всю квартиру. Парень больше не видел девушку, но отчетливо чувствовал, как бархатная тень всюду касалась его, напоминая стаю насекомых. Он поежился и, сглотнув набежавшую противную прохладную слюну, прислушался к звукам. Но вокруг было тихо. Шло время, а подросток, так и не решившись двинуться с места, все сидел. Ручки ящиков больно впивались в его спину, а кровь пульсировала в висках. Глаза с суженным от страха зрачком в центре испуганно бегали по комнате, но разглядеть что-либо было невозможно в таком состоянии. Светлые прямоугольники очень редко проплывали по стене, и тогда можно было разглядеть пугающие и причудливые узоры танцующей тени. «Могут ли мертвые оживать? Конечно, нет. Это глупость, одна из тех, в которые хотят верить люди. Глупость… Но рано или поздно человек сталкивается с этим, казалось бы, совершенно нелепым желанием – воскресить умершего. Зачем? Мы цепляемся за этого человека, мы не хотим, чтобы нам было больно, ведь мы привязываемся. Когда вдруг что-то совершенно неотъемлемое из вашей жизни исчезает, возникает такое чувство, словно от вас живьем оторвали кусок мяса, не так ли? Боль, и мы не хотим испытывать ее. Конечно же, если человек не является моральным мазохистом. У меня есть друг, который искренне верил, что когда-нибудь сможет воскресить умершего. Я не пытался доказать ему, что это было невозможно, даже элементарно со стороны анатомии – тело начинает разлагаться, как только перестает течь кровь в венах и артериях, так что какая жизнь? Но наши дискуссии на тему жизни после смерти никогда не заканчивались. Он увлекался эзотерикой и мистикой, а его бабушка была кем-то вроде провидицы, но к ее словам я всегда относился с большим скептицизмом. Забавно, но все сложилось так, что этот друг стал для меня лучшим.» Отрывки из дневника подростка. Утро задребезжало на стеклах рыжим огоньком. На горизонте появились полосы, и вот уже показался краешек жгучего и яркого солнца. Комнату осветил мутный свет очень раннего утра, и страх отступил, уступая место усталости. Подросток осторожно пошевелился и зевнул. Мышцы в молодом теле заскрежетали, как это обычно бывало, когда начинаешь двигаться после долгого пребывания в одной позе. Парень встал, потянулся и, шатаясь, побрел к кровати. Он решил, что все, что он видел ночью, было галлюцинацией, привидевшейся на нервной почве и от моральной усталости. Он вздохнул, повалился на кровать и, уткнувшись лицом в прохладную подушку, закрыл глаза. Сон пришел тут же. А ночью, пока подросток ничего не видел, в родительской комнате, просачиваясь от соседей сверху, вода пропитывала потолок. Капля за каплей падала на кровать, полностью пропитывая постель, но мужчина и женщина были слишком обессилены, чтобы проснуться. И вот уже вся кровать была абсолютно мокрой. Мигнула лампочка, хотя свет и не был включен, и затем послышался хруст. Не было ни криков, ни мучений, только на один миг комнату озарила неестественная вспышка, и родители парня перестали дышать. И, конечно, смерть всеми любимого питомца никак не была с этим связана. Солнце поднималось выше и выше, пока не оказалось так высоко, как было возможно. Парень ворочался во сне. Подсознание и ядовитая тень, забившаяся в самый темный уголок кровати, не нарочно играли с ним, как маленькие детишки играли с новыми игрушками… а потом внезапно ломали. Кошмары впечатывались в простынь и подушку солеными капельками пота, отдавались от стен приглушенными болезненными стонами и учащенным дыханием, заставляли биться чаще молодое сердце. Подросток резко вдохнул и открыл глаза. По его виску стекала капелька, губы жадно глотали воздух. - Всего лишь сон… - пробормотал он и, сев, прикрыл глаза и медленно вдохнул и выдохнул. – Это был всего лишь сон… - успокаивал он себя, откидывая одеяло и