***
Арсения в самом деле рады видеть все домашние. Обнимают поочерёдно, заводят в дом, совершенно игнорируя Антона, который плетётся сзади с чемоданом. И он бы обязательно на такое вот обиделся, да вот только всё ещё не может в полной мере осознать, что в его семье вот уже несколько лет есть пополнение в виде всеми любимого Арсения. Он — часть его жизни, которая уже совершенно точно никуда не денется. — Дай обниму тебя хоть! — бурчит Антон, когда они вдвоём заходят в комнату, где на объективно узкой для двух почти двухметровых людей кровати они будут спать в ближайшее время. Мама предложила им широкий диван в гостиной, на что Антон возмутился, ведь им, так-то, нужно уединение. А здесь, на втором этаже, кроме них нет никого, и как бы семья Антона их отношения ни принимала, такая тишина для него важна очень. Арсений расплывается в улыбке, смотрит несколько секунд на такого домашнего Антона в безразмерной майке, неуложенными волосами и недельной щетиной, а сердце сжимается от нежности к нему вот такому. Тому, кто не стесняется ничего, когда находится рядом с родным человеком. Он подходит ближе, заключает Антона в объятия, крепко сжимая его в своих руках, осторожно поглаживает по спине, будто успокаивая, хотя Антон, почувствовав Арсения так близко к себе, уже успокоился окончательно. Опускает голову ему на плечо, вдыхая особенный Арсеньевский запах, прикрывает глаза, и совсем не против вот так стоять весь отпуск. Их зовут за стол, место рядом с Антоном, наконец, больше не пустует, и вся семья, получается, в сборе. Антон двигает свой стул чуть ли не вплотную к Арсению, так, чтобы их колени соприкасались под столом, на что Арсений сначала напрягается, а потом расслабляется, переглядывается с Антоном и ловит его довольный взгляд. Арсений вообще долго не мог осознать тот факт, что семья Антона с таким пониманием относится к их отношениям. Он очень переживал, когда его позвали в гости не как коллегу Антона, а в статусе куда более значимом. И первое время в этом доме всё так же шарахался от Антона, как если бы они были на людях. Но мама Антона, заметив это напряжение Арсения, долго с ним говорила, о чём даже не знает сам Антон. Однако после этого диалога ему стало проще, и постепенно он перестал стесняться проявлять свои чувства. Мама, на самом деле, восхищается этими двумя. Они решились быть вместе в одной из самых гомофобных стран, жить две жизни и врать всем вокруг, лишь бы любить и скрывать это от тех, кто может их счастье разрушить. Она знает, что Антон и Арсений фактически не могут жить вместе, не могут никуда поехать и видятся друг с другом наедине какими-то урывками, несмотря на то, что на съёмках видятся часто. Потому и не сдерживаются, и залипают друг на друга, просто из-за того, что другой возможности быть рядом нет. Именно поэтому мама понимает, что этим двоим просто необходимо место, где они могут не скрываться. Где их не осудят и не будет риска лишиться всего. Просто из-за того, что они любят. Всё это страшно очень, но если Арсений и Антон решились жить вот так, значит, сила их чувств способна это выдержать. Семья Антона так прониклась к Арсению помимо всего прочего ещё и из-за того, что он внимателен ко всем. Он всегда поддержит разговор, поднимет настроение, выслушает каждого, будто для него нет ничего интереснее. Арсений искренний, а такие люди — на вес золота. Антон не зря называет его золотым. — Мы с мамой Макара сегодня созванивались, говорит, Илья приехал на пару дней, — вдруг говорит Майя, меняя тему разговора. — Может, позовём его? Я специально не говорила, что ты здесь, мало ли, вдруг тебе не до гостей и друзей сейчас. — она многозначительно смотрит на Арсения, ладонью машинально сжимающего колено Антона. А тот, только представив, что лучший друг и лучший муж будут с ним рядом одновременно, сдерживается, чтобы не лопнуть от