Праздничный ужин

— Мм-можно потише? — в глаза Кэролайн слепил яркий свет. С кухни доносился лязг ножей, звякание тарелок и знакомые голоса, — чего все носятся с утра пораньше?! — Кэри! Кэри! Просыпайся! — Отстань Меган, — она отпихивает надоедливую младшую сестру, высокий смех которой больше похож на визг и режет уши. — Нет, у тебя ведь день рождения! Ты проспала весь день, уже вся родня собралась. Пойдём кушать! Там есть торт! — Аа, — упоминание еды тут же заставляет ее скинуть одеяло и быстро встать, но не разлепить до конца глаза. В комнате слишком яркий свет для вечера.       Сестрёнка носится вокруг неё кругами, издавая нечленораздельные звуки нетерпения и перечисляя все блюда, что приготовила их мама. Девочка тянет ее из комнаты, рот наполняется слюной, а с кухни уже тянется невероятный аромат. Кэролайн любит вкусно покушать. — А вот и именинница! — мама подходит и обнимает ее крепко-крепко чуть дольше желаемого. Девушке приходится неловко отодвинуть ее, — хорошо поспала? — Мгм, — она не может перестать тереть глаза, которые никак не привыкнут к свету, — давайте кушать? — Узнаю свою дочурку! — к ней уже быстро подходит отец, также прижимая к себе. — Да чего вы все, — с нервным смешком она отстраняется от мужчины и проходит к столу.       Гости улыбаются ей, тетки говорят что-то ободряющее, бабушки и дедушки ласкового улыбаются, пока она отодвигает стул. От обилия еды ломится стол. Девушка застывает, не в силах наглядеться на красоту, надышаться божественным ароматом. Жареная курица и пирожные, пицца и мороженое, стейки и кексы! Живот протяжно завывает. Гости резко замолкают, чтобы разразиться хохотом. Кэролайн смеётся вместе с ними и трёт глаза. К неприятному зуду добавился неприятно-режущий звон в ушах.       Присаживаясь на своё место она в первую очередь тянется за куриной ножкой, но та словно уворачивается от неё. Родня посмеивается над ее попыткой ухватить косточку. Ещё раз и ещё. Бесполезно. Она решает сменить тактику и тянется за непривлекательным салатом, свежим, ярким и все ещё в каплях воды. Тот поддаётся без особого труда.       Нахмурившись, Кэролайн отодвигает его. Звенящий фоновый шум усиливается и выводит ее из себя больше, чем гомон гостей. Она снова бросается за ножкой. Курица подпрыгивает на месте, вставая на культи и ударяя ее по руке крылышком. — Какого ХУЯ?! А ну-ка, иди сюда! — яростно девушка кидается за едой, опрокинув стул и растянувшись по столу. — Ха-ха-ха! Какая глупая! — смех заливает гостиную, — еду надо заслужить! — У меня день рождения! Этого должно быть достаточно! — протестующе рычит девушка, — я хочу ЖРАТЬ!       Ее крик развеивает сводящий с ума гомон. Гости исчезли, а вся еда кроме поганого салата срывается со своих мест и бежит врассыпную: под стол, по углам, к выходу. Скривившийся рот переполняется слюной и, сделав один прыжок, ее руки настигают проклятую курятину, с хрустом выворачивая сустав крыла, вонзая в него свои зубы. — Ммм, — стонет Кэролайн, — что за объедение! Знаешь, ты права, тупорылая птица, заслуженная еда вкуснее! — Вот видишь! — радостно трепещет в руках тушка, — съешь меня! Съешь меня поскорее и найди нас всех! — Мы здесь! Мы здесь! — тоненькие и смешные голоса раздаются отовсюду. Она слышит их дыхание. Чует великолепный запах, раскрывающийся и заполняющий ее лёгкие. Он становится все насыщенней. — С удовольствием! — закончив за несколько мгновений, она мечтательно облизывает жирные пальцы, решая кого съесть следующим, — кто не спрятался, я не виновата!       Она носится по расширяющейся гостиной, потеряв счёт времени. Чем больше ест, тем меньше саднит глаза от слепящего света, тем тише отвратительный звон. — Невероятно! — измазанная мороженым, она заедает мясным рулетом вприкуску с молочным коктейлем, — я бы съела ещё столько же.       Кажется, она поймала всех. Кэролайн прикрывает глаза, чтобы вслушаться и внюхаться. Сквозь целый затихающий оркестр запахов, отдалённо пробивается ещё два последних аромата: удаляющийся яблочный пирог и салат, на который попал крем от торта. Не раскрывая глаз, она тоскливо наклоняет голову в сторону зелени и устремляется за выпечкой. — Мама прямо превзошла сама себя! Уф, фигуре, конец, — потирая глаза она бредёт к салату, — слижу крем и возьму один листик, — врет она сама себе.       