* * *
Небольшая разминка перед съёмками была обязательна. Упражнения на дикцию, лёгкая физкультура. Массаж плеч и спины, который Позов и предложил Арсению. Наверное, тому было немножко и приятно от неловких из-за нервов движений Димы. Но сам Дима знал: это удовольствие для него самого. Без стеснения лапать прекрасное тело. Пусть, через ткань — неважно. Главное, что Арсений сейчас был невероятно близко, и кожа скользила под пальцами. — Ладно, хорош, старик, — хохотнул Дима, убирая руки. Если бы Дима действительно прикусывал свой язык так часто, как он этого хотел, то в нём бы уже была дырка. Позов ненавидел себя за все эти подколы. Да, ежу понятно, что всё это — шутки и добродушный стёб. Но на самом-то деле хотелось сказать другое. Только это не годилось в обращение к другу. — Спасибо, Димка, — и лампочки от зеркал оскорблённо гасли на фоне его улыбки. * * Бог ты мой… Гримёры и стилисты отдыхали. А что было делать Диме при виде такого прихорошенного Арсения — неизвестно. Позов откровенно залип. Стоял, словно рыбка из аквариума: с приоткрытым ртом и выпученными глазами. Наверное, время замедлилось, позволяя прядям красиво разлетаться на ходу. Попов был весь в белом. Свалился на Диму первым снегом — наивной влюблённостью. — Тебе так белый идёт. Больше слов наскрести в памяти не получилось. Да и сдались разве Арсению комплименты от лысого, низкого, странноватого мужика? Теперь было ясно, почему другие, пусть и в фантазиях, ставят ему в пару Антона. Димка дал себе мысленный подзатыльник. — Правда? «Как будто с таким лицом и заиканиями можно врать!» — Правда, Арс. На мгновение — всего на секундочку — Позову показалось, что тому действительно важно: его мнение, его взгляд, его комплименты. Хотя Арсений и без того прекрасно знал, что, как всегда, выглядит на все сто. Сто с жирным плюсом и присыпкой из лавровых листьев. Но даже если это всё домыслы, Попов улыбнулся. Искренне, ярко и только одному Диме. Так и не решив, на кого друг похож больше: на ангела или на сердцееда-искусителя, — Позов лишь по-дурацки улыбнулся в ответ и вышел из гримёрки. Ладно, ещё попутно в шутку хлопнул Арсения по заднице. Всё-таки сердцеед-искуситель.* * *
Сцена — лучшее место на свете. Пусть и заслуженное только Арсением из них всех. Но сцена и любая импровизация всегда была для Димы спасением, надеждой, миражом реальности. Когда его ставили в пару с Поповым, он радовался: верил в то, что они играют. «Сыграть любовь на сцене — невозможно», — как-то говорил Арсений. И Дима знал это не понаслышке. Может, взгляды, слова, интимные и полные нежности полутоны в речи оставались незамеченными. Но для Позова это было большим, чем просто игра, просто шутка. В жизни Дима не был эмоциональным и многословным. Работа врача требовала полной концентрации, контроля над любыми эмоциями. И он боялся своей сухости. Всё бушевавшее внутри море выплёскивалось наружу слюнявой лужицей. Позов боялся, что однажды его упрекнут в неискренности. Но вернёмся к полутонам. Да, именно так про себя Дима называл свои микро-эмоции. Это не было взрывом. Это было маленькой звёздочкой или огоньком зажигалки, крохотной искоркой. Но ведь именно от такой искорки и начинаются смертоносные пожары. Тушить их Дима умел. Гасил звоном бутылок, ядовитым дымом, сарказмом или двенадцатичасовым сном. Но стоило вновь встретится с голубыми глазами… Тушить Дима не любил. А раздувать — боялся. Но сцена спасала всегда. Серый квадрат этой студии наполнял уверенностью: счастливейшими сорока минутами. К чёрту!* * *
