норны плетут судьбы богов, пока замок спит.

тучи угрожающе нависают над шпилями обсидианового замка. самые острые и высокие рвут плотную вату, выпускают на серую землю ленивые капли. под шум танцующего на окнах дождя молодой парень ступает по лестнице — отбивает уверенными шагами стук собственного сердца. стоит ботинку зависнуть над последней ступенью, двери замка распахиваются и навстречу выходит мужчина. из глубин тьмы слышится низкий голос: — чанбин, впусти. — да, повелитель. мужчина делает шаг в сторону, приоткрывает незнакомцу завесу тьмы. тьмы, что невидимой нитью сплетает грани внешнего мира и утягивающего бархатного обсидиана. нитью, что трескается с едва уловимым шершавым звуком одновременно с ещё одним шагом вперёд — так трескается и обрывается жизнь. шаги продолжают свой путь и останавливаются у высокого трона. на троне сидит самое прекрасное создание, которого незнакомцу доводилось видеть. крылья его невидимые и одновременно осязаемые. и глазам кажется, что над головой нимб, только подсвечивается бледным алым. на троне точно ангел, в зрачках которого ярко и беззастенчиво пляшут черти. взгляды пересекаются, на секунду становится ослепляюще светло — на парня накатывает воспоминание: «яркое солнце обжигает, целует кожу, оставляет на ней свой бордовый след. с площади после праздника красной луны возвращается повелитель. толпа в предвкушении: впервые за семьсот лет повелитель покидает обсидиановый замок. тогда ещё мальчишка высматривает фигуру сквозь чужие руки и плечи, вслушивается в малейшие изменения в гуле толпы, ищет хоть какой-то признак того, что повелитель вышел на свет. дожидается и задыхается. воздух вышибает из лёгких невидимая рука — смыкается на горле, пока кончики пальцев не встретятся на шейных позвонках. за двести лет жизни мальчишка не встречал никого прекраснее. повелитель похож на божество, сошедшее с небес, чтобы напомнить грешникам об их ничтожности. кажется, руку протяни и марево исчезнет, оставит на языке кисло-горький лимонный привкус. волосы его, что развеваются по ветру — в тон замку — прячут за собой глаза-омуты. омуты цвета растопленного горячего шоколада: такие же сладкие, манящие и обжигающие. и даже зная, что язык и горло смертельно обожжёт, мальчишка готов сделать глоток. повелитель держится отстранённо, но всё равно притягивает взгляды: то, как двигается, плывёт в океане людей, касается век и ресниц языками пламени. он сам пламя — ласкающее, обволакивающее, заставляющее мечтать в нём сгореть. мальчишка ещё не знает, что магия, которой обладает повелитель — магия израненная и вывернутая костями наружу, что лишь цепляется за остатки света. не знает, поэтому наслаждается и впитывает, пропускает через себя и пускает по венам вспыхнувшие яркими созвездиями чувства. в тот день, стоя на балконе замка перед тысячами людей, повелитель говорит: — много веков я ищу одну вещь. испробовав всю доступную и запретную магию, я так и не подобрался к ней. мне приходится просить помощи у вас. тот из вас, кто принесёт её мне, получит всё, что пожелает. он говорит, и каждое слово острой иглой отпечатывается в сознании мальчишки, рисует закорючки на кончиках пальцев». с тех пор проходит пятьсот лет. мальчишка теперь юноша — безумно влюблённый и хранящий по сей день в венах созвездия первой любви. он ждёт позволения говорить, застывает в ожидании момента — низкий глубокий голос пронзает пространство: — кто ты? — меня зовут кристофер, повелитель. — зачем же ты пришёл ко мне, кристофер? — хочу дать вам то, что вы ищите. — думаешь, сумеешь найти его? — не думаю, знаю. он говорит уверенно, повелитель смотрит внимательно. его острый взгляд скользит, колет, режет, обнажает вены — словно жаждет найти изъян, причину не верить. но не находит. — все вы знаете, что сможете, но ни один из вас так и не принёс мне его. перед глазами криса снова плывёт, образ повелителя тонет в белёсой дымке, выталкивает на поверхность калейдоскоп картин: дети, женщины, мужчины, старики — все выстроились в очередь под стенами замка, чтобы иметь возможность принести повелителю вещь, ради которой он попросил помощи. кому-то он отказывал сам, кто-то в ужасе бежал, услышав, какой