don't be scared of me (better be scared of my boyfriend)

Little Simz — Venom

— Эй, красавчик! Громкий насмешливый голос догоняет Чонгука ровно в тот момент, как он сворачивает в узкий переулок. В конце этого переулка на доме слева есть почти незаметная для незнающих людей дверь — туда он и направляется. Но до нее еще нужно успеть дойти. А ему, видимо, собираются помешать это сделать. — Куда ты так торопишься? — о, а этот голос уже другой. Сколько их там? Чонгук прислушивается к шагам — на пустынной ночной улице они раздаются очень отчетливо. Он выпрямляет спину, опускает руку, обхватывая пальцами рукоять ножа. По голым ногам скользит порыв ветра — он теплый, летний, но мурашки все равно расползаются по коже. Наверное, от адреналина. Чонгук не меняет темпа — знает, что его догонят. Аккуратные губы, накрашенные темно-вишневым блеском, расползаются в усмешке, которую следующим за ним парням не видно. Может, и хорошо. Если бы они увидели ее, вряд ли бы так опрометчиво сейчас срывали голоса, пытаясь его дозваться. — Остановись, мы покажем тебе звезды, — гогочет третий парень. Шаги ускоряются. Рука сжимается крепче — металл колец едва слышно звенит. Чонгук впивается ногтями, покрытыми пастельно-розовым лаком, в мякоть ладони. — Остановись, кому сказано! Его хватают за предплечье. Чонгук разворачивается почти молниеносно — осмелевший парень не успевает даже вскрикнуть, как острие ножа с хлюпом погружается в его бок. Он не дает ему осесть — хватает за волосы и удерживает, приближая побледневшее лицо к своему. — Не сдохнешь, но помучаешься здраво, — хмыкает он и вынимает нож, брезгливо откидывая парня от себя. Альфа. Ну кто бы сомневался. — Кто-нибудь еще? — вскидывает бровь Чонгук, оглядывая замерших в нескольких шагах оставшихся троих парней. Тоже альфы. От их запахов его немного мутит. Наверное, ненависть к альфам просто въелась в него на подсознательном уровне. — Что такое, мальчики? А как же звезды, которые вы обещали мне показать? Те отступают, испуганно глядя на него. Он склоняет голову к плечу, невинно расширяя и без того огромные глаза, а потом делает резкий выпад вперед, занося вторую руку, на которую надет кастет. — Бу! Парни бросаются врассыпную. Чонгук весело смеется, пиная носком массивного кроссовка оставшуюся у его ног тушу, которая вымученно стонет в ответ. — Дружка своего не забудьте, ссыкуны! — кричит он им вслед и разворачивается, возобновляя свой путь. Он добирается до двери, стучит в определенном ритме — три быстрых стука, два медленных, два быстрых. Спустя секунду становится слышно, как открываются замки, и дверь перед Чонгуком распахивается. — Босс! — просияв, приветствует его Бомгю. Потом взгляд его вечно блестящих от восхищения глаз скользит ниже и цепляется за окровавленный нож, который Чонгук продолжает сжимать в руке. Он отходит в сторону, пропуская Чонгука внутрь, и с придыханием интересуется: — Убили? — Нет, всего лишь поцарапал, — поводит плечами Чонгук. — Валяется в этом переулке, метрах в ста пятидесяти. Передай парням, чтобы не споткнулись в случае чего. Бомгю деловито кивает. — Окей, босс. Сейчас как раз Джонхан и Йерим собираются на рейд, — докладывает Бомгю. Чонгук хмурится. — Скажи, чтобы сначала проверили районы на севере. Там неспокойно с тех пор, как банда Ильхуна вернулась в город, — он задумывается на несколько мгновений. — Отправь с ними еще Ренджуна и Субина. И про пушки пусть не забывают. Бомгю снова кивает и почти отходит, чтобы исполнить приказ, но вдруг останавливается, оборачиваясь к Чонгуку. Глаза его поблескивают, но в этот раз — от неуверенности. — Босс, как думаете… ситуация с бандой Ильхуна… она серьезная? — Бомгю старается сохранять самообладание, но все равно заметно нервничает, и это умиляет Чонгука. Он смягчается, подходя к мальчишке ближе и целуя в макушку. Его аромат успокаивает Бомгю, и тот немного расслабляет плечи. — Конечно нет, — ухмыляется он ободряюще и не без самодовольства. — Ты правда думаешь, что нас можно напугать? Пока мы ничего не боимся, мы непобедимы. Бомгю качает головой и довольно улыбается. Он еще совсем юный, поэтому неудивительно, что уверенности в нем меньше, чем в Чонгуке и в остальных омегах. Он убегает, чтобы передать все, что приказал Чонгук, а сам Чонгук идет в свою комнату, которая находится на верхнем этаже. Вообще-то здесь живет не так уж много людей. На постоянке — только Бомгю, Ренджун, Вонен и Йеджи. Остальные то приходят, то уходят. Некоторые остаются на несколько месяцев, если возникают проблемы с семьей или жильем. Чонгук не против, на самом деле, самое главное — чтобы никто не заходил в его крыло. Таких рисковых тут, к счастью, не находится. «Его крыло» — слишком громкое название, если быть честным. Это всего лишь комната, совмещенная с ванной, но даже это можно назвать привилегией — на всех остальных ванная была одна. По пути ему встречается Джонхан, который собирается на рейд. Рейд, конечно, не имеет ничего общего с военными действиями, но тоже связан с проникновением в тыл противника. Все уличные банды знают о них. Никто уже давно не пытается им мешать. Они с Джонханом дают друг другу пять, и Чонгук на секунду сжимает его мягкую ладонь в своей. — Не простреливай никому коленные чашечки без причины, — с усмешкой просит он, и Джонхан его усмешку копирует. — Только когда ты перестанешь без причины всаживать во всех подряд ножи, — он салютует двумя пальцами, намекая на окровавленный нож, который Чонгук все еще держит в руке. — Не переживай, босс, я контролирую себя. Он уходит, и Чонгук скользит взглядом по его широким плечам, узкой талии, перетянутой портупеей, длинным ногам в… лосинах? Ублюдок реально напялил на себя лосины. Чонгук усмехается и качает головой. — Чокнутая сука, — бормочет он себе под нос, но Джонхан слышит и на мгновение оборачивается, очаровательно улыбаясь. — У тебя учусь, босс. Чонгук, в общем-то, сам одет не лучше. Он входит в комнату, запирая за собой дверь, и сразу натыкается взглядом на зеркало во весь рост. Пушистые сиреневые волосы растрепались, мило завиваются у проколотых ушей. Чонгук поднимает руку, касаясь пальцами сережки в виде креста. Она из белого золота, и он ее где-то спер — сейчас уже и не вспомнит, где именно. Глаза подведены, но подводка дешевая, поэтому размазалась в уголках, как и вишневый блеск на губах. Плотный чокер из красного кожзама обхватывает мощную шею, черный кроп-топ открывает вид на четкие кубики пресса и маленькую талию. Сколько бы Чонгук ни тренировался, талия и живот у него остаются по-омежьи хрупкими и тонкими — четкие изящные линии, мягкая кожа. Зато короткие красные кожаные шорты открывают вид на потрясающе натренированные ноги: крепкие бедра, сильные икры, стальные лодыжки. Чонгук потягивается, с удовольствием глядя на себя в зеркало. Он любит себя. Любит выглядеть ухоженно, соблазнительно, сексуально. Знает, что ему это отлично удается. Это его главное оружие. Второе главное оружие — свободное владение боевыми искусствами. Третье — умение пользоваться колюще-режущим и огнестрельным оружием. Он как прекрасный цветок — красиво выглядит, вкусно пахнет, вызывающе себя ведет, так и хочется подойти и прикоснуться. Но если действительно подойти и прикоснуться, можно закончить как тот альфа, за которым — Чонгук готов поклясться — его трусливые дружки так и не вернулись. Он ненавидит, когда его трогают без разрешения, поэтому специально провоцирует всех вокруг. Ненавидит, когда открытую одежду считают приглашением, поэтому всегда надевает лишь ее. Ненавидит, что альфы считают, что одно то, что он омега, делает его их собственностью, поэтому никогда не прячет свою сущность. Он бросает вызов — и никогда не проигрывает. Он ненавидит тех, кто пользуется своей силой, кто пытается доминировать над слабыми, кто берет не спрашивая и причиняет боль. Его ненависть была такой мощной и беспощадной, что вылилась в бесконечные мучительные тренировки, превратилась в кровожадную жестокость и желание причинять боль в ответ. Не терпеть, не опускать голову и не подставлять после пощечины вторую щеку. Вот кредо, на которых он построил самого себя, то, что он вкладывает во всех, кто ищет в нем спасения. Все омеги, которых Чонгук собрал здесь под своим крылом, в один момент решили, что с них хватит. И превратились в отряд, охраняющий улицы. И если они видят, что омегам нужна помощь, то они помогают. А какие способы они для этого выбирают — это уже не важно. Свобода быть собой, распоряжаться своим телом, своими мыслями, делать то, что хочется, не испытывая при этом боль, сомнения, чувство вины. Не поддаваться альфам лишь потому, что не хватает сил сказать «нет» и принять последствия. Свобода жить, не ощущая страха, когда вечером возвращаешься домой, когда пьешь на людной вечеринке, когда не принимаешь чьи-то ухаживания. Свобода, которую у омег забрали только потому, что они якобы занимают определенную позицию в постели. За эту свободу Чонгук борется. И будет бороться всегда.