счастья. — Арс, ты не будешь против? Макар же знает всю правду-матку. — Антон касается ладони Арсения, пуская по его телу волну мурашек. Как в первый раз. — Нет, с чего бы? Мы же с ним так нормально и не пообщались, всё на съёмках да на съёмках видимся. — Тогда пускай вечером приходит. Макар — практически брат Антона, Арсений это прекрасно знает. Во многом, если бы не Илья, то Антон и не раскрыл бы в себе этот потенциал юмориста, и тогда никакой «Импровизации» бы не было точно. У Арсения есть самый близкий друг — Серёжа, у Антона же это — Макар. И если история отношений Арсения и Антона развивалась на глазах Матвиенко, то Илья ни о чём не знал до последнего. По словам Антона, они в конце-концов поговорили и Макар всё понял и принял, но сам Арсений ещё не успел всё с ним обговорить. Хотя для него всегда важно не оставлять недосказанностей, которые потом могут перерасти в конфликт. Они с Антоном такое проходили не раз, и именно поэтому малейшие проблемы проговаривают, и тем самым не ссорятся совсем. Антон вызывается пойти в магазин, надеясь, что Арсений составит ему компанию, но тот прикидывает, что скоро должен прийти Макар, и во время отсутствия Антона они смогут всё обсудить. Антон, конечно, бурчит, но всё же уходит. Илья приезжает минут через десять, здоровается фактически со своей второй семьёй, и искренне радуется, видя Арсения. Тот уводит его куда-то вглубь участка, где как раз есть два стула, и решает уже, наконец, расставить все точки над «и». — Наконец-то мы нормально видимся. — улыбается Арсений, внимательно смотря на своего собеседника. — Да уж. — кивает Макар, понимая прекрасно, зачем он здесь сидит. — Слушай, я знаю, ты беспокоишься, поэтому хочу сказать сразу: я не против ваших отношений с Шастуном. — Илья говорит искренне, не отводя взгляда, и Арсений ему верит. Он людей умеет чувствовать. — Просто я помню о том интервью… — начинает было Арсений, но Макар кивает, перебивая. — Да, там я сказал, что рос в гомофобной среде, и это на меня сильно повлияло. Мне это в себе не нравилось никогда, но я на тот момент ещё не мог окончательно перестроиться. Я тогда не знал про вас с Антоном, он мне поэтому и не говорил ничего. Мы же с ним были одного мнения. — Ага, надо было видеть, как он отрицал, что ему реально нравится его коллега. — улыбается Арсений, вспоминая тот сложный период. Как хорошо, что они всё же умеют разговаривать и теперь пришли к тому, что у них есть. — Когда он мне всё рассказал, я даже не смог что-то ответить. Как-то, знаешь, в голове не укладывалось. Мы не были в ссоре, нет, просто я сказал, что мне нужно всё обдумать. А потом вы меня на «Громкий вопрос» позвали, и я увидел своими глазами, как вы взаимодействуете и насколько красиво и правильно как-то всё это выглядит. И я понял, что ничего страшного в этом нет. Увидел, что мой брат счастлив благодаря тебе. Это круто, правда. И ты очень хорошо на него повлиял. У него от Воронежа теперь только любовь к этому городу и семье. — Боже, мы, сами того не понимая, изменили жизнь стольких людей. — качает головой Арсений, а у самого будто груз с плеч упал. Разговоры — очень сложно, но очень нужно в любых взаимоотношениях. Арсений и Макар, сами того не заметив, принимаются откровенно крысить Антона, как лучший друг и лучший его муж. — Он же всё ещё раскидывается по всей кровати так, что спать невозможно? — интересуется Макар, помня, как они вместе снимали квартиру, где кроме одного скрипучего дивана спальных мест не было. — Да! Обычно он либо выпихивает меня к стене, либо спит на мне, а ещё иногда обвивает руками и ногами. — Ну, последнее, вероятно, от большой любви. — беззлобно закатывает глаза Илья, немного этим смущая Арсения, но тут же переводя тему. — А то, что он курит, как паровоз, как тебе? — Пиздец, Макар! Его ни обнять, ни поцеловать, вечно перегаром несёт. — Ну и не целуй, больно