Дима не видел Арсения. Каждый стоял около своей двери. Здесь было темно. И немного страшновато из-за волнения. Но он точно знал: в метре от него стоял самый красивый, умнейший и талантливейший человек. И внутри что-то неожиданно больно прихватывало. — Заминка: пять минут. Не расходитесь со своих мест, — донеслось в наушник. Вдруг плечей коснулись чьи-то холодные руки. — Мать твою! Не пугай так. — Извини, — шёпот разбегался мурашками по спине. — Ты какой-то напряжённый. Всё хорошо? Дима не знал. С Арсением никогда не понятно, что хорошо, а что плохо. Может, хорошо любить тридцативосьмилетнего мужика с подтянутыми ногами и изящными пальцами. Может, плохо, что ни одна молодая красотка больше не возбуждает ни капли. Сердце продолжало сигналить. — Порядок, — всё-таки выдохнул Позов. — Только в груди чего-то покалывает весь день. Следующее точно было ошибкой. Пальцы легли на димину грудь, легонько массируя и поглаживая. Несильно. Очень нежно. — Отыграть сможешь? — в следующем шёпоте точно была взволнованность. — Да ладно тебе! Это ты у нас… Опять шутить про «деда» — глупо. Наоборот, хотелось хоть насильно вернуть руку на прежнее место. — В общем, я справлюсь. Спасибо, Арс. «Спасибо, Арс». Ведь тот наклонился, «чмокая» Диму, как они обычно делали при встречах. И сердце, кажется, упало в обморок — в самые пятки.* * *
И опять по новой. Громкая музыка. Полный зал народу. Звонкие аплодисменты. Приветствие, улыбки. И светящийся Арсений всего в каком-то жалком метре с лишком. Какая-то девушка рассказывала про свою карьеру врача и увольнение. — Может, надо было наоборот? Сначала поучиться, а потом уже… Скрыть смешок не удалось. Диме нравилась эта настырная язва в Арсении, эта его сучность добавляла даже какой-то привлекательности. — Человек решил не продавать доп. услуги и продаёт воздух, — подхватил Позов. Надо ж быть с Арсением на одной волне — если на одну с ним ступень забраться невозможно. Дима всегда боролся за роль того единственного, кто понимал бы странный юмор друга, подыгрывал, подхватывал. Нет, юмор у него был не «странный». Просто необычный, непростой, выделяющийся. Восхищающий. Историю про увольнение всё-таки утвердили. И сердце снова заколотилось, сбиваясь с правильного ритма. — Я просто хочу ещё раз на сцене, — пояснил Позов, — прожить свою жизнь. Матвиенко смотрел так, будто знал. Знал, к чему, на самом деле, Дима клонил. Просто как можно было упустить возможность прожить жизнь совсем по-другому? Так, как действительно хотелось бы. Искушение облизнулось, выгоняя мужчину на сцену первым.* * *
— Дмитрий Темурович… Дима мысленно улыбнулся: Арсений выбрал роль ассистентки. Нет, не то чтобы можно было развернуть этот кино-штамп в историю любви… Ладно, да. И раз Попов сам начал, значит, Дима эту игру поддержит. Просто завораживало, как Арсений покорно и взволнованно семенил по «кабинету» и шептал его имя. Когда тот подошёл совсем близко, Дима медленно проскользил взглядом с рук коллеги до лица. Из-за освещения глаза было плохо видно, что немного отрезвило. Иначе Позов бы залип надолго. Вскоре подключился Антон, играя какого-то деда с зубной болью. Пришлось продолжать как-то развивать сюжет. — Я ухожу! — Из медицины? В зале засмеялись. Но Дима не слышал. Для него это не было привычной комедией или шуточной пародией на драму. Для него сейчас это было реальностью. Все слова шли из какой-то потаённой частички души. Сердце бесилось. И даже за пределами сцены чувства никуда не уходили.* * *
В сценке Антон решил изобразить интервью. Дима сидел напротив, смотря парню в глаза. А хотелось видеть совсем иные. Светло-голубые, выразительные, искрящиеся. По-настоящему живые и слегка возбуждённые. — Где Вы оказались? — Моё первое испытание произошло в Хорватии. Дима выдыхает, называя наугад. За сценой в темноте вспыхивает улыбка. И Позов надеется всеми скрещенными пальцами, что диктует её для себя правильно.* * *