Bea Miller — Young Blood

— Босс! — в дверном проеме кухни появляется миловидное лицо Вонен, на котором написано беспокойство. Взгляды всех присутствующих, среди которых Минхао, Донхек, Чеен, Чонгук и Ренджун, обращаются на нее, но она сама смотрит только на Чонгука, который пьет крепкий кофе, сидя за столом. — Тебя ищут полицейские. Они в начале переулка, мы с Джонханом наткнулись на них, когда возвращались из магазина. Чеен хмурится. — Что я пропустила? Чонгук, что ты опять натворил? — осуждающе восклицает она, и Чонгук цыкает. — Следи за языком, малявка, — осаждает он ее. Он кажется ничуть не взволнованным внезапным сообщением Вонен. Даже наоборот — по его губам расползается ухмылка, и он вальяжно откидывается на спинку стула. — Вонен-а, не переживай так. Садись с нами завтракать. Ренджун закатывает глаза, ставя перед ним тарелку с яичницей-глазуньей, и запоздало отвечает на вопрос Чеен: — Босс два дня назад снова кого-то пырнул, — фыркает он. Чеен закатывает глаза. — Что ты будешь делать, если тебя однажды посадят, а? А самое главное — что будем делать мы? — Так и знал, что тебя волнует только собственная задница, — обижается Чонгук, но его слова звучат несерьезно. А вот слова Чеен — очень даже, и он чувствует это, улыбается. — Расслабьтесь, со мной все будет в порядке. Допив кофе, он поднимается, оглядывает остальных ребят. Расслаблен только Донхек — Чонгук в принципе не знает, может ли что-то выбить его из колеи. Минхао тоже не кажется нервным, только потому что сам уже не раз попадал в такие передряги. А все остальные переживают, и у Чонгука это вызывает странные чувства — умиление вперемешку с чисто родительским желанием успокоить. — Я должен вернуться к вечеру, но если этого вдруг не произойдет, отправляйтесь в рейды по расписанию, — говорит он. — И старайтесь никому не давать знать, что меня нет. Дождитесь Хосока и скажите ему, что пока он вместо меня. Вонен чуть бледнеет и обеспокоенно поджимает губы, Чеен кивает, стараясь на него не смотреть, а Ренджун подходит ближе и обнимает его. Они все привыкли к тактильности друг друга — все-таки, они все омеги. Чонгук никогда не бывает против, когда младшие липнут к нему. Но Ренджун редко выражает привязанность таким способом, поэтому Чонгук не может не улыбнуться и обнимает его в ответ. — Ну же, Джунни. Неужели ты правда думаешь, что меня можно напугать? Все в порядке. Я обещаю, что они ничего мне не сделают и я скоро вернусь. Чонгук никогда не дает обещаний, которые не может сдержать, поэтому плечи Ренджуна, наконец, немного расслабляются, и он его отпускает. Когда Чонгук уходит, то слышит, как Донхек пропевает: — У-у-у-у, маленький Ренджунни распустил нюни… — Завали пасть, Хек, — рявкает Ренджун в ответ, и Чонгук усмехается, качая головой. По пути к выходу ему, к счастью, никто больше не встречается — он бы не хотел снова что-то объяснять. Незачем остальным зря беспокоиться. Чонгук обувается в свои привычные массивные ботинки, поворачивается к зеркалу, чтобы нанести вишневый блеск на губы и поправить волосы, и выходит на улицу. Как Вонен и говорила, в начале переулка маячат две фигуры в форме, незаметно обойти их нет никакой возможности, да Чонгук и не собирается. Уверенным шагом он направляется прямо к ним. — Ого, какие люди! — восклицает он звонким голосом, и полицейские — двое альф с совсем уж юными лицами — оборачиваются и синхронно раскрывают рты. Их взгляды скользят по ладной фигуре Чонгука, которую одежда не то чтобы особенно скрывает. — Не за мной случайно? Один из пареньков сглатывает, пока второй выдавливает из себя: — Ч-Чон Чонгук?.. На вас поступила ж-жалоба… Чонгук невинно вскидывает брови. От того, насколько полицейские растерялись, становится смешно. Интересно, кого они ожидали увидеть? Какого-нибудь отморозка? Обиженного жизнью озлобленного омегу? Этого Чонгук не знает, но зато знает другое — явно не его. — Да ну? И на что жаловались? Полицейские переглядываются. От их запахов немного мутит — они не агрессивные, потому что парни совсем еще молодые и очень неуверенные в себе, но они альфы, и Чонгуку этого достаточно, чтобы чувствовать легкое отвращение. — На причинение тяжкого вреда здоровью, — уже более собранно выпаливает первый полицейский. — Ого, — хмыкает Чонгук. — Посмотрите на меня, офицеры, разве я похож на человека, который может причинить кому-то тяжкий вред? У Чонгука почти по-детски миловидное лицо: нежная кожа, милый нос, круглые блестящие глаза и пухлые губы с четким контуром и крохотной родинкой под нижней. Он одет в пушистую розовую кофту с глубоким вырезом, благодаря которому видно соблазнительные косточки ключиц, и в черные кожаные шорты. Он не выглядит как человек, который может причинить кому-то тяжкий вред, — если не знать о том, что под кофтой у него спрятан нож, а в кармане шортов — кастет. Полицейские снова неуверенно переглядываются. — Нет, но в любом случае, пожалуйста, проследуйте за нами в участок… — бормочет один из них, и Чонгук кокетливо ведет плечом. — Как скажете, господин офицер. Он без споров залезает в машину, припаркованную неподалеку. Ему нет смысла препираться — не заберут они, приедут другие, уже наученные опытом общения с ним. Проще разделаться со всем сейчас. Они даже не стали надевать на него наручники — видимо, настолько уверены в том, что он безобиден. От этого знание о том, что он может голыми руками уложить их обоих на лопатки, становится еще смешнее. До участка они доезжают быстро, и за всю дорогу никто не произносит ни слова. Внутри, к разочарованию Чонгука, с ним работают не эти два простофили, а какой-то другой офицер — тоже молодой, но гораздо более самодовольный, чем пареньки, которые его забирали. То, что он альфа, Чонгук понимает еще на подходе — это и неудивительно. Его аромат острый, забивается в ноздри, и Чонгук невольно кривится. — Чон Чонгук, присаживайтесь, — мужчина кивает на стул напротив. На его лице написано такое явное чувство собственного превосходства, что у Чонгука напрочь отбивается любое желание вообще хоть как-то с ним разговаривать. Не то чтобы у него был выбор, конечно. — На вас написали заявление. Чонгук незаинтересованно пожимает плечами. — Состав? Мужчина подается вперед, его глаза масляно блестят. Чонгук постукивает аккуратными ногтями по столу, ни на мгновение не отводя взгляда. — Вы ведь и сами прекрасно знаете, — вкрадчиво произносит он, но Чонгук на приманку не ведется. Более того, его раздражает то, что мужчина считает его настолько недалеким. Он тоже подается вперед, почти сталкиваясь с ним носами. — Ничего не приходит на ум, — холодно улыбнувшись, отвечает он. Мужчина хмыкает, показательно втягивает носом воздух рядом с его шеей, и Чонгук непроизвольно отшатывается. Неприятные мурашки бегут по позвоночнику. — Два дня назад в десять тридцать семь вечера вы встретили в переулке между Седьмой и Восьмой улицей парня-альфу и нанесли ему удар ножом. На лице Чонгука не дрогнет ни один мускул. — Я этого не делал. — Парень подробно описал вашу внешность, — ехидно говорит мужчина, и Чонгук с показной беззаботностью рассматривает свои ногти. — Да? Ну, она у меня довольно запоминающаяся. Увидел на улице, попытался подкатить, я ему не позволил. Он обиделся и накатал заяву. Такой вариант развития событий вы не рассматривали, офицер? — Хватит паясничать, — шипит мужчина, внезапно перегибаясь через стол и хватая его за заднюю часть шеи. — Ножевое у него откуда? Сам себе нанес? Чонгук стискивает зубы до болезненного скрежета, напрягает шею. — Уберите руку, офицер, если не хотите, чтобы она оказалась у вас в заднице, — рычит он. — Ты угрожаешь мне?.. — начинает мужчина, но договорить не успевает — его прерывает зычный голос. — Лейтенант Ли, вы что себе позволяете? Отпустите парня немедленно! Мужчина тут же разжимает хватку, вскакивает, вытягиваясь по струнке. Его лицо едва заметно бледнеет. Чонгук прожигает его презрительным взглядом и разворачивается, невольно ощущая облегчение. — О! Полковник Ким, — улыбается он, поднимаясь с места. Мужчина в возрасте со смешными густыми усами оглядывает Чонгука с головы до ног, беззлобно закатывает глаза и указывает подбородком в сторону двери, которая находится левее. — В мой кабинет, — коротко говорит он. Потом поворачивается к лейтенанту, и выражение его лица суровеет. — А ты пиши объяснительную за свои действия! — Но ведь я… — Не нужно оправдываться, — рявкает мужчина. — Ты не должен прикасаться к людям, неважно, подозреваемые они или просто свидетели!.. Остаток разговора Чонгук не дослушивает — скрывается за дверью кабинета. Садится не на стул, а на диванчик, стоящий под окном. Кладет ногу на ногу и откидывается на спинку, ожидая, пока мужчина закончит отчитывать подчиненного. Спустя несколько минут дверь открывается, внутрь заходит полковник, грузно садится в кожаное кресло и устремляет на Чонгука внимательный взгляд. — Ну что опять? Чонгук фыркает и складывает руки на груди, наконец расслабляясь. — Что я должен был сделать, аджосси? Позволить им изнасиловать меня? Их было четверо, а я один. А если бы на моем месте была другая омега? Которая не может за себя постоять? Мужчина устало вздыхает, потирает широкой ладонью морщинистый лоб. У Чонгука никогда не было отца, но этот человек, сидящий в кресле перед ним, с добродушным лицом, живым взглядом, звучным голосом, единственный альфа в мире, которому Чонгук доверяет… Хотелось бы ему, чтобы он был его отцом. — Ты знаешь, Чонгук, что я скажу. Конечно, ты не должен был им позволять… — он морщится. — Но обязательно было пускать в ход нож? Чонгук надувает губы. — Если бы я просто припугнул их, страх бы прошел, как только они встретили бы другую омегу. А шрам останется вечным напоминанием о том, что наш пол — это не приглашение. Мужчина снова тяжело вздыхает, и Чонгуку становится немного совестно — не из-за того, что он пырнул того ублюдка, потому что сделал бы это еще сотню раз, а из-за того, что принес хлопоты полковнику. Он не возражает и никак не переубеждает Чонгука. Потому что признает, что он прав. За свой многолетний стаж он сталкивался со столькими случаями изнасилования, абьюза и домашнего насилия, что теперь целиком и полностью на стороне жертв — в любой ситуации. Зачастую единственный. А Чонгук — жертва. Мог бы ей стать, если бы не был так хорошо подготовлен. — Ладно, я придумаю что-нибудь, а ты иди, — наконец говорит он. Чонгук поднимается. Они проходили это десятки раз — именно поэтому он был так спокоен, когда ехал в участок. Единственный альфа, которому он доверяет, никогда его доверие не предает. — И еще, Чонгук, — окликает он, когда Чонгук уже берется за ручку двери. Парень оборачивается, вопросительно вскидывая брови, и мужчина по-отечески мягко улыбается, — пожалуйста, будь осторожен. Чонгук приподнимает уголки губ и кивает. Грудь распирает от благодарности, но он не умеет ее выражать, поэтому ничего больше не говорит и выходит из кабинета. И замирает. Прищуривается, глядя на парня, сидящего на стуле напротив двери. Тот, заметив его, вскакивает, путается в собственных ногах и с грохотом валится на пол. Чонгук не отрывает от него взгляда — это же явно альфа, да? Пытается подняться, что-то бормочет… Очки слетели с лица, черты которого очень красивые, мягкие и плавные, словно нарисованные аккуратной кистью. Он одет в бежевый кардиган, в свободные брюки. Волосы такого странного карамельного цвета — у корейцев такого не бывает, но они совершенно не выглядят крашеными. И запах. Это запах альфы, но он… Не вызывает в Чонгуке привычного отвращения. — Извините… — продолжает парень, поправляя очки и отряхивая брюки. — Я вас не задел?.. Чонгук вскидывает брови и складывает руки на груди, наблюдая за ним. Дверь кабинета тем временем снова распахивается, в проеме вырастает полковник Ким, осуждающе оглядывая разворачивающуюся перед глазами картину. — Тэхен, что с тобой произошло? — спрашивает он. — Ты почему собой пол протираешь? Парень понуро опускает голову, его щеки заливаются румянцем. Он надевает на плечо сумку и одергивает рукава кардигана, скорее всего, просто чтобы занять руки. А Чонгук на него смотрит, хотя обычно альфы редко удостаиваются его внимания. — Прости, пап, — сконфуженно выдавливает парень из себя, и Чонгук вздрагивает, невольно распахивая глаза и оборачиваясь на полковника. — Ваш сын?.. — выдыхает он. Чонгук не знал, что у него есть сын. Тем более такой взрослый. Хотя, наверное, это было очевидно. Мужчина добродушно усмехается, притягивает парня к себе и ерошит аккуратно уложенные волосы. Тэхен морщится, но не выказывает недовольства, его огромные глаза мягко светятся. Чонгук внезапно чувствует себя очень маленьким. — Да, пришел вот… Зачем, кстати? Их с Тэхеном взгляды встречаются всего на мгновение, Тэхен робко улыбается ему, и по коже Чонгука идут мурашки, он ежится и растягивает губы в неестественной ухмылке. — Я пойду. До свидания, эм… да, — он кивает сам себе и, развернувшись, стремительно покидает участок. Сердце глухо колотится, по ощущениям, где-то в глотке, а в носу свербит. Не то чтобы Тэхен обладал такой поразительной внешностью, но он был альфой, и это второй за очень многие годы представитель этого пола, от запаха которого Чонгука не мутит. Стойкое отвращение к альфам, которое он всю жизнь в себе вынашивал, снова дало сбой. А первый альфа, от которого Чонгука не тянет проблеваться, — это полковник. Чонгук легко себе это объяснил — он очень много лет жил с женщиной-омегой, они были по-настоящему близки, по-настоящему любили друг друга, поэтому он наполовину ей пропах, его истинный запах уже давно потерялся. Но почему запах Тэхена?.. Чонгук встряхивает головой, чтобы выбросить из нее дурацкие мысли. Тэхен — альфа. А еще они вряд ли когда-нибудь встретятся снова. А значит, нечего о нем вообще думать. Ни один альфа не заслуживает того, чтобы о нем думали. Он почти доходит до пешеходного перехода, разделяющего полицейский участок с торговым центром, в который он собирался заглянуть, чтобы купить ребятам пиццу на ужин, как его окликают. — Чонгук! Он узнает голос — это Тэхен. Шаги стремительно приближаются, и спина Чонгука напрягается — если альфа прикоснется к нему, схватит за руку, Чонгук ему вмажет и даже не подумает о том, что этот парень — сын полковника Кима… Если он схватит. Но он не хватает. Оббегает Чонгука, становится перед ним и смущенно улыбается — его щеки раскраснелись от бега, глаза под стеклами очков блестят. Чонгук выжидающе смотрит на него, про себя ощущая что-то среднее между презрением и мрачным удовлетворением — все-таки захотел подкатить. Ну кто бы сомневался. — Вы забыли в кабинете отца, он попросил передать, — парень протягивает руку, разжимает пальцы и показывает ему кастет. Чонгук едва заметно бледнеет. — Твою мать… — выдыхает он. Видимо, кастет выпал из кармана, когда он садился на диван. Боже, если бы это обнаружил не полковник, а тот самодовольный хмырь, который его допрашивал, он бы точно не сносил головы. — Ничего, — заговорщически понизив голос, ободряюще улыбается Тэхен. — Мы ничего не видели. Чонгук поджимает губы, забирая у него оружие. На секунду касается мягкой ладони — она у Тэхена большая и теплая, с длинными ровными пальцами, кончики которых немного дрожат. Они стоят близко — не настолько, чтобы нарушить личное пространство друг друга, но настолько, чтобы чувствовать запахи, и Чонгука снова совсем не мутит. Он незаметно сглатывает. — Спасибо, Тэхен, — криво ухмыльнувшись, благодарит Чонгук и, не дождавшись ответа, переходит дорогу — как раз загорается зеленый. Уже позже, прокручивая этот короткий разговор в голове в какой-то ненормальный по счету раз, Чонгук понимает одну важную вещь. Тэхен к нему не прикоснулся.