спуская ноги на пол. Тень дремала, экономя только приобретенные силы. Что же снилось подростку? Какой кошмар явился ему? Что так сильно напугало его, что дрожь в руках еще очень долго не желала проходить? – Это всего лишь сон… сон… - словно мантру продолжал повторять он, вставая с кровати и направляясь на кухню. В квартире царила оглушающая тишина. Не раздавалось ни звука. - Мам? – осторожно позвал парень, выйдя в коридор. Его не покидало ощущение присутствия кого-то или чего-то чужого, и это беспокоило его. Тишина сразу же проглотила неуверенный зов. Стрелки часов больше не стрекотали привычно в гостиной. Мягкий ненавязчивый, но такой пугающий холод шел по ногам, и подросток невольно сглотнул и снова позвал: - Мам? Пап? Кто-нибудь дома? Никто так и не отозвался. Крадущимися шагами парень пошел в родительскую комнату, и так и застыл на пороге, увидев упавшую на кровать люстру и услышав такой ясный отчетливый запах смерти. Но на самом деле, как же пахнет смерть? Имеет ли она запах начинающей разлагаться плоти, или, может, она пахнет сырой землей? Но на самом деле этот запах почти такой же необъяснимый, как и запах лета или зимы, как запах улицы, но такой ясный и четкий в понимании, что невольно ты догадываешься, что это именно ее запах. В родительской комнате было темно из-за задернутых плотных штор и оглушающе тихо. Не было слышно того самого почти неуловимого звука дыхания, не чувствовалось вибрации воздуха при втягивании его в легкие. Отсутствие этих, казалось бы, таких мелких деталей и насторожило подростка. Он сделал медленный шаг к кровати. - Мам? Пап? – снова позвал он. И снова никто не отозвался. Холодное болезненное осознание впилось иголками в теплую кожу, и парень, сделав медленный шаг назад, сорвался с места и побежал в свою комнату. Дрожащими руками, постоянно сглатывая, чтобы не захлебнуться собственной слюной, выделявшейся под языком и имевшей мерзкий сладковатый привкус страха, он схватил телефон со стола и… кому следовало звонить в таких случаях? Он подпрыгнул на месте и, кое-как попадая по цифрам, набрал номер скорой. - Приезжайте скорее!!! – дико заорал он в трубку, как только на том конце гудки сменились голосом. Он быстро продиктовал адрес и, отбросив телефон от себя, с ногами забрался на кровать и закутался в одеяло. Его била крупная дрожь, а сердце стучало так быстро, что он еле успевал дышать, хрипя на каждом судорожном вдохе. Гипервентиляция легких. Скорая приехала через десять минут, и это время показалось парню просто вечностью. Когда в дверь позвонили, он даже не сразу понял, что звонили к нему. Когда пришло осознание, он, кубарем скатившись в кровати, выбежал в коридор и открыл дверь. Увидев его дикие от страха глаза, работники переглянулись между собой, но все же вошли в квартиру. Молодой мужчина, фельдшер, отвел его в сторону, а другие уже осматривали тела его родителей. Парнишка весь дрожал и судорожно дышал. - Что… что с ними? – на выдохе просвистел он, а мужчина крепко обхватил его запястья и заставил выйти из комнаты, в которой копошились другие фельдшеры. В кухне он усадил подростка за стол и внимательно осмотрел. Через некоторое время подошли его коллеги. Их лица были строгими и безразличными – сколько за день им приходится видеть, а еще больше делать. – Что?! Что с ними?! – парень вскочил со стула и вцепился в ворот халата ближайшего работника скорой помощи. - Нам очень жаль, - монотонно пробубнил мужчина, который осматривал его. – У тебя есть, кому позвонить? Может быть, другие родственники, взрослые? Подросток отшатнулся, как от удара, и, не чувствуя своего тела, кивнул. Он на деревянных ногах пошел в свою комнату, поднял валяющийся на полу телефон и набрал номер дяди, младшего маминого брата, но абонент был недоступен. Потом