предмет нужно искать. остальные уходили на поиски и не возвращались. крис встряхивает головой — дымка рассеивается. — я смогу. — упрямый. если так уверен, то у тебя есть на это три года. — мне нужно знать, что искать. повелитель поднимается с трона устало, порывисто, однако каждый шаг его плавный, и каждый жест словно откат тёплой волны от берега. поступь приближает его к крису, красивые тонкие пальцы касаются висков — оставляют на коже красные воспалённые пятна. в голову кристофера молниеносно врывается образ. образ одновременно мерзкий и до одури жалостливый. «повелитель с белоснежными волосами стоит на коленях у обрыва, голова его безвольно опущена к груди. груди, что безобразно разорвана когтями. вывернутые наружу рёбра торчат из неё, кровавые реки расползаются щупальцами у ног. рядом с повелителем стоит женщина неземной красоты: острые черты лица перетекают в заострённые уши, длинные карамельные волосы спадают вниз и расстилаются по земле. плотный воротник её чёрного платья охватывает шею, шёлк струится по телу отблесками волн и стекает воздушным подолом в траву. длинные, пожалуй, слишком длинные для человека, руки заканчиваются тонкими пальцами с острыми ногтями. эти фантастические руки открыты, держат сердце повелителя. сердце пульсирует, сжимается, увеличивается, отсчитывает. стальной голос девушки неожиданно разрывает пространство. голос скрипит, режет, замораживает — будто в вены вливают родниковую воду. — ты принадлежишь мне». воспоминание обрывается также внезапно, как и возникает. без пальцев у висков кристофер падает на колени. задыхается, кашляет, отхаркивается кровью и плотно сжимает губы, чтобы не завыть в голос. он чувствует боль, и боль эта сводит с ума, расщепляет, рвёт. создаёт иллюзию, словно это ему только что выпотрошили грудину и выдрали сердце. — прости, иначе было не объяснить. — сердце? я должен принести вам ваше сердце? — что уже не так уверен в своих силах? — это была норна? — разве так важно, кто это был? — за что вас прокляли? бархатный смех повелителя разносится по огромному залу, отражается переливчатой трелью от дальних стен, чтобы тут же быть сожранным сгустившейся тьмой, что прячется в углах комнаты. — тебе никогда не говорили, что любопытство до добра не доведёт? — матушка ни раз пыталась вбить мне это в голову. не помогло. — на деле, любопытство — это не порок. — принесу вам сердце, а вы исполните моё желание. должен ли я его озвучить сейчас или имею право сделать это позже? повелитель поднимает тёмный горящий взгляд, устремляет его прямо в душу криса. кристофер точно это знает — яркое слепящее чувство с дуновением тёплого ветра врывается под кожу и опаляет своим касанием. он осторожными касаниями раскрывает завесу, что скрывает нутро, обнажает для себя истинный облик криса. эфемерные ладони повелителя вскрывают душу в поисках ответа: неважные факты откидывают, сокровенные тайны познают, ужасные страхи поглощают. повелитель ведёт ладонями глубже — нащупывает и находит. он не удивлён, не разочарован. он просто устал. — ты получишь то, о чём мечтаешь. — тогда я пойду. у меня слишком мало времени. — его более, чем достаточно, кристофер. прежде, чем уйдешь, возьми — это спасёт твою жизнь, когда придет время. повелитель протягивает яблоко. крис смотрит — то на яблоко, то на чужую шею, не рискуя поднять взгляд выше — и не понимает. не понимает, но всё равно хватает его, уходит, не оборачиваясь и не прощаясь. зал безразлично провожает его фигуру — тьма же медленно обволакивает, облизывает, выталкивает в реальность нехотя. тьма не любит отдавать то, что принадлежит ей. повелитель нечитаемым взглядом смотрит вслед, поджимает губы. рядом с ухом раздаётся тихий голос. голос похож на шелест, он словно колеблющимися листьями раздвигает пространство, касается уха повелителя — чтобы пустить ток по телу, подняться по позвонку вверх и сжать цепкие руки на шее. — он хороший, а ты злой. она убьёт его. — его не сможет. — с чего ты взял? удивление сочится в голосе, облизывает ядом шейные позвонки. — всех остальных она убила. что делает его особенным? — ты сам сказал — он хороший. — хороших много было. — да, но никто из них меня не