Fitz and The Tantrums — Out of My League

От светомузыки немного мутит. Из-за того, что по лицам скользит это странное сине-зелено-красное освещение, Тэхену трудно понять, кто находится рядом с ним и, самое главное, как найти тех, с кем он пришел. В который раз он убеждается, что такие места не для него. Сколько бы друзья ни пытались приучить его к тусовкам, он просто чувствует себя на них не в своей тарелке. Можете думать о нем что хотите, но Тэхен не желает бегать от себя — дома с книгой ему гораздо комфортнее. Он вздыхает, не решаясь даже пытаться искать кого-то в этой безумной толпе, и прибивается к барной стойке. — Одну колу, пожалуйста! — просит он бармена, чуть повышая голос, и тот склоняется к нему. — Виски с колой? — переспрашивает он, и Тэхен качает головой. — Нет-нет, просто колу! Спустя пару минут бармен подталкивает к нему стакан, Тэхен делает быстрый глоток, надеясь утолить жажду, но горло обжигает — мужчина, похоже, так и не услышал его. Тяжело вздохнув, Тэхен разворачивается на стуле лицом к толпе. Пить он больше не будет, но стакан все равно из рук не выпускает, просто чтобы держаться за что-то. И без того мрачное настроение падает ниже плинтуса. Горьковатый привкус виски все еще фантомно держится на языке. Что ему мешает уйти? Конечно же, обещание, что он посидит здесь минимум до полуночи. Обещание он дал друзьям, которые сейчас вообще непонятно где, и он, в принципе, вполне может слинять — вряд ли они заметят или будут проверять, во сколько на самом деле он вышел из клуба. Но это призрачное чувство — кажется, его еще называют «честью» — удерживает его на этом стуле. Обещание для Тэхена — это не просто громкие слова, это обязательство, которое он на себя берет. Друзья знают о его сумасшедшей принципиальности, поэтому редко ею пользуются, но иногда все же… Тэхен от нечего делать разглядывает толпу, мысленно перечисляя сто способов провести этот вечер куда более продуктивно. Забывается и снова делает глоток виски с колой, морщится и от греха подальше отставляет стакан обратно на стойку. Слева появляется шумная компания из нескольких альф, уже явно поддатых, и Тэхен с трудом сдерживает желание отодвинуться подальше — все-таки, это будет не слишком вежливо. Они о чем-то громко разговаривают, и Тэхен изо всех сил старается не прислушиваться. Это удается ему легко, потому что в тот же момент в толпе мелькают сиреневые волосы. Тэхен невольно напрягается, стараясь не потерять цветную макушку из вида. Сиреневые волосы Тэхен видел всего у одного человека. Какова вероятность, что именно он сейчас?.. Парень поворачивается к нему лицом, и с губ Тэхена невольно срывается громкий выдох. Это он. Тот, которого он встретил две недели назад в отцовском участке, омега с выразительными глазами и кривоватой ухмылкой. Не то чтобы Тэхен из тех, кто может влюбиться с первого взгляда и напрочь потерять покой. В нем вообще не очень много от романтика — друзья порой шутят, что самое романтичное, что Тэхен может сделать, — это не съесть порцию своей пары в ресторане. Тэхен с ними решительно не согласен. Он не какой-нибудь тугодум, не умеющий ухаживать за омегами, он просто не считает, что омеги — это какие-то безвольные цветки, которые нужно поливать вниманием, и относится к ним соответствующе. Ну, то есть, как к равным. К любви Тэхен подходил так же, как к выбору профессии, — разумно, рационально и с огромной ответственностью. Никогда не поддавался эмоциям да и в принципе редко встречал омег, с которыми ему хотелось… ну, например, подержаться за руки. Или поцеловаться. Он держал их на почтительном расстоянии, как и всех остальных знакомых, только если они не были друзьями, конечно же, как, например, с Чимином. Поэтому то, что этот парень, которого Тэхен встретил всего однажды, так запал ему в мысли, — странно. «Запал в мысли» — это не значит мелькал там порой, когда что-то вдруг напоминало о нем. «Запал в мысли» — это значит решительно не выходил из них ни днем, ни ночью. Это стало одной из причин, по которым Тэхен вообще согласился сегодня поехать в клуб. Он надеялся развеяться и немного встряхнуться, чтобы перестать думать о том, кого, скорее всего, никогда бы больше не увидел. То есть, мог бы, конечно, если бы узнал у отца о нем, но Тэхен ни за что бы не начал расспрашивать о чем-то подобном. На такой разговор с отцом у него бы точно не хватило смелости. К тому же, вся эта история с кастетом, который парень таскает в кармане, как какой-то сраный блеск для губ, должна неплохо так отрезвлять — вряд ли спокойные и уравновешенные люди носят с собой кастет. Им ведь еще пользоваться надо уметь, это не перцовый баллончик, которым достаточно пшикнуть в лицо противника. Почему-то в том, что Чонгук умеет пользоваться кастетом, никаких сомнений не возникает. Возможно, все дело в том, что Чонгук просто не похож ни на одну омегу из его окружения. Тэхен учится в престижном университете на престижном факультете, окончил частную школу-пансион в Англии, он редко бывает рядом с отцом и чаще проводит время с матерью, которая держит свой свадебный салон с довольно высокими ценниками. Омеги, которых он видит, ухоженные, утонченные и одетые с иголочки в деловые костюмы, строгие платья, они носят удобные однотонные туфли, всегда собирают волосы в простые прически, из которых не выбивается ни прядки, и никогда не красят ярко губы. Они никогда не бывают слишком полными, слишком мускулистыми или слишком худыми — всегда одинаково стройные и среднего роста. Тэхен, на самом деле, никогда даже не задумывался о том, насколько они все похожи. А на других омег, вроде тех, что сейчас тусуются в этом клубе под кислотную музыку и наверняка под кислотными таблетками, он и не смотрел — просто не обращал на них внимания, как не обращают внимания на каких-нибудь эн-пи-си. Наверное, потому что знал, что за пределами этих клубов они, скорее всего, тоже облачаются в строгие костюмчики и туфли на невысоком каблуке. А значит, одна из их версий — не настоящая. Тэхену всегда было лень разбираться, какая именно. А Чонгук, он… Он сразу бросается в глаза. У него мускулистые длинные ноги — наверное, даже более мускулистые, чем у самого Тэхена, и уж точно более мускулистые, чем у омег, с которыми Тэхену доводилось сталкиваться. Первое, что он заметил, когда Чонгук вышел из кабинета его отца, — это стрелку на черных капроновых колготках. Она начиналась чуть ниже колена и бежала до бедра, скрываясь под тканью свободных коротких шортов. А потом, засмущавшись того, что так бесстыдно пялится, Тэхен поднял взгляд, и, наверное, тогда… У Чонгука очень яркое лицо. Черные-черные глаза, длинные черные ресницы, светлая кожа. Накрашенные аккуратные губы, родинка под ними. Тэхен запомнил все так четко, хотя смотрел не дольше нескольких секунд — не выдержал. Высокие скулы, легкий румянец на щеках. Пушистые сиреневые волосы. Когда он поворачивал голову, среди прядей блестели сережки. Дело не в любви с первого взгляда, Тэхен точно знает. Просто такое лицо, как у Чонгука, не забывается, стоит его хоть раз увидеть. Поэтому он и не забывает. Поэтому и узнает его в ту же секунду, как видит здесь, несмотря на то, что от светомузыки все расплывается. Чонгук танцует. Так же хорошо, как, наверное, орудует кастетом. Тело изящно выгибается в такт музыке, и это настолько красиво, что Тэхен думает — что он забыл в этом чертовом клубе? Разве он не должен выступать на сцене? Им должны восхищаться целые толпы. На нем до безумия узкие джинсы и почти прозрачная кофта — Тэхен это замечает просто постфактум. Гораздо больше внимания привлекают его огромные глаза: из-за темного густого макияжа они кажутся еще выразительнее, блестят. Тэхен подвисает, глядя на его лицо. Секунды растягиваются как резинка, сердце бьется так гулко, что почти заглушает музыку, и где-то на задворках сознания мелькает мысль о том, что если он вдруг умрет прямо в этот момент, то совсем ни о чем не будет жалеть. — …с сиреневыми волосами. Тэхен слышит это неожиданно и на мгновение даже думает, что сам сказал это вслух. Прежде чем понимает, что это прозвучало от одного из парней, стоящих рядом с ним. Они говорили громко, чтобы перекричать музыку, и, видимо, то, что это могли услышать другие, их не смущало. — Снотворное у тебя? Тэхен шокированно поворачивает голову в их сторону, не успев даже подумать о том, что это может его выдать. — Да, закажи какой-нибудь коктейль подешевле, — хмыкает один из парней. Он говорит что-то еще, но уже неразборчиво. Сердце Тэхена начинает стучать быстрее. Что… происходит? Что они собираются?.. Он переводит взгляд на Чонгука, который все так же беззаботно танцует, прикрыв глаза, ослепительно-красивый в своей этой беззаботности. И от этого осознание того, что обсуждают парни рядом с Тэхеном, становится еще тяжелее. — Давайте до конца песни, — решает кто-то. — Ты пойдешь, вручишь ему коктейль… — В туалет его поведем? — Да, не хочется тачку марать… Тэхен сползает со стула. Его пальцы немного трясутся, но он и сам не может понять — от гнева или от страха. Парни даже не обращают на него внимания, всецело поглощенные наблюдением за Чонгуком. Тэхен, конечно, его практически не знает, но даже если бы это был не Чонгук, а любая другая омега, он бы не стал сидеть на месте. Кто вообще стал бы сидеть на месте, слыша, как группа парней собирается кого-то изнасиловать? Он проталкивается сквозь толпу, бросая извинения налево и направо, хотя всем на это явно наплевать. — Чонгук! — зовет он, когда достигает парня, наклоняясь достаточно близко, чтобы Чонгук его услышал, но так, чтобы его не касаться. Тот медленно поворачивается, не переставая танцевать, распахивает чернющие глаза. По коже Тэхена бегут мурашки, и на несколько долгих мгновений он забывает, что вообще хотел сделать. Во взгляде Чонгука появляется узнавание, и губы, покрытые блеском, расползаются в ухмылке. — Сын полковника! — звонко говорит он. — Не думал, что тебя привлекают такие места! Тэхен сглатывает. Было бы проще, конечно, если бы Чонгук хотя бы на секунду перестал двигаться и если бы толпа не толкала их друг к другу. — Пожалуйста, давай выйдем ненадолго, — просит он. И вот тогда Чонгук замирает. Насмешливо вскидывает брови. Окидывает Тэхена таким взглядом, словно Тэхен предложил ему секс и предложение было крайне смехотворным. Он ежится. — Зачем? — Я… — он оборачивается через плечо и замечает, что парни смотрят прямо на них, и их лица очень сложно назвать дружелюбными. — Можно я объясню, когда мы выйдем? Пожалуйста, Чонгук. Видимо, что-то в его глазах, или в выражении лица, или в тоне голоса убеждает Чонгука. Он кивает и первым начинает путь к выходу. Тэхен следует за ним, не касаясь его спины и следя, чтобы его не коснулся никто другой. Они выбираются на улицу, и Тэхен вдыхает полной грудью свежий воздух, от которого даже голова немного кружится. Стёкла очков запотевают от резкой смены температуры, и Тэхен снимает их, чтобы протереть. Чонгук оборачивается, проверяя, за ним ли Тэхен, и идет к стене, достает из кармана пачку сигарет и прикуривает. Опирается плечом о стену и сквозь полуприкрытые веки выжидающе смотрит на Тэхена. Тэхен чувствует себя рядом с ним неловко, но в то же время ему почему-то хочется продолжать находиться в его компании. Словно Чонгук — кто-то из совершенно другого мира. Тот, кого до ноющего чувства в груди хочется узнать лучше. Тот, о ком определенно есть что узнать. — Будешь? — спрашивает он у Тэхена, протягивая ему сигарету. На фильтре остался отпечаток его губ. Тэхен снова сглатывает и качает головой. Ладони потеют. — Я не курю, но спасибо. Чонгук многозначительно хмыкает и вновь затягивается. — Так зачем ты меня вывел? Тэхен хмурится и прокашливается. Взгляд Чонгука как прожектор — под ним чувствуешь себя как на ладони. — Там парни… возле барной стойки, — горло дерут слова, которые очень сложно произнести, но Чонгук не кажется тем, кто словит панику от такого. — Они обсуждали, как… подсыпать тебе что-то в коктейль и увести. В туалеты. Чонгук моргает, сигарета замирает у приоткрытых губ. А потом он вдруг смеется, откидывая голову. Тэхен чувствовал, что он не испугается, но не понимает, что в этом может быть смешного. — Тэхен, ты что, совсем глупый? Ты же сам альфа, неужели не понимаешь, что ты сделал только что? — отсмеявшись, интересуется он. Изящным щелчком отправляет окурок в полет и попадает прямо в урну. Тэхен растерянно смотрит на него. — Что?.. — Спро-во-ци-ро-вал. Они планировали трахнуть меня, а тут другой альфа увел меня из-под их носов, — закатывает глаза Чонгук. Отлипает от стены, лезет в карман. Глаза Тэхена непроизвольно расширяются, когда он видит, как Чонгук достает кастет и надевает его на пальцы. Кривит лицо в отвращении. — Ненавижу альф. Тэхен окончательно теряется. — Ты что, и вправду совсем не боишься? — не в силах скрыть благоговение в голосе, шепчет он, и Чонгук фыркает. — А ты что, правда думаешь, что меня можно напугать? И ровно в этот момент дверь, из которой они вышли, распахивается, и те самые отморозки, которые стояли у барной стойки, вываливаются наружу. Тэхен невольно отшатывается, и что-то в груди сжимается. Их пятеро, и трое выглядят гораздо крупнее их с Чонгуком, а один — их с Чонгуком вместе взятых. Тэхен совершенно не умеет драться, а Чонгук… даже если умеет, сможет ли выстоять против пятерых? — Бежим? — полным паники шепотом предлагает он, и Чонгук смеряет его насмешливым взглядом, прежде чем повернуться к парням. — Что такое, мальчики? Вышли проветриться? — хмыкает он, пряча руку с кастетом за спину. — Конфетка, бросай своего очкарика и пошли с нами, — не размениваясь на прелюдии, предлагает один из парней. — Мы покажем тебе звезды. Чонгук закатывает глаза. — Заманчивое предложение, конечно, но я все-таки верен своему альфе, — он кивает в сторону побледневшего Тэхена. — Поэтому отъебитесь по-хорошему. Парни медленно их окружают, но Чонгук совершенно не кажется обеспокоенным этим фактом, а вот Тэхен чувствует себя так, как будто вот-вот отдаст душу небесам. — Омежки не должны так выражаться, сучка, — с ухмылкой говорит парень, приблизившийся к Чонгуку почти вплотную. — Не боишься, что можешь отхватить по своему хорошенькому личику? Чонгук приторно улыбается, но его взгляд холоднее льдов Арктики. Альфа поднимает руку, явно собираясь его коснуться, но не успевает — Чонгук размахивается почти молниеносно и бьет по челюсти кастетом. Тэхен словно в замедленной съемке видит, как из его рта брызгает кровь и летит парочка зубов. — Отойди за меня, — цедит Чонгук, сосредотачиваясь, потому что теперь уже парни не стараются строить из себя кого-то — бросаются на них все одновременно. Тэхен совершенно не умеет драться, но совершенно точно не собирается оставлять Чонгука одного и прятаться за его спиной, поэтому пытается замахиваться кулаками, но получает гораздо чаще, чем бьет. Вообще, он не уверен, что бьет хоть раз, если честно. Очки слетают с лица почти сразу и он практически перестает различать окружающее. Он не успевает следить за Чонгуком, а в какой-то момент и вовсе теряет нить происходящего, потому что все лицо саднит, как будто его покусали десять пчел одновременно, костяшки пальцев ноют, а еще возникает тянущее чувство где-то возле ребер. Тэхен надеется, что их не сломали. Спустя какое-то время, которое ощущается одновременно и как секунда, и как бесконечность, он обнаруживает себя сидящим на земле. Чонгук склоняется над ним, водружая на нос очки, на левом стекле которых появилась трещина. Тэхен моргает несколько раз. Стирает кровь, которая идет из носа и пачкает губы. Задевает сами губы, которые тоже разбили. — Порядок? — интересуется Чонгук, протягивая ему ладонь. Тэхен хватается за нее и с трудом поднимается. Сам Чонгук выглядит практически безупречно — только тени размазались в уголках глаз. Вокруг них без сознания лежат все пять альф, и Тэхен, шокированно их оглядывая, понимает, что вряд ли в этом есть его заслуга. — Я же тебе сказал держаться подальше. — От меня совсем пользы не было, да? — тоскливо тянет он, и Чонгуку, видимо, становится его жалко, поэтому он немного смягчается. — Ну, ты отвлекал их, так что, можно сказать, помог. Но мог бы и не лезть — тогда бы помог еще больше. — Я не мог оставить тебя одного, — упрямо хмурится Тэхен. Бровь тоже саднит, и он касается ее пальцами, ощущая липкую влагу. Взгляд Чонгука меняется в то же мгновение — становится презрительным и холодным. — Думаешь, раз я омега, то не могу за себя постоять? — цедит он. Тэхен замирает и удивленно смотрит на него. — Нет, я… остался бы, даже если бы ты был альфой, — из-за неуверенного тона его утверждение звучит как вопрос. — Ведь их пятеро. Пятеро против одного — как-то нечестно. Чонгук внимательно разглядывает его, а потом снова тянется в карман за пачкой сигарет. Вытягивает одну окровавленными пальцами, сует в рот и поджигает — с первого раза не получается, и он нервничает. — Что делать с тобой, горе? — спрашивает он у Тэхена, глядя куда-то вдаль. — Ты идти-то можешь? Тэхен кивает, потом понимает, что на него не смотрят, и говорит: — Ага, — и еще говорит: — Коктейля молочного хочется. Тут круглосуточная кафешка недалеко, хочешь сходить? Чонгук фыркает. — Ты что, яйца свои ко мне катишь? После того, как я увидел, что тебя отпиздила группа альф, которых я уложил на лопатки? Тэхен растерянно моргает, но совсем не обижается на его слова — все-таки Чонгук сказал правду. Кроме части с яйцами, конечно. — Да нет… Просто предложил, — он пожимает плечами и морщится от настойчивой боли в ребрах. — Если ты не захочешь, я без тебя пойду. Да и вообще… я пацифист ведь. Чонгук снова щелчком отправляет окурок в урну, но он падает прямо на лоб лежащему у нее без сознания парню. Чонгук мило хихикает, словно увидел самую очаровательную картину в своей жизни, и поворачивается к Тэхену. — Паци… кто? — Пацифист. За мир, — терпеливо поясняет Тэхен. Чонгук качает головой. — Понятно все с тобой, маменькин сыночек. Где там твоя кафешка? Веди. На часах всего одиннадцать вечера.