Да! Угадал. В следующей сценке снова появляется «Галя» в лице неотразимого Арсения. Он — хороший актёр. Безусловно и безоговорочно. Но сейчас Дима видит перед собой только Арсения. Арсения из своих фантазий. И он рад, зная, что теперь они за эту сюжетную «палку» ухватятся и будут гнуть до конца. — Галя? ГАЛЯ?! В голосе нет никакой наигранности. Нынешняя роль — самое искренне, что Дима когда-либо играл и вряд ли ещё сможет сыграть. Ведь сейчас он в это всё верит. Арсений приподнял невидимые очки, брезгливо зыркая в сторону. — Мы знакомы, молодой человек? Сердце на миг сдалось, умолкая. Сжалось от маленького страха. — Ты… ты за дурака меня держишь? Смех прозвучал надломленно, разрывая голос на тревожные ошмётки. — А Вы меня за дуру держали? Один-один, бич. Сердце не хотело вытаскивать голову из каменного панциря. Вот так заигрались. Диме внутри вроде и чуть-чуть тепло стало. Показалось, что для Арсения это тоже что-то за рамками истории. Просто разборки. Немного вспыльчивые и нервные — это лечится одной улыбкой. Но слова всё равно больно бьют. Почти ощутимо. — Ах, ты, сука! Ах, ты, Галя, сука! Дима не сдерживался. Крик рвался по швам. И единственное, что помогало не палиться, — снятие воображаемого рюкзака. — Вы мне больно сдавили плечи, — еле слышно выдал Арсений. А ведь Позов лишь нежно придерживал, чуть ли не невесомо. Хотелось, очень хотелось надавить, сжать, обхватить смело и нагло, прижаться самому. Губам не хватало каких-то десяти сантиметров до манящей щеки. Напряжение самого Арсения без внимания тоже не осталось. — Я знаю. Дима склонился чуть ниже, метясь горячим воздухом в чужое ухо. Сердце всё-таки забилось, закряхтело, зашлёпало по груди, стараясь вернуть хозяина в реальность. Но оторваться от взгляда Попова, направленного снизу вверх, было очень сложно, несмотря на вдруг ворвавшегося в сюжет Серёжу. Сейчас все они мешали. — Это мой… Все смотрели на Арсения. Может, это такой ход в рамках образа. Может, тяжело было продолжить под вниманием аж шести глаз. Но Дима чувствовал что-то другое, более глубокое. Иначе Антон не смотрел бы на друга так: с интересом, вопросом, немым шоком и откровенным ахуем — и всё это в сильнейшей концентрации. На секунду Дима всё-таки отвлёкся на Серёжу, но Арсений, видимо, чужое внимание упускать не хотел. — Дмитрий Темурыч, ну, кто из нас башковитый? С первого же звука тот повернулся на голос. Сердце сложилось пополам от удара: снова это льстящее обращение.* * *
Снова небольшой перерыв на «интервью». Лишь бы Арс не подкачал. Дима уже сидел на очень даже приятных иголках, в простонародье именуемых предвкушением. — Я в Камбодже в плен попал. Он не сказал: «мы». Он и так знал, что там будет «мы». * * — Дмитрий Темурыч? Боже, что за мелодрама… Арсений стоял якобы спиной, смотря вперёд. И не смотря на Диму, отчего сердце уже обливалось каплями валерьянки. — Галь? — от белого бока было не оторваться; и неуместная улыбка сама раздвигала дрожащие губы. — Ты, ей-богу, ненормальная, Галь. Дима не знал, почему это роль вошла в него, а не наоборот. Он радовался так, будто они действительно встретились спустя долгое время: неожиданно и уж точно приятно. Карие глаза не отлипали от лица напротив, иногда — на большую удачу — встречались и с чужим ясным взглядом.* * *
— Куда же Вы отправились дальше? — В Аргентину, — не задумываясь и с уже нескрываемой улыбкой.* * *
Арс, что ты творишь… что же ты творишь? А Арсений стоял к Диме спиной, пряча голову в дверной проём, что было видно лишь тело, спрятанное под длинную одежду. Я ж сейчас разревусь! — Знакомая спина. И пусть в зале опять смеются. Сердце утирает дрожащими короткими ручонками выступившую испарину. Арсений начал комично закрываться сзади руками и вытягивать ногу. Улыбка проступила лишь от умиления. Дима знал, что любоваться этим видом долго не получится, но удержаться просто не мог, скользя взглядом по чужому телу. Грех сейчас не протянуть вперёд руку — в контексте сценки это был действительно хороший ход. И Дима медленно протянул, останавливаясь лишь в последний момент: нехотя, по сценарному принуждению. — Да не может быть! Слова идут трещинами.* * *
— Вы вернулись в свою клинику в Москве? А хорошо этот Шаст держится. Сам Димка чуть ли не чесался от внезапного понимания, что история — в его власти. И он сможет развернуть её, как захочется. В своё правильное русло.* * *