надо. — появляется из ниоткуда Антон с пакетом, в котором звенят бутылки. Арсений и Илья резко оборачиваются, явно не ожидая его здесь увидеть, но Макар быстро приходит в себя, вскакивает и крепко обнимает друга, товарища и брата, которого не видел вот примерно со съёмок «Громкого вопроса». Арсений встаёт следом, с улыбкой наблюдая за тем, как Антон расцветает, радуясь очень видеть того, кого он, объективно, знает дольше Арсения, и любит какой-то неземной братской любовью. Арсений не ревнует совсем, наоборот, чувствует, насколько Антону важно, что все родные люди сейчас здесь, с ним. — Забуллили меня, да? — цокает Антон, отстраняясь от Макара и оглядывая своих ненаглядных. — Ну а как по-другому? — пожимает плечами Арсений, подходит ближе, встаёт на носочки и коротко чмокает Антона в нос, чтобы тот не бухтел, как он любит. Илья качает головой, делая вид, что он великий слепой, берёт с земли пакет и предлагает возвращаться к дому. Все садятся во дворе, самых длинных из компании усаживают на широкую скамейку, чем Антон решает пользоваться всецело: укладывает голову Арсению на плечо, поджимая ноги под себя и прижимаясь к своему хорошему, просто потому, что уже нет сил от него отлипать и не чувствовать его тепло. Он очень скучал по этой возможности, чтобы сейчас ею пренебрегать. Домашние пытаются не обращать внимание, но взгляды всё равно падают на эту парочку, от чего улыбку скрыть не получается. Пожалуй, никто из присутствующих так и не смог свыкнуться, что такая красивая любовь в самом деле возможна, и поражаться, что могут наблюдать её своими глазами, никто не устаёт. Арсений ловит себя на мысли, что, наконец, не чувствует себя здесь лишним. Все разговаривают на какие-то отвлечённые темы, шутят откровенно глупые, но всем смешные шутки, и обстановка на этой даче в Воронежской области ощущается домашней на всех уровнях. Пожалуй, именно о таком ощущении дома и семьи Арсений всегда мечтал. Ему с понимающей семьёй повезло меньше, и пусть с недавних пор он прекрасно общается со своими родителями, знает точно, что вот так спокойно и расслабленно рядом с Антоном при семье он себя не чувствовал никогда. Антон замечает задумчивость Арсения, выпрямляется, пытается прочесть причины в его глазах, и знает точно, что ему нужно сейчас услышать. Наклоняется ближе, шепчет, так, чтобы услышал только он: — Тебя здесь все любят, Арс. Что бы не случилось, нас здесь любят. Арсений смотрит с благодарностью, касается ладонью его щеки, вот так, без слов благодаря за эту внимательность, за эту семью, в которой он смог стать своим. Они с Антоном очень редко говорят о том, насколько же они рискуют каждый день своей жизни, понимают ведь всё безмолвно. Поэтому поддержка друг от друга и со стороны близких для них важна особенно. Макар уезжает поздно вечером, все домашние сидят ещё немного времени, пока не решают расходиться. Антон и Арсений помогают Майе убрать со стола, управляются за пару минут, и мама отправляет их спать, ведь «Арсений, вон, с дороги, устал же». Но у Арсения явно другие планы, которые Антон разделяет всецело, но о них уж точно никому знать не надо. Они поднимаются на пустой второй этаж, и, кажется, только сейчас осознают, как же, всё-таки, друг по другу скучали не только в морально-ментальном смысле. Антон, не доходя до комнаты, впивается в мягкие губы Арсения, успевшие, кажется, онеметь без их долгих поцелуев. Антон не церемонится, языком сразу проникает ему в рот, сталкивается зубами о клыки Арсения, из-за чего тот возмущённо шипит, но не отстраняется, а наоборот, цепляется начинающими дрожать руками за плечи Антона. Он всё понимает без слов, подхватывает его на руки, прижимая к себе, прикусывая ему губу, руками зарываясь под удачно растянутую футболку, и проходится пальцами по покрывающейся мурашками коже. Антон, не опуская Арсения, доходит с ним до