Justin Bieber — Deserve You

По пути к кафешке Чонгук достает телефон, чтобы позвонить Хосоку. Пальцы неприятно стягивает из-за запекшейся крови, но у него с собой нет салфеток, а Тэхена просить не хочется. Он вообще не знает, если честно, зачем с ним пошел. Не то чтобы он опасается того, что посреди ночи идет непонятно куда с альфой — Тэхена, наверное, можно уложить на землю, просто щелкнув по лбу и приложив немного силы. Хотя это спорный вопрос, конечно, ведь порой человек, к которому ты привык и рядом с которым расслабился, может воспользоваться тобой в гораздо более жестокой манере, чем незнакомец. Но, при всем недоверии к альфам и положа руку на сердце, Чонгук почему-то уверен, что конкретно Тэхен и мухи обидеть не способен. Просто сам факт того, что Чонгук согласился на предложение альфы, сводит с ума — если, конечно, знать Чонгука. Он ради альфы даже палец не поднимет, не говоря уже о том, чтобы плестись в какое-то кафе за молочным коктейлем посреди ночи после выматывающей драки. Но запах Тэхена не вызывает у него отторжения, и Чонгуку все еще хочется узнать, почему. Да и сам Тэхен какой-то… непохожий на альфу. Он ни разу к нему не прикоснулся, даже в клубе, где привлечь внимание таким способом было бы совершенно естественно. Он не ведет себя как альфа, не старается показаться бесстрашным, уверенным, всезнающим. От его истеричного «бежим?» Чонгуку до сих пор смеяться хочется. Он словно бы простой как чистое стеклышко, можно посмотреть на него и все увидеть насквозь. Тэхен с ним не флиртует, хотя явно смущается его присутствия. Любой бы пытался флиртовать, как минимум непроизвольно. Чонгук это ненавидит в них. Тэхен идет молча, изредка бросает на него взгляды, шаркает ногами. Такой смешной и несчастный со своим подбитым носом. Чонгук тихо фыркает и качает головой. Какой же он нелепый. В этот момент Хосок берет трубку. — Чонгук? Что-то случилось? — сквозь динамик слышится музыка, но приглушенно — видимо, Хосок вышел куда-то из главного помещения, чтобы поднять телефон. — Хен, я ушел из клуба. Проследи, пожалуйста, за Минхао и Йеджи, не оставляй их одних, — просит он. — Хорошо, мы тоже уже домой собирались, — немного растерянно отвечает Хосок. — Я пока не дома, так что не переживай, если меня вдруг не обнаружишь, — говорит он, мельком глянув на Тэхена. Тот прислушивается к его разговору и даже не пытается это прятать. Чонгуку интересно, спросит ли он потом, кто это был. Ведь альфы так любят все контролировать. — Не дома? А где? Во сколько вернешься? — Не знаю, думаю, к часу где-то… Не переживай за меня, хен, я могу за себя постоять, — хмыкает Чонгук. — Я не переживаю за тебя, я переживаю за тех, кто может пристать к тебе на улице, — смеется Хосок. — Ладно, я пойду, там что-то до Хао докапываются… А, погоди, он и сам вроде справился. Ой. Ой! Его выгоняют из клуба! Йеджи, идем скорее, не теряйся- Слышатся короткие гудки, и Чонгук непонимающе смотрит на телефон. Не то чтобы он беспокоится — и Минхао, и Йеджи, и тем более Хосок могут кому угодно надрать задницу, но что там у них, черт возьми, происходит? — Все в порядке? — спрашивает Тэхен, и Чонгук поворачивает голову к нему. Они сталкиваются взглядами, и в глазах Тэхена читается искреннее участие. — Да, — кивает Чонгук, и Тэхен ободряюще улыбается уголками губ. Он не интересуется, кто ему звонил. Вместо этого говорит: — Мы дошли, — и кивает на кафе, которое находится в нескольких шагах от них. — Тут очень вкусные молочные коктейли, но только клубничные и ванильные, шоколадные советую не брать. Но еда тут, если честно, не очень. Хотя картошку фри советую — она что надо! Чонгук кивает, усмехаясь и первым проходя внутрь. У Тэхена приятный голос — низкий, но не грубый, ровный, мягкий. Даже когда он несет какую-то чушь про молочные коктейли, его хочется слушать. — Я сам сделаю заказ. Что ты будешь? — интересуется Тэхен, когда Чонгук выбирает столик подальше от кассы, за которой стоит скучающая девушка, сонно надувающая пузыри из жвачки. — Возьми то же, что и себе. Тэхен уходит, а Чонгук устраивается за столиком, оглядывая интерьер кафе. Он простой и не цепляет взгляд — типичная забегаловка. На стенах висят плакаты каких-то малоизвестных фильмов, столы накрыты полосатой клеенкой. Несколько минут спустя возвращается Тэхен, садится напротив и слабо улыбается. В уголке его губы запеклась кровь. Чонгук подпирает щеку ладонью, не отводя от Тэхена глаз и с удовлетворением замечая, как его скулы почти сразу розовеют. — Ну что, сын полковника, расскажешь, что ты делал в клубе? — наконец заводит разговор он. Тэхен пожимает плечами, складывая аккуратными пальцами чек и снова его разворачивая. — С друзьями пришел. Такие развлечения, на самом деле, не для меня, поэтому я не часто в клубах бываю. — Готов поспорить, — усмехается Чонгук. — А как ты обычно проводишь свои вечера тогда? Тэхен стреляет в него взглядом из-под ресниц, выдавая свои сомнения. — Я… люблю читать. В груди Чонгука разливается что-то теплое и смешливое, отчего хочется улыбнуться, но он сдерживается. Почему-то он не желает, чтобы Тэхен посчитал, будто он насмехается над ним. Очень редко альфы признаются, что предпочитают чтение походам в клуб. — А учишься ты — дай угадаю — на полицейского? Тэхен вскидывает брови и разводит руками и в беспомощном жесте, и чтобы продемонстрировать свой внешний вид. — Посмотри на меня, неужели я похож на полицейского? Тэхен выглядит нелепо — он в широком бежевом кардигане и белой рубашке, на носу очки с трещиной, губа разбита, глаз подбит, карамельные волосы растрепались и торчат во все стороны. Становится еще нелепее, если вспомнить, что в таком виде он был в клубе. У него удивительное лицо — вроде такое взрослое, серьезное, черты мужественные, но стоит ему улыбнуться или покраснеть, неловко отвести взгляд, как он сразу похож на ребенка. Чонгук не сдерживается и смеется, и Тэхен на мгновение зависает. — Ладно, на кого же ты тогда учишься? Почему-то в том, что Тэхен абсолютно точно учится в университете, Чонгук даже не сомневается. И, в принципе, оказывается прав. — На прокурора, — скромно признается он. Чонгук меняется в лице всего на долю секунды, но потом берет себя в руки — откидывается на спинку красного диванчика, обтянутого дешевой кожей, складывает руки на груди и вскидывает брови. — Недалеко от полицейского-то ушел, — замечает он. Тэхен снова пожимает плечами, но ответить не успевает: сонная девушка, которая стояла на кассе, притаскивает им две тарелки с картошкой фри и какими-то соусами и два коктейля, судя по цвету — ванильных. Чонгук подозревает, что она это все и готовила. — Сколько я тебе должен за все это? — спрашивает он, когда девушка уходит, и Тэхен моргает, как-то глупо глядя на него. — Нисколько. Чонгук прищуривается, изнутри тут же полощет злостью, как бывает всегда, стоит ему почувствовать снисхождение. — Мы не на свидании, и то, что я омега, не значит, что ты должен за меня платить, — раздраженно цедит он. Тэхен внимательно смотрит в его лицо, и его взгляд ни на секунду не меняется — остается таким же мягким и проницательным. — У тебя какой-то пунктик на этом? — догадывается он, и его голос не звучит насмешливо или снисходительно — он просто задает вопрос. И не дожидается на него ответа. — В любом случае дело не в том, что ты омега или что я на что-то рассчитываю. Просто тебя сюда позвал я. Я всегда плачу, если зову кого-то в кафе. Тэхен объясняет все ровным тоном, не осуждает и не отчитывает, но Чонгук все равно почему-то вдруг чувствует себя ребенком. Да, он ненавидит альф. Ненавидит снисхождение по отношению к себе и к своему полу. Он ненавидит то, что они агрессивно одеваются, агрессивно себя ведут, агрессивно пахнут. В нем выработалось такое стойкое отвращение ко всему, что связано с ними, что он никогда бы не подумал, что будет сидеть в полночь с альфой в дешевом кафе и ощущать легкий стыд за то, что предположил, что альфа поведет себя как альфа. Тэхен не пахнет агрессивно, вдруг понимает Чонгук. Он одет в мягкую одежду мягкого цвета, он мягко разговаривает и мягко смотрит, и он мягко пахнет. Вот почему его не тянет или проблеваться, или огрызнуться при виде него. — Ты не сможешь меня понять, — тихо отвечает Чонгук. — Поэтому я не буду оправдываться. Тэхен кивает. — Я и не хочу, чтобы ты оправдывался. И я… возможно, и правда не могу тебя понять. Но ведь я могу попытаться. — Мне не нужно, чтобы ты меня понимал, — снова бурчит Чонгук чисто из вредности, и по губам Тэхена скользит легкая улыбка. — Хорошо, как скажешь. Чонгук поднимает голову и замечает в его взгляде неожиданно задорные огоньки. Он считает его забавным ребенком. И впервые Чонгуку не хочется казаться сильным взрослым. Они едят в молчании, но оно не колется и не давит на плечи. Тэхен ест аккуратно, жует тщательно и с закрытым ртом, а Чонгук как всегда умудряется накапать на себя коктейль, когда слизывает его с обратной стороны трубочки, роняет на штаны картошку фри и весь перемазывается соусом. Тэхен не делает ни единого замечания ему и даже не смеется, только молча подает салфетки и смотрит на него так, словно Чонгук — какой-то необычный и пугающий аттракцион, на котором хочется прокатиться, но страшно. Когда они расправляются со своими порциями и допивают коктейли, Чонгук вдруг ловит себя на мысли, что совсем не хочет прощаться с Тэхеном. Он не знает почему, и он устал пытаться искать объяснения. — Хочешь, я научу тебя драться? Тэхен, занятый тем, что протирает салфетками стол, резко вскидывает голову и расширяет глаза. Чонгук, если честно, даже немного надеется, что он скажет что-то вроде «с ума сошел? чтобы я позволил омеге учить меня драться?». Что-то, что сказал бы любой другой альфа, которого Чонгуку только доводилось знать. Тогда бы все стало гораздо проще. Чонгук бы поднялся и без лишнего сожаления ушел, как делал это всегда. Но скулы Тэхена заливаются румянцем. — Ты серьезно? Боже, если ты серьезно, то я… На самом деле, я был бы очень рад. Чонгуку хочется вцепиться ему в шею, закричать в лицо. Посмотреть, выведет ли это Тэхена из себя. Назовет ли он его «гребаной истеричной омегой» или «чертовой течной сукой», как его называют другие альфы. Сделает ли он хоть что-нибудь, что заставит Чонгука убедиться в том, что все они одинаковые. Что их абсолютно всех стоит ненавидеть, ведь они не заслуживают других эмоций. У Чонгука такое чувство, что у него медленно едет крыша, и Тэхен ее толкает. — Почему ты решил стать прокурором? — вдруг спрашивает он. Тэхен удивляется вопросу, но никак это не комментирует, просто серьезно задумывается. Облизывает губы. Опускает взгляд. Между бровей пролегает едва заметная морщинка. — Хочу, чтобы все ублюдки получали заслуженное наказание, — тихо отвечает он, и Чонгук растягивает губы в ухмылке, но она не касается его глаз. Что-то внутри обрывается, холодеет. — Ты думаешь, у тебя хватит яиц? Мне кажется, стоит какому-нибудь насильнику жалобно на тебя посмотреть, как ты тут же смягчишь ему срок. Тэхен не улыбается в ответ. Он смотрит на него и кажется необычайно строгим. — Может быть, я мягкий человек, но я не тряпка, — вдруг говорит он, и ухмылка сползает с лица Чонгука. — Люди часто путают мягкость и доброту с безвольностью, но это неправильно. То, что я никогда бы не ударил человека, не значит, что я позволю мной играть. Я всегда хотел… — короткий вздох срывается с его губ, и он почти беспомощно приглаживает волосы. — Всегда хотел, чтобы все чувствовали себя в безопасности. Отец работает ради этого, и я… тоже буду стараться. Чонгук вглядывается в его глаза, и ему совсем-совсем не нравится щекочущее теплое чувство, которое разливается в груди в этот момент.

Taylor Swift — Treacherous

То, что он влюбился в Чонгука, Тэхен понимает довольно быстро и принимает абсолютно спокойно. Наверное, еще увидев его в первый раз, он сразу осознал, что если они начнут общаться, то он влюбится. Это было что-то неизбежное, как высоченная стена, загораживающая дорогу, которую никак не обойти, — можно только войти в дверь, прекрасно зная, что это верный путь в ловушку. Да, он принимает это спокойно. Без внутренних перипетий, без споров с самим собой, без попыток отрицать. Чонгук постоянно в его мыслях, и Тэхен даже не старается его оттуда прогнать. Так же спокойно он принимает и факт того, что его чувства останутся безответными. То есть нет никакого шанса, что Чонгук видит в нем кого-то кроме простоватого нелепого сына полковника, которого он теперь трижды в неделю за небольшую плату (на которой настоял Тэхен) учит самообороне. Поначалу они встречались два раза, но Чонгук посчитал, что Тэхен совершенно безнадежен и им нужно тренироваться больше. Но чаще, чем три раза, они заниматься не могут — у Тэхена пары, а у Чонгука свои дела. Тэхен подозревает, что он промышляет мелкой криминальщиной, но прямо интересоваться не решается — никогда не знаешь, когда Чонгуку придет в голову пустить в ход свой нож. Чонгуку, наверное, нравятся другие альфы, не такие, как Тэхен. Такие же отвязные, бесстрашные и сильные, как и он сам. Тэхен не старался таким показаться — ему не хотелось, чтобы Чонгуку понравился кто-то, кем он на самом деле не является. Да даже если бы Тэхен постарался, он подозревает, что вряд ли бы у него вышло. В общем-то, чувства ему нисколько не мешают. Они живут у него в груди, где-то под сердцем, щекочут, когда Чонгук смеется, расцветают, когда он сосредоточенно что-то ему объясняет, болезненно ноют, когда они расстаются. Он их никак не показывает. Из-за того, что Тэхен ни капли не рассчитывает на взаимность, ему легко сохранять их отношения такими же, какими они были. Хотя иногда, конечно, эта влюбленность становится настолько сильной, что мешает ему дышать. Как сейчас, например, когда Чонгук стоит перед ним в сером спортивном костюме, сиреневые волосы влажные от пота и торчат во все стороны, а на чистом лице сосредоточенное выражение. Он смотрит что-то в телефоне, засунув одну руку в карман, и периодически облизывает приоткрытые губы. Тэхен до сих пор не может до конца привыкнуть к такому его внешнему виду. Кажется, будто Чонгук снимает перед ним всю свою броню. Тэхен сидит на полу, привалившись к стене и глядя на него. Все тело ноет — Чонгук не щадит его на тренировках, швыряет по всему залу как тряпичную куклу. Но не то чтобы Тэхен жалуется. На самом деле, он знает, что становится лучше, — его уже не так легко застать врасплох, он быстрее ориентируется, когда Чонгук нападает, знает, какой блок поставить, чтобы смягчить удар. Просто у него очень серьезный противник. Чонгук вдруг переводит на него взгляд и ухмыляется. Это не злая и не презрительная ухмылка, которой он частенько награждает окружающих. Тэхен уже научился различать. Это ухмылка «ты прикольный, мне нравится, что ты возишься поблизости, ты как мой ручной зверек». — Живой? — Ты перестарался сегодня, — жалуется Тэхен и поднимает руку. Рукав широкого лонгслива сползает, демонстрируя наливающиеся синяки. На лице Чонгука появляется искреннее сожаление. — Извини. Он подходит ближе и плюхается рядом с ним, легонько подталкивая его плечом. Тэхен смотрит в его глаза, и дышать снова становится тяжело, поэтому он поспешно отворачивается. — Я не рассчитываю силу и забываю, что у тебя такая тонкая кожа, — виновато говорит он. — Ничего, — неловко смеется Тэхен. — Просто отец думает, что меня избивают в университете. Чонгук моргает, глупо глядя на него. — Ты шутишь? Он думает, что к тебе пристают отморозки? — он хохочет. — Не поверю, что такое может быть! Тэхен вздыхает. — Вообще-то, такое было, — тихо говорит он, и смех Чонгука резко обрывается. Он снова моргает. — Оу. Эм, — Чонгук мнется, явно не зная, что на это ответить. Тэхен пожимает плечами. — В этом нет ничего страшного, правда, — успокаивает он. — Отец скорее был разочарован во мне, чем обеспокоен происходящим. Тэхен не врет — ничего страшного не происходило. Не то чтобы он был совсем безнадежной грушей для битья, все-таки, все знали, что он сын полицейского. Просто он никогда не давал сдачи. Просто он мягкий человек. И порой этим пользуются. — Ты не говоришь ему, что занимаешься со мной? — вдруг спрашивает Чонгук, и Тэхен качает головой, легко улыбаясь. — Мой отец слишком консервативен, чтобы спокойно это принять. Чонгук прищуривается. — Я не думал, что полковник Ким с предубеждением относится к омегам, — холодно отрезает он, и Тэхен вскидывает брови, изумленно глядя на него. — Нет… нет, что? Дело не в том, что ты омега, что за чушь? Дело в том, что я сын полковника. Это я должен учить тебя драться, а не наоборот. Они долго молчат, и Тэхен ощущает себя обязанным объясниться, потому что он знает, что у Чонгука на этом пунктик, и он не хочет заставлять его чувствовать себя плохо. — В нашей семье нет никакого разделения. То есть есть, конечно, — он беспомощно вздыхает. Подбирать слова так сложно. — Но отец никогда не акцентирует на этом внимание. Он помогает маме таскать тяжелые сумки, не потому что она омега и он считает ее слабой. А потому что хочет облегчить ее ношу, ведь он ее любит. И со мной то же самое. Он требует от меня определенных вещей, не потому что я альфа, а потому что я сын уважаемого полковника, понимаешь? Но я не соответствую его стандартам, потому что я слишком… слишком, — он вымучивает улыбку. Чонгук кивает, и Тэхену становится немного легче. Он чувствует, что Чонгук смотрит на него, но не решается встретить его взгляд. Ему, возможно, немного стыдно за самого себя перед этим парнем. То, что Чонгук умеет так хорошо драться, то, что он ничего не боится, то, как он вызывающе одевается и ведет себя, — он и вправду бросает вызов, и Тэхен подозревает, что он не просто так стал таким, что его что-то вынудило научиться нападать и защищать себя. И поэтому ему стыдно. Потому что его тоже вынуждали, но он так и не смог стать хоть немного жестче. — Слушай, я давно хотел спросить, — разрывает тишину Чонгук, и прежде чем Тэхен успевает забеспокоиться о том, что он хочет продолжить неприятную тему, он говорит: — Почему ты не прикасаешься к людям? Тэхен удивленно округляет глаза. — Подожди, но я только что держался за твои плечи, пока ты укладывал меня на лопатки, — улыбается он, и Чонгук фыркает. — Я не об этом, тупица. Ты не прикасаешься к людям без необходимости. У тебя какой-то пунктик? Он подцепил эту фразу от Тэхена еще в ту ночь, когда они ходили в кафе после клуба, и теперь пихает ее везде, и ему неважно, подходит она или нет. Тэхен наконец понимает, о чем он. — А… нет, у меня нет пунктика, — все с той же улыбкой отвечает он. — Я просто стараюсь не прикасаться к людям, пока не уверен, что они чувствуют себя на сто процентов комфортно по этому поводу. Чонгук долго молчит, и Тэхен уже пугается, что сказал что-то не то, как тот интересуется: — Почему? — Как-то в школе я схватил за руку девочку, — объясняет Тэхен. — Хотел добежать с ней до кабинета, потому что мы опаздывали. А оказалось, что у нее какая-то нетерпимость к чужим прикосновениям, кажется, это одна из форм ОКР? Я не уверен, если честно. В общем, после этого у нее случилась паническая атака, и я чувствовал себя ужасно. С тех пор я осознал, насколько… — он кусает губу, пытаясь сформулировать. — Насколько личное пространство… важно? Что-то вроде того. И стараюсь не нарушать его, если не получаю прямое разрешение на это. Чонгук смотрит на него, о чем-то размышляя, а потом бормочет так тихо, что Тэхен не уверен, что это требует ответа: — Ты как будто, черт возьми, из какого-то другого мира… Но он все равно отвечает: — На себя посмотри! Ты как-то пришел на тренировку с заколками с хэллоу китти в волосах и вытащил из-под толстовки нож, чтобы он не мешал. — А ты хотел, чтобы я его оставил? И вообще, я уже сто раз сказал, что просто забыл заколки снять! — возмущается Чонгук, и Тэхен прыскает. — Конечно, как скажешь… Чонгук снова пихает его в плечо и поднимается, подавая руку. Его лицо светится от яркой улыбки, и Тэхену больно смотреть, но не смотреть он не может. Хватается за его пальцы и встает. — Давай продолжим, — говорит он и отпускает его ладонь, и Тэхен с трудом сдерживает порыв потянуться за ним. Чонгук учит его защищаться от удушающего захвата, и Тэхен довольно быстро схватывает последовательность действий. Они повторяют это несколько раз, и каждый раз Чонгук остается недоволен. — Слишком медленно! — ворчит он. — Нападающий не будет ждать, пока ты вспомнишь, какую руку использовать, чтобы отбиться. Они пытаются снова. — Я бы уже сломал тебе шею к этому моменту. И снова. — Прекрати мешкаться! Ты не причинишь мне боли. Сопротивляйся! И Чонгук добивается успеха — к концу тренировки Тэхен может за считанные секунды выбраться из захвата. А еще едва стоит на ногах. За окном уже давно стемнело, и улицы пустуют, когда они выходят из зала, который Чонгук запирает на ключ. — Проводить тебя? — спрашивает Тэхен, и Чонгук бросает на него насмешливый взгляд. — А может, мне тебя? — Эй! — обиженно восклицает Тэхен. — Вообще-то, я прекрасно могу за себя постоять, не недооценивай моего учителя! Чонгук смеется, беззаботно и громко. До недавнего времени Тэхен даже и не знал, что он так умеет. Иногда он думает, что и дальше предпочел бы не знать, — может, тогда у него было бы больше шансов не влюбиться в него так безнадежно. Но потом отметает эти мысли. Потому что смех Чонгука стоит любых страданий. — Ладно, пойдем, — кивает он в противоположную от дома Тэхена сторону, и Тэхен не может поверить, что в этот раз Чонгук действительно согласился, чтобы он его проводил. До этого он пытался предложить пару раз, — не то чтобы думал, что Чонгуку понадобится его защита, просто хотел провести с ним чуть больше времени, — но Чонгук только посмеивался над ним. И что бы ни заставило его согласиться в этот раз, Тэхен благодарен. — Твои родители не переживают, что ты так поздно возвращаешься? — спрашивает он, пока они медленно бредут по улицам, которые Тэхен, если честно, не очень хорошо знает. На обратном пути, наверное, придется использовать навигатор. Он узнал, что Чонгук младше него на три года, а значит, ему всего восемнадцать лет. Когда Тэхену было восемнадцать, его мать все еще переживала, когда он приходил домой слишком поздно, пока отец ворчал, что для альфы это абсолютно нормально. — Не думаю, — пожимает плечами Чонгук. — Сложно переживать о чем-то, когда ты мертв. Тэхен спотыкается, и Чонгук оборачивается. Ухмыляется, увидев шок на его лице. — Не переживай так сильно из-за чужих проблем, гуд бой. А то однажды ты услышишь очень грустную историю от кого-нибудь, и твое сердце разорвется. Тэхен сглатывает и прячет взгляд. Что-то внутри него немного стягивает. — Ты так легко говоришь об этом… — А чего бы мне было сложно говорить об этом? — искренне удивляется Чонгук. — Они погибли, когда мне года два от силы было. При всем желании не могу скорбеть по тем, кого не помню. К тому же у меня есть брат старший. И еще моя банда. Тэхен поднимает уголки губ в легкой улыбке и качает головой. Да, он слышал про банду, хоть до сих пор плохо понимает, что именно это значит. — Расскажи про свою банду, — просит он. Чонгук ухмыляется, но его глаза начинают по-особенному мягко светиться. — О, они все чокнутые, — нежно говорит он, засовывая руки в карманы. Тэхен смотрит на красивый профиль его лица и думает — ну, конечно, с таким-то лидером. — Нас двенадцать человек всего: я и мой брат Хосок, Джонхан, он самый старший из нас. Четыре девушки — Чеен, Йеджи, Йерим и Вонен. Минхао, мой ровесник, он китаец, кстати. Еще Ренджун, Донхек и Субин — они тоже одногодки. Ренджун и Донхек постоянно ругаются, но на самом деле в любой ситуации стоят друг за друга горой. И Бомгю. Он наш младший. — Твой любимчик? — хмыкает Тэхен. Ответ Чонгука совершенно не удовлетворяет его любопытства — так хочется узнать больше. Узнать, как они оказались все вместе, узнать, как они живут. Хочется, чтобы у имен появились лица. — Ну… — Чонгук задумывается. — Конечно, я привязан к ним ко всем. Но у нас с братом живут только Йеджи, Ренджун, Вонен и Бомгю, и младший, он… Он как бы вырос со мной? Поэтому, наверное, я испытываю к нему более нежные чувства. Они доходят до переулка, и Чонгук улыбается. — Спасибо, защитник. Не знаю, как бы я добрался без тебя. Аж поджилки в темноте трясутся! — насмешливо, но не зло восклицает он, и Тэхен розовеет, но закатывает глаза. — Поменьше язвительности, Чонгук, и люди к тебе потянутся. — Босс! — раздается внезапно со стороны, и они синхронно оборачиваются. Чонгук вскидывает брови. К ним бежит мальчишка лет четырнадцати. — Бомгю, ты почему на улице в такое время? — Чеен осталась у нас на ночь! — объясняет он, с трудом переводя дыхание. — И отправила меня в магазин за медовыми чипсами! Глаза у Бомгю на пол-лица, улыбка яркая и заразительная, если не знать, что они с Чонгуком не кровные родственники, можно подумать, что это его младший брат. — Эта девчонка… — цедит Чонгук, обнимая мальчика за плечи и притягивая к себе. Тот переводит любопытный взгляд на Тэхена и, совершенно не стесняясь, втягивает носом воздух. — Альфа? Это тот самый Тэхен, о котором ты рассказывал, босс? Тэхен резко вдыхает, как будто его бьют под дых, и округляет глаза. Чонгук говорил о нем? — Да, тот самый, которого я пытаюсь научить драться, в чем терплю страшную неудачу, — говорит Чонгук, и волнительное чувство в груди Тэхена меняется на мучительный стыд. Ну да, конечно. Что еще Чонгук мог о нем сказать? — Да брось, босс, ты же говорил… — начинает было Бомгю, но Чонгук оперативно зажимает ему рот ладонью и приторно улыбается Тэхену. — Ну все, нам пора. Пока, Тэхен, — торопливо бормочет он. — Напиши, как доберешься до дома! Он уволакивает Бомгю в переулок, что-то настойчиво ему выговаривая, и Бомгю звонко смеется в ответ. Тэхен смотрит им вслед до тех пор, пока их голоса не замолкают, хотя темнота скрывает их фигуры почти сразу. Потом он разворачивается и направляется домой. Ему все-таки приходится использовать навигатор, и один раз он даже заворачивает не туда, но когда он почти подходит к дому, ему приходит сообщение от Чонгука. «Ты добрался?» И Тэхен думает, что это абсолютно стоит того.