позвонил тете, жене дяди. Это была инфантильная, но добрая женщина, беременная уже третьи ребенком, и поэтому, чтобы не беспокоить ее, он просто попросил передать дяде, что он звонил. «День был неприятно холодным и пасмурным, несмотря на то, что был уже конец весны. Дядя перезвонил мне ближе к вечеру. Я не знал, как должна происходить вся эта процедура с установлением причин смерти и что теперь мне следовало бы делать, поэтому просто позволил увезти тела своих родителей. Куда их увезли, я даже не спрашивал – шок все еще не проходил, да и, честно говоря, я и сам не хотел знать. Сил не было, и все время от момента ухода скорой и до звонка дяди я лежал под одеялом. Но кроме меня в квартире точно был кто-то еще, или же мне просто слышались разные звуки, складывавшиеся в моей голове в чье-то присутствие. Это, конечно, более походило на действительность. Последующие несколько дней я провел у тети с дядей, не веря в то, что остался без родителей и категорично отказываясь принимать реальность. Это был уже далеко не первый раз, когда я отказывался верить в действительность. Я придумал себе оправдание отсутствия мамы и папы рядом – они уехали отдыхать за границу и приедут очень и очень нескоро. Они решили устроить себе такие долгие каникулы.» Отрывки из дневника подростка. Было бы вполне логично позвонить лучшему другу, единственному, от кого у подростка не было никаких секретов и в присутствии которого он мог быть самим собой, со всеми своими заморочками, а не зажатым в рамки приличного поведения. Но он не позвонил. Но лучшие друзья на то и лучшие, чтобы не бросать тебя, даже если ты сам хочешь остаться один. Он позвонил парню на третий день после смерти Цербера, хотя мог бы и раньше, но, к сожалению, они учились в разных школах, и он не знал о произошедшем. Дом лучшего друга подростка находился в ста метрах от дома его дяди, и после очередного звонка, как раз того, котором парень рассказал ему о том, что его родители уехали за границу, он собрался и ушел. Атмосфера в доме родственников его матери была слишком непонятной: с того дня, как он начал жить у тети с дядей, женщине становилось хуже день ото дня, а дети ходили вялыми; сам же мужчина слабел на глазах. По ночам подросток кричал от кошмаров, в которые тень превратила его сны, и его крики, конечно же, будили всех в доме. На третий день на родственников посыпались жалобы от соседей. «Каждую ночь после отъезда родителей она приходила ко мне во сне и, грубо и больно хватая за волосы, волочила куда-то. Я помнил иррациональный ужас, постепенно охватывающий все мое существо по мере продвижения вглубь. Он шла медленно, больно стискивая мои волосы, и эта боль ощущалась совсем как реальная. Я задыхался от страха, кричал, а из глаз текли жгучие слезы. А когда я просыпался, то рядом видел обеспокоенного дядю. Вся подушка была пропитана моими слезами и потом. Сердце бешено колотилось и, казалось, было готово вырваться из груди, а страх не желал отпускать еще очень и очень долго. И каждую ночь она тащила меня все дальше, все глубже, и страх становился уже почти невыносимым, на грани просто панического ужаса перед сном в общем. Да, я уже боялся засыпать. А еще я мало ел, потому что желудок каждый раз сводило от уже почти не отступающего страха. На пятый день, после того, как мне позвонил мой друг, я решил, что больше не мог уже здесь оставаться. Я видел синяки под глазами тети, дяди и их детей. Я слышал, как приходили ругаться соседи. Я чувствовал, что все были слишком подавлены и обессилены, да и я сам, если честно, тоже. Неужели это мои ночные крики и само присутствие так них так повлияли? Тогда мне тем более стоило уйти – я не хотел никого беспокоить. Но куда?..» Отрывки из дневника подростка. Погода наладилась, и теперь солнечные дни