комнаты, захлопывает дверь, не разрывая поцелуй, опрокидывает их обоих на узкую кровать, шумно выдыхая ему в губы. Арсений машинально сжимает его бёдра, прижимая к себе ближе, оба чувствуют возбуждение друг друга, но прерывать прелюдии не стремятся — слишком изголодались по таким нежностям. Антон опускается ниже, выцеловывая шею, слегка покусывая острыми зубами молочную кожу, выпрямляется лишь на секунду, чтобы стянуть с себя и Арсения майки, и снова наклоняется, зарываясь носом ему куда-то в грудь, оставляя там лёгкие поцелуи. — Пиздец, я настолько здесь обленился, что уже устал. — сбивчиво шепчет Антон, тяжело дыша. Арсений в ответ на это смеётся, оглаживает ладонями его спину, успокаивая, и Антону очень повезло, что он не видит этот загоревшийся огонёк в его глазах. — Ну, хочешь, я всё сделаю. — он слегка щиплет его за бок, сгибая одну ногу в колене, тем самым перемещая Антона в сторону, между своими ногами. — Ага, размечтался. — моментально оживает Антон, приподнимаясь на руках и в одну секунду стягивая сначала с себя, а потом с него всё лишнее и мешающее, вынуждая Арсения призывно вскинуть бёдра вверх. Антон не сдерживается и вновь отчаянно вгрызается в его губы, оттягивая нижнюю, совершенно точно прокусывая до крови, но всё это совершенно не важно сейчас. Он упирается одной рукой о кровать, тем самым почти не соприкасаясь телом с арсовым, но тот снова подаётся вперёд, потираясь уже давно и явно возбуждённым членом об антонов. Тот от неожиданности отстраняется от его губ, шипит сквозь зубы, опускается ниже, удобно устраиваясь между призывно и бесстыдно разведённых ног Арсения, и очень сложно думает, стоит ли помучить его ещё немного. Кивнув своим мыслям, пытается наклониться, но Арсений, найдя в себе силы, приподнимается на локтях, хватает Антона за длинные пряди волос, и тем самым тянет его вверх, на себя. –Антон, блять, можно резче? Ты же сам у себя забираешь возможность дойти до конца. Я же могу не дотерпеть, мы слишком давно не виделись. Арсений весь мокрый, и не только из-за того, что в комнате душно. Тяжело дышит, голос дрожит, как если бы он пробежал марафон или свою любимую пробежку, хотя на деле он просто лежит, выдерживает вес Антона на себе и пытается не сойти с ума от его же действий. Антон кивает, чмокает Арсения чуть ниже живота, и судорожно соображает, где может быть смазка. — Ты глуховат? — Арсений откидывается обратно на спину, рукой стирая капли пота, выступающие на лбу. — Где у нас смазка? У тебя в чемодане нет? — Антон выпрямляется, сползает с кровати, пошатываясь, и встаёт на ноги, оглядываясь по сторонам. Из окна падает лунный свет, освещая и подчёркивая его изящные изгибы тела, и Арсений, честное слово, готов кончить только от одной этой картины, но решает отвлечь себя разговорами. — Откуда? Я же из путешествия, туда её не брал. Незачем, как ты понимаешь. — Да я понимаю, но я точно брал и выкладывал здесь. Будет смешно, если я сейчас её не найду. — Антон ощупывает руками тумбочку, стол, пока Арсений на него откровенно залипает, и ему несмешно вот ни разу. Антон только недавно начал принимать свою красоту и привлекательность, несмотря на то, что Арсений, знающий толк в красоте, всегда ему о ней говорил, вгоняя тем самым в краску. — Нашёл! — торжествует Антон, сжимая в руках тюбик, разворачивается и буквально врезается в успевшего за это время подняться на ноги Арсения. Тот оглаживает его скулу длинными пальцами, заглядывает прямо в потемневшие от возбуждения глаза, и тихо, тише, чем шёпот ветра за окном, в очередной раз напоминает: — Ты очень красивый, Антон. Арсений почти никогда не называет его полным именем — исключительно Шаст, ну, или мой хороший, если наедине. Сейчас, в этой во всех смыслах интимной и трепетной обстановке эта форма имени из его уст звучит по-особенному. Антон отвечать не в состоянии — просто нежно