Sia — Big Girls Cry

Чонгук вваливается в зал весь мокрый. Тэхен тут же вскакивает, взволнованно глядя на него. Он не двигается пару мгновений, пока наблюдает за тем, как Чонгук стягивает с себя толстовку и швыряет ее на пол. Вид голой кожи отрезвляет Тэхена, и он вздрагивает, бросаясь к сумке и доставая из нее полотенце. — Вот, возьми, — протягивает он его, и Чонгук поднимает на него мрачный взгляд. Только сейчас Тэхен замечает дорожку крови у него под носом. — Что произошло? — Какие-то ублюдки пристали, — коротко отвечает он, выхватывая полотенце и вытираясь. На его ребрах тоже видны синяки. — И зонт забыл. Нет смысла переживать. Но Тэхен переживает. Вряд ли он чем-то может помочь, кроме того, что уже дал ему полотенце. Ему так жаль, что он не может чем-то помочь. Он как-то не задумывался о том, что Чонгука заставляют платить какую-то цену за то, как он одевается и как бесстрашно себя ведет. Чонгук вытирается, и Тэхен достает из сумки запасную футболку, которую носит на случай, если вспотеет слишком сильно во время тренировки. Чонгук тихо благодарит его, всего на секунду встречаясь с ним взглядом, прежде чем одеться и отойти к стене, обессиленно упасть на пол. Тэхен неловко топчется на месте, чувствуя, как Чонгук пристально смотрит на него. — Расскажи мне секрет, — вдруг говорит он, и его голос звучит почти безжизненно. У него явно плохое настроение — редко когда его лицо кажется настолько безэмоциональным, как фарфоровая маска. Тэхен осторожно подходит ближе и садится рядом. — В детстве я случайно убил своего хомяка, — озвучивает он первое, что приходит в голову. Неловко откашливается. — Он к тому времени был у нас уже две недели. Я решил накормить его картошкой, которую мама пожарила для меня. В общем, как-то так вышло, что он объелся и умер. Чонгук фыркает, и Тэхен заливается краской. — Расскажи мне свой секрет, — просит он, просто для того, чтобы не сидеть в тишине. И Чонгук говорит: — Когда мне было тринадцать, я намеренно убил человека. Тэхен вздрагивает и ошарашенно смотрит на него. Лицо Чонгука остается все таким же безучастным, а глаза закрыты. — Это же… начало какой-то шутки, правда? — осторожно интересуется он, и почему-то кажется, что вовсе это не шутка. — Ага, — хмыкает Чонгук, изгибая бескровные губы в усмешке. — Шутки под названием моя жизнь. Тэхен молчит, не зная, что сказать, и Чонгук продолжает: — Мы с Хосоком жили в приемной семье, но родителям никогда не было до нас особого дела. Они взяли нас, чтобы получить какие-то льготы. В принципе, нас они тоже не волновали — кормили, обеспечивали, и на том спасибо. Однажды они уехали на пару дней, и к Хосоку в гости напросился одноклассник — чтобы тот, мол, с математикой ему помог, — Чонгук открывает глаза, встречаясь взглядом с Тэхеном. У него темный-темный взгляд, и Тэхена как будто засасывает на самое дно. — Хосок очень добрый. Конечно, он не отказал. Они пришли, поднялись наверх. А я сидел в гостиной, смотрел телевизор. Чонгук замолкает на какое-то время, отворачиваясь и глядя перед собой. Его глаза пугающе стекленеют, как будто мысленно он переносится в тот страшный момент. — Я проголодался, — говорит он, — поэтому решил попросить Хосока что-нибудь мне приготовить. Когда я открыл дверь комнаты, этот парень прижимал брата к кровати. Я ничего не видел даже… только то, как Хосок дергался. Он даже не зажимал ему рот. Знаешь, почему Хосок не кричал? Тэхен не уверен, что хочет знать, но Чонгук не оставляет ему выбора. — Он не хотел, чтобы я услышал. Не хотел, чтобы мне причинили вред, — Чонгук вдруг холодно улыбается. — Он меня недооценил. Я взял с его стола нож для резки бумаги и воткнул тому парню в горло. Я не целился, — да и не смог бы, мне было тринадцать, — но все равно задел артерию. Ублюдок истек кровью прямо у нас на ковре. Тэхен молчит. Что говорят в таких случаях? Он чувствует, как холодеют ладони, как судорожно сжимается сердце. В тринадцать он устраивал похороны хомяку, которого случайно перекормил до смерти. А Чонгук в его возрасте смотрел на истекающее кровью тело человека, которому воткнул в горло нож. — Я ничего не понимал, а Хосок быстро сориентировался. Он взял какую-то тряпку, стер мои отпечатки с ножа и взял его сам. И вызвал полицию. В высокие окна без перерыва хлещет дождь. Тусклые лампы мигают, создавая жутковатую атмосферу. Тэхен боится даже вдохнуть. — Хосок взял с меня обещание не открывать рот. Отец того ублюдка был известным прокурором, и всем было плевать, что это была самооборона. То есть это учитывалось, конечно, ведь признаки изнасилования были налицо, но от колонии это его не спасло. Наши приемные родители даже тратиться на адвоката не стали, а городской чередовал судебные заседания с запоями. Я пытался сказать, что это был я, но кому какое дело до этого? Хосоку было шестнадцать, он описал ситуацию от и до, его отпечатки были на ноже, все остальное никого не волновало. Ему дали пять лет колонии. Чонгук говорит так ровно и равнодушно, словно описывает историю чьей-то чужой жизни. Не своей. У Тэхена от этого мурашки бегут по коже. — Это очень… изменило меня. Я тогда, кстати, познакомился с полковником, — Тэхен понимает, что речь о его отце. — Он обо всем сразу догадался, я думаю. Меня привели к нему за какое-то административное нарушение, он просмотрел мою историю. И он привел меня в секцию единоборств. Я даже не знал тогда, представляешь, что он ее оплачивал. Думал, это бесплатно, ведь я несчастный сирота. Все эти пять лет, пока Хосок был в тюрьме, я тренировался. Становился лучше, сильнее. И я тогда будто прозрел. Видел, как обращаются с омегами. Замечал такие случаи на улицах, в окнах домов, в кафешках. Тогда же я случайно познакомился с Джонханом — он сумасшедший парень, и идея основать свою банду пришла именно ему. Он не стал лидером только потому, что реально поехавший. Чонгук говорит и говорит, захлебываясь словами. Тэхен может только завороженно слушать. За окном гремит гром. — Омеги находили нас сами. Просили приюта. Мы с Джонханом их тренировали — я владел боевыми искусствами, Джонхан — оружием. Постепенно мы становились такими сильными, что альфы из других банд не решались с нами конкурировать. Хосок вышел из тюрьмы, и я ввел его в курс дела. Поначалу не хотел, чтобы он участвовал во всем этом, я помнил, как… как ему было больно. Под конец голос Чонгука становится совсем тихим, пока не обламывается. Тэхен переводит на него взгляд и с содроганием замечает слезы на его щеках. — Я ненавижу альф, — признается он, глядя Тэхену в глаза. — Вот мой секрет. Тэхен протягивает руки и осторожно обнимает его за плечи, притягивая к себе. Его сердце пропускает удар, когда Чонгук впивается в его бока под толстовкой. Он ожидает, что тот его оттолкнет, но Чонгук прячет лицо в изгибе его шеи, и Тэхен чувствует, как кожа становится влажной от слез. — Я ненавижу альф, — хрипит Чонгук. — Но не могу ненавидеть тебя. И Тэхен обнимает его крепче. Без слов убеждает, что все в порядке. Что он принимает его. Что все так же восхищается им. — Я тот самый ублюдок, который остался безнаказанным… — выдыхает Чонгук, и Тэхен качает головой, прижимаясь щекой к его макушке. — Вовсе нет. Ты хороший человек, Чонгук. И когда я стану прокурором, я всегда буду на твоей стороне, — говорит он, не зная, что еще сказать. Даже не осознавая, что для Чонгука этого достаточно.

FKJ — Risk (feat. Bas)