никаким образом не вязались с состоянием подростка. Он вышел из подъезда, и яркие солнечные лучи на мгновение ослепили его. Люди уже ходили в совсем легкой летней одежде и с нетерпением ждали лета – ведь теплая погода при удачных обстоятельствах стояла здесь всего пару месяцев! Детишки в садиках гуляли на площадках, смеялись, играли, ссорились, ругались, плакали; в школах учителя уже начали отпускать ребят пораньше, потому что те уже не могли усидеть на месте, а все рвались на улицу, чтобы погонять мяч или просто посидеть компании на лавочках, перекидываясь шутками и последними сплетнями. Парень прошел мимо молодой мамы с ребенком на руках. Вся атмосфера предвкушения лета была ему противна, но не его винить за это. Тень уже притаилась под его уставшими глазами, под линией челюсти на шее и ни на миг не покидала его, ведя паразитический образ своей жизни. Пока подросток шел по улице, на небо наползли темные тучи. Люди поспешили спрятаться в своих домах, воспитатели увели детишек в здание детского садика, а парень облегченно вздохнул и продолжил брести медленным шагом в сторону дома своего друга. Его помутневшие от недосыпа и недоедания глаза вяло скользили по случайным прохожим, стенам домов, забору детского садика, серому асфальту, цветущим и благоухающим клумбам, но так ни на чем и не останавливались. Друг встретил его у подъезда, и было видно, что он очень обеспокоен видом парня. - Привет. Ты в порядке? - Они зашли в подъезд и остановились у лифта. - Напоминаешь больше ходячего мертвеца, нежели живого человека… - Привет, - тускло поздоровался подросток и вяло улыбнулся. – Все нормально, просто плохо сплю в последнее время. - Ясно. Точно нормально? Просто выглядишь ты действительно ужасно. - Точно. Два подростка вошли в квартиру и почти сразу же из дальней комнаты услышали тяжелый судорожный вздох. - Ты не один? – настороженно спросил подросток своего друга. В прихожей было темно и пахло так, как пахнет в старческом доме. - Нет. Бабушка в дальней комнате. У гостя засосало под ложечкой от плохого предчувствия. Его красные глаза расширились, а дыхание участилось. Тень на шее задрожала и нырнула вниз, на пол. Казалось, она тоже чего-то испугалась. Не успели парни снять обувь, как услышали быстрые приближающиеся глухие шаги. - Кто пришел? – раздался враждебный сухой голос, и объемная фигура выплыла из-за угла коридора. Густые брови были нахмурены и почти скрывали небольшие блестящие живенькие глаза. На самом ее широком теле были навешаны разноцветные тряпки, совсем как на цыганах, а на шее болтались цепочки с большими крестами из разного материала. - А, ба, это мой друг, - похлопав ровесника по плечу, сказал подросток. Его белые уже успевшие выгореть на солнце волосы были зачесаны на бок в его обычной манере. – Ты, наверное, его помнишь. Он… - Убирайся! Вон отсюда! – внезапно взвыла старая женщина, сверкая вставными позолоченными и посеребрёнными зубами, и страх заплескался в ее расширенных глазах. Ужас застыл на ее сморщенном лице, а сама она замахала руками, точно отгоняла тупую больную кошку, боясь заразиться невесть чем. – Иди обратно, откуда пришел! Чтобы твою рогатую морду я здесь больше не видела! И к внучку моему больше не приближайся! Убирайся отсюда!!! Тень за спиной парня заплясала и растеклась по двери в черный силуэт рогатого человекоподобного зверя. - Уходи, черт поганый, пока я сама твою грязную шкуру с тебя не спустила! – взревела женщина и, схватив метелку, которая так кстати стояла здесь же у стены, начала бить подростка. Тот отступил назад и рефлекторно скрестил руки перед собой, пытаясь защититься от довольно ощутимых ударов. -Ба! Успокойся! Ну, ты чего творишь-то?! – испуганно закричал блондин, хватая свою бабушку под локоть и не давая ей ударить своего