целует в лоб, опуская взгляд на веки Арсения, на которых ресницы отбрасывают тени на щёки, усыпанные родинками с одной стороны. Арсений — зацелованный Антоном и с самого рождения поцелованный луной. Оттого и такой неземной, с пронзительными голубыми глазами, и мягкий во всех смыслах. Антон однажды сказал на всеобщее обозрение, что мечтает побывать на удивительной планете в голове Арсения, и не соврал. Арсений — самый уникальный из всех. Из всех вселенных, из всех мечт, везде абсолютно. И Антон, наверное, никогда не поверит окончательно, что они вместе и ему действительно позволено дарить любовь и нежность именно ему и получать всё то же самое сполна. — Садись. — кивает Арсений на кровать, и Антон, удивлённо вскинув брови, всё же садится на край, прекрасно зная, что сейчас будет, и поэтому сглатывая. Арсений перекидывает одну ногу через Антона, садится сверху, больно задевая его возбуждение, вынуждая обоих шумно выдохнуть и уже перестать друг над другом издеваться. — Сейчас растягивать тебя ещё три часа нужно, есть ощущение, что я не дотерплю. — поджимает губы Антон, упираясь рукой о кровать, пытаясь не потерять связь с реальностью. — Не нужно, я время зря не терял. — заговорщически улыбается Арсений, кладя руки на плечи Антону, стряхивая с них несуществующие пылинки. — Вот же ж чертяга. — пытается возмущаться Антон, хоть Арсений, каким-то образом, в тайне от него, уже значительно убыстрил и упростил им процесс. Но долго думать об этом не приходится: Антон слышит щелчок открывшегося тюбика, и невольно сжимается от предвкушения, перемещая руки Арсению на спину, находя в этой ровной линии позвоночника опору. Арсений, разогрев холодную жидкость в руках, медленно, сосредоточенно растирает её по всей длине уже чересчур возбуждённого члена Антона, зная прекрасно, что хватит двух движений руки, чтобы довести Антона до необходимой разрядки, но так было бы неинтересно, особенно им, после долгого перерыва. Арсений цепляется руками за плечи Антона, чуть привстаёт, упираясь коленями о кровать, и плавно насаживается. Антон в нетерпении царапает короткими ногтями его спину, подаваясь бёдрами вперёд, вынуждая Арсения не оттягивать момент и садиться сразу и до конца. Но Арсений либо издевается, либо издевается, а потому медлит, принимая в себя член постепенно. Антон не сдерживается и толкается вверх, погружаясь полностью, от чего оба почти вскрикивают, но вовремя кусают до крови губы, думая хотя бы о каких-то приличиях: они же в доме не одни, хоть на втором этаже никого нет. Арсений, помня отработанность такого положения, начинает двигаться, сжимая плечи Антона, кажется, до синяков, откидывает голову назад, позволяя Антону впиться губами в его уже покрасневшую от поцелуев шею. Антон хватает его за бёдра, глубже насаживая на себя, и удивительно точно попадает в правильный угол: Арсений зажимает себе рот рукой, заглушая явно громкий вскрик. — Надо было всё-таки спиздить чёрный скотч со съёмок. — прерывисто шепчет Антон, удерживая извивающегося на нём Арсения в своих руках. — Ага, чтобы ты кончил просто на меня посмотрев? — усмехается Арсений, а сам чувствует, что они оба от этого недалеки. Антон толкается особенно резко, и ему действительно хватает пары секунд, чтобы кончить, не успев выйти, но знает, что Арсению так даже нравится. Так же, как и игнорировать существование презиков, как их называет Шаст. Они слишком близки, чтобы их сдерживало хоть что-то и между ними были хоть какие-то стеснения и неловкости. Антон, так и оставаясь в таком положении, обхватывает член Арсения ладонью, не давая сделать это ему самому, сильно сжимает, проводит несколько раз и чувствует, как Арсений сжимается и невольно пачкает его живот, но Антону, как говорил классик, по сути похуй. Арсений привстаёт, позволяя Антону всё-таки выйти, толкает его на кровать, и, так с него и не