любил. никто из них не желал мою душу — только тело. — значит он — тот самый? — да, хёнджин. кристофер бан тот самый. — долго же он шёл, любовь моя. повелитель оборачивается — глаза встречаются с глазами напротив. шоколад тянется к жжёной карамели. горячий шоколад обжигает язык, пускает по нему сладость плёнкой, а карамель тает, лопается и горчит на кончике. повелитель любит этот привкус. близость хёнджина горчит уже давно, но повелитель не в силах от этого отказаться. — я так скучаю по тебе. — знаю, хёнджин. осталось недолго. повелитель протягивает руку и та зависает в воздухе, желая коснуться, обводя нечёткий контур кончиками пальцев. рука дрожит. сердце бы замерло, но его в груди нет — оно стучит где-то далеко. погребеное под слоем земли, опутаное корнями мирового древа — стучит и чувствует. и норны танцуют на нём, сплетая из веток судьбы живых и мёртвых. хёнджин отходит, улыбается — грустно глазами и так ярко губами. становится возле трона и тихо бросает. — ты говорил это больше тысячи лет назад, я устал. отпусти меня. — нет. — злой. так мало света, а тьма теряет бархат. не стоило тебе любить меня. ты вывернул свою магию. их прерывает чанбин. бесшумной поступью приближается к правителю и смотрит — внимательно оглядывает зал, каждый тёмный угол, ищет что-то, но, не находя, останавливается и произносит: — повелитель, вас ожидают. — иду. чанбин скользит взглядом за его спину, бросает беглый взгляд на трон и уходит вслед за удаляющимся правителем. хёнджин, проведя их внимательным взглядом, снова оглядывает зал — подмечает, как сильно тут всё изменилось. обсидиановые стены предательски отливают в зрачках белыми бликами. а ведь он отчётливо помнит стены цвета лунного камня. помнит правителя, что согревал теплее солнца, помнит его белые волосы. помнит замок, что дышал, излучал свет, наполнял им других. помнит каждый уютный зал, в который тьма не знала входа. хёнджин тоскует, тоска горечью оседает в лёгких, отдаёт на языке безобразным привкусом бессилия. хван хёнджин любит повелителя. безумно, отчаянно, до дрожи, отдавая всё, что когда-либо имел. любит до головокружения, дикого воя, что пронзает высотой реальность. хван хёнджин любит замок. замок, который выворачивает нутро повелителя. который затянулся бархатом и поглотил свет. который питается хёнджином. хван хёнджин лжёт, прося отпустить. совсем не хочет он быть отпущенным. более того — исчезнет, если с ним так поступят. без повелителя нет хёнджина. хван хёнджин продолжает стоять у трона и вспоминать. заново проживает первую встречу. «божество восседает на белоснежном троне. волосы его развевает ветер, что в любопытстве заглядывает через распахнутые окна и дверь. хёнджин стоит, смотрит на лунный пол и боится, кажется — посмотрит и ослепнет — поэтому не поднимает взгляд. повелитель подходит и кладет ладонь — такую маленькую и хрупкую — на плечо. — тебе не стоит бояться. можешь посмотреть. я не обожгу. но он лжёт. хёнджина обжигает взглядом карих глаз. кровь, словно вода на костре, закипает, вместе с плотным паром пускает сердце в галоп. то застревает где-то в горле, не даёт сделать вдох. глаза наполняются слезами. — мне сказали, ты хотел просить помощи для своей матери. — да, повелитель. она тяжело больна. может ли ваша магия исцелить её? повелитель смотрит внимательно: изучает, оценивает, цепляется. хёнджин заставляет себя смотреть прямо в глаза. от страха тело цепенеет, однако он смотрит — утопает в шоколаде и надеется на положительный ответ. — магия может многое, но, как и всё в этом мире, она требует плату. — я готов отдать всё, что угодно, лишь бы мама жила. хрупкие пальцы хёнджина нервно хватаются за одеяние повелителя, имя которого никто не знает. молящий взгляд скользит по бледному лицу, пытается сквозь зрачки пролезть в глубины души — понять, насколько высока будет цена, и можно ли доверить жизнь самого дорогого человека в руки мага. смотрит, выискивает, но глубоко внутри уже понимает — выбора нет — без магии мать умрёт. хёнджина трясёт. напряжение, долгое отсутствие сна и ожидание у постели больной вымотало его. из последних сил он пытается удержаться на ногах, не показать своей слабости, но медленно