Зажмурившись она нехотя берет задрожавшую тарелку в свои руки и вытягивает язык, в надежде на ощупь найти крем. Шершавая и влажная слизистая касается прохладной керамической поверхности, настигая крем, которая резко сменяется волосами. — Кхе-кхе, буэ! Что за мерзость! — Кэролайн резко удаляет от себя блюдо и раскрывает глаза. — Простите! Мне жаль, что я не гожусь для Госпожи, — щебечет и печально улыбается симпатичный подросток в слезах, пока она сжимает его щеки. — Че?! А где салат? — девушка отдергивает руки и снова потирает глаза, — и вообще, где все?       Под высокими каменными сводами шепчет треск горящих факелов на боковых нефах и стройная мерная капель с нервюр. Лепнина и барельефы в араках вдоль всей длины прямоугольного пространства. В самом конце обвалившееся окно-розетка с отсутствующим витражом, сквозь которое льётся лунный свет прямо на вскрытый саркофаг. — Г-госпожа ж-желает осмотреться и найти с-свои, кхм, п-покои? — лепечет дрожащий голос из-за спины, — боюсь, время их не пощадило. — А? Кто? — она оборачивается в поисках неизвестной вельможи. — Иик! Простите, меня! — он кидается под ее стройные босые ноги, цепляясь за какую-то ветхую тряпку, что когда-то была юбкой, — не смею говорить, пока не прикажете, — он поднимает полный обожания и преклонения взор на неё. — Кхем, — она поперхнулась и закашлялась, — чёт, кха-кха, попало… постучи-ка, — она указывает на спину и юноша вскакивает, с трепетом едва касается ее лопаток, — кха, да кто ж так! Посильнее давай, — уже получше, но все ещё не помогает, — кха-кхватит, все. — П-простите, Госпожа! Я слишком слаб. — Кха-бей, — она заходится кашлем пока в ладонь изо рта не вылетает неопределенный кусок, — ура! Победа! Ха-ха, как я умудрилась проглотить целый… палец?!       Опознать его удаётся только по наличию ногтя, с характерно скопившейся под ним лункой грязи. Не до конца обглоданная фаланга с раздроблённой пястной костью взмывает в воздух, заставляя всю пищеварительную систему содрогнуться. Тело немеет и она оседает на пол под нарастающий шум и слепящий свет. — Какого х… — Госпожа! Госпожа! — юноша, бывший салатом несколько минут назад пытается поймать ее, но ойкает от превышающего веса, запинается, рвет тряпьё и наваливается сверху, — умоляю, не сердитесь! Я принесу Вам ещё тысячи платьев, только не засыпайте! — Мгм, — в другой ситуации она отдала бы все на свете, чтобы вот так оказаться с прекрасным блондинчиком в обнимку. Кэролайн положила слабеющую руку на светлые волосы и улыбнулась, — мне бы че-то от слабости, пожалуйста. — Х-хорошо! Сейчас, я все сделаю, — пищит переходя на шёпот голосок, — только отпустите меня. — А? — Ваша рука, — что-то мягкое и тёплое ерзает в районе груди и под ладонями, — я не могу слезть. — Аа, — на внятную реакцию ей не хватает сил.       Быстрые и лёгкие шаги удаляются. Она тяжело дышит, ощущая как все внутри горит огнём. Никакие мысли не пропускает пылающий пищевод. Приоткрыв глаза она смотрит вверх на готическую архитектуру, в надежде, что боль ее отпустит. — Чертова изжога! — ее мутит и выворачивает все сильнее, жар перешёл в кости, до безумия сжимая тугим обручаем голову. Она едва успевает встать на корточки, когда очередной невыносимый спазм гонит к гортани внутренности, — буэ!       Пылающий фонтан крови, внутренностей и раздробленных костей вырывается из неё. — Что за? БУЭ-Э-Э.       Следующий поток почерневшего и вспенившегося месива вымывает из неё искореженный крест. Он разъедает вокруг себя бывшее содержимое ее желудка с шипением. Финал вышел смазанным: слизь, неизвестного происхождения, волосы и, кажется, зубы. Отползая от мерзости Кэролайн становилось все лучше и лучше. Несмотря на отвратительную ситуацию, она встала, опираясь на колени, и начала искать взглядом паренька. — Склеп, — вполне логично, учитывая архитектуру, — трупы, — даже думать не хочется, она оставит это на потом, — распятие, — похоже было причиной боли, — а я… — Г-госпожа! Вам уже лучше? Слава Богу! — Тссс, — последнее слово ударило по барабанным перепонкам, — да-а. — Я обыскал и нашёл вот, — он протягивал ей раскрытую сумку, — зелья, свитки и амулеты. Какие-то наверняка должны лечить! — Свитки? — удивлённо она протянула руку в мешок, доставая продолговатую склянку, — действительно зелья.       