друга. - Ты его не узнала, что ли? Это же… - Убирайся!!! – упорно кричала старая женщина, срывая голос и брызжа слюной. Внук ее удерживал, но с большим трудом, поэтому испуганный гость попятился назад, пока не уперся спиной в дверь, а потом, увидев дикие испуганные глаза женщины, спотыкаясь и ударяясь об косяки, буквально вылетел из квартиры в подъезд, а оттуда уже по лестнице, чуть не наворачиваясь по пути, выскочил на улицу. Шел сильный дождь. Друг не пошел за ним, да его бы и не отпустила его бабка-провидица, которая точно почувствовала в его ровеснике что-то поистине ужасающее. То, от пробуждения чего в самые первые дни легкого беспокойства на руках и на загривке дыбом вставали волоски. Парень долго пытался отдышаться, стоя под козырьком подъезда. Его спутанные отросшие вихры спадали на усталые глаза. Впалые бледные серой бледностью щеки еле заметно порозовели. Он тряхнул головой, отчего в ушах неожиданно зазвенело. Тень снова затаилась под линией челюсти, а слабость навалилась с новой силой. Он покачнулся, хватаясь за голову. Кошка, до этого спокойно сидящая на бетонном выступе, внезапно зашипела в его сторону и, сорвавшись с места, убежала прочь. Подросток выудил телефон из кармана шорт, но он уже был отключен – как назло разрядилась батарея. Хотя, почему назло? Ведь никто бы ему не позвонил, даже если бы устройство было включено – у дяди с тетей хватало и своих забот, а другу уже запретила бабушка, которую он слушался абсолютно и безоговорочно после смерти своих родителей и младшей сестренки. Он со вздохом убрал средство связи обратно в карман и огляделся, но дальше двух метров ничего не было видно – дождь превратился в зверский ливень, стеной скрывающий все, что находилось дальше двух метров от парня. Он поежился и прислонился спиной к стене, потому что стоять самостоятельно ему стало тяжело. Ему хотелось в свой дом, хотелось верить, что его там ждали родители и любимый пес. От серой тоски ком подкатил к горлу, а жгучие слезы так и норовили стечь по щекам, и он, шатаясь, вышел из-под козырька и пошел по направлению к своему дому. Холодные капли смешались с солеными слезами. Одежда почти сразу потяжелела и неприятно прилипла к телу; совершенно мокрые волосы скрыли половину лица, облепляя кожу. Подросток упорно брел к своему дому, продрогнув под холодным весенним дождем до самых костей. Зубы мелко и быстро стучали, ударяясь друг о друга. Запах мокрого асфальта, который так любил парень, был сейчас ему совершенно безразличен. Что он хотел найти в квартире их семьи? Возможно, он думал, что все произошедшие события не были ничем иным, как просто еще одним кошмаром. Это было так характерно для него, ведь этот человек абсолютно отказывался принимать действительность, если она была слишком шокирующей и пугающей. Но, наверное, таким и было большинство людей. Дрожащими руками он вытащил связку ключей из кармана, и она тут же с характерным звоном упала на бетон. В замочную скважину он сумел попасть только с третьего раза. Он вошел и захлопнул за собой дверь. Глухое эхо прошло вибрацией по воздуху и затихло где-то в родительской комнате. В квартире царила мертвая тишина. Часы больше не тикали, успокаивая своим мерным щелканьем. Все окна были все так же наглухо закрыты. Парень снял обувь, быстрым шагом направился в дальнюю комнату и так и застыл на пороге, как тогда, в тот жуткий день. На большой двуспальной кровати все так же лежала упавшая люстра, и оголенные провода угрожающе торчали в разные стороны. Дождевая вода, стекая с подростка ручьями, впитывалась в махровый ковер под ногами и застывала на время в нем темными пятнами. И так же, как и тогда, он сделал медленный шаг назад и сорвался с места в свою комнату, забираясь с ногами на кровать и кутаясь в одеяло. Его