слезая, устало-лениво целует искусанные опухшие губы, а после без сил отстраняется, оставаясь лежать сверху и оказывается заключённым в объятия тяжело дышащего Антона. — Пиздец. — только и говорит он, обхватывая спину Арсения ногами, удобно прижимая его к себе. — Лучше и не скажешь. — отзывается Арсений, не зная, куда деть руки, а потому позволяя Антону себя обнимать и плыть от этой всеобъемлющей любви и нежности, которую он ему дарит каждый день. Даже находясь далеко физически, он всегда рядом с ним на какой-то ментальной связи. И ещё ни разу у них не было повода её разорвать.***
Антон просыпается от того, что не чувствует опоры в виде тёплого Арса рядом. Он всю ночь, как и ожидалось, сначала толкал Арсения к стене, а потом и вовсе перебрался, слегка придавив его своим весом, но Арсений не жаловался — самому спать гораздо уютнее, если в обнимку с Антоном. Тем более, на этой кровати ютиться как-то по-другому и не получается. А сейчас Антон разлепляет глаза, обнаруживая себя в одиночестве и каком-то холоде несмотря на душную комнату. Тянется за телефоном, отмечая полдень, между прочим, раннюю рань, по меркам Антона, который вчера проснулся в четыре часа дня. Нехотя встаёт с кровати, лениво надевая майку, кажется, Арсову, и выходит в коридор, зевая и пытаясь зачесать пальцами чёлку, чтобы не сильно лезла в глаза. Слышит отдалённые голоса на кухне, различая в них Арсения и маму. Интересно. Подходит ближе, опирается о дверной косяк, замечая, как мама копошится у плиты, а Арсений стоит рядом, что-то сосредоточенно нарезая. Антон, который секунду назад планировал оповестить всех о своём присутствии, сейчас не в силах оторваться от этой такой трогательной и домашней картины. Арсений нагло выкрал его свободные штаны, которые на нём смотрятся ещё больше, и его майку, которую Антон потерял уже давно, а, оказывается, невольно отдал своему мужику. Мама что-то увлечённо рассказывает, Арсений внимательно слушает, а у Антона сейчас сердце разорвётся от нежности, честное слово. — О, кто проснулся. — Арсений, будто почувствовав спиной Антона, оборачивается, расплываясь в улыбке. — Я думал, ты после дороги будешь спать весь день, а ты вскочил. — Антон всё-таки заходит внутрь, подходит ближе к Арсению, приобнимает за талию, чмокая его в висок. — Привет, мам. — кивает ей Антон, отходя чуть в сторону, чтобы не мешаться. Но при этом в личное пространство Арсения он вторгся, да. — О чём сплетничаете? — Не о тебе, не обольщайся. — смеётся Майя, всё-таки оборачиваясь на сына. — Я рассказывала Арсению, что у нас тут есть речка, и место, где вообще никого нет, и предложила вам туда сходить. — Ага, а я сказал, что ты встанешь только ближе к вечеру, если тебя не будить. Но идея хорошая, я бы с радостью прошёлся. – Тебя хлебом не корми, дай пройтись где-то. — отзывается Антон, в самом деле отламывая кусок батона и отправляя его в рот. — А тебе дай поспать. — включает свой сучий режим Арсений. — Пойдём, там пиво со вчерашнего дня осталось, возьмём с собой. — Антон, ты что, всё ещё не согласен? Арсений и пиво, тебе что ещё нужно для счастья? — снова смеётся мама, оглядывая этих двоих, подкалывающих друг друга, как истинная семейная пара. — Согласен, конечно. Нужно только поесть. — улыбается Антон, ведь он может сколько угодно не любить активную деятельность, но время с Арсением проводить ему нравится в любом виде. Арсений, вопреки всем противостояниям Антона, всё-таки закалывает ему чёлку резинкой, отчего тот становится похожим на йоркширского терьера, только раз в сто больше. И, по мнению Арсения, милее. Антон даже пытался кусаться, но резонно согласился, что это лучше, чем идти и стричься, как его пытается уломать Арсений уже несколько месяцев. А Антон сам не знает, почему остаётся непреклонным и продолжает отращивать гнездо на голове. Может, ему слишком нравится, как Арс