оседает на пол. повелитель садится напротив и сжимает тонкие ладони в своих. — хёнджин, цену платить будешь не ты. платит всегда маг. — а цена высока? — смотря, что просишь, но магия кровожадна. — тогда я не смею. — ты уже это сделал. решение за мной. повелитель сильнее сжимает ладони хёнджина, прикрывает глаза и замирает. хван ждёт. ждёт и наблюдает, боясь моргнуть и пропустить момент. зрачки пляшут по ладоням, как шальные, ловят, как из тонких пальцев повелителя разливается свет — серебряные нити, скользнув по рукам, ползут выше, забираются в грудь, что-то выискивая. хван ощущает, как вместе с нитями в груди развязывается тепло — такое жгучее, но не обжигающее. повелитель распахивает глаза и тихо произносит: — веди меня к своей матери. и он ведёт. смотрит на мать, что о чём-то неустанно молит в пустоту, на руки повелителя, сложенные на её тяжело вздымающейся груди, слышит холодный низкий голос, что просит выйти и оставить их одних. хёнджин стоит во дворе, заламывает пальцы. слышит крики матери, но не заходит — боится ослушаться. проходит вечность — минуты — прежде, чем повелитель выходит из дома, но, сделав три шага в сторону хёнджина, падает ниц. хёнджин успевает подхватить, касается напряжённых плеч сквозь одеяния. — повелитель, что с вами? что мне сделать? как помочь? — феликс. меня зовут ли феликс. ты должен меня узнать. и теряет сознание на руках у насмерть перепуганного хёнджина». хван хёнджин оказывается единственным человеком, который знает имя повелителя, только что делать с этим знанием не понимает до сих пор. потому хранит его глубоко под сердцем. сердцем, что так мучительно любит. любит и принадлежит ли феликсу. хван так и не узнаёт цену, которая была заплачена, но после этого мать живёт долгую и счастливую жизнь — оберегает, защищает, цветёт и не перестаёт благодарить повелителя. пока повелитель восстанавливается, хёнджин приглядывает за ним и заботится. сам не замечает: как привязывается, как меняется взгляд феликса — становится тягучим и ласковым, обволакивает и заставляет парить над землёй. как редкие прикосновения начинают приносить такое умиротворение и сладость, что предательски кружится голова и сердце пропускает удары. хван хёнджин помнит. помнит как полюбил ли феликса. хван хёнджин и ли феликс за пару лет становятся лучшими друзьями. они сливаются, становятся единым — настолько, что угадывают желания друг друга, разгоняют страхи, оберегают и трепетно хранят свой тайный мир. как магниты они преодолевают любые расстояния и преграды — куда едет феликс, туда бежит хёнджин. со временем они начинают жить в замке вместе. замок любит хёнджина. он охраняет, дарит ласку и укрывает стенами ото всех невзгод, показывает дорогу к свету повелителя. хёнджин ощущает — глубоко в сердце под слоем мышц, крови и артерий гнездится солнце. а затем наступает ночь. ночь, что меняет всё. «дождь начинается внезапно. хёнджин слышит как тяжёлые капли срываются с неба и гулко падают на землю. спокойно. шелест звуков погружает в безмятежность, руки феликса обнимают и дарят ласку. хёнджину хочется прижаться сильнее, впустить, втянуть в себя такого хрупкого, теплого, чуткого феликса. феликса, который впускает в свою жизнь и показывает красоту этого мира. хёнджин смотрит на спящего феликса. считает веснушки, которые прыгают от лица к плечам звёздной россыпью, перебирает белоснежные локоны, пропуская их между пальцами. он впитывает запах ли — свежий, искрящийся, с древесными нотками. неожиданно глаза феликса распахиваются и хёнджин тонет в их бархатной манящей глубине. небо пронзает молния — в голове хёнджина сверкает ярче. осознание накатывает высокими волнами, заставляет тонуть и задыхаться. он ловит ртом жалкие крохи воздуха, пытается выразить ту гамму чувств, что открылась в краткий миг единения. смотрит в омуты и погибает. знает, что отныне сердце его в руках парня напротив. — я люблю тебя, феликс. шёпот сотрясает воздух, окутывает спальню нежностью. — конечно любишь, так же сильно, как я люблю тебя, хёнджин. есть миг и в этом миге они. мягкие губы феликса находят хёнджина. лёгкое касание заставляет мир уплывать из-под тела и эта невесомость кружит голову сильнее, чем