тело била крупная дрожь. Ему было холодно, но это его, казалось бы, волновало в самую последнюю очередь. Осознание того, что спрятаться от реальности не удалось, да и вряд ли удастся теперь, все больнее врезалось в его понимание. Тень скользнула в самый темный угол кровати и задрожала, расплываясь пока еще бесформенным пятном по стене. Подросток судорожно вздохнул и шмыгнул носом, втягивая жидкую соленую жижу, выступавшую в носу, когда человек мерз, а тень мягко незаметно гладила его по спине черными языками. «Хоть я и не верил словам бабушки своего друга, то, что она так яростно выгнала меня из их дома, стало для меня шоком. Я не ожидал этого и поэтому очень остро отреагировал на ее слова, показавшиеся в тот момент, вкупе с ее блестящими безумными глазами, мне чистой правдой. Я потерялся и запутался, и это в итоге привело меня домой, где я надеялся… на что я надеялся? Я думал, что мама встретит меня как обычно на пороге и снова заставит помогать с работой по дому. Или мы сядем с ней смотреть наш любимый детектив, и она снова заберется с ногами в кресло, как обычно это делала. Или я буду делать уроки, а она наблюдать за мной, время от времени заглядывая чрез плечо и спрашивая о чем-нибудь, ведь она считала, что должна знать программу обучения, по которой обучался ее сын. А вечером с работы придет папа, и мы все вместе сядем ужинать маминой стряпней. Папа снова поцелует маму за прекрасную еду и спросит: «Ну, сынок, как дела в школе?». И я снова отвечу: «Да нормально» и начну рассказывать родителям о том, как я провел день и что интересного случилось в школе. Я замнусь, когда речь зайдет о подружке, и снова буду отшучиваться от папиных хитрых вопросов. А потом скажу, что она у меня уже есть. Скажу, что она очень красивая, необычная и умная. Скажу, что мне нравятся ее ямочки на щеках и фигура. Скажу, что от нее вкусно пахнет. Папа засмеется и снова поцелует маму в щеку, скажет, что я влюбился. А я покраснею… Мне стало жарко. Кажется, я подхватил простуду. Нестрашно. Я всегда выздоравливал. Я лег и закрыл глаза, вспоминая ее образ, а когда открыл, то увидел ее тень на стене. Она лежала, казалось, лицом ко мне. От нее отходили черные жгуты, закручиваясь в причудливый узор на стенах. И тогда я понял, что у меня уже был сильный жар, что я уже был в том состоянии, когда у людей начинались галлюцинации. Но я все равно ничего не сделал – не было никаких сил и навязчивого больного желания покидать ее. Проступили краски, и вот я уже видел ее отчего-то синеватые губы, бледные, почти белые щеки, глаза с синими мешками под ними и светлые волнистые волосы, волнами спадающие набок. Она протянула руку ладонью ко мне, и я на автомате приложил к ней свою. Она улыбнулась и что-то прошептала, но я так и не расслышал. Ставшие внезапно такими тяжелыми веки опустились на глаза, погружая меня в беспросветную тьму. Я выдохнул ее имя.» Отрывки из дневника подростка. Сотовый телефон был отключен уже третий по счету день, но дядя и тетя даже не думали звонить внезапно пропавшему подростку. У них уже были свои проблемы – у женщины начались преждевременные роды, а младший ребенок внезапно слег с гриппом. Лучший друг втайне от своей бабушки звонил парню и отправлял тому сообщения, которые, естественно, не доходили. Он волновался и поэтому на четвертый день незаметно ушел из дома и пошел к родственникам, у которых, как он помнил, тот жил последние дни после неожиданного отъезда родителей. Было странно, что его телефон был отключен, что его отцу так внезапно разрешили взять отпуск и что он жил у дяди с тетей тоже. Блондин задавался вопросом, а почему этот парень не остался в своей квартире, но так и не решился задать его вслух. Что-то остановило его тогда, когда он уже хотел спросить об этом, а потом