Чонгук просыпается от ужасной боли. Ему кажется, что болят даже те части тела, о существовании которых он до этого дня и не догадывался, но особенно — низ живота, ноги и голова. — Блять, — стонет он в подушку, и язык отваливается от боли. Хочется есть и одновременно страшно тошнит. — Хосок!.. Естественно, брат его не слышит. Сам Чонгук едва слышит себя из-за звона в голове. У него началась течка. — Ким Тэхен, — цедит он, пытаясь подняться. Все кружится, кровать под ним будто плывет в воздухе. Живот прорезает такой дикой вспышкой боли, что он замирает на мгновение, рвано дыша. — Как же я тебя, сукин сын, ненавижу… Он встает с постели и пошатывается. У него наверняка жар, но это меньшее из всего, что его сейчас беспокоит. Нужно найти Хосока. Боль снова прорезает живот, будто в него втыкают раскаленную иглу, и он непроизвольно оседает на пол, тихо поскуливая. Это ужасно. Он чувствует себя ужасно. Еще никогда в жизни ему не хотелось умереть настолько сильно. Течки были у него всего два-три раза и очень давно. Они безусловно все были болезненными, ведь их вызывала не влюбленность в альфу, как должно быть, а глубокие нервные срывы. Последний раз это было полтора года назад. Чонгук помнит, что ощущения были не из приятных. Помнит, как Джонхан отпаивал его мятным чаем и обезболивающим. Помнит, как три дня подряд лежал в кровати почти безвылазно, потому что испытывал изматывающую усталость. Но то, что было тогда, даже близко не стоит с тем, что он испытывает сейчас. Словно все его тело изнутри разрывают раскаленные щипцы. Чонгук снова глухо стонет и пытается подняться. Добирается до двери, держась за стенку, потому что ноги опасно дрожат. Все мышцы одновременно напряжены до предела и ослаблены. Он распахивает дверь, и она бьется о стену. Чонгук идет к кухне. Сколько сейчас времени? Интересно, проснулся ли Хосок? Он спотыкается на пороге. Перед глазами все плывет. За столом сидят Хосок с Бомгю, о чем-то переговариваясь, но их голоса резко смолкают, когда они видят Чонгука. Сегодня будний день, смутно осознает он. Они завтракают, потому что Бомгю нужно в школу. Хосок вскакивает с места, бросаясь к нему, и, только почувствовав надежные руки брата на себе, Чонгук позволяет себе поддаться слабости. Все его тело будто в огне. — Боже, Чонгук, да ты же пылаешь, — бормочет Хосок. Он собирается увести его обратно в комнату, но на секунду оборачивается к обеспокоенному Бомгю. — Принеси тазик с водой, обезболивающие и завари горячий чай с мятой, она в шкафчике слева от холодильника. Бомгю кивает, тут же поднимаясь, пока Хосок придерживает Чонгука на пути в его комнату. — Присядь здесь, я поменяю тебе постель, — говорит он, когда они входят. Чонгук обессиленно падает в кресло, сквозь полуприкрытые веки наблюдая за Хосоком. Его тяжелое дыхание и шуршание простыней — единственное, что нарушает тишину. Спустя какое-то время Хосок вновь поднимает его, как большую тряпичную куклу, переодевает из мокрой насквозь пижамы в сухую одежду и укладывает в теплую постель, накрывая одеялом. — Насколько плохо ты себя чувствуешь? Чонгук не ощущает никакого желания храбриться. Ему кажется, что он вот-вот умрет. Именно это он и говорит. Хосок ласково улыбается ему, убирая со лба влажные волосы. — Ты не умрешь, Чонгук. Это просто течка — рано или поздно она закончится. Чонгук не хочет ждать, он хочет умереть. Даже день с такой болью кажется невыносимым испытанием. Он знает, что у некоторых течка — это приятное событие. У многих, наверное. Все-таки это связано в большинстве случаев с влюбленностью, с готовностью быть с партнером. Но течки Чонгука — это отрицание самого себя, эмоциональная нестабильность, нервные срывы. Они даже с альфами в основном не были связаны. Скорее с тем, что он сходил с ума, пытаясь просто выжить. Эти пылающие эмоции вызывали вспышку гормонов, а те, в свою очередь, — течку. Поэтому он, если честно, даже представить не может, как в этот период можно желать секса. Лично он желает только смерти. Но в этот раз все по-другому. В этот раз его эмоции стабильны, причин для нервных срывов нет, в его жизни все спокойно. В этот раз причина целиком и полностью заключается в другом. В том, что он влюблен, и в том, как яростно он эту любовь отрицает. И, пожалуй, Чонгуку стоит серьезно задуматься над тем, какое место он позволил Ким Тэхену занять в своем сердце. Одна мысль о нем заставляет живот скрутиться от боли, и он скулит, сворачиваясь в позу эмбриона и утыкаясь носом в мягкую ладонь Хосока. Он смотрит на него с сочувствием. Возможно, то, что Чонгук испытывает такие боли при течке, связано с его ненавистью к альфам. Течка подразумевает подчинение и отдачу, а он никогда не был готов подчиняться и отдавать что-то им. А может, это просто особенность его организма. Ведь Хосок нормально справляется с ними, а у него гораздо больше причин не желать быть с альфой. Приходит Бомгю, они с Хосоком о чем-то разговаривают, но Чонгук не вникает в слова. Хосок дает ему обезболивающее и снотворное, поит чаем, протирает шею и лицо влажным прохладным полотенцем. Укутывает в одеяло и целует в лоб. — Постарайся поспать, — просит он, и веки Чонгука словно под действием заклинания прикрываются. Но боль не отпускает даже во сне. Он стонет, в попытках облегчить ее катаясь по постели, которая снова насквозь промокает, несмотря на то, что Хосок недавно ее поменял. Все его тело пылает, а мозг как будто плавится от высокой температуры. Ему кажется, что он никогда больше не сможет подняться, и ему снится какая-то ерунда, где нужно бежать, преодолевая ломоту в теле, но непонятно — куда и зачем. От слишком резких движений живот прорезает дикая боль, и Чонгук плачет, темнота под закрытыми веками становится влажной. Хосок уходит на работу, а Бомгю — в школу, но периодически в течение дня к нему заходит Джонхан, проверяя его состояние. Он пытается его накормить, и ему даже удается — Чонгук съедает полмиски горячего супа. Потом Джонхан вновь дает ему таблетки, вновь меняет постель. Чонгук не ощущает, как идет время, — кажется, оно растягивается до бесконечности, наполненное болью, жаром и влажностью. Он осознает, что наступил вечер, только когда над ним вновь нависает Хосок. — Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно говорит он. — Джонхан сказал, что ты весь день практически проспал. — Хреново, — хрипит Чонгук, и его голос звучит отвратительно скрипуче. Хосок помогает ему приподняться и дает воды. — В этот раз твоя течка очень тяжело проходит, — нахмурившись, замечает он. Как будто Чонгук не понял до этого. Дверь хлопает, но Чонгук не понимает, кто входит. Хосок отворачивается, негромко что-то говоря вошедшему и продолжая мягко гладить Чонгука по волосам. Он не видит, как брат переглядывается с Бомгю, как последний, бросив на Чонгука опасливый взгляд, аккуратно и бесшумно забирает телефон с его письменного стола, как он выходит. Не замечает этого, потому что слишком сосредоточен на мысли о том, что его тошнит. Кружится голова. Во рту сухо как в пустыне. Низ живота дико сводит — так, что не пошевелиться. Ему ужасно плохо. Тело будто не принадлежит ему. И за все эти ощущения он ненавидит Ким Тэхена еще сильнее. Потому что он причина всего этого.

Videoclub — Roi

Когда ему звонит Чонгук, Тэхен как раз выходит из дома, потому что собирается в магазин. Вообще-то, Чонгук очень редко ему звонил, обычно обходясь короткими сообщениями, поэтому Тэхен берет трубку в ту же секунду, как видит его имя на дисплее. Но, оказывается, на самом деле это вовсе не Чонгук. Это его старший брат, Хосок. Ему не приходится даже долго описывать ситуацию, он просто говорит, что Чонгуку плохо и Тэхен может ему помочь, и Тэхен тут же срывается в сторону его дома. На пороге его встречают Хосок и Бомгю. Тэхен входит внутрь, оглядывая простенький коридорчик. — Привет, Тэхен, — слабо улыбается Хосок, но на его лице читается обеспокоенность. Бомгю машет ему рукой в знак приветствия. — Послушай… эм. Прости, пожалуйста, что мы вызвали тебя так внезапно. — И вряд ли ты получишь от Чонгука теплый прием, — бормочет Бомгю себе под нос, и Хосок бросает на него осуждающий взгляд. Они с Чонгуком совсем разные — Хосок невысокий, худенький, лицо острое, как будто немного осунувшееся. Глаза у него уже, а губы, наоборот, полнее. Если бы Тэхен не знал, ни за что бы не подумал, что они братья. — В общем, — Хосок неловко потирает шею, — у Чонгука течка. Тэхен застывает и шокированно приоткрывает рот. Внутри него что-то обрывается. — И ему сейчас очень больно. Чонгук много про тебя рассказывал, поэтому мы знаем, что ты не причинишь ему вреда в таком состоянии, — голос Хосока мягкий и как будто утешающий, но он совершенно не успокаивает бурю в груди Тэхена. — Твое присутствие нужно, чтобы облегчить его боль. Вот оно что. Какой-то альфа спровоцировал течку Чонгука, но именно Тэхена позвали сюда — ведь он его милый хороший друг, который не воспользуется его слабостью. Это правда — Тэхен не воспользуется. И он поможет Чонгуку всем, чем только сможет. Даже если это означает, что боль будет испытывать он сам. — Мне пора на работу, — с сожалением говорит Хосок. — Бомгю проводит тебя в комнату Чонгука. Тэхен потерянно кивает, и когда они с Бомгю начинают свой путь, брат Чонгука вдруг его окликает. — И еще, Тэхен, послушай, — зовет он, и его лицо внезапно становится жестче, — если ты все-таки что-то с ним сделаешь, я своими руками вырву твой позвоночник. Тэхен чувствует холодок, прошедший по спине. Он бы ничего не сделал Чонгуку, даже если бы тот был совсем без сознания, если бы Тэхен точно знал, что ему ничего за это не будет, если бы у него были полностью развязаны руки. Он не прикасается к людям без разрешения и уж наверняка не прикоснулся бы и к Чонгуку, но от слов Хосока становится не по себе, словно он действительно готовился к какой-то низости. Он опускает взгляд на его тонкие руки — они совершенно не выглядят так, будто могут вырвать кому-то позвоночник, но Тэхен почему-то не сомневается, что Хосок способен на такое. Они подходят к закрытой двери. Запах Чонгука стал насыщеннее и уже сейчас бьет в нос. Тэхен напрягается. Сейчас он увидит комнату Чонгука, комнату человека, который уже несколько месяцев без перерыва занимает его мысли, и… — Позаботься о нем, пожалуйста, — тихо просит Бомгю, прежде чем постучать в дверь. Он заглядывает внутрь и что-то говорит, а потом пропускает Тэхена вперед. Он делает неуверенный шаг в комнату, и Бомгю сразу же захлопывает дверь. У Тэхена появляются странные мысли о том, что он какой-нибудь олененок, которого заперли в клетке с тигром. В комнате светло и уютно — какие-то постеры на стенах, фотографии, письменный стол, заваленный всякой всячиной. Тэхен обводит ее нервным взглядом, прежде чем посмотреть на кровать. Чонгук лежит на ней, укутанный в одеяло так, что виднеется только порозовевшее лицо. Спустя мгновение он хмурится, открывает глаза, и Тэхен деревенеет. Что-то внутри сжимается так болезненно-сладко — он впервые видит Чонгука таким… обычным. Близким. Он пытается сесть, но у него не выходит, и он стонет, мученически глядя на растерянного Тэхена, который не знает, то ли рвануть к нему, то ли остаться на месте. — Убирайся прочь, — обессиленно рычит Чонгук. — Я… — Тэхен сглатывает. Поправляет очки, одергивает рукава привычного широкого кардигана. Зачем-то приглаживает волнистые волосы — то ли тянет время, то ли занимает руки, он и сам сказать не может. Делает шаг к кровати, и Чонгук снова рычит. — Мне позвонил Хосок… — Даже в таком состоянии я смогу вырвать твои руки, если ты прикоснешься ко мне, — цедит Чонгук, и они оба знают, что это неправда. Тэхен мягко и чуть виновато улыбается. Теперь сходство с Хосоком становится более очевидным. — Я не прикоснусь. Просто… не хочу, чтобы тебе было больно. Тэхен еще многое хотел бы сказать. Извиниться, например. «Прости, что здесь я, а не тот альфа, который вызывает у тебя эти эмоции». Или признаться. «Я буду оставаться с тобой, если ты позволишь, просто другом, просто тенью — кем угодно». Пожаловаться бы тоже хотел. «Ты причиняешь мне боль, Чонгук». Но он только подходит ближе, садится в кресло. От запаха Чонгука мурашки идут по коже, но он не испытывает возбуждения — так уж вышло, что течка совершенно его не привлекает. Он даже не проводил их со своими немногочисленными партнерами — отчасти из-за того, что во время течек их ароматы становятся слишком сладкими, чтобы он мог терпеть. У Чонгука не такой — он немного терпкий, и это приятно уравновешивает сладость. Тэхен не может отделаться от мысли о том, как повезет тому, с кем Чонгук захочет быть. — У моей матери тоже очень болезненные течки, — мягко говорит он. Чонгук сверкает чернющими глазами, не отрывая от него опасливого взгляда. — Отец в такие дни берет выходной, и они без перерыва смотрят фильмы в гостиной, — Тэхен улыбается. — Он покупает для нее много всего вкусного, хотя аппетит просыпается только к самому концу. Чонгук явно о чем-то задумывается. — У нее так было всегда? — осторожно спрашивает он, его голос сипит. Тэхен кивает. — Да, сколько себя помню. Она говорила, что ей необходимо присутствие папы, потому что его запах успокаивает боль. Однажды, когда мне было лет десять, во время ее течки случилось какое-то преступление серьезное, и отец никак не мог взять отгул. Ей было ужасно плохо — я никогда не забуду, как она плакала от боли, а я ничем не мог ей помочь. Он не говорит, что поэтому прекрасно понимает, насколько больно Чонгуку. От этого ему самому хочется плакать. Запах нелюбимого альфы помогает совсем немного. Чонгук делает глубокий вдох и закрывает глаза. Потом морщится, и Тэхен вспоминает кое о чем. — Позволь мне… — бормочет он, доставая из сумки свою толстовку и поднимаясь. Чонгук, почувствовав движение, тут же пронзительно смотрит на него, но сжимается как-то совсем уж беспомощно. — Ким Тэхен, только посмей… — начинает он, но Тэхен просто кладет толстовку поверх одеяла. — Это должно помочь, — он чуть розовеет. — Она не стиранная, но я носил ее всего два раза, и я… не очень сильно потею… так что не переживай. Чонгук прищуривается и не прикасается к ней. Она так и лежит поверх одеяла, когда Тэхен устраивается снова в кресле. Они сидят в неловкой тишине. Точнее, неловкая она только для Тэхена — Чонгук опять прикрывает глаза, его дыхание выравнивается, а с лица пропадает мученическое выражение, когда он медленно проваливается в сон. Он непроизвольно хватается за толстовку Тэхена и притягивает ее ближе к лицу, и все внутренности Тэхена в этот момент делают кульбит. Ровно в тот момент, когда он думает, что Чонгук крепко заснул, тот вдруг тихо просит: — Говори. — А? — вскидывает брови Тэхен, и Чонгук неразборчиво повторяет. — Говори… что-нибудь… что угодно. Твой голос… — он зевает, сворачиваясь в клубочек лицом к Тэхену и обнимая толстовку уже двумя руками. Тэхен уверен, что он не понимает, что делает и говорит. — Нравится мне. Тэхен сглатывает комок в горле. Сердце глухо стучит о ребра, и он не уверен, что это нормально — что оно сохраняет такой темп так долго. — Ты знаешь, что комбинаций, которые можно сложить из пятидесяти двух игральных карт, больше, чем звезд на небе? — говорит он, и голос звучит сдавленно. По губам Чонгука скользит удовлетворенная улыбка. — А еще… еще деревьев на Земле больше, чем звезд во всем Млечном Пути. Я не уверен насчет цифр, но, кажется, звезд несколько сотен миллиардов? А деревьев больше двух триллионов. Чонгук никак не реагирует на его слова, только тихонько сопит. Тэхен не знает даже, откуда в его голове эта информация. Наверное, он похож на этого зубрилу, который для Чонгука в обычное время слился бы со стенами. Просто случайное стечение обстоятельств позволило ему обратить на себя его внимание. И Тэхену нельзя к этому вниманию привязываться. Такой, как Чонгук, никогда не почувствует что-то к такому, как Тэхен. Он даже сам не видит их вместе — Чонгук со своими массивными ботинками, вызывающей яркой одеждой, цветными волосами, кричащим макияжем, громкий, смелый и безбашенный, и Тэхен. Тэхен, который носит кардиганы, широкие брюки и очки. Который в жизни не красил ни волосы, ни ногти, не мог даже помыслить о пирсинге или татуировках. Мягкий, нерешительный и неуверенный в себе. — Университет в Оксфорде, он… был основан раньше, чем империя ацтеков, — бормочет Тэхен себе под нос, и ему почему-то хочется плакать. — Имя Джессика придумал Шекспир, ты знал?.. Просто взрыв мозга… Он подтягивает колени к груди, утыкается в них подбородком, рассматривая спящего Чонгука, и продолжает нести всякий бред. Если бы Чонгук был в нормальном состоянии, он точно заставил бы его заткнуться. Прижал к шее свой нож и прошипел что-то вроде «мне неинтересно слушать про Шекспира, идиот». Тэхен вытирает нос рукавом кардигана. Кого он обманывает? Чонгук никогда бы не сделал этого. Однажды он избил альфу, который хлопнул его по заднице на улице, едва не до полусмерти, а потом улыбнулся Тэхену так очаровательно, словно Тэхен был его милым младшим братиком. Тэхен подозревает, что далеко не каждому чужому альфе удается увидеть сонного Чонгука или хотя бы даже ненакрашенного. Он относится к Тэхену по-особенному. От этого только больнее. От того, что Чонгук настолько ему доверяет, считает настолько близким другом, а Тэхену недостаточно. Его тошнит от отвращения к самому себе, когда он думает, что хотел бы, чтобы Чонгук позволял еще больше. Позволял держать его за руку. Позволял целовать в лоб, касаться волос. Позволил лечь сейчас с ним в кровать, обнять себя и лежать вот так, убаюкивая боль от течки, как это всегда делают отец с матерью. Но правда в том, что даже без всего этого он хочет просто быть рядом. Так долго, как Чонгук ему позволит. Тем, кем Чонгук ему позволит. — Миллион секунд — это где-то одиннадцать дней, — не особо задумываясь, бормочет Тэхен. — А миллиард — это тридцать два года. Наверное, это не очень хорошо выглядит со стороны — он пялится на спящего человека как какой-то гребаный сталкер, но он ничего не может с собой поделать. Тэхен ничего и не будет делать больше. Позвольте ему просто смотреть. Даже когда он просто смотрит… Любви в его груди становится так много, что он почти не может дышать. Спустя какое-то время Чонгук просыпается — Тэхен дает ему воду, поправляет подушки. Чонгук смотрит на него сквозь прикрытые ресницы и вдруг говорит: — Я тебя ненавижу. Тэхен деревенеет, и что-то внутри него болезненно обрывается. А Чонгук продолжает: — Я ненавижу, что ты альфа. Что ты весь такой хороший и что я хочу тебя поцеловать. Его бледные пересохшие губы едва шевелятся. У него все еще жар, и он явно не в себе, и вряд ли бы он сказал это Тэхену в адекватном состоянии, и Тэхен, по-хорошему, должен бы его остановить, но он не может. Возможно, именно потому, что вряд ли бы услышал это от него в адекватном состоянии. — Я не хочу отказываться от своего образа жизни, и от своей внешности, и от своих принципов ради тебя, и меня так злит, что я бы, наверное, сделал это, если бы ты попросил… — бормочет Чонгук, глядя в его лицо мутным взглядом. — Ведь ты мне так нравишься. Так сильно, что я тебя ненавижу. Все эти твои… мягкие слова и мягкие вещи, которые ты носишь… Твой запах. Почему ты такой?.. Как ты посмел появиться такой в моей жизни? Как смеешь заставлять меня сомневаться во всех моих устоях? Тэхен судорожно втягивает воздух. Его сердце колотится как сумасшедшее. Он ждет, что Чонгук продолжит, но тот молчит, и тогда Тэхен осторожно произносит: — Я никогда не попрошу тебя отказаться от самого себя. От своего стиля, своего поведения. Я хочу, чтобы ты остался собой, ведь именно такой ты мне нравишься. Но Чонгук уже тихонько сопит. И, наверное, ни слова не слышит. Это уже не так важно. Гораздо важнее то, что Тэхен понимает — никакого другого альфы нет. Есть только он.