зарывается в его кудряшки пальцами и неспеша перебирает, а может, он столько лет свою кудрявость скрывал, а сейчас надоело и хоть на миллиметр избавляться от длиннющих волос отказывается. Антон в долгу не остаётся и делает такой же хвостик Арсению, оба смотрят на эту парочку в зеркало, Антон называет их псинами, а Арсений делает фотографию, которую никому не покажет, но обязательно будет смотреть и умилённо-влюблённо смеяться. Вот такая непринуждённость — лучшее, что для этих двоих может быть. Антон чувствует себя Ирой, когда складывает в рюкзак плед для импровизированного пикника, пиво и какую-то закуску. У Иры, конечно, пикники идеальные, как в пинтересте, а у них с Арсом — вот так. По-артоновски, по красоте. За разговорами они доходят до берега реки, где в самом деле никого нет, Арсений осматривается по сторонам, отмечая местные красоты, пока Антон пытается нормально расстелить плед, достаёт две бутылки слегка алкогольного холодного пива, умело их открывая, и не удерживается и снимает майку, оставаясь в коротких шортах — слишком жарко. Арсений, обернувшись, находит себя человеком с большой выдержкой, ведь от картины полуголого Антона, который жадно пьёт из бутылки, он не валит его на землю прямо здесь и сейчас, хотя имеет на это все права — Антон выглядит слишком бесстыдно. Он лишь стягивает с себя футболку тоже, садится рядом, отпивает немного из той же бутылки и расслабляется окончательно. Ложится к Антону на колени, удобно устраивается, и чуть ли не мурчит, когда Антон наклоняется и нежно целует его в искусанные им же ночью губы. Вокруг них — никого, только ветер шелестит пышные деревья и наводит рябь на спокойной реке. Спокойной, как и всё вокруг. Иногда просто жизненно необходимо побыть в тишине после долгого пребывания в заботах и делах огромного суетного города. А ещё лучше отвлекаться от всего вместе с любимым человеком. Антон всё же тянет Арсения в реку, крепко беря за руку и не слушая возражений по типу «Ты хотя бы знаешь, что это за вода?», «Там живут всякие мегалодоны, которые непременно нас съедят!», «Мои ноги не коснутся этой зелёной воды!». Антон знает, что Арсений просто выебывается, особенно после того, как совсем недавно опускал свои телеса в море. Ничего, река Воронеж — тоже нормальная, и прекрасное тело Арсения не испортит. Арсений, не спрашивая у Антона, зная, что тот против не будет, запрыгивает ему на спину, крепко обвивая талию ногами, соглашаясь только так окунуться в эту не вызывающую доверия воду. Антон смеётся, подхватывает Арса под коленями, не давая упасть, и еле-еле, всё-таки, он несёт ношу такого же веса, как он сам, заходит по пояс в реку, чувствуя, что если он продвинется дальше, то Арсений на спине его просто потопит. — Слышь ты, кенгуру, слезай, нормальная вода, мегалодонов не обнаружено, это же не ваши моря-океаны. — Антон поворачивает голову так, чтобы видеть этого довольного жизнью и способом передвижения по реке Арсения, и, не дав ему привести свою просьбу в действие, отпускает руки, подаваясь чуть вперёд, не оставляя Арсу иного шанса, кроме как спрыгнуть и беспомощно барахтаться в чистой нагретой солнцем воде. — Ах ты сука. — делано угрожающе цедит Арсений, пытаясь догнать уплывающего от него Антона, на что тот смеётся и употребляет все силы на то, чтобы выиграть этот заплыв. — Да всё, всё, хорошая река Воронеж, моя любимая вообще! Давай назад, утоплю тебя! — верещит Арсений, поняв, что у него нет такого опыта плавания в пресной воде, как у Антона. — Так-то лучше. — отзывается Антон, разворачиваясь и в пару гребков оказываясь возле Арсения. Ему, на самом деле, не то чтобы противна река, его просто пугает отсутствие дна в его прямой видимости и осязаемости, и, безусловно, возможное наличие в ней мегалодонов. Антон, в отличие от Арсения, не брезгуя совсем, ныряет, нащупывая ладонями вязкое дно и подцепляя с