Оставалось отыграть только финальную сцену. Ну, же! Появлялись уже и Антон в образе всё того же больного деда-ветерана, и даже мать в лице Серёжи — зрители явно радовались этой полуразвязке. Но сам Позов ждал другого. Если бы ладони не потели от нервов, он бы обязательно их потёр, как какой-то торжествующий злодей или голодная муха. За дверью всё-таки заголосили, и «Галя» ворвалась в «кабинет». Наконец-то. Сердце выдохнуло лишь на пару мгновений. Дима готов был отдать всё, лишь бы Арсений не отводил взгляд. И тот смотрел до последнего: чуть зло — от персонажа, и неприлично долго — от себя. — А чё такое? Ты можешь, когда угодно, уходить из этого кабинета, когда угодно возвращаться… Чё ты пришёл сюда? Ты же ушёл из медицины! От такого тона у Димки вся кожа прокалывалась мурашками, коленки подкашивались, возбуждение дышало отрывистей и тяжелей. — Галь! Знаешь, что? Надо-было-сделать-это-гораздо-раньше, — почти в одно слово. И следующее не было хорошим и продуманным ходом. И точно не было смелостью. Просто сердце толкнулось вперёд, ведя и самого мужчину за собой. И не было это как-то красиво, не было театрально, не было по-киношному. Дима просто налетел на Арсения, опрокидывая того назад и тыкаясь губами в холодную щёку, чуть залезая и на сами губы. Он держал крепко-крепко, не отрываясь, не думая ни о чём. Арсений повис на чужих руках, из-за шока не в силах даже смотреть в лицо другу. Он уже понял: это не про чужую историю, это про них самих. — Мама, благослови нас! Голос не дрожал больше. Он рвался мощными залпами шампанского: сладкой мечты на губах обоих. Разлепил их только вошедший Антон, «спасая» ситуацию. Но никто такому появлению не обрадовался. Хотя, так-то об этом никто и не думал в тот момент.* * *
Димка светился. Впервые по-настоящему светился. Стоял и лыбился во всю ширь, переводя взгляд то на одного, то на других. Арсений стоял рядом, смотря будто в никуда, держа руку у «расцелованных» минутой ранее губ. И эти губы всё же едва заметно улыбались. Позов снова посмотрел на Серёгу, гордо кивая головой. И тот тоже всё-таки понимающе улыбнулся. — Это было шоу «Импровизация. Истории», спасибо огромное! — Спасибо! Вот и конец. Конец этой маленькой пьесы, но никак не конец их собственной истории. Все, как обычно, вскинули вверх руки и кланялись. Один Арсений только задумчиво стоял, продолжая щупать щёку. Серёжа с Антоном уже отвернулись, уходя к своим дверям. И тогда Димка приглашающе махнул Попову рукой, и тот подошёл, разводя ладонями в непонимании. Но Димка лишь усмехнулся, открывая ему дверь, показывая рукой в темноту. И Арсений всё-таки улыбнулся, шагая в эту засценную неизвестность. «Браво», — это расплакалось сердце. Ведь там, уже скрытые от любопытных глаз мраком, Арсений легонько сдавил димины плечи, невесомо целуя того в лысый затылок.* * *
— Ребят, это прям круто было! Настоящий живой мощный сюжет! И все прям максимально в образе были! Арсений возбуждённо жестикулировал, чуть не подпрыгивая на месте. — Особенно ты, Арс, — хохотнул Антон. — До последнего из образа не выходил. Видел бы ты своё лицо в конце! — Да ладно, правда, — вступился за друга Серёжа. — Вы прям такую историю любви сыграли… я почти поверил. А тебе и правда оскара надо! Смущаться у Попова долго не вышло, пусть и карие глаза, замерев, пялились из дальнего угла. Стас перебил эти преждевременные разборки своей новостью. Он собирал ребят поехать в отель, чтобы этим вечером-ночью посидеть и отметить такой прорыв в «Историях». Все были согласны. А Димка ещё нагло нашептал Оксане про номер на двоих для них с Арсением.* * *
— Димка, Арс, получайте. Сорок седьмой: на второй — и направо по коридору. Позов старательно вживлял в лицо серьёзность, но получалось не особо. Остаться с Арсением сейчас наедине было немного тревожно. Что он скажет? Вот щас прибьёт за этакую придурошность — и всё. Прощай, липовая дружба… Ключ в замке хихикнул, а дверь вроде скрипуче пожелала удачи.* * *