Юноша сиял от радости настолько сильно, что ей становилось не по себе. Кэролайн почесала затылок. Мысли уже уносили ее далеко вперёд, но сама она не могла в это поверить.       Переливающаяся красная жидкость мерцала. Пробка, залитая сургучом, бечевка с печатью и короткая надпись гласила: — «Классическое малое зелье восстановления». — Угу! — Разбивается или надо пить? — Я помогу! — паренёк уверенно берет в руки похожую на пробирку емкость, тянет за шнурок и ничего не происходит. Лицо его охватывает паника. Он пытается поддеть пробку зубами и снова терпит неудачу. На глазах появляются слёзы. — Кхм, — Кэролайн сдерживает смех и аккуратно забирает зелье обратно, — значит, пить? — Мгм, — утвердительно мычит спутник, утирая лицо грязным рукавом. — Ну, до дна! — девушка опрокидывает в себя красную жидкость, — вроде ниче… БУЭ-Э-Э!       Обожженный пищевод горит, словно в неё залили каленое железо. В этот раз все ограничилось одним блевотным фонтаном. Кэролайн шипя прикладывает руку к губам и смотрит на оборот этикетки: «Чистое и фильтрованное благословение Всевышнего, 1 джиггер». Девушка издала мучительный стон, злобно зыркнув на посеревшего паренька, заляпанного извергнутой кровью. — Ни-ничего с-с-страшного, — заикаясь начинает он, — я-я, моя…       Похоже, силы покидают его и он столбом заваливается назад. Сделав выпад, девушка ловит почти невесомое тельце. Проведя рукой по мокрым волосам и лицу, она усаживается прямо на пол, кладёт паренька себе на колени и подтягивает поближе сумку. — Итак, Кэролайн, что тебе известно на данный момент? — дрогнувшим голосом она задаёт вопрос в пустоту, оглядывая ручейки крови вокруг и раскуроченные тела, — во-первых, мы, очевидно не дома.       В типовой спальной застройке промышленного города не было места для такой архитектуры. В детстве они облазили все леса и подлески. Городская администрация была бы рада заполучить такую достопримечательность. — Во-вторых, — стоило бы начать с мертвецов вокруг, но ей не хотелось, — я не помню, как здесь очутилась.       Недавние воспоминания плавали мутными пятнами. Семья, учеба, игры, манга, любимый сорт мороженого и номер страницы на сайте для… Все самое важное на месте. Кроме событий последних суток. — Видимо пострадали только моменты с переходом, — она мягко гладила прерывисто сопящего юношу, — в-третьих, я в чужом теле, у которого какие-то сложности с местным… Создателем? Такое слово можно?       Она хмуро поглядела в потолок, ожидая очередного приступа. Дискомфорта и боли не последовало. Вероятно, это разные личности или с ним у неё нет проблем. Проглоченный крест или распятие и божественное зелье ей не подходят. Вопросов и выводов было больше, но последний, учитывая погром вокруг, не нравился ей больше всего. На подкорке уже шевелились шестеренки, а рука потянулась к сумке, вытряхивая из него все содержимое. — Нет, нет, нет! Только не это! — потенциальный рай накрывался медным, мать его, тазом, — так, так, вот!       Кэролайн зажмурилась, напрягая память и поднимая все доступные воспоминания о фэнтези. Выводы напрашивались сами собой, но она отказывалась верить пока все не проверит. — Дерьмо! — она перебирала ещё зелья и свитки, — лечение, луч света, туманная завеса, не то, нет, а-ага! — зелёная жидкость в склянке, сжатая в костлявой руке, победоносно взмыла вверх, уныло булькнув, — ну, хуже уже не будет. Если это сон, то умерев, я проснусь!       Пожав плечами, она дернула пробку и хлебнула зашипевшую субстанцию. Голова прояснилась, из глаз наконец-то почти пропал песок, а кисть сменила серо-земляной цвет на мраморную бледность. Девушка со злостью бросила в ближайший столб стекляшку, сжимая в другой руке бирку с надписью: «Сильное зелье ядовитого тумана, 3 джиггера». — Классика, сука, жанра! — Кэролайн с истеричным смехом хватала одну склянку за другой и вливала в себя зелья отвращения, страха, гниения и не только, — как я, — два чумных напитка прояснили взор, — переродилась, — настой живой смерти пошёл лучше всего, отдавая хмелем в голову, — ЕБУЧЕЙ НЕЖИТЬЮ!