все как-то забылось. В квартире родственников никого не оказалось, и друг решил, что его ровесник ушел к себе, и поэтому быстрым шагом пошел по уже давно знакомому маршруту к дому-конструктору. Жаль, он не унаследовал от своей бабушки интуицию, иначе он ни за что не пошел бы туда и не увидел того, как в предсмертной агонии билось молодое тело на кровати под разворошенным и порванным одеялом в незапертой квартире. И не чувствовал бы себя беспомощным, вызывая скорую громким срывающимся от истерики голосом. И не тащил бы уже почти мертвому другу мокрую ткань, которая по идее должна была хоть как-то облегчить состояние, в котором пребывал подросток – он горел. Было уже слишком поздно. Когда глаза с красными прожилками на белках и в некоторых местах кровавыми пятнами от лопнувших капилляров остановились, блондин замер и осторожно отошел назад, не сводя взгляда с застывшего тела. Губы были приоткрыты и вымазаны белой пеной, той, которая обычно появлялась у людей, случайно проглотивших собственный язык. Скорая приехала через некоторое время, длительность которого парень не заметил совершенно – он так и стоял там и смотрел на остывающее тело. Казалось, он просто сгорел изнутри, а снаружи осталась лишь оболочка из хрупкой сухой кожи. Хотя, возможно, оно так и было?.. «Когда тьма снова обступила меня в моем кошмаре, она снова пришла и, снова же схватив меня за волосы, поволокла дальше. Я чувствовал жар, исходивший из глубины тьмы, в которую она все дальше тащила меня. И вот она разжала свои неестественно сильные руки, и я обернулся. Передо мной возвышался горящий красным пламенем силуэт рогатого человека. Хотя, человеком его назвать было трудно – длинные волосы и жиденькая бородка больше походили козлиную шерсть; кривые неровные рога закручивались назад; губы были неестественно широко растянуты, обнажая ряд острых треугольных зубов; звериные уши, находившиеся на том месте, где должны были быть человеческие, раздраженно вздрагивали; руки были огромными и заканчивались длинными закрученными когтями. Я опустил взгляд – копыта недовольно постукивали по полу. Внезапно мне вспомнились слова бабки-провидицы. Неужели она видела это? Вокруг вспыхнул красный огонь, и я сглотнул, оборачиваясь на нее. Ее карие глаза смотрели с болью, сожалеюще, извиняясь. Что-то мне подсказывало, что я уже не смогу проснуться, как бы отчаянно я ни старался…» Отрывки из дневника подростка. Осень усыпала красно-золотыми листьями асфальт маленького городка, землю на кладбище за его пределами и мраморные таблички могил. На одной из них, особенно большой и явно семейной было высечено фото счастливых отца, матери, подростка-сына и даже любимого пса. Лучший друг этого уже мертвого юноши был буквально убит горем. Он замкнулся в себе, в школе появлялся редко, вскоре совсем переведясь на домашнее обучение, читал разные книги о магии, которые его друг, будучи живым, высмеял бы и посоветовал их выкинуть. Но он был мертв, и поэтому никто не мешал внуку провидицы читать эту смешную литературу. Но, а что, если это не была никакая шутка? Что, если магия действительно существовала? Смогла бы она оживлять мертвых? Через год после смерти своего друга блондин перебрался в столицу, поступив в хороший университет. Его бабушка уже довольно давно вела образ жизни отшельника в лесу, оставив парня предоставленным самому себе и полностью оформив на него свою квартиру, вторую пустующую бабушкину комнату которой решил сдавать, чтобы иметь хоть какие-то деньги. Но не только учеба гнала его в большой город – здесь на кладбище были похоронены все его близкие родственники: мать, отец и любимая сестренка. Он уже прочел достаточно разной литературы, и теперь хотел убедиться, была ли способна эта магия, описанная в книжках, воскресить умерших.