— Дим… Они сидели друг напротив друга, каждый на своей кровати. В номере было светло, так что глаза Арсения теперь были, наконец, видны. Позов мысленно зажмурился, залепил голову руками и сжался, как испуганный воробушек. Конечно, некая вседозволенность присутствовала в импровизациях, но ведь «всё в рамках допустимого», как говорил Антон. А тут — на те такое. Причём, совершенно явно вне сценария, ведь «поцелуй» даже никто не увидел. — Да? — Ты поцеловал меня, — эмоцию жёлтого лица было сложно определить по нервной улыбке и поджатым губам. — Да, — шёпотом, но с полной уверенностью. — Поверить не могу. Значит, подколы, шутки — это не главное. А главное… — Главное — это. Арсений заметно засмущался, и сердце сжалось до размера вишнёвой косточки. — Иди сюда. Дима без промедлений пересел на место, где Попов приглашающе похлопал ему рукой. Теперь ещё ближе. — Я тебе нравлюсь? Это… надежда? — Ну, конечно. Ты просто не можешь не нравиться… Ты ведь, ты ведь…, — фраза задыхалась, не в силах договорить. А Арсений опять улыбался. Искренне, тепло, так, как только он умел. — Поцелуешь меня? — Дима невольно облизнулся. — Только по-настоящему. Сердце пару раз чихнуло и пустило шум, видимо, уходя на профилактику. Арсений подался вперёд. Чуть задержался в сантиметре от чужого лица, мимолётно улыбаясь, и, наконец, схлопнув длинные ресницы, прижался к чужим губам. Первый поцелуй расходился вьюнком счастья по всему телу, сковывая всё внутри и снаружи. И вот уже начал цвести. Дима и сам склонился навстречу, робко углубляясь, качая головой, тяжело дыша. Он запустил пятерню в тёмную чёлку, убирая её со лба, пододвигаясь ближе. Арсений же мягко оглаживал плечи, спускался ладонями на спину, дразняще подныривал холодными пальцами под задравшуюся футболку. Первый отстранился Позов, сбито дыша ртом — через широкую довольную улыбку. Потемневшие глаза выдавали. — Арс… — Да? — А у нас возможно… В смысле, у нас может что-то быть? — Обязательно будет. — Сегодня? — Хоть сейчас, если пожелаешь. Последняя фраза, произнесённая горячим шёпотом, будто ударила кнутом, сотрясая воздух. Дима оживился, вскакивая с кровати и широко раскрытыми глазами мечась от одного к другому. — Тогда, — голос возбуждённо дрожал, — тогда я на секунду, ладно? Быстро в душ, хорошо? — Хорошо, — усмехнулся Арсений. Дима кивнул, схватил с кровати жёлтое полотенце и убежал в ванную, попутно стуча себя в грудь. Просыпайся, сердце! Сейчас такое будет!* * *
Арсений разложил на тумбочке всё необходимое. Убрал с кровати мешающее одеяло. Он стоял перед зеркалом, задирая кофту и поправляя причёску. Хотелось быть достаточно красивым для него. Не подводить же фантазии любимого мужчины. Вдруг Попов дёрнулся: в ванной что-то упало. Что-то явно тяжёлое. Перешагивая страх, он тут же влетел в комнату — благо было не заперто. Ледяная дрожь заколотила по всему телу. Дима лежал на полу, не дыша. Глаза были закрыты, рот же — наоборот. — Ребята! — изо всех сил заорал Арсений, надеясь на хорошую слышимость из соседнего номера. — Авария! Димка!* * *
Скорая прилетела достаточно быстро по вызову Арсения: видимо, срывающийся голос был убедительным. Тело подхватили на носилки, угоняя по направлению к машине. Попов на ватных ногах провожал «друга» и компанию врачей. Вдруг — Арсений этого не видел — карие глаза распахнулись, а сердце пропустили новый удар, и лёгкие задохнулись внезапным кислородом. Дима, лёжа на спине, видел лишь звёзды. Бесконечное количество далёких искорок-гигантов на сине-чёрном куполе. Блики в слезе ночи. Он слабо улыбнулся этим мёртвым светлячкам. Дайте мне ещё… ещё один шанс. Ещё времени. Я не успел распробовать счастье. А без него я отсюда не уйду. Дайте — пожалуйста! — ещё побыть с ним.