Olivia Rodrigo — 1 step forward, 3 steps back

— Ты не собираешься отвечать? — спрашивает Джонхан. Он стоит у кухонной тумбы, прислонившись к ней бедрами, и пьет кофе из стакана, который размером с его голову. Чонгук вообще не знает, почему он здесь. Наверное снова поссорился с соседом, с которым снимает квартиру. Он сам сидит за столом, перед ним миска с нетронутыми размякшими от молока хлопьями и телефон, который вибрирует от входящего звонка и скользит по поверхности. — Нет, — коротко отвечает он. — Хотя бы поставь беззвучный режим, — предлагает Джонхан. — Тебя самого не бесит? — Меня бесишь ты, — цокает Чонгук. — И я все еще не решил, прощать ли тебя за то, что произошло. Джонхан издает неясный возмущенный звук. — А я тут при чем? Это была идея Хосока с Бомгю! — восклицает он. — Меня даже дома не было, когда они позвали твоего альфу! Чонгук бросает на него убийственный взгляд из-под нахмуренных бровей. — Он не мой, — цедит он, и Джонхан закатывает глаза. — Да-да, окстись. И ты сейчас не в его толстовке сидишь, — ехидно замечает он. Чонгук кидает в него салфетку, но она жалко падает на пол между ними. Джонхан хмыкает. — Почему ты не ответишь на звонок? Он пытается дозвониться до тебя уже вторые сутки с тех пор, как ты его выставил за дверь. На его месте я бы тебя вообще послал. Чонгук только пожимает плечами и ничего не отвечает. Если честно, он и подумать не мог, что Тэхен такой настойчивый — он и вправду выгнал его довольно грубо и однозначно, а он все звонит и звонит. Не то чтобы Чонгук против. Джонхан вздыхает и спустя секунду выдвигает стул, садясь рядом с ним. — Он сделал что-то не так? Я думал, проведенная вместе течка сблизит вас. Чонгук вскидывает раздраженный взгляд. — Что значит «проведенная вместе»? — рявкает он. — Я лежал в кровати, пока он сидел в двух метрах от меня и нес какую-то чушь. Ты знаешь, что имя Джессика придумал Шекспир? Джонхан удивленно смотрит на него. — Конечно нет. Кому это вообще нужно знать? — Вот и я о том же! — Чонгук смотрит на телефон так, будто он нанес ему персональную обиду. — Я не понимаю… насколько же я его не привлекаю, если он не попытался даже подсесть поближе? — Разве это не должно тебя радовать? — вскидывает брови Джонхан. — Альфа, который не прикоснулся к тебе во время течки! Ну прям мечта. Чонгук и сам не понимает. Это должно. Эта терпеливая мягкость Тэхена — то, что его всегда так подкупало. На самом деле, он бы не простил, если бы Тэхен воспользовался его уязвимым состоянием. Но в то же время… разве не нормально желать омегу во время течки? Чонгук переживает. Он знает, что привлекательный, но ни для кого он не хотел еще быть привлекательным. А для Тэхена вдруг хочется. Он сомневается в себе из-за этого, сомневается во всем вокруг, и ему это не нравится. Он много лет потратил на то, чтобы обрести уверенность, ни у одного альфы нет права так просто забрать ее. Даже у Тэхена. Но ведь Тэхен… Он ничего не делал. Он был мягким, осторожным и спокойным. Он был таким, каким понравился Чонгуку, доказал, что эти черты характера у него не показные, а настоящие. Тогда почему Чонгук чувствует себя так отвратительно? Он буквально сходит с ума. Чонгук даже не уверен, почему сейчас не поднимает телефон, когда он звонит. От стыда, что он оказался свидетелем его уязвимости? От страха столкнуться с ним лицом к лицу? От того, что течка заставила признать, что он влюблен в Тэхена, и теперь он не знает, что с этими чувствами делать? В день, когда Тэхен пришел к нему, Чонгук уснул практически сразу, как боль отпустила. То есть практически сразу, как Тэхен сел рядом и дал ему свою толстовку, и его запах успокоил течку. Он проспал почти сутки и когда проснулся, Тэхен все еще сидел рядом, тихонько дремал в кресле, свернувшись в такой неудобной позе, что от одного взгляда на него все тело болело. Течка закончилась, боль больше не возвращалась, и Чонгук внезапно почувствовал такую взрывную смесь эмоций, что и сам бы, наверное, не смог их описать. Там были и смущение из-за того, что Тэхен увидел его в таком уязвимом состоянии, и сожаление, что он столько времени просидел здесь бесцельно, и злость, что он вообще осмелился прийти. И любовь. Так много любви. Так много, что она злила его еще больше, потому что всю жизнь… Всю жизнь он клялся, что ненавидит альф, а теперь смотрел на спящего альфу, и его сердце сжималось от нежности и желания к нему прикоснуться. Чонгук чувствовал себя так, словно предавал самого себя. Словно предавал всех, кто доверился ему, кто был в его банде, потому что они всегда боролись против альф. Как он мог позволить себе быть с одним из них? Поэтому или раздражение, или эмоциональный дисбаланс после течки, или осознание того, что он выглядел ужасно, а ему не хотелось выглядеть ужасно перед Тэхеном, заставило его грубо растолкать парня. Тот распахнул растерянные карие глаза, на его губах появилась легкая улыбка. — Чонгук! Тебе лучше?.. — начал было он, но, заметив выражение его лица, осекся. — Вон, — процедил Чонгук. — Уходи сейчас же. В его глазах вспыхнули такие явные обида и боль, что Чонгуку стало не по себе, но он не мог выяснять отношения в тот момент. Он отошел и указал на дверь, и Тэхен покинул комнату, покинул его дом. С тех пор прошло всего несколько дней, а Чонгуку кажется, что целая вечность. Он сидит, завернувшись в его толстовку, хотя от нее уже почти не чувствуется его запаха, и ощущает себя тем самым омегой, от образа которого всегда старался избавиться. Омегой, зависимым от своего альфы. Потому что Тэхен его альфа, что бы он ни говорил остальным. Даже если он его не хочет. Даже если видит в нем просто друга, который учит его защищаться. Но тем не менее он не может заставить себя просто, черт возьми, поднять гребаную трубку. — Чонгук, — зовет его Джонхан. — Я не понимаю, в чем твоя проблема. Собери свою хваленую смелость в кулак и поговори с ним. Парень звонит тебе без устали. Он прибежал сюда в ту же секунду, как узнал, что тебе плохо. Он заслуживает объяснения — или как минимум человеческого отказа. Чонгук прищуривается. — Ты же сказал, что тебя не было здесь в тот день. — Да? — Джонхан ни на мгновение не теряется и пожимает плечами. — Мне Бомгю рассказал. Чонгук показывает ему средний палец и поднимается. Джонхан фыркает. — Сколько тебе? Пять лет? Тем не менее Чонгук понимает, что Джонхан прав. Тэхен не заслуживает такого отношения, и он ведет себя отвратительно. — Это совсем не похоже на тебя, — вдруг говорит Джонхан, когда Чонгук уже начинает выходить из кухни. Он оборачивается, кривя лицо. — Что «это»? То, что альфа влияет так на меня? — ядовито цедит он, мгновенно обрастая колючками, но Джонхан спокойно смотрит на него. — То, что ты боишься. Чонгук теряется всего на мгновение, но Джонхану этого уже достаточно, чтобы прочитать его от корки до корки. — Я не боюсь Ким Тэхена. — Мы оба знаем, что речь не о нем. Продолжать Чонгук не желает, а потому стремительно покидает кухню.

iamnotshane — What a Perfect Day For Crying

Пока Чонгук идет к дому из магазина, на улице уже смеркается, поэтому то, что рядом с дверью в подворотне стоит его брат, понимает больше по запаху. Как и то, что брата прижимает к стене какой-то альфа. Злость вскипает в нем мгновенно, подпитанная душевными тревогами, сомнениями в самом себе и отчаянием. — Убери от него руки, ублюдок! — кричит он, бросаясь вперед и на ходу вытаскивая нож, спрятанный под толстовкой. Он оттаскивает парня от Хосока в считанные секунды, впечатывая того в стену и прижимая острие к его горлу. Тот расширяет глаза, но в них нет страха. — Чонгук, ты что творишь! — восклицает Хосок, хватая его за запястье. — Отпусти его немедленно! Если бы он был более собран, то увидел бы недовольство в глазах Хосока — понял бы, что недовольство направлено не на незнакомого альфу, а на него самого. — Он приставал к тебе, — цедит Чонгук, не отрывая от парня яростного взгляда и раздражаясь из-за того, что Хосоку приходится объяснять очевидное. Хосок вздыхает. — Чонгук, он не приставал ко мне. Я… хотел этого. Потому что это… это мой парень, — остаток предложения он произносит уверенно, настойчиво оттягивая руку Чонгука в сторону. Но настойчивость уже не требуется. Чонгук делает шаг назад, переводя ошарашенный взгляд с Хосока на незнакомого парня, который потирает царапину, оставшуюся на шее от ножа. Хосок тут же бросается к нему, с беспокойством его осматривая. — Юнги, все хорошо? Прости, пожалуйста, я… — он говорит тихо, но Чонгук слышит каждое слово, и его подташнивает. Он почему-то чувствует себя преданным. — Все в порядке, — хрипло отвечает Юнги, и его большие ладони ложатся на хрупкие тонкие локти Хосока. Он ободряюще их сжимает, и Чонгук подавляет порыв оторвать ему руки. — Я все понимаю. — Тебе лучше идти, — мягко произносит Хосок, и Чонгука почти передергивает. Он не дожидается окончания разговора — разворачивается и входит в дом, оставляет продукты на кухне и идет в свою комнату. Садится на кровать, подтягивает колени к груди, обнимая их руками, и утыкается носом в ворот толстовки Тэхена, которую так и не снимает. Она уже им пахнет больше, чем самим Тэхеном, но одно осознание того, что это его вещь, делает ее особенной. Спустя несколько минут дверь ожидаемо открывается. Кровать прогибается под весом Хосока, и он обнимает Чонгука за плечи, утягивая назад, — они оба ложатся, Чонгук кладет голову брату на грудь, и тот зарывается пальцами в его волосы, успокаивающе массируя. — Не уверен, что не злюсь на тебя, — бормочет он, и Хосок хмыкает и молчит. — Как ты мог, Хосок? — устало спрашивает он. — Я сводил себя с ума, не позволяя даже задуматься о том, чтобы быть с альфой, а ты так просто… — Чонгук, — обрывает Хосок. — Тебе никто не запрещал быть с альфой. — Да, но… — Чонгук теряется. — Мы всегда боролись против альф? Против их устоев, против них самих, все ребята здесь ненавидят альф, и я… Он замолкает, чувствуя, как в горле собирается комок. Он хватается за футболку Хосока, пряча лицо на его груди, как делал это всегда, когда был маленьким. Темнота под сомкнутыми веками влажнеет. Он чувствует себя преданным. Чувствует обманутым. Чувствует внезапно маленьким и уязвимым, и он так отвык от этого чувства, что сейчас из-за него как будто находится на самом дне. Все их постулаты, которые так много для него значили. Мысли о них сдерживали его от того, чтобы взять телефон каждый раз, когда на нем появлялся входящий вызов от Тэхена, хотя больше всего на свете ему хотелось просто услышать его голос. В то время как Хосоку было все равно, и он спокойно обжимался с каким-то альфой по углам. — Чонгук, мы не… — Хосок вздыхает, его рука на мгновение замирает, прежде чем он снова начинает его гладить. — Это не предательство, понимаешь? Ты не предаешь себя, если позволяешь человеку приблизиться, заслужить свое доверие. Даже если он альфа. Это не мешает тебе бороться с теми, кто творит дерьмо. Чонгук долго молчит, думая о Тэхене. О том, как позволил ему приблизиться, как позволил ему заслужить свое доверие. О том, как каждый день думал о том, что предает самого себя. — Все ребята здесь верят мне, а я говорил, что альфы не заслуживают нас, и… — Чонгук, — мягко, но настойчиво перебивает его Хосок. — Дело не во всех альфах, понимаешь? Не в тех, которые что-то кричат нам вслед, считают нас своей собственностью, ничего из себя не представляют, но при этом так много требуют. Дело не в этих альфах. Они заслуживают презрения. Но есть и другие. Иногда ты их встречаешь. Иногда позволяешь им доказать себе, что они и вправду другие, что это не показное, не попытка причинить еще большую боль. Это не значит, что ты должен отказаться от своих принципов и сразу же считать каждого альфу хорошим. Не значит, что ты должен перестать быть собой ради кого-то другого. В мире существует не только черное и белое. Чонгук обиженно сопит, пытаясь осмыслить сказанное. Для него существовало только черное и белое. Ненависть к альфам подпитывала его изнутри, в ней не было исключений, он не верил, что могут быть исключения. Пока не встретил Тэхена. — Если ты боишься, что ребята разочаруются в тебе, то зря, — продолжает Хосок, и в его голосе слышится улыбка. — Ты знаешь, что Йеджи уже два месяца встречается с альфой, с которой работает вместе, с Рюджин? Чонгук резко приподнимается, ошарашенно глядя на Хосока. Он слышал о Рюджин, Йеджи рассказывала о ней, но он и подумать не мог, что они встречаются! — Минхао тоже видится с альфой, он бариста, который работает в кофейне ниже по улице. Его зовут Мингю, — улыбаясь, сообщает Хосок, кладя ладонь на щеку изумленно хлопающего глазами Чонгука и стирая слезы. Чонгук не может поверить. Минхао же постоянно ходит в ту кофейню, хотя даже не пьет кофе! — А Ренджун и Бомгю уже давным-давно сходят с ума по альфам, которые живут в соседнем доме. Может, ты слышал о них? Два брата, Джено и Енджун. — Только не Бомгю… — едва шевельнув побелевшими губами, выдыхает Чонгук, и Хосок мягко смеется, пока Чонгук ошарашенно смотрит на него. — А Джонхан… — Нет! Я ни за что не поверю, что Джонхан встречается с альфой! — Чонгук аж садится на постели от изумления. Хосок качает головой. — Нет, Джонхан почти год встречается с Джошуа, он омега, но живет в Америке, только иногда приезжает. Вот через неделю как раз собирается, и Джонхан хочет вас познакомить, но боится тебе прямо об этом говорить. Чонгук чувствует себя совершенно обессиленным. Он ложится обратно, раскидывая руки, и Хосок переплетает с ним пальцы. — Что насчет твоего альфы? — хрипло спрашивает он, глядя в потолок. Хосок долго молчит — то ли думает, как бы обтекаемо ответить, то ли прокручивает в голове все моменты со своим альфой. Теперь Чонгук прекрасно знает, каково это. Бесконечно прокручивать в голове эти моменты. Тонуть в любви. — Он помог мне, — начинает Хосок. — Помнишь, в тот день, когда ты ушел из клуба? Минхао ввязался с кем-то в драку, Йеджи полезла за ним, я попытался их остановить. Нас почти выперли из клуба, а все вещи мы оставили за столиком, до которого нам даже не давали дойти. Тогда Юнги вмешался и помог нам, потом довез нас до дома, и как-то так получилось, что мы обменялись номерами, — голос Хосока остается ровным, но становится таким неуловимо нежным, что Чонгук невольно переводит взгляд на него. — Мы долго переписывались, прежде чем я согласился на встречу, ты ведь знаешь, как мне сложно… довериться альфе. И с тех пор все само собой сложилось. Юнги мне очень нравится, Чонгук, — будто извиняясь, добавляет он. — И он не сделал ничего, что бы подорвало мое доверие, поэтому… прими его, хорошо? Ради меня. Чонгук только коротко кивает, но Хосоку этого достаточно. Он обнимает его голову, прижимая к своему животу, и расслабленно выдыхает. — Знаешь, — лукаво говорит он чуть позже, — к чему я все это вел? Никто из нас не будет против, если ты начнешь встречаться с Тэхеном. Стоит этим словам прозвучать, как все эмоции вновь обрушиваются на него, заставляя скрутиться, спрятаться в объятиях Хосока. — Мой маленький, — ласково бормочет он. — О чем думаешь? — О том, что мне нужно серьезно поговорить с Бомгю о предохранении, — сдавленно бурчит он, и Хосок смеется. — Думаю, еще рано для этого. Они пока на стадии пускания слюней друг на друга. — Фу! — восклицает Чонгук, и Хосок смеется громче, и все вроде бы становится проще, но чернота в груди Чонгука не исчезает, и она… Она очень болит. И, наверное, избавить от нее может только Тэхен.