него что-то увесистое. Выныривает, отплёвывается от воды, смотрит на свою находку, отмечая вполне себе красивый большой камень. — Это тебе. — Антон уверенно протягивает сокровище Арсению, наслаждаясь его непониманием. — Ты же мне, жмот, ракушек не привёз, так что держи камень. — злорадствует Антон, вовсе не думая, что Арсений воспримет это всерьёз и именно как подарок. — Вот это я понимаю, романтика. Заберу с собой, буду вспоминать эти каникулы. — улыбается он, прицеливаясь и кидая камень чётко на берег, чтобы не потерять такую ценность. Арсений своё намерение почти сдерживает: с лёгкостью берёт Антона на руки, но вместо того, чтобы топить, прижимает к себе и крепко целует, не брезгуя даже от того, что поцелуй выходит с привкусом речной воды. Антон, не думая, отвечает, параллельно думая о том, что в воде они ещё ни разу не целовались, если не считать душ, обвивает руками его шею, проходясь пальцами по мокрой коже. Отстраняется от губ, проходясь языком ниже, слизывает капли воды, на что Арсений машинально сжимает его сильнее, а Антон прикусывает нежную кожу шеи, не боясь оставить следы — они же не планируют в ближайшее время светиться в интернетах. — Ты дрожишь весь, пойдём. — Арсений чувствует, как вечно мёрзнущий Антон действительно подрагивает в его руках, и, не дожидаясь ответа и того, чтобы Антон отстранился от его шеи, прижимает к себе крепче и медленно выходит из воды, опуская Антона только тогда, когда они доходят до их места. Арсений бережно укутывает их обоих в огромное полотенце, обнимает Антона, согревая, а тот во всех смыслах плывёт от такой заботы, которую чувствует только рядом с Арсением. Никто и никогда не давал Антону почувствовать себя настолько нужным и любимым. — Я так тебя люблю, Арс. — тихо говорит Антон, прижимаясь к нему, ощущая тепло именно его, а не полотенца. — Всё взаимно, ты же знаешь, мой хороший. — Арсений целует его в макушку, зарываясь носом в окончательно растрепавшиеся кудряшки, но так им любимые. Не выпуская из объятий так любимого им Антона. Когда-нибудь его сердце просто разорвётся от такой любви, но пока с ним рядом её объект — всё будет так, как сейчас — спокойно и хорошо. Вечером, попив всей семьёй чай, Антон совсем не хочет завершать этот уж больно романтичный какой-то день. Пока Арсений в душе, он тащит заряженный ноутбук на улицу, ставит его на столик напротив широких садовых качелей, расправляет мягкий плед, кидает несколько подушек и, вместо романтичных свечей зажигает спираль от комаров. Такая вот романтика. Возвращается в дом, просит Арсения надеть что-то потеплее и за руку ведёт его вглубь участка, усаживает на качели, накрывает пледом, пока Арсений завороженно наблюдает за его действиями, не говоря ни слова. — Что посмотрим? — Антон устраивается рядом, двигает ноут к себе ближе, пока Арсений немного раскрывает плед, чтобы накрыть им и Антона. — Давай Куплинова, ты же хотел мне показать самые смешные его летсплеи. — Арс, ты лучший! — Антон заметно оживляется, на радостях чмокает его в щёку и быстро вбивает в поисковик название канала любимого блогера, которого очень хотел посмотреть вместе с любимым человеком. Арсений обычно такое не смотрит, но готов нарушить свой привычный вкус. Антон включает видео, кладёт голову Арсению на плечо, тот приобнимает его одной рукой, с искренним интересом смотря в экран, пока Антон чувствует себя самым счастливым. Вот здесь, в этой обстановке, в темнеющем саду, со стрекочущими сверчками вокруг, с приглушённым светом в окнах дома, где занимается своими делами его семья. В то время как значимая её часть сидит рядом с ним, смотрит то, что выбрал Антон, уважая его вкус и выбор, и оба улыбаются от одной лишь мысли, что впереди у них куча времени такого отдыха. Отдыха друг с другом в этом небольшом мирке, где они чувствуют себя свободными, любимыми, и самыми счастливыми.