крепкий алкоголь. хёнджин отвечает с готовностью: раскрывает губы и впускает горячий язык. феликс нежен: проворные пальцы скользят в волосы, притягивают, утаскивают на себя. устроившись сверху хван пытается перенять инициативу, но феликс рычит ему в губы и продолжает исследовать. мгновение и феликс садится: ладонь на пояснице хвана тянет ближе, вторая хватает за волосы, оттягивает. губы медленно скользят вдоль скулы ниже к шее, останавливаются на ключице. тихий стон разносится по покоям, эхом отражается от стен, чтобы вернуться в приоткрытые губы и вновь сорваться. они так близко — пальцы покалывает от напряжения и внизу живота разгорается пламя. хёнджину мало просто прижиматься к феликсу. феликс нужен ему весь без остатка. одежда летит на пол и тела вновь соединяются: требуя, наслаждаясь, чувствуя. хёнджин ощущает нежную кожу под своими пальцами — разряды электричества танцуют по телу в бешеной пляске. он исследует губами каждый изгиб, прикасается к звездам, втягивает запах плоти повелителя. осознаёт желание смешать их запахи и сотворить нечто новое — идеальное. слиться воедино не только разумом, но и телами. повелитель садит хвана на край кровати, сам опускается перед ним на колени. хёнджин задыхается от желания: двоякого и сумасшедшего — ощутить феликса в себе и себя в нём. руки, губы, язык ли сводят с ума — он повсюду, от него не скрыться. хёнджину и не хочется. замок пожирает громкий сладкий вскрик, когда губы феликса смыкаются на члене. от жара перед глазами плывут тёмные пятна, он хватает волосы ли — только пусть не останавливается. хёнджин в стонах умоляет — феликс внемлет. он нежен и ласкает глубоко и медленно. задевая уздечку, проходя языком по всей длине и сжимая ладонями — чувствительно, невероятно мягко. хёнджин растворяется в феликсе, но этого мало. феликс чувствует, понимает мгновенно. ставит на колени и кладет животом на кровать. ведёт дорожку из влажных поцелуев по позвонкам, опаляет плечи прикосновениями горячих ладоней. лёгкие и трепетные касания к бёдрам заставляют выгибаться навстречу — кожа к коже — околдовывают и покоряют. хочется отдаться без остатка, впитать в себя любовь феликса и окунуть его в свою по макушку. феликс осторожен и чуток, реагирует на каждый сигнал хёнджина, подготавливая. шёлковые прикосновения пальцев окунают хёнджина в негу всякий раз, стоит им прикоснуться, надавить, найти. феликс пленит, и хёнджину этот плен по душе — он жаждет отдать больше, много больше того, что берёт. и он отдаёт — тело и разум — всего себя повелителю. каждый толчок отзывается в теле и сознании волной эйфории, поднимает над землёй, кружит голову. наполненность — разрывает, покоряет и увлекает. движения такие чувственные и глубокие перерастают в резкие и интенсивные, задевая то самое наслаждение — уносит из реальности окончательно. горячие губы скользят по спине, поднимаются за мочку уха, прикусывают, и хёнджин кончает. феликс следом, выбивая чувственным стоном последний воздух из чужих лёгких. хёнджин тянет руки, притягивает феликса в объятия и рвано шепчет: — ты моё солнце. и слышит в ответ, приглушённое плечом, в которое уткнулся феликс: — если я солнце, тогда, ты — моё небо. — ты не оставишь меня? — никогда, хёнджин. я никогда не оставлю тебя. шёпот сливается с шелестом дождя, умиротворение — с уютом дома для двух душ, что обрели мир друг в друге». воспоминания заставляют хёнджина закричать. упасть на колени и разрыдаться — неистово, отчаянно, дико. в голове эхом звучит проклятое слово «никогда». феликс ведь мог быть счастливым, не выпотрошенным, но хёнджин забрал всё без остатка. взамен не дал ничего — лишь воспоминания, что ранят глубже, совсем не даря успокоения. хёнджин не знает, сколько времени проводит на коленях у трона. день сменяет ночь, ночь — день. круг за кругом. время утекает песком сквозь пальцы. феликс продолжает смотреть тепло и ласково, но хёнджину страшно. что если кристофер бан на самом деле не тот самый, и феликс питает ложную надежду, взращивает её и лелеет. что если норна никогда не вернёт феликсу сердце. сердце, которое дороже всего в мире для хёнджина. сердце, которого феликс лишился из-за любви к хёнджину. он