Halsey — Darling

Больше всего он ненавидит Джонхана за то, что тот всегда попадает в точку и заставляет Чонгука действовать. Порой так хочется вмазать ему, чтобы он держал язык за зубами, но это исключено — во-первых, Джонхана это не заткнет, а во-вторых, у них тут бить кого-то против правил: если он это сделает, Донхека и Ренджуна точно ничего больше не будет сдерживать и они поколотят друг друга. Все это и приводит к тому, что Чонгук, в последний раз взглянув в зеркало, выходит из дома. Он выглядит безупречно: в коротких розовых шортах, в белом топе, благодаря которому видно его потрясающий пресс, в высоких ботинках. Он выпрямил волосы, надел сережки, нанес яркий макияж. Он любит себя: свою фигуру, свое лицо, то, как он выглядит. Он всегда гордился этим, его внешность была его основными доспехами. И Чонгук правда чувствует себя очень странно сейчас, словно он… не уверен. Словно одно слово, один взгляд Ким Тэхена может пошатнуть его неприкосновенную веру в себя. И это делает его каким-то слишком уязвимым, но в то же время дарит ему такие волнительные эмоции, которых он никогда в жизни не испытывал. Тэхен никогда не делал ему комплименты по поводу внешности, по крайней мере, те, которые он всегда получал и которые раздражали его до зуда под кожей. Он не говорил «у тебя зачетная задница» или «хотел бы я посмотреть, как ты выглядишь без этих шортов». Он говорил другое. Говорил «ты такой смелый, Чонгукки». «Ты улыбаешься так, что невозможно не улыбнуться тебе в ответ». «Я очень восхищаюсь тобой». «Я думаю, сильнее тебя никого нет». Каждый комплимент Тэхена, каждый восторженный взгляд отпечатались у Чонгука на подкорке. Чонгук так много сомневается, так мечется, но знает, что, стоит ему его увидеть, как все тут же успокоится. Рядом с Тэхеном все кажется простым. Поэтому зря, наверное, он его избегал. Наверное, именно этого и боялся — что все будет простым. Рядом с Тэхеном хочется выбрать Тэхена. Выбрать что-то другое практически невозможно. Он знает, где живет Тэхен, и даже знает, во сколько тот вернется из университета, поэтому без сомнений идет к его дому. В пакете он несет толстовку, которую успел постирать и высушить, пока собирался. Толстовка — это, конечно, просто предлог. Им действительно нужно поговорить, чтобы Чонгук перестал мучиться, и Тэхен… И Тэхен… Чонгук застывает. Тэхен правда возвращается с университета в это время, и он не один. Чонгук огромными глазами смотрит то на него, то на девушку, которая идет рядом с ним. Тэхен мягко улыбается, и все его лицо словно светится, так, как никогда не светилось, когда он был с Чонгуком. Когда он был с Чонгуком, он смотрел на него с легкой опаской, как будто тот мог его цапнуть в любой момент. Он никогда не был расслабленным, а сейчас он… именно такой. Девушка что-то говорит и заливается звонким смехом, и Тэхен аккуратно, даже не поколебавшись, поддерживает ее за локоть. По позвоночнику Чонгука проходится мучительный холодок. «Я не прикасаюсь к людям без их разрешения». В животе Чонгука что-то болезненно скручивается. Ему понадобится время, чтобы понять, что это ревность. Ревность, которая обжигает его, потому что к нему Тэхен никогда не прикасался без надобности. Потому что к этой девушке он прикоснулся так, словно это самая естественная вещь на свете. Потому что, несмотря на то, что они провели течку вместе, Тэхен все-таки не был его альфой. Именно поэтому у него есть полное право вести другую омегу к себе домой. Если он это делает, значит, действительно испытывает к ней чувства. Это же Тэхен. Он никогда не был обычным альфой. Чонгук переводит на нее остекленевший взгляд. Она такая миниатюрная — едва достает Тэхену до подбородка, несмотря на сапожки на аккуратном каблучке. На ней светлые узкие джинсы и красивый белый свитер, длинные волосы натурального каштанового цвета. На милом личике ни грамма макияжа. Она выглядит так, как должна выглядеть омега. Она выглядит так, что Чонгук внезапно чувствует себя слишком обнаженным, слишком вызывающим, слишком тяжелым, и он ненавидит эти чувства. Конечно, Тэхен выбрал такую, как она. Наверное, он видел в Чонгуке простого друга. Того, который научит паре приемов по самообороне, а не того, с кем можно провести в объятиях вечер. Ему хочется лечь, завернуться в одеяло и исчезнуть. Теперь страдания от неразделенной любви, которые он всегда считал полным бредом, потому что был уверен, что ни один альфа не заставит его страдать, уже не кажутся глупыми. Они кажутся до ужаса реальными, пробираются ему под кожу, оседают тяжестью в легких. Но это Чонгук. И как бы он ни был ранен внутри, он ни за что не покажет это снаружи. Поэтому он выпрямляется, делает непроницаемое лицо и уверенно идет к парочке. Игнорирует мелочный порыв выцарапать им обоим глаза. Тэхен слышит шаги первым, поворачивается — и его глаза комично расширяются. Чонгук видит в них что-то, странно похожее на восхищение, робкую радость, но он слишком расстроен, чтобы поверить, что это реально то, что он ощущает. — Чонгук!.. — восклицает Тэхен, и Чонгук практически швыряет в него пакет. — Ты забыл, — бросает он, задирая нос. Тэхен так теряется, что ничего не успевает сказать, как Чонгук уже собирается уходить. И он бы ушел, если бы девушка внезапно не подала ему хрупкую ладонь. Чонгук переводит на нее убийственный взгляд, но она либо не понимает его значение, либо не обращает на это внимания. — Чонгук? Приятно познакомиться, наконец, с тем, о ком мой брат болтает без умолку! — улыбаясь, приветствует его она. — Меня зовут Джису! Чонгук открывает рот и не знает, что сказать. Внезапно чувствует себя настолько круглым дураком, что если бы его запустили по дорожке, наверное, сбил бы все кегли. Он даже не замечает, как Тэхен краснеет и легонько пихает девушку в бок, просто пялится на нее, и ни одно слово не может сформироваться в его, видимо, ставшем совершенно гладким мозгу. — Ты… не говорил… о сестре… — выдавливает он из себя, и Тэхен неловко смеется. — Она троюродная, — бормочет он. — И я вообще предпочитаю не вспоминать, что мы родственники. — Эй, Ким Тэхен!.. — возмущается она. Они шутливо переговариваются, но Чонгук не вслушивается в слова. Он вообще, если честно, ничего не слышит кроме шума в ушах. Он не может поверить в то, что это происходит. В конце концов, Джису прощается с ним, он на автомате ей что-то отвечает, продолжая стеклянным взглядом пялиться в точку на асфальте до тех пор, пока Тэхен не проводит перед его лицом ладонью. — Чонгук? Все хорошо? Чонгук поднимает на него глаза, и внутри что-то так сладко сжимается. У Тэхена очень милое обеспокоенное лицо, искренний теплый взгляд. Его губы, нос с родинкой на кончике. Волны карамельных волос, падающих на лоб. — Я очень переживал, когда ты не брал трубку, — мягко говорит Тэхен. Хмурит брови, и даже это у него получается мягко. — Джису говорила, что ты просто растерялся, и мне было очень стыдно, что я заставил тебя испытывать такие чувства… У Тэхена глубокий спокойный голос, и Чонгук ни разу не слышал, чтобы он его повышал. Чтобы он говорил плохие слова, оскорблял кого-то этим голосом или озвучивал неоднозначные вещи. Тэхен такой однозначно положительный, и Чонгук знает, что он слишком однозначно отрицательный для него, но он ничего не может поделать с этим притяжением. С этим желанием считать Тэхена своим. Такого хорошего, доброго и искреннего. — Она предложила сегодня вместе выпить пива, но если бы я знал, что ты придешь, я бы обязательно… Он не успевает договорить — Чонгук делает шаг вперед и крепко обнимает его. Тэхен напрягается всего на мгновение, а потом осторожно обвивает его плечи руками. Чонгук удовлетворенно вздыхает, чувствуя, как успокаивается буря внутри. Ему ни о чем не хочется думать сейчас, не хочется больше сомневаться, хочется просто стоять вот так. Он рад, что все оказалось так просто: что эта девушка — сестра Тэхена, что Тэхен легко обнял его в ответ, что он вообще появился в его жизни, весь такой правильный, мягкий и спокойный. — Кстати, ты прекрасно выглядишь сегодня, — тихо говорит Тэхен, и Чонгук может представить, как у него вспыхивают щеки, точно так же, как у него вспыхивает все внутри. Он улыбается и прячет улыбку в его плече. Наверное, Тэхен все-таки его альфа. Осталось только как-то сообщить об этом самому Тэхену. — Расскажи свой секрет, — шепчет Чонгук ему на ухо. Тэхен гладит его между лопаток и теснее прижимает к себе. — Я тебя люблю, — просто говорит он. Может, ни о чем сообщать и не нужно — Тэхен, кажется, сам догадался.

LSD — Genius

Спустя несколько месяцев после этого Чонгук сидит в участке за решеткой, и Тэхен… Сидит рядом с ним. У него снова подбит глаз, на щеке наливается синяк, и он весь такой несчастный, что Чонгук разрывается между умилением и жалостью. Хотя, конечно, ничего приятного в ситуации нет. При обыске у него обнаружили нож и кастет, и ему очень повезло, что он не успел пустить их в ход, потому что он собирался. — Ты сильно расстроился? — спрашивает он, и Тэхен поднимает на него глаза, слабо улыбается. — Вовсе нет, — тихо отвечает он. — Хотя, конечно, будет проблемно, если мне внесут это в личное дело, я же собираюсь работать прокурором… Они подрались с альфами, которые пристали к Бомгю на улице. Те были из компании Ильхуна и давно точили на их банду зуб — не могли смириться, что улицы под контролем омег, и выбрали самое уязвимое звено. Им не повезло, что поблизости был Ренджун, который уязвимым звеном был в самую последнюю очередь, и пока он остервенело защищался, Бомгю рванул за помощью. По пути наткнулся на Джено и Енджуна, которые бросились к нему на подмогу. А потом подоспели и Чонгук с Тэхеном. Тэхен, конечно, был как пятая нога у собаки, но изо всех сил старался защищаться и защищать младших — даже смог самостоятельно вырваться из удушающего захвата, как его когда-то учил Чонгук. «Ты ответишь за это, Чон Чонгук!» — прорычал в его лицо альфа, которого он держал за грудки, — тот самый, кто приставал к Бомгю больше всех. Тот, на кого Бомгю указал пальцем. «Ты правда думаешь, что меня можно напугать?» — приторно улыбнулся Чонгук и вырубил его, ударив лбом по лбу. Но потом кто-то из прохожих вызвал полицию, и Чонгук успел отправить Ренджуна, Джено, Бомгю и Енджуна подальше, чтобы они не попались полицейским. Почти все ребята Ильхуна тоже разбежались, а вот им с Тэхеном не так повезло. Вот они и оказались за решеткой в полицейском участке, ожидая, пока придет офицер, который с ними разберется. Чонгук почему-то совсем не расстроен. Он придвигается поближе к Тэхену и хватает его ладонь, переплетая пальцы. — Какой это привод у тебя? — спрашивает он, хотя и так прекрасно знает ответ. Тот наивно хлопает глазами. — Первый… Чонгук улыбается и, не сдержавшись, потирается щекой о его щеку. — Такой ты хороший. И связался с таким, как я! Тэхен смущается и отворачивается. — Ни о чем не жалею, — ворчит он. Сердце Чонгука взрывается розовым конфетти. Он кладет ногу на ногу и удовлетворенно вздыхает. В принципе, сидеть в участке с Тэхеном очень даже неплохо. Уж точно гораздо лучше, чем сидеть одному. — Ты мне очень нравишься, — шепчет Чонгук ему в шею, с удовольствием наблюдая, как она краснеет. И тут перед решеткой вырастает грузная фигура, и они мгновенно отскакивают друг от друга. — Отец! — Полковник! Мужчина хмуро смотрит на них, отпирая замок. — Выходите отсюда, позорники. И живо в мой кабинет. Дважды повторять им не нужно. Тэхен по пути судорожно вцепляется в его руку, и Чонгук шипит от боли. Они усаживаются на диван, с замиранием сердца наблюдая за полковником, который входит следом и захлопывает дверь. Кидает на диван рядом с Чонгуком нож в чехле и кастет. — Ого! Спасибо, полковник! — восхищенно присвистывает он, и полковник взглядом приказывает ему заткнуться. Чонгук ерзает, бросая смешливый взгляд на Тэхена, который немного бледный от страха. Чонгук мужчину совсем не боится, но вот о Тэхене, видимо, такого сказать нельзя. — Итак, что произошло? — сурово спрашивает он. Чонгук выпрямляется. — На моего младшего напали! Мы с Тэхеном заступились, вот нам и досталось. Кто-то вызвал полицию, и эти ублюдки сразу сбежали, а нам пришлось отдуваться… — Тэхен заступился? — перебивает его полковник, и его густые брови поднимаются так высоко, что исчезают под челкой. Тэхен понуро опускает голову, а Чонгук активно кивает. — Да он там всех разнес! Вы бы его видели! Он, конечно, преувеличивает, но не совсем — Тэхен действительно храбро дрался. Полковник откидывается на спинку кресла, глядя на своего приунывшего сына, а потом вдруг поднимает уголки губ в улыбке. — Наконец-то ты, Чонгук, делаешь из него человека. И почему я не познакомил вас раньше?.. Тэхен вскидывает голову, неверяще глядя на довольное лицо отца, а Чонгук ухмыляется. Кто еще из кого делает человека, думает он. Когда они выходят из участка, Чонгук обнимает его за шею и целует в губы глубоко и настойчиво, несмотря на то, что у него они лопнули, когда кто-то его ударил. Ему нравится привкус крови в поцелуях. Нравится, что Тэхен целуется так мягко и осторожно, сдаваясь под его напором. Нравится, как рдеют его щеки, когда он разрывает поцелуй. Каждый раз как в первый. — Расскажи-ка мне секрет, Тэхен-а, — сладко шепчет он, и Тэхен растягивает губы, покрытые кровью Чонгука, в смущенной, но яркой улыбке. — Я тебя люблю, — тоже шепотом отвечает он, и Чонгук целует его снова.

Willow — Wait a Minute!

— Господин Ким, в жизни вы очень мягкий человек, — говорит ведущая. Они сидят друг напротив друга в студии для съемок, на них направлены несколько камер, свет софитов. Они в прямом эфире, но Тэхен не особо переживает — он к этому привык. — Но на заседаниях вы ведете себя крайне жестко. Скажите, часто ли вам приходят угрозы? Опасаетесь ли вы их? Тэхен переводит взгляд туда, где стоит Чонгук, и улыбается. — Вы же знаете, кто мой муж, — говорит он. Чонгук усмехается и качает головой. Ну что за позер. Тэхен пользуется защитой одного охранного бюро, которое известно тем, что в нем работают одни омеги — первоклассно подготовленные бойцы. Они предоставляют услуги высшего уровня, и среди всех их клиентов не было еще ни одного недовольного. Если вас охраняет сотрудник этого бюро — вы в абсолютной безопасности. Вот только услуги они оказывают только омегам. Практически. Из этого правила есть лишь несколько исключений: известная танцовщица Рюджин, владелец сети кофеен Мингю, музыкальный продюсер Юнги и два бизнесмена — Джено и Енджун. И Ким Тэхен — самый успешный прокурор Кореи, за спиной которого нет ни одного проигранного дела. Его, конечно же, защищает сам Чон Чонгук. Его муж и по совместительству владелец этого бюро. Тэхен смотрит прямо в камеру, будто обращаясь к тем, кто так страстно желает свести с ним счеты. Его взгляд отливает холодком. — Вы правда думаете, что меня можно напугать?