не должен был полюбить его — повелитель не имеет права на любовь. душа замка должна сменять душу, норны должны плести под ней судьбы богов и людей. день за днём. ночь за ночью. надежда убегает, утекает вслед за временем, становится прозрачной — призрачной. хван задыхается всё чаще, молит отпустить — феликс непреклонен. хёнджин чувствует, от кончиков пальцев до кончиков волос чувствует — повелитель, отпустив его, станет свободным и светлым. не будет больше боли и отчаяния, размазанных по обсидиановым стенам. сердце вернётся само. феликс слушать об этом не желает. повторяет — я никогда не оставлю тебя. отчаяние поглощает замок и печаль живёт в его залах. день за днём. ночь за ночью. обсидиановый замок замирает под ночным небом. он прислушивается — шаги, быстрые и уверенные шаги взмывают по ступеням. двери замка снова распахиваются и навстречу выходит мужчина. — ты вернулся. чанбин пропускает, провожает в главный тронный зал. феликс ждёт. феликс знает. хёнджин ощущает. сердце вернулось в замок, его стук оглушает. кристофер бан падает на колени перед троном. он устал, измотан и жаждет конца. он жаждет получить то, ради чего отправился на поиски. феликс на нетвёрдых ногах приближается и опускается рядом. за его спиной тенью следует хван. его трясёт. он безумно хочет и в тот же час мечтает никогда не увидеть израненное сердце. — всё закончилось, кристофер. ты справился. рад, что яблоко пригодилось. измождённый взгляд устремляется на повелителя. на этот раз кристоферу не страшно взглянуть на чужое лицо. слёзы скатываются по щекам ручейками, размазывая пыль дорог, по которым ступали ноги. — норна сказала, что в нём моя жизнь, а потом съела его. — чему суждено быть, то исполнится. жизнь — дорога, ты ступил на неё, когда коснулся замка впервые. — я люблю вас, повелитель. — знаю. чувствую твою любовь, кристофер бан. она тёплая. ты человек, у которого сердце размером с солнце, а душа тонкая, как луч света. я дам тебе то, что обещал. скоро моя душа окажется в твоих руках. надежда шоколадными реками растекается во взгляде криса. он тянется вперёд, хочет прикоснуться, но повелитель встает. говорит: — отдай мне его. секунда на размышление. кристофер достаёт из-за пазухи шкатулку — тёмную, как замок — поднимается на ноги и открывает её. на алой подушке бордовое сердце: стучит, сжимается и трепещет. сердце чувствует — повелитель рядом. сердце устало его ждать — зовёт, кричит и бьётся. хван хёнджин смотрит на повелителя и плачет. повелитель смотрит на сердце и ликует. кристофер бан смотрит на стены замка и видит их дыхание. слабый свет проступает даже сквозь обсидиановую тьму. повелитель дрожит, берёт сердце в холодные маленькие ладони и улыбается — так ярко, блестяще, солнечно — крис зажмуривается от этого света, и распахивает глаза только когда низкий голос хрипит: — спасибо, кристофер бан. теперь я смогу обнять тебя, хёнджин. крис не понимает — кто такой хёнджин. хёнджин щурится и не верит. всё происходит слишком быстро. кристофер не успевает даже вскрикнуть — животный ужас сжирает его. повелитель крепко сжимает в пальцах и разрывает своё сердце. время останавливается, замирают отблески на обсидиановых стенах. дверь замка распахивается и в залу входит женщина, облачённая в чёрный шёлк. кристофер узнаёт её. медленно, будто совсем не касаясь ногами тёмного камня, она приближается к повелителю. берёт его ладони в свои руки и шепчет ласково: — теперь ты свободен и исполнил свою судьбу. твоё место займёт другой. феликс торжествует, выдыхает — и это последний его выдох. тело падает на пол. хёнджин оборачивается за спину и видит феликса. его феликса — родного, близкого, светлого — невероятно нужного и любимого. волосы его белоснежные падают на лоб, глаза шоколадные снова смотрят в душу, а не сквозь неё. ли феликс впервые за полторы тысячи лет снова обнимает хван хёнджина. обнимает и растворяется вместе с хваном — уходит туда, где живым нет места. тело — уже не повелителя — лежит на каменном полу. только пол уже не чёрный, а сияет золотым светом. кристофер бан кричит — кости его выворачиваются, волосы становятся золотыми